Текст книги "Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!"

– Да все оттого же! – огрызнулся Дима. – Обточка стволов фузей слишком долго идет, времени много на нее уходит, и что делать с этим, не знаю!

– Так ты же токарь! – изумился Николай. – Неужели нельзя на станке что-нибудь придумать?

– Так в том-то и дело, что из-за станка и получается долгим сам процесс, – махнув рукой, ответил Дмитрий.

– А в чем проблема? – спросил я у него. – Ведь отцу уже отправили две сотни, он в восторге от них. Обещал при встрече о награде поговорить, для тебя в том числе.

– Это, конечно, хорошо, но мы эти стволы делали чуть ли не полгода.

– Это вместе с самой фузеей, не забывай…

– Да помню. Но все равно, долго делать дуло приходится. Ствол получается некачественным, его приходится дополнительно обтачивать, что, как вы понимаете, не совсем хорошо, – все так же хмуро ответил Дмитрий.

– Так, может, тогда стоит применить станок с водяной струей? – подал я ему идею.

– Да какая струя?! Хотя… Стоп! Да, точно! Как же я сам до этого не додумался?! – воскликнул Дмитрий и, развернувшись на каблуках, исчез за дверью.

– Вот так всегда: позовешь, чтобы спросить что-нибудь, а он испаряется уже через минуту, как только узнает, что ему нужно, – весело сказал Николай.

– Ничего, ему можно! – с улыбкой ответил я на слова нашего «министра финансов».

– Ну да ладно, пусть идет. Дело тут вот в чем… – усаживаясь на место, начал рассказывать Николай.

Я же, откинувшись на спинку кресла, задумался о том, чего добился от своих друзей, не в плане какой-либо деятельности, а уважения, почета, силы в конце концов – называйте, как хотите…

«А ведь ты уже не просто наследник империи, твое высочество, теперь ты действительно нужный им человек, и нужный не для того, чтобы выколачивать деньги и получить кусочек власти. Я нужен им как личность!»

Эта мысль раскаленным штопором пронзила мои мысли, смешивая все разом. Конечно, я к этому и стремился, но, достигнув, все равно не мог до конца освоиться с этой мыслью, так приятно греющей мое зачерствелое сердце. Но это была только одна половина моего сердца, которая жила для России и друзей, другая же принадлежала той единственной, которая сейчас была в моей комнате…

От мыслей меня отвлек спор Сашки, Артура и Николая. Кузя с Мишей подчеркнуто соблюдали нейтралитет. С одной стороны, очень правильный подход, а с другой…

– Да, может, это и получится, но ведь нам-то их уже сейчас необходимо начать строить и прокладывать, а банк сможет начать в лучшем случае через восемь-десять месяцев.

– Да пойми же ты, что нам просто необходимо скорее сделать их, ведь без них все наши задумки летят коту под хвост!

– Но пока-то нам удавалось нормально обеспечивать корпус всем необходимым, – ответил Николай на реплику Саши.

– А ты не посчитал, что этим летом мастера построили еще одну литейную и мастерскую под станки Дмитрия? И это не считая всех остальных побочных производств, вплоть до швейных и обувных мастерских, которые только-только запустили!

– А кто говорил, что все это будет в одном месте? Мы же, кажется, говорили об этом и пришли к выводу, что их надо размещать в разных местах…

– Конечно, в разных местах, но вот я думаю, что если они все будут находиться рядом друг с другом, скажем, на пересечении нескольких путей, то проблема поставок будет не столь острой, а, скорее, даже наоборот, обернется большим плюсом.

– Стоп! Кажется, мы местами поменялись? Ты меня основам торгового дела учишь? – со смехом сказал Николай, глядя на Александра. Вот только он и сам начал понимать, что зерно истины в предложении помещика, несомненно, присутствует.

– Давайте сделаем так, други мои. Все это мы оставим до того момента, когда закончится наш сбор, а после него сможем подумать и над другими проблемами, коих с каждым днем, к моему глубокому сожалению, становится только больше, – прервал я начавшийся спор.

