Текст книги "Лестница в небо"

Иван Кузнецов
Лестница в небо

Предисловие

Как ни печально, но эльфы, волшебники и вампиры побеждают космонавтов с их звездолетами и бластерами. И это явление мирового масштаба – про космос, про иные миры и контакты с другими цивилизациями пишут реже, а читают меньше, чем про магию и борьбу с очередным Темным Властелином. Когда берешь в руки двадцать рукописей молодых авторов, еще не имеющих ни одной авторской книги, то хороших произведений «о космосе» почти и не ждешь. В лучшем случае ожидаешь увидеть какие-нибудь «будни космического десанта», где картонные персонажи-люди палят из всевозможного оружия в таких же картонных инопланетян.

Иван Кузнецов, участвовавший в семинаре молодых авторов на международной конференции по фантастике «Роскон», меня по-хорошему удивил. Причем удивил настолько, что, прочитав страниц двадцать-тридцать «Лестницы в небо», я всерьез задумался – а с молодым ли автором я имею дело? Не подал ли свой роман под псевдонимом автор более маститый, написавший не одну книгу и решивший, по примеру цирковых бойцов столетней давности, выйти на арену в маске?

Тем более что основания заподозрить розыгрыш были. Во-первых, конечно, сама книга. Четко выстроенный сюжет, хороший язык, живые персонажи. И это единственный роман начинающего? Не верю! А второе – само имя автора. В английской и американской традиции назваться «Джон Смит» – все равно что подписаться «Я. Аноним». А ведь Джон и Иван – это имена, происходящие от одного корня, а фамилия «Смит» в переводе означает «кузнец». В общем, я всерьез подозревал, что под именем Ивана Кузнецова – «Джона Смита» из Самары – скрывается кто-то хорошо известный читателям.

Разочарование было приятным. Иван Кузнецов оказался самым настоящим Иваном Кузнецовым, и книга, которую вы держите в руках, – действительно его первая книга. Что ж, могу только развести руками. Дебют удался!

Написать космическую оперу – задача для начинающего автора и простая, и сложная одновременно. С одной стороны, проще писать о том, чего не знает никто. Создавать любой мир, который потребуется, наделять его любыми законами. С другой стороны – уж очень много предшественников. Немыслимое количество самых невероятных миров, форм жизни, обществ, звездолетов, оружия… А ведь космическая опера всего этого требует – и инопланетян с экзотическим оружием в руках, и красочных пейзажей иных миров, и нависшей над всей Галактикой опасности… Представьте себе, как при этом не повториться, вольно или невольно не скопировать то, что уже было написано! Космическая опера – это своего рода театр, где режиссеру выдают старенькие, потертые декорации, предлагают расставить их по-новому и подкрасить, да и написать после этого такую пьесу, чтобы все имеющиеся (и необходимые) предметы были в ней задействованы.

Ивану, как мне кажется, это удалось. В жестких рамках жанра он поселил интересных героев – именно героев, потому что повествование хоть и крутится вокруг молодого землянина Геннадия Павлова, но ведется еще и от инопланетян Кэлеона Рат Канги и Итени Рина. И вот тут как раз начинается самое интересное. Попытка показать «изнутри», от первого лица существо хоть и антропоморфное, но к человеческому роду не принадлежащее, трудна даже для опытного автора. Для начинающего – тем более. Тут важно соблюсти баланс между похожестью – вряд ли нам будут интересны мысли разумной плесени или думающих кристаллов – и необычностью – иначе в самой затейливой инопланетной шкуре мы узнаем точно таких же людей, как и мы. Кузнецов по этой тонкой грани прошел, и образы Кэлеона и Итени ожили, стали настоящими и любопытными.

«Лестница в небо» – первая книга дилогии (а может быть, и большего цикла?) молодого автора. Не на все вопросы он дал ответы, не все заботливо развешенные по стенам ружья выстрелили. Что ж, будем ждать продолжения. Иван Кузнецов взял хороший старт, и теперь лишь от него зависит, каким будет путь его героев. Они, как и сам автор, пока лишь на первой ступеньке лестницы в небо.

