Текст книги "Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!"

Второй раз неприятный холодок был, когда ему предложили идти в Москву к царю челобитную подавать. Но и в тот раз десятнику Корзню повезло: он лежал с простудой, забравшей все его силы на неделю, а потом еще пару недель ему пришлось отходить от последствий болезни. А через месяц десятник узнал, что стрельцы взбунтовались, да вот только управа на них быстро нашлась. После этого сразу же начались аресты и допросы. Хорошо хоть Корзня не было рядом со столицей, иначе не выбраться бы ему из холодной[2]2
  Холодная – камера заключения.


[Закрыть].

– Есть человек, который ездит по одному маршруту каждый месяц, необходимо его пощипать…

– А потом отпустить? – наивно спросил Корзень.

– Нет, вот отпускать его не надо, надо как раз успокоить его, раз и навсегда. Я понятно объясняю?

– Конечно, ваша милость, куда уж понятней.

– Тогда держи.

Гость передал в руки Корзня свиток.

– Что это? – не открывая, поинтересовался глава банды.

– Открой.

В переданном гостем свитке была нарисована карта местности с отмеченной на ней дорогой и примерным маршрутом поездки неугодного его милости человека.

– Но это же за триста верст отсюда, ваша милость, если не больше…

– Пятьсот, если быть точным, но вас это не должно касаться. Вскоре подойдут подводы, вы загрузитесь в них, и вас доставят в нужное место без хлопот и забот. Деньги за дело ты получишь сейчас, а как закончите, еще половину от этого плюс к ним все, что найдете на телах.

– Вы же сказали, там один человек? – нахмурился Корзень.

– Если бы все было так просто, то и ты со своей ватагой не понадобился бы. При нем еще человек восемь-десять ездит, так что думай, что да как.

– Ясно, ваша милость.

– Вот и хорошо! Смотри, не разочаруй меня, Корзенюшка, у меня разговор короток…

– Конечно, ваша милость!

– Жду от тебя весточки. Хотя не надо: думаю, я и так все узнаю. А теперь прощай. И смотри, чтобы дело выгорело!

– Конечно, ваша милость, – вновь повторил Корзень.

Гость головы вышел на улицу, тут же в сопровождении охраны отправившись по восточной дороге, оставляя между собой и хутором разбойников все большее расстояние.

– Голова, там паренек к тебе, – без стука вошел первый помощник Корзня.

– Веди, – устало сказал главарь.

Через минуту перед столом стоял юноша весен семнадцати.

– Я провожу вас по пути, чтобы на солдат не напороться, – первым делом сказал юноша главарю.

– Когда нам собираться? Когда будут подводы? – спросил Корзень.

– Через пару дней подойдут.

– Что ж, время есть…

* * *

Ноябрь 1707 года от Р. Х.

Рязань

Алексей Романов – Иван Пестерев

Как обычно бывает, многое в жизни непонятно и неясно, даже не беря в расчет душу такого существа, как женщина. Про них разговор особый, частенько заканчивающийся для спорщиков головной болью и продолжающимся, как и встарь, непониманием. Ну да ладно, оставим премудрости философам и примемся за более легкие задачи.

В последнее время, просыпаясь, я все чаще начинаю прокручивать в голове те мысли, которые навевают сновидения. Причем надо заметить, у меня никогда (то есть в той жизни) не было снов – ни плохих, ни хороших. Словно стоял барьер, который запрещал им появиться у меня в голове. Хотя, может, дело во мне? А впрочем, чего гадать? Что было, то было, сейчас же передо мной с каждым новым сном открываются все новые горизонты для просторов мысли.

Одни сновидения не дают никакой полезной информации, другие заставляют немного по-другому смотреть на вещи в мире. Вот и сегодня мне снилось что-то в этом роде. Правда, назвать приятным то, что мне снилось, я бы не решился, но вот смысл в этом выверте мозга был однозначно…

В темной комнате квартиры я сижу в кресле и внимательно смотрю в телевизор. Идет передача. Силуэты меняют друг друга, даже не успев замереть на месте, но в конце концов один из режущих глаза кадров замер на месте, давая зрителю оценить всю обстановку целиком.