– Да мы, вообще-то, говорим о прокладывании наших дорог…

– Тогда ясно. Но вот только есть одна загвоздка, и она заключается в том, что без больших вложений все наши идеи останутся только идеями. Так что пока Первый банк России не основан и не начал работать, говорить о дорогах не стоит. Или я неправ? – напрямую спросил я смутившихся товарищей.

– Но ведь все это и затевалось как возможность решения этой проблемы, – взмахнув рукой, недоуменно показал Александр на пространство вокруг себя.

– Да, так сначала и планировалось. Но нашей основной задачей является не заставить и принудить кого-то прокладывать дороги по всей Руси, а, скорее, наоборот: люди сами должны понять, что именно им они необходимы, эти самые дороги! И для этого лучше всего подходит как раз создание банка, который, я надеюсь, станет той ступенькой между купцами и властью, с помощью которой сотрудничество будет только крепнуть.

– Да, судя по всему, ты планируешь крепко подцепить торговых людей! – восхищенно сказал Николай, начавший понимать, чего именно я хочу добиться.

– Это ты верно подметил, Никола, вот только ошибся немного. На самом деле, именно купцы сами себя и посадят на крепкую цепь рядом с властью, и не потому, что им будут угрожать расправой, а потому, что они поймут одну важную вещь: денег будет больше именно от плодотворного труда совместно с государством, нежели в стороне от него! – слегка поправил я нашего «финансиста».

– Да, зерно истины в этом есть. Вот только извини меня, ваше высочество, но мне почему-то кажется, что все получится не так гладко. Да и сам наш государь-батюшка в этой войне много денег под себя забирает. Как бы нам не аукнулось это все… – сказал с легким сомнением Николай.

– Нет, царь так не сделает. Ему нужны деньги, это бесспорно, но ему также нужны надежные тылы, чтобы не отвлекаться от западных границ. Так что вряд ли он сорвет нашу затею, – возразил сыну купца Волкова доселе молчавший Михаил.

– Я тоже придерживаюсь такого мнения, но все же мне стоит самому поговорить с отцом, а то мало ли что ему на ухо нашепчут, – поставил я точку в разговоре на данную тему.

Пошевелив головой, понял, что мы немного засиделись. Не только потому, что в окна зала падали закатные лучи солнца, но и потому, что внутри меня требовательно вещал тот, кому сложно противиться. Увы, но законы мироздания трудно менять, а уж тем более нарушать, поэтому и питаться людям не только нужно, но и необходимо.

– Ладно, друзья, думаю, нам стоит прерваться до завтра, хорошенько еще раз прогнать в голове те проекты, которые уже имеются у нас на руках, и перед началом первого заседания сбора выбрать наиболее нужные и ценные из них.

– И правда, нам, пожалуй, стоит отдохнуть, – согласился со мной Кузьма, в животе у которого, судя по доносившимся оттуда звукам, шло нешуточное сражение – не на жизнь, а на смерть!

– Что ж, тогда к девяти часа утра нам надо будет собраться, – подвел итог Николай, скрупулезно занеся новую дату себе в небольшой дневник.

– А теперь есть и спать, завтра предстоит тяжелый день! – приказал я друзьям, разминая затекшие конечности.

– Время же детское! Даже солнце еще не зашло, – насупился Сашка.

– Мое дело – предупредить, а там сами делайте что хотите. Но чтобы завтра как огурчики были! – устало ответил я.

– Такие же, как и они, в пупырышках? – с ехидцей спросил Николай.

– Нет, такие же зеленые! – с улыбкой ответил я ему, уходя к спасительной двери, ведущей к лестнице на второй этаж.

Оставив около своей комнаты гвардейцев, постоянно следующих за мной, вошел к себе в гостиную. Воспоминания накрыли меня с головой, как только я увидел лежащего на кожаном диване маленького ангела с мечтающим выражением лица…

Тот день запомнился мне особенно четко. Мои раны еще не зажили, да и весь день прошел в большом напряжении из-за предстоящей подготовки к походу на Дон и решения неотложных дел моих земель.