Сергей Лукьяненко

ЛЕСТНИЦА В НЕБО

Пролог

Я успел отвыкнуть от снов. Был убежден, что за пределами Земли снов не бывает. Что их место в прошлой, уютной, бесконечно далекой жизни обычного парня, поверившего, что ему выпал счастливый билет – возможность увидеть то, о чем миллионы могли только мечтать.

Что осталось во мне от того наивного идеалиста, мнившего себя хитроумным прагматиком? Что заставляет сражаться за тех, кто стал безразличен? Что помогает балансировать на краю бездны, оттягивая неизбежное – момент, когда я должен буду выбрать и, шагнув вперед, сорваться с обрыва? Что во мне осталось от человека, кроме способности видеть сны?..

Один и тот же сон…

Я стою в центре пепелища – идеального круга, лишенного жизни. Позади неглубокая выжженная колея, черным клинком рассекающая плоть чужого мира. Тропа, по которой я шел.

По кричащей от боли земле бегут волны. Не вызывавшая ничего, кроме омерзения, а теперь ставшая почти родной сила безуспешно пытается стянуть края раны. Но смотрю я только на массивную фигуру, закованную в ослепительно зеленый боевой скаф, такой громоздкий и неповоротливый в сравнении с окружающим меня щитом тьмы.

Как ему удалось? Как он прорвался сквозь все наши заслоны? Почему до сих пор жив, когда давно должен был погибнуть?

Я смотрю на него и пытаюсь понять. Для меня нет ничего важнее этого понимания. Последней неясной детали. Последнего шанса изменить будущее…

Сон обрывается. Надо мной вновь купающиеся в синем тумане звезды. Я вижу их даже сейчас. Сквозь многослойную обшивку корабля, изламывающего пространство для очередного прыжка.

Сон не окончен, и это дает мне надежду. История не дописана. Не существует единственного финала!

Зыбкая призрачная надежда.

Но кроме нее, у меня ничего нет.

Часть первая
ПЕРЕКРЕСТОК МИРОВ

Пустые экраны терминалов. Покрытый сложным орнаментом пол. С момента высадки прошла минута.

Спешу. Нельзя спешить! Движение звена может опережать график, движение сегмента – никогда. Перед глазами плавает прозрачная карта. Двенадцать оранжевых точек – десантники – разбросаны по трем уровням орбитального комплекса.

Конструкторы постарались: у боевой станции нет централизованного управления, нет единой системы энергоснабжения, нет узла, разрушение которого стало бы для нее фатальным.

Но выводить из строя весь комплекс и не обязательно. Достаточно ослабить его защиту, сделать ее проходимой. А дальше… Шесть точек горят ровно. Они свою задачу выполнили: нижние уровни сидят на аварийном питании, защитные системы лишены возможности пополнить энергозапас. На верхние уровни питание частично подается, но это уже не важно. Главное, автоматика осталась без связи с операторами базы и не может координированио действовать против нападающих. И у них появляются шансы. У них… У нас!

Никак не избавлюсь от этой дурацкой привычки. И общаюсь я последние полтора года в основном с ними и к некоторым из них отношусь неплохо. А все равно есть мы – люди-человеки, а есть они – чужие. Хотя чужак среди них как раз я…

Короткий коридор заканчивается лифтовой шахтой. Последнее разделение. Напарник остается здесь, а мне подниматься выше и первому встречать защитников комплекса.

Стоять. Стрелять. Сдерживать противника сколько потребуется или пока будет возможно. А потом либо благополучно отступить к зоне высадки, либо пасть смертью храбрых. Причем второе куда вероятней, хотя надежда умирает последней.

Сейчас враги уже очухались, вычислили наше местоположение, выбрали тактическую схему. Но пока наденут защитные скафы, пока просчитают оптимальный маршрут…

Отсрочка временная, и скоро придется драться. И если с двумя-тремя элианами я еще справлюсь, то хлынувший поток десантников меня просто сметет.

Правда, есть шанс, что, пока они будут экипироваться, Кэлеон раздолбает автоматику на нижнем уровне, размажет охрану и, забрав объект «Икс», протрубит отбой, но в это верится слабо.

Заглядываю в лифтовую шахту. Платформа застряла где-то наверху. Удачно! Значит, через ствол подъемника десантникам не спуститься. Могут, конечно, выжечь диск транспортера, но я это услышу. И успею отреагировать.