Стоит памятник воинам, погибшим во Второй мировой войне, а вокруг него, словно сытые удавы, стальные тросы, пружиня и дергаясь, начинают его наклонять, до того момента, когда он уже сам начинает заваливаться.

Солдат в шинели, сжимающий в руках ППШ, медленно наклоняется и падает, ломая ствол своего оружия. К нему подлетают молодые пацаны с ломами и начинают усиленно, с каким-то яростным азартом долбить его. Хотя ломы в их руках не причиняют ему вреда, мое сердце сжимается от боли, видя, как потомки тех людей, которых спасли русские воины, издеваются над нашей памятью, втаптывая в грязь нас самих.

Кадр меняется, и теперь на фоне упавшего воина стоит бритоголовый паренек в черной куртке, с красной повязкой на рукаве, на которой изображена свастика. Он с улыбкой говорит о таких вещах, которые мне и в кошмарах не могли присниться.

Я сидел и стонал, но не от боли, а от ярости, переполнявшей меня.

Пара свечей тлела в моей комнате, слегка освещая ее. Сон и явь смешивались, погружая меня в какую-то дремоту. Однако я по-прежнему ощущал, что не сплю, но и не бодрствую. После воспоминания о сломанном памятнике перед моими глазами поплыли новые картинки видений. Скорость их пролистывания возрастала с каждым мгновением, пока не появилась картинка с пылающим городом, из руин которого чадили тяжелые столбы дыма. Изображение замерло и поплыло, увеличиваясь с каждой секундой до того размера, когда все можно прекрасно рассмотреть, но дотянуться, увы, нельзя.

Город пылал, разрушенные дома стояли по всему городу, в этом аду уже не осталось ни одного целого здания, всюду были видны воронки взрывов. По стенам домов змеились трещины, готовые того и гляди обрушить едва стоящие обломки бетонных сооружений. Груды металла валялись искореженными изваяниями, давным-давно выгоревшие дотла, ставшие братской могилой сотням солдат, заживо сгоревших в этих монстрах.

Холодный пот заливал мне глаза. Наконец мне удалось избавиться от наваждения. Руки сжимают подлокотники кресла с такой силой, что я не чувствую своих пальцев. По спине течет ручеек пота, а в голове до сих пор стоят картины возможного будущего.

«У меня есть выбор…»

«Да нет у тебя выбора, и ты сам об этом знаешь!» – хотел закричать я, но не мог, четко понимая, что все мои слова уйдут в небытие, которое никогда не должно наступить.

– Такого будущего не будет! Не будет…

«Сон, спасительный сон». Глаза закрываются сами собой, погружая меня в сладостное забвение.

Проснулся я оттого, что по лицу мазнул лучик солнца, пробив брешь в сладостном забвении. Новый день, новые свершения. Жаль только, воспоминания о кошмарах никуда не делись, хотя, быть может, оно и к лучшему: о таком надо помнить.

Между тем, несмотря ни на что, солнечный зайчик играет на стене, отражаясь от клинка моей шпаги, мерно покачивающейся на подставке, словно непонятная неваляшка.

– Пора вставать, – наконец сказал я сам себе, отводя взгляд от скачущего по стене зайчика.

Перед кроватью около изголовья лежит одежда – чистая, выглаженная и ко всему прочему надушенная. Не сказать, конечно, что мне не нравится, но все же одно дело, когда запах едва уловим, а совсем другое – когда он разит лучше шпаги. Определенно, сия мода мне не нравится!

– Надо бы Никифору намекнуть, что усердие – это, конечно, хорошо, но вот слишком уж перегибать палку не стоит, – поставил себе зарубку в памяти.

Облачение в одежды заняло минут десять, все же всякие рюшечки очень мешают, но ничего не поделаешь – мода! Привычно пристроив ножны с саблей на правом бедре (я же левша какникак), взял со стола маленький колокольчик.