Чертовски уставший, я зашел к себе в комнату и увидел спящую девушку. Присмотревшись, я узнал в этом прелестном создании, мирно почивающем на диване, Юлю, свою спасительницу.

По всем правилам мне следовало бы подойти к ней и разбудить, проводить до ее комнаты, но я не мог оторваться от созерцания ее лица, сейчас такого милого, спокойного и необыкновенно ласкового.

Вопреки всему я хотел, чтобы это создание, больше напоминающее ангела, нежели человека, осталось сейчас здесь, вместе со мной! Я страстно хотел этого, хотел смотреть на нее не отрываясь!

Как же прекрасна бывает, казалось бы, обыденность. Ну и что, подумаешь, спящая девушка. Но нет, это далеко не так, никто не сможет разуверить меня в обратном. Я знал одно: я хочу, чтобы она была рядом со мной! Только со мной!

Час проходил за часом, полночь уже давно сменилась предрассветными сумерками, еще темными, но уже слегка подрагивающими под напором лучей дневного светила.

Я сидел рядом с ней и не замечал ровным счетом ничего. Мне хотелось взять Юлю на руки, прижать ее к себе и никогда не отпускать. Так хотелось совершить какую-нибудь глупость! Но увы, ничто из этого не было мне доступно, я ведь, хм, наследник, для которого обычные радости смертных невозможны! Стоп, а кто сказал, что я не могу делать то, что считаю нужным? Никто! Значит, и все остальное не так уж и важно!

– Ой!

От неожиданности я даже дернулся и только потом осознал, что стою рядом с кроватью, на которой спала девушка, и разговариваю сам с собой.

– Не бойся, я не хотел, чтобы ты испугалась! – с раскаянием сказал я ей, досадуя на то, что так забылся.

– Нет, что вы! Я сама виновата, пришла к вам в комнату. Но вы, Алексей, не подумайте чего-то нехорошего! – ответила девушка, опуская взгляд в пол и мило покраснев. – Я хотела убедиться, что с вами все в полном порядке.

– Со мной все замечательно.

– Ах да, конечно. – Яркая искорка блеснула в глазах девушки и стала медленно угасать. – Я тогда, наверное, пойду?

– Конечно.

Я не стал держать девушку, но как же мне этого хотелось, кто бы знал.

Она встала с постели, поправила одежду, в которой и задремала, дожидаясь меня, пошла к двери. Но я, не знаю почему, встал и придержал ее за руку, отчего она развернулась лицом ко мне, не ожидая этого. Как во сне, я взял ее ладошку и поцеловал пальчики. Увидев, что никакой реакции не последовало, выпрямился и приблизил свои губы к ее лицу. Но в последний момент поцеловал не в губы, а в розовую щечку, очень приятно пахнущую травами и чем-то еще, малознакомым, но крайне приятным.

Искорка, угасавшая во взгляде девушки, вновь вспыхнула, но как только я поцеловал ее в щечку, сменилась легким разочарованием маленького ребенка, которому вместо обещанной игрушки подарили совершенно другую, радоваться которой вроде бы и надо, но вот почему-то хочется заплакать, а не засмеяться.

Поняв, что девушка ждет чего-то большего, я предпринял еще одну попытку.

– А может, все же так? – сказал я и поцеловал мягкие, горячие губы девушки, прикрывшей от ожидания глаза.

Я не знаю, сколько мы стояли не отрываясь – может, секунду, а может, и целый час, – но эти мгновения навсегда останутся в моей памяти.

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. И, как будто вспомнив, что ей срочно надо что-то сделать, Юлия отпрянула от меня и с горящим лицом выбежала из комнаты, оставив меня в состоянии эйфории – ощущения необычайного счастья, столь хрупкого и нежного, что его хочется укрыть от всего на свете и никогда не выпускать наружу, в этот дикий и злой мир.

Ну уж нет, никому не позволю нарушить мое счастье!