Сканер регистрирует техноактивность: вероятно, автономные излучатели. Расстояние до них метров тридцать, поэтому пока можно сосредоточиться на прыжке через лифтовую шахту, на пару метров вверх и вперед.

Выстрелом из плазмера разношу дверь, ведущую из шахты на следующий этаж. Дальше все просто: перевести скаф на автопилот, сформулировать приказ… и я мягко приземляюсь.

Небольшая площадка забрызгана пластиком. Оплавленные обломки двери прилипли к стене. Держать оборону здесь крайне неудобно – до ближайшего угла метра полтора. Выскочит из-за него десантник, в него выстрелишь, зацепишь вражеский плазмер, а тот возьмет и сдетонирует. Нет, стоит занять другую позицию, например, перекрыть коридоры, ведущие к лифту.

Согласно схеме, коридоров этих пять, но только один из них связан с аварийным подъемником. Им-то противник наверняка и воспользуется. Это хорошо, знать направление атаки – уже полдела. Плохо же то, что отсюда коридор не просматривается, и придется идти дальше. Как раз туда, где зафиксирована техноактивность.

Сейчас, когда я подобрался ближе, сигнал стал четче. Три независимых источника. Не очень мощных и, судя по линии активности, не очень «умных». Можно рвануть вперед и расстрелять их самому, а можно попробовать обмануть. Стрелять, правда, все равно придется.

Вытряхиваю на ладонь три шарика: два маленьких – имитаторы – и большой, который немедленно расплющиваю в блин. Шарик не возражает, даже помогает, выравнивает края, превращаясь в тусклый, чуть выпуклый в центре диск. Затем на гладкой поверхности проступают тысячи крошечных игл… Должны проступить. Разглядеть малявок не удастся даже с моим зрением. Боевой зонд к работе готов.

Снова переключаю скаф на автопилот: справиться с предстоящей задачей самостоятельно мне не под силу. Да и элианин не смог бы. Мгновение, необходимое компу скафа для синхронизации с управляющими блоками шариков. Вперед!

В следующей сцене мне уготована роль статиста. Тело движется само, я лишь наблюдаю за происходящим.

Первым в проход вылетает имитатор. За ним с едва уловимой задержкой следует зонд.

Если бы защитные системы функционировали на все сто, и диск, и имитатор горели бы уже синим пламенем. Фокус с фантом-имитацией – фокус и есть. Он проходит только однажды, после чего заносится в архивы центрального компьютера и в дальнейшем бесполезен. Но полудохлые излучатели отсечены от основной сети и вынуждены собственными скудными мозгами решать, отчего вдруг в пустом коридоре возникли непонятные электромагнитные возмущения.

А когда они все-таки сумели локализовать источник, диск уже развернулся в нужной плоскости и врезал сразу по двум батареям, благо энергии хватило.

Оставшаяся пушка зонд сожгла, да в этот момент в коридор под прикрытием второго имитатора вывалился я.

Можно было обойтись и без фантома – скаф располагает куда более серьезными средствами маскировки, – но, как говорится, береженого бог бережет.

Излучатель я спалил сразу. Комп скафа почти точно вычислил его положение и нажал моим пальцем на спусковой крючок еще до того, как я сумел разглядеть цель. Потом шарики имитаторов упали на пол.

Вся схватка длилась не больше секунды.

Что ж, первый этап пройден, есть немного времени на рекогносцировку.

Круглая маленькая площадка – а больших на космостанциях не бывает, – от нее разбегаются пять тоннелей: один к лифту, остальные в глубь базы. Меня интересует крайний правый.

Хороший тоннель. Полтора десятка метров, боковых ответвлений нет.

Я высыпаю на пол горсть «паучков», немедленно меняющих окраску и прилипающих к стенам коридора. Шустрые маленькие мины. Никто их к себе, конечно, не подпустит: сканеры в каждом скафе есть. Но по крайней мере десант не сразу в коридор полезет.

Извлекаю второй, и последний, диск с лазерами, прикрепляю его к потолку. Если повезет, глядишь, и зацепит кого… Все. Что