– Чего изволит ваше высочество? – спрашивает Никифор, кланяясь.

– Ко мне друзья не приходили? – спросил я, продолжая одеваться, точнее обуваться.

– С самого утра в гостиной, куда вы и велели провожать всех ваших друзей, вас ожидают Николай Павлович, Александр Федорович и барон Либерас.

– Прикажи подать завтрак.

– Сей же час будет исполнено, ваше высочество.

Вновь поклон, вижу спину Никифора.

Когда камердинеру оставалась пара метров до двери, я вспомнил, что сегодня мы собирались съездить в Петровку, где недавно закончили строить здание под литейную мастерскую.

– Никифор, подай совсем легкий обед, нам скоро выезжать.

– Как угодно вашему высочеству. Может, вам с собой собрать немного?

– Отлично, так и сделай.

Не дождавшись больше никаких приказов, Никифор вышел. Следом за ним вышел и я. Не доходя до гостиной, услышал голос Сашки.

– …А я говорю, не надо этого делать! У нас и так дел больше крыши, еще и такую махину на себя взваливать! Тем более что Мишка детали не говорит, только ценами приблизительными бросается!

– А тебе никто не предлагает все самому делать, ты своими барашками и овечками занимайся, – спокойно сказал другой голос, судя по интонациям, специально зливший молодого помещика.

– А ты что-то имеешь против их разведения?!

– Прекратите! – зашел я в комнату. – Одно дело делаем, так что не кидайтесь друг на друга.

– А мы и не кидаемся, правда, Саша? – подмигнул другу Николай.

– Конечно, Никола, – ответил граф, смотря на него волком.

– Вот и ладненько. А теперь скажите: из-за чего ссора произошла? – уселся я в свое любимое кресло.

– Да вот, – кивок в сторону, – было предложение от Михаила.

– И какое же предложение? – поинтересовался я.

– Он сам скажет, если вы не против, конечно, – передал эстафету Николай.

– Так вот, о чем я хотел сказать. Отец недавно побывал в Генуе и, приехав, рассказал, как там живут их купцы, во что деньги вкладывают и много чего еще. Но не это главное. Он рассказал мне о том, что у них распространено свои деньги хранить не в котомках и закромах, а в одном месте, они его банком кличут. При этом сам банк может с этими деньгами что хочет делать, точнее, люди, которые владеют им…

– Брешешь, – безапелляционно заявил Сашка. – Не могут люди просто так давать свои деньги, да к тому же еще позволять, чтобы их без ведома владельца тратили!

– Там не все так просто. Сами деньги, лежащие в банке, хранятся в целости и сохранности, к тому же владелец может их забрать когда угодно, если, конечно, договоренность такая есть. И кладут их туда не просто так: там за определенный промежуток времени им поступает барыш, и чем больше денег положил купец, тем больше барыш.

– И что? Откуда у банка, как ты говоришь, деньги на то, чтобы выплачивать этот самый барыш? Ведь деньги-то сами не плодятся!

– А вот тут самое интересное и начинается! Банк сам занимается теми делами, которые приносят барыши. Строит, продает, покупает и в долг дает! – победно закончил Михаил.

– Предложение, конечно, хорошее, вот только есть один вопрос, – сказал я, обрывая готовую сорваться с губ Александра речь. – У нас нет денег на создание банка и его последующее поддержание, ведь даже я, толком не разбираясь и не вдаваясь в подробности, могу сказать, что эта затея дорого обойдется, прежде чем пользу сможет принести.

– Можно сделать так, что не понадобится вкладывать сразу много денег. Просто надо собрать кое-кого из купцов, хотя бы десяток, и сделать им предложение основать, совместно с государством в твоем лице, ваше высочество, товарищество, как было сделано до этого с моим батюшкой, – серьезно сказал Николай.

– Для такого мероприятия нужно согласие отца. Да и сравнивать железоделательный завод и банк несерьезно, – сказал я.