«И даже Петру?» – услужливо подсказал мне мой внутренний голос.

Даже ему…

* * *

Январь 1709 года от Р. Х.

Рязань

Алексей Петрович

После памятного Торгового сбора город как будто замер, отходя от того веселого и необычного шума и гама, который принесли с собой сотни людей, прибывших из разных уголков Руси.

Даже праздники первых чисел января не казались столь радостными – быть может, из-за того, что народ устал от постоянного шума? Не знаю, может быть, мне все это только кажется. Ведь недаром же мне пришлось выделить значительную часть «свободных» средств из казны, для того чтобы помочь тем семьям, которые не могут полноценно жить в городе, находясь за чертой бедности. Как бы мне ни хотелось, но средств образованного в начале октября Фонда помощи не хватало для того, чтобы помочь хотя бы половине нуждающихся, поэтому приходилось решать данную проблему другими методами.

А как не решать, если видишь, как умирают от голода и холода совсем маленькие дети? Как плачут по умирающим родителям сироты, оставшиеся одни на этом свете…

Пришлось срочно выкупать два складских здания, пустующих и ненужных их хозяину. В них поместили смастеренные в Петровке печки-буржуйки и по одной походной кухне, позаимствованных у корпуса Русских витязей, часть которых постоянно находилась на этих складах-приютах и заботилась о маленьких детях, которых с каждым днем становилось только больше.

Слава богу, у нас не возникло проблем с запасом дров, иначе даже не знаю, что могло бы произойти. Наверняка бы три четверти из всех собранных по улицам и полупустым хибарам замерзли. Но при всех тех трудностях, которые возникли в первые недели зимы, нам все же удалось более-менее наладить процесс доставки продуктов и дров, а так же самых необходимых вещей – одеял и пары стогов сена.

Несмотря на такие не учтенные мной форс-мажорные обстоятельства, наши дела в целом шли в гору. Часть проектов, замороженных на время, удалось расконсервировать. Главным проектом из всех, по моему мнению, был паровой двигатель, спешно дорабатываемый и улучшаемый Дмитрием и тремя его сподвижниками-витязями, всерьез занявшимися конструкторской деятельностью. Тем более что корабел, вызванный из Воронежа, прибыл и сейчас вместе с одним из чертежников-математиков, Олегом Никоновым, уже два месяца занимался тем, чтобы как можно точнее и лучше создать новый тип корабля, соединяющий как деревянные части, так и металлические, пытаясь, таким образом, создать совершенный корабль.

Но даже если не рассматривать создание нового типа корабля главной целью применения парового двигателя, то все равно создание оного было главной, приоритетной задачей для нас, ведь в большинстве наших задумок основную роль «движителя» играл именно он, а не людские руки и плечи.

Однако казна у меня не резиновая, поэтому пришлось даже отписать Петру с просьбой о выделении нужных средств. Ответ был лаконичен и очень понятен: «Денег мне надобно много, дать на твою затею не могу! Ты наместник, вот и выжимай их из подвластных тебе людишек!» А если учесть, что со второго набора срок обучения увеличился чуть ли не вдвое (с двух до трех с половиной лет), то можно было бы вообще караул кричать.

Но, благодаря начавшему работать вполовину своих возможностей железоделательному заводу, денег все же кое-как, впритык, но хватает. Так что, в принципе, дела понемногу начинают выравниваться.

Да и с такой политикой, какую я стал проводить по отношению к крестьянам и горожанам, денег много не поимеешь, однако уважения приобрести можно вдосталь. Как бы то ни было, но необходимо было изыскивать средства для «химер».

Помощь пришла оттуда, откуда я меньше всего ожидал: от гильдий купцов и ремесленников, обязующихся часть расходов брать на себя, чтобы в дальнейшем получать четверть доходов от тех производств, в которые они будут вкладывать деньги. Можно было бы, конечно, заартачиться и отбросить это предложение, но вот беда – деньги были нужны, да и сейчас ой как необходимы. Так что, скрепя сердце, пришлось подписать указ о партнерстве и скрепить его личной печатью. Благо, что и чистых денег они получат, дай бог, седьмую долю.

– Ваше высочество, прибыл гонец от его величества, – «обрадовал» меня камердинер, пропуская в мой кабинет уставшего человека, на котором не успел растаять январский снежок.

«Что-то срочное. Это нехорошо», – подумал я.

В отличие от прошлых писем, скрученных на манер свитков, нынешнее послание было запечатано в форме конверта и лежало в кожаном чехле, специально сделанном для нужд гонцов и посыльных.

Немного повертев письмо в руках, я взял маленький ножик, предназначенный для вскрытия писем, и срезал печать.

Петр писал, что хочет видеть меня в конце марта в Воронеже, дабы обсудить дела моей вотчины, мои успехи и решить, что делать дальше. Вот только почему именно ранней весной? Ведь лучше было бы подождать до мая, когда дороги просохнут и уже можно будет нормально передвигаться. Но приказ или наказ – он должен быть исполнен как можно скорее и точнее.

Хорошо хоть времени на подготовку к поездке у меня достаточно, так что сейчас следует начать приводить свои дела в порядок.

– Можешь быть свободен, – сказал я гонцу.

– Ваше высочество…

– Что еще? – спросил я, вновь поднимая голову на гостя, стоящего в паре метров от моего стола.

– Вам есть еще одно письмо, – сказал он, кладя на край стола такой же кожаный чехол, только без герба.

– Можешь быть свободен, – повторил я, даже не смотря на письмо, появившееся на столе.

Да и что толку на него смотреть? Я и так знал, кто мог передать мне письмо с царским гонцом.

– Есть!

Щелкнув каблуками, гонец вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Читать или не читать? Да, дилемма. Вроде бы и прочесть необходимо, но вот почему-то не хочется настроение перед сном еще больше портить…

Внезапно мне на плечи легли мягкие маленькие ладошки, начавшие гладить мою шею, а затем, перебравшись на голову, начали гладить мои жесткие волосы, принося мне поистине неземное блаженство.

– Юля, – прижался я щекой к ладошке.

– Да, милый? – чуть слышно спросила она, продолжая гладить меня по голове.

– Я люблю тебя!

– Знаю, милый. Знал бы ты, как я люблю тебя!

Отвлекшись от невеселых дум, я развернулся к ней, подхватил на руки, кружа ее до тех пор, пока восторженный визг девушки не смолк в тишине кабинета.

Отдышавшись, тут же начал покрывать поцелуями лицо моей любимой.

– Что случилось, милый? – вывернувшись из моих объятий, спросила она, вставая на колени рядом с диваном.

– С чего ты взяла? Все в порядке, – ответил я ей, снова пытаясь обнять.

– Не лги мне, милый, я же вижу, что ты о чем-то задумался, – требовательно сказала Юля, посмотрев с укором: мол, ну что же ты, такой большой, а обманываешь.

– Да все хорошо, заинька!

– Любимый?!

– Хорошо, хорошо, сдаюсь. Вот, прочти это.

Взяв со стола письмо, я передал его Юле, сам же взял ее на руки и посадил на диван, встав перед ней на колени. Одна ладошка тут же опустилась на мои волосы, вторая же держала письмо, по которому бегали карие глазки.

– Я поеду с тобой, – непреклонно сказала мне девушка.

«А она явно не простого происхождения, наверняка ведь не один десяток благородных предков в прошлом», – подумал я, глядя на нее.

– Нет, милая, это пока невозможно.

– Почему же? Ты не любишь меня уже?

Карие глаза заблестели, и по розовой щечке покатились слезинки, даже в столь скудном освещении кабинета казавшиеся маленькими алмазами.

– Не говори глупости. Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя! Я же не могу без тебя, и ты прекрасно это понимаешь. Но вот вместе со мной тебе пока нельзя. И не спрашивай меня почему, я все равно не отвечу.

– Хорошо, любимый, – расстроенно ответила Юля.