– Нельзя забывать про чиновников… – вставил барон.

– Да, Артур тут прав: чтобы первое время банк держался, надо следить за ним, как за младенцем, пылинки с него сдувать, – согласился я с датчанином.

– Так никто и не говорит о том, чтобы завтра уже все это сделать. Времени для обдумывания и планирования устройства банка потребуется немало, – сказал Михаил, умоляюще глядя на меня.

– Хорошо, начать вы можете, – согласился я. – Но дальше посмотрим, сможем ли мы осуществить задумку или стоит отложить ее в дальний уголок.

Идея, конечно, хороша, вот только мало понимают друзья, чего стоит наладить всю эту систему. Пускай я сам в этом ни в зуб ногой, однако кое-какие представления все же имеются, так что браться за это дело или нет, решим чуть позже.

– Пора в корпус съездить, тем более что пришли вести от архитектора. Он пишет, что здания для литейщиков уже готовы. Да и посмотреть, как дела у Димы идут, тоже не мешало бы, а то уже скоро и фузею отцу показывать надо будет…

– Кузьма собирался съездить, – сказал Сашка.

– Он там и так пропадает днем и ночью, науке воинской обучает, – хмыкнул Артур.

– Вот и правильно, пусть витязи опыт у него перенимают, все же лучше, чем на своих ошибках учиться, – с улыбкой сказал я.

– Да и я давай с тобой съезжу, заодно на обратном пути и поместье свое посмотрю, – сказал Сашка.

– Тогда пошли за Кузей. А как он приедет, сразу же выезжаем.

– Хорошо, – поднялся помещик с места.

– Занимайтесь своими делами, друзья, вскоре увидимся…

Выехал я в сопровождении шестерых гвардейцев под командой капитана и двух друзей, оживленно обсуждавших прелести какой-то боярской дочки.

* * *

Ноябрь 1707 года от Р. Х.

Алексей Петрович – Иван Пестерев

Дорога в Петровку

Выезжая из Петровки после очередного посещения, мы оставляли за спинами дымящие трубы пятиэтажной казармы и громыхающую мастерскую Дмитрия, в которую вместились кузница, оружейная и токарня разом.

К моему удивлению, дорога, по которой мы ехали, хоть и не отличалась комфортом, была проходима, даже больше скажу – проезжаема, что в сезон прошедших дождей и заморозков просто невозможно. Но, к нашей общей радости, это было так.

По дороге в Рязань разговаривали о многих вещах. В основном, правда, о корпусе и постройках – строящихся и тех, которые только планируются. О том, каких мастеров пригласить на работу в литейку – простые нам не нужны, уровень не тот, а именитых привлечь непросто. Вот и получалось, что задумки грандиозные, а авторитета не хватает – кто бы мог подумать! Все же деньги не все решают в этой жизни, вот наглядный пример данной истины!

Хотя почему я решил, что простые мастера нам не подойдут? Ведь тот же самый Левша, знакомый с детства герой Лескова, пускай и был именитым рукодельником, в Туле казался всего лишь ремесленником. Так что надо просто искать! Но как? Кто захочет бросить свои дела и пойти ко мне на работу? Глупость! Пойдут многие, и с удовольствием, ведь явно не копейки буду платить. Вот только как сделать так, чтобы шли нужные? Чем привлечь? Ведь наверняка попадутся прохвосты! Да, задачка…

Может, какой-нибудь кастинг устроить? А что, свежо и ново. Особенно когда сам будешь его проводить, даже требуемых параметров не зная! Не говорить же о таланте и желании? Ладно, надо друзей поднапрячь, авось чего надумают. А пока пусть рязанские мастера поработают, может, они и сами смогут с моими задачами справиться. Все же земля Русская богата на умельцев, хотя и дураков хватает.

– Что-то мне не нравится эта тишина, ваше высочество, – тихо сказал мне командир гвардейцев, когда мы ехали глубоко в лесах Рязанщины.