– И не дуйся, я все равно не поменяю своего решения. А хочешь, отправлю тебя к отцу Варфоломею? Он как раз просвещает наших орликов, я бы и сам с удовольствием к нему съездил, да дел по горло, отлучиться некогда. Порой мне даже кажется, что без его речей витязи не были бы столь верными мне. Они ведь меня младше всего на пару лет, может, чуть больше, но считают меня чуть ли не отцом!

– Милый, ты преувеличиваешь. Даже я, пробывшая всего ничего рядом с тобой, могу с уверенностью сказать, что они слушают и подчиняются тебе не потому, что им так сказали, а потому что ты для них действительно уже как родной отец и брат в одном лице, – возразила мне Юля. – Не забывай об этом, любимый, ведь ты у меня самый замечательный!

– Ну что ты, – покраснел я до кончиков волос (никак не могу избавиться от этой неприятной особенности – краснеть от похвалы дорогого мне человека). – Ведь мои друзья…

– Твои друзья сплотились вокруг тебя не просто так, милый. Пускай они умные и деятельные люди, но без тебя они бы так и остались обычными людьми. Кто-то из них, может, и добился бы чего-нибудь в своей жизни, но только благодаря тебе у них появилась возможность изменить свое существование. И все они это прекрасно видят.

– Хорошо, милая, что у меня есть ты. Что бы я делал без тебя? – перевел я наш разговор в другое русло, менее опасное и более спокойное.

– То же, что и всегда. Носился бы по губернии, искал кого-то, морозился, ругался с кем-нибудь, а потом снова бы носился по губернии, и так все время, – улыбнулась она, целуя мою небритую щеку.

– Милая, я такой непоседа, каким ты меня описываешь? – изумился я.

– Конечно! – хитро посмотрела на меня девушка.

– Так может, я к тому же и дикий зверюга какой-нибудь? – продолжил я.

– Нет, любимый, ты мой зверь, ласковый и нежный, а еще порой мне кажется, что это и не ты вовсе… – тихо сказала Юлия, глядя на меня, и в блеске ее карих глаз, сейчас кажущихся мне абсолютно черными, я уловил что-то знакомое, родное, жаждущее сбросить пелену одиночества.

– А кто же, заинька? – замер я, не в силах вздохнуть.

– Я не знаю. Но я знаю, что люблю тебя, милый, – ответила она, целуя меня.

На этой приятной ноте наш разговор угас, и мы дали выход нашим чувствам, а может, и безумствам.

* * *

Февраль 1709 года от Р. Х.

Рязань

Алексей

Дни летели так, словно кто-то всемогущий включил ускоренную перемотку, из-за чего порой казалось, будто весь январь слился в один большой продолжительный день.

Зима настолько вступила в свои права, что даже старожилы изумлялись, не помня, когда еще она была столь суровой и морозной.

Но, как бы то ни было, наши дела не стояли на месте, а продвигались, правда, не так быстро, как хотелось бы, но все много быстрее, нежели могло бы быть.

Сегодня вместе с друзьями собрались во дворце. Наконец пришли новости от отца о продвижении шведов в прошлом году, а также о результатах тех сражений, которые были, включая выкладки по тактическим построениям противника. Надо отметить, что такой странный запрос в письме Петр, наверное, не получал никогда, но, разобравшись, он не только дал согласие на него, но и похвалил меня в своей несколько грубой манере.

– Итак, друзья, я наконец получил от нашего государя интересующие нас сведения! – с улыбкой начал я, показывая зажатые в руке три внушительных письма.

В бывшей гостиной, ныне именуемой только «Штаб», причем именно с большой буквы, восседали все те, без кого я не мог бы рассчитывать сделать все то, что уже сделано, и все, что, даст бог, еще будет. За широким столом в форме большого овала расположились мои товарищи. Как старые, проверенные временем, так и новые, еще совсем недавно бывшие от меня так же далеко, как и остальные жители Руси.

– Так начинай же скорей! – попросил меня Федор Заболотный, одногодок Прохора и его друг, ставший командиром всей артиллерии витязей, немного недотягивающей до полка. У него имелся недюжинный талант укладывать ядра и бомбы в нужные цели, в таких случаях говорят о провидении, и никак иначе. Что ж, я вполне согласен с этим утверждением, сам лично не раз присутствовал на полигоне во время стрельб батарей «колпаков».

– Федор дело говорит, ваше высочество, не мучай нас, – поддержал своего молодого товарища Артур, окончательно перебравшийся из Москвы в Рязань. Вот только основное свое производство – токарни – оставил в столице. Что, в общем-то, правильно: заказы шли пускай и не шквалом, но на жизнь и «спонсорскую» деятельность вполне хватает.

– Тогда слушайте и не перебивайте, иначе ничего не буду говорить, – предупредил я чересчур разошедшихся соратников. – Некоторые моменты я опущу за ненадобностью… Так, это не подойдет… Вот уже ближе… Ага, вот оно! Слушайте.

…Засим прошу тебя, Алешка, внимательно изучить сведения и отписать мне, дабы мне узнать, что нового ты для себя в них нашел.

Как ты уже знаешь, 3 июля в месте Головчине наши войска сражались с Карлом. В силу своей растянутости и заболоченности берегов реки, на которой расположилась армия, у командующих Меншикова и Шереметева не было постоянной связи, поэтому и тесного взаимодействия между флангами не получилось.

К тому же, поверив шведскому перебежчику, будто швед будет атаковать правый фланг, наши остолопы проспали, когда Карл вместе со своими солдатами переправился через реку и атаковал левый фланг под командованием Репнина. Увы, но тот не выдержал натиска шведов и вместе с остатками своего отряда отступил, бросив ВСЮ нашу артиллерию, за что и был разжалован мною в рядовые. Сразу же вместе с атакой на левый фланг, шведская конница атаковала наших ротозеев, которые, к их вящей славе, смогли продержаться должное время, для того чтобы Меншиков и Шереметев смогли отступить. Из-за всех вышеперечисленных событий сражение нами было проиграно.

– Ну, я бы сказал, что здесь скорее описаны последствия, нежели само сражение, – высказался Прохор, после того как я отложил первый лист обширного письма в сторону.

– Да, особо много мы не узнали, – несколько разочарованно сказал Николай, не особо сильно разбирающийся в тактике. Зато он умеет привести нужные доводы в пользу своих соображений, частенько являющихся как минимум стоящими того, чтобы к ним прислушаться.

– А я так не считаю, – возразил им Артур. – Здесь очень даже хорошо описано, что не стоит доверять иностранцам и перебежчикам.

– Отчего же? Кажется, ты сам, дорогой барон, явно не чистокровный русский, и даже больше – ты вообще не русский! – удивился Кузьма, с недоумением смотря на Артура.

– Я русский духом! Так что не путай, пожалуйста. Я же говорю о том, что не стоит доверять иностранцам. Нарва это показала, а это сражение подтвердило, – закончил свою мысль датчанин.

– Определенная доля истины в этом есть, – согласился я с ним. – Но все же я больше склоняюсь к тому, что из этого письма мы толком и не узнали, как именно атаковал наши позиции Карл. Какими были его построения, как он вел свои войска, да и многое другое осталось неизвестным.

– Тут ты прав. Но, быть может, некоторые моменты прояснит продолжение письма? – задумчиво погладил маленькую бородку Артур.

– Раз больше вопросов по первой части нет, то продолжим, – сказал я, срывая печать со второго конверта. – Так, это пропустим… Это лишнее… Ага, вот! Нет, тоже не то… Хотя стоп, кажется, нашел… Слушайте.

…Благодаря нашим общим стараниям, шведам пришлось передвигаться по опустошенной местности, испытывая острый дефицит провизии, поэтому они повернули на юг Малороссии.

По ходу своего продвижения Карлу удалось овладеть Могилевом, где он и остановился в ожидании подкрепления под предводительством Левенгаупта, который вез своему королю продовольствие и боеприпасы.