– А что ты хотел, Миша, чтобы в ноябре здесь птички пели? – улыбнулся Кузьма, плотнее укутываясь в тулуп, предусмотрительно взятый с собой.

– Да нет, Миша прав, что-то тихо совсем. Сюда ехали, не было такого, – слегка нахмурился Сашка.

– Именно? – поинтересовался я.

Все же наши поездки уже стали чуть ли не еженедельными, так что дорога, пусть она и пролегает в лесу, для меня оставалась всего лишь дорогой.

– А ты не замечал ничего, когда до этого здесь ездил? – спросил Аркадий.

– Да нет, я, если честно, все больше о проектах думал, – слегка смущенно признался я.

Все же расслабляться и вправду не стоит: я же все-таки наследник престола, мало ли кому что в голову взбредет, да и лихих людишек в моих землях еще не до конца извели.

– Просто обычно здесь не так тихо, все-таки Мещера как-никак, – сказал помещик и тут же себя поправил: – Она, конечно, расположена левее, но этот лес тоже не пустует, а сейчас здесь и вовсе тихо. Как будто вымерли здесь птицы со зверьем…

– Да им в такую погоду из норы и нос, точнее клюв, показывать не шибко охота! – сказал Кузя.

– Да не в этом дело…

Договорить Баскаков не успел. Рядом с нами раздался треск поваленного дерева, спереди и сзади нашего отряда упали две сосны, перегораживая дорогу и лишая пути к отступлению. Тут же замелькали людские силуэты, кое-где виднелись и рогатины с бердышами.

Гвардейцы тут же, как по команде, окружили меня, сразу начав сворачивать с дороги. Со стороны сосен показался пяток стрелков с уже зажженными фитилями пищалей. Не рискуя понапрасну, капитан с подчиненными оттеснили меня с друзьями в лес, где была хоть какая-то защита от стрелков противника, а сами выпрыгнули из седел и выхватили заряженные пистоли. Первое ошеломление от нападения прошло, и теперь гвардейцы, натасканные капитаном Нарушкиным, занимали удобные позиции за деревьями. Жаль только, что было их, вместе с самим Михаилом, всего шестеро.

Действия разбойников, тут же разбившихся на пятерки, говорили о том, что ватага как минимум сбита и имеет преизрядный опыт. Отсюда получается, что разбойнички-то пришлые… Правда, назвать их разбойниками у меня язык не поворачивался: слишком у них был ухоженный вид, да и все те действия, что они совершали, были больше похожи на действия солдат, пускай и несколько неорганизованных.

Стрелки разбойников уже успели сделать первый залп, хорошо хоть неудачный, если, конечно, так можно сказать о потере двух коней.

«Хорошо хоть скорострельность у них аховая», – мелькнула у меня мысль за секунду до того, как сзади нас раздался новый залп, правда, хиленький какой-то, всего из трех пищалей.

– Неплохо они подготовились, гады! – в сердцах сплюнул один из гвардейцев, кажется, Сергей Дубков.

– Ничего, мы тоже не в лаптях ходим, – ответил ему долговязый гвардеец с редкими серыми волосами, свисающими из-под треуголки.

– Всем заткнуться! – скомандовал капитан, после чего развернулся ко мне и добавил: – Ждем указаний, ваше высочество.

– Капитан, кажется, это вы мои телохранители, а не наоборот, так что вам и принимать решение, только не забывайте о том, что мы тоже кое-чего стоим, – с удивлением ответил я Нарушкину, справедливо не желая лезть в ту сферу деятельности, в которой я, вынужден признать, мало понимаю.

– Тогда нам необходимо прорываться, – тихо сказал капитан, оборачиваясь к солдатам. – Держать пистоли наготове, после выстрела сразу же в атаку, пока они не опомнились! – отдал команду командир гвардейцев и первым пошел на прорыв. Благо разбойников было не так много, как нам показалось вначале, всего пара десятков, да и то разбитые на две неравные части – одна сзади, другая спереди.