В силу того, что я не мог позволить ему сделать это, мной было принято решение посадить на коней пехотинцев и вместе с драгунами, под моим личным командованием, атаковать идущие на соединение со своим королем шведские полки.

28 сентября нам удалось настигнуть колонны шведов…

…Подводы ехали груженные донельзя, сверху на них сидели шведские солдаты, разговаривали между собой. Мимо них, растянувшихся на пару верст, сновали кавалеристы, то и дело бросая в пустоту ничего не значащие фразы.

Холмы, через которые двигались шведы, больше напоминали насыпи, слишком они были пологие и маленькие. На таких холмиках хорошо ставить редуты. И кавалерия с наскока не возьмет, и пехоте подниматься придется, да и сами обороняющиеся не будут слишком заметны. Желто-голубые мундиры большинства пехотинцев покрылись толстым слоем пыли, из-за чего они были похожи на жаб-переростков, непонятно зачем решивших выбраться из своих теплых и уютных болот.

Хотя лето уже прошло и наступила осень, о чем напоминали утренние заморозки, днем нещадно пекло солнце, заставляя искать укрытия буквально под каждым кустом. Каждый солдат и офицер шведской армии мечтал о том, чтобы скорее закончились эти жаркие, не свойственные прохладным землям Швеции дни.

Один из солдат, нарушая прямой приказ своего командира, снял мундир и лежал на телеге, поверх мешков с сухарями. Может, из-за слишком жаркого солнца, а быть может, и из-за того, что путь, который прошла армия под предводительством Левенгаупта, был не столь легким, каким он казался в начале похода.

Русские как будто сбесились, нападая и терзая авангард армии как днем, так и ночью. Не было и дня, чтобы из какой-нибудь прогалины не вылетела яростная сотня конников под прикрытием роты-другой фузилеров. Конечно, для столь большой армии, как эта, такие атаки не больше, чем комариный укус для медведя, но вот когда их становится слишком много…

Увы, но солдаты тоже люди, и они не могут постоянно находиться в напряжении, им необходимо его сбрасывать. Но где? Если даже самые захудалые деревушки, встречающиеся по пути, показывают шведам лишь пустые оконца и пустые кладовые.

Для командующего армией наступают времена, когда он должен выбирать одно из двух зол: либо сохранить дисциплину, прибегая к помощи суровых и жестоких наказаний, с возможностью показательных казней, или сохранить своих воинов, но при этом очень сильно подорвать боеспособность всей армии. Тяжелый выбор остается всегда за командующим, и только за ним!

Шведы, прошедшие больше половины пути до Могилева, дергались от каждого шороха, и это притом что вокруг их армии постоянно курсировали усиленные патрули кавалеристов. В последнее время дезертирство одних из лучших солдат Европы стало не редкостью, каждое утро постоянно недосчитывались одного-двух человек. И никакие меры устрашения уже не помогали, солдаты все равно бежали, хотя находились на территории врага всего несколько месяцев…

Солнечный, радостный день внезапно перестал быть таковым, и все из-за того, что в голове колонны, растянувшейся непозволительно длинно, раздались выстрелы, следом за которыми на авангард колонны налетели сотни всадников с какой-то веселой яростью кричащих «ура!». Но, вопреки своей обычной тактике, они не отступили после первых выстрелов, как этого ожидали офицеры шведов. Они, наоборот, стали планомерно, с максимальной скоростью продавливать ряды шведских мушкетеров, стараясь разорвать их колонну в нескольких местах.

Но не зря шведская армия считалась одной из лучших в мире. Офицеры, подавив первую панику своих солдат, застигнутых врасплох, организованно отошли к центру колонны, не дав ей разбиться на несколько частей. А уже через десять минут шведские воины попытались контратаковать увлекшихся русских солдат. И у них это получилось! Первые роты русских, оказавшиеся в опасной близости, попали в клещи двойной атаки шведов и гибли под свинцовыми осами воинов Левенгаупта.