Помня о том, что у нас имеется только по одному выстрелу, мы не спешили разрядить пистоли в молоко. Так что, рывком сократив расстояние до бегущих к нам разбойников, разом выстрелили, свалив пятерых. Но и голова ватаги не был новичком, придержал пару выстрелов до последнего момента.

Два хлопка слились в один. Рядом с виском пролетает пуля, я поворачиваюсь, отвлекаясь на мгновение от сражения, вижу, как падает на пожухлую траву один из гвардейцев, держась за горло, из которого толчками вырываются алые струйки. Вторая пуля влетела в ствол какой-то сосенки, расщепив часть дерева.

– Уходите, ваша милость! – крикнул Михаил, перегораживая путь сразу трем разбойникам и давая мне возможность для бегства.

«А что, может, и впрямь?.. Всяко моя жизнь подороже будет, я ведь царевич…» – подленько зашептало мое альтер эго. «Ага, щ-щаз-з-з!» – лаконично и остроумно ответил я ему, вытаскивая из ножен саблю, давно и с успехом вытеснившую шпагу из разряда моего любимого холодного оружия, и вставая рядом с Михаилом.

Никаких высокопарных слов никто из нас, а уж тем более из разбойников, не говорил, только звон клинков и тяжелое дыхание сражающихся, да иногда легкий шелест стали, входящей в горячую плоть, нарушали тишину.

– Уходите! – вновь не выдержал Михаил, отталкивая меня и бросаясь на разбойников вместе с оставшимися тремя гвардейцами.

Тело молодого воина, отдавшего за меня жизнь, лежит в десятке метров, разрубленное почти надвое, а рядом с ним стоит на коленях возле лежащего с дыркой в боку разбойника молодой паренек лет пятнадцати от роду.

– Уходим, Алексей!

Кузьма схватил меня за руку, одновременно прикрывая меня своей спиной и пытаясь уволочь дальше в лес, но не тут-то было. Я по-прежнему стоял на месте, отражая удары пары разбойников, один из которых тут же упал с рассеченной головой – все же уроки фехтования не прошли для меня даром, кое-какие навыки получены. Постепенно выучка гвардейцев сделала свое дело, и, отражая атаки оставшихся разбойников, мы смогли уравнять наши шансы. Против нас шестерых остался всего один десяток, но у каждого из гвардейцев, в том числе и у капитана, были раны. Долгий бой они бы не выдержали.

К нашему счастью, превосходство в численности сыграло с разбойниками дурную шутку. Они не удосужились перезарядить пищали, и поэтому уже через пару минут от десяти работников ножа и топора остались всего семеро. Увидев, что появился шанс для прорыва, мы бросились на врагов. Куда мы прорывались? Да не в лес точно, ведь в лесу-то особо не побегаешь, только заплутаешь. Так что пришлось нам двигаться в сторону недавней баррикады, точнее засеки, сейчас являющейся нашим единственным спасением.

– Курвы, вы что, совсем ума лишились?! – орал главарь, видя, что его люди беспрепятственно пропускают нас к баррикаде: видимо, потери этого вшивого отряда были не в пример больше, нежели обычно, поэтому и часть разбойников была растеряна и деморализована.

– Быстрее, закройте его!!! – кричит Кузьма, первым бросаясь ко мне.

Толчок в плечо, и я падаю, легкий озноб прошел по телу. Слышу топот ног за спиной, но это же свои…

«Что такое?! Почему я не могу идти? Может, зацепился? Нет, ноги свободны…» – вопрошал я сам себя, не понимая, почему я не могу преодолеть последние метры до баррикады, да и голова стала в десятки раз тяжелее.

Сила почему-то стала вытекать из моего организма, словно весенний полноводный ручей с верхушки холма. Но я не успел упасть на колени – четыре руки подхватили меня и перенесли за стволы деревьев. Последнее, что слышу, – радостные крики со стороны разбойников, сменившиеся хрипом и звоном клинков.

«Кажется, все…» – наконец понял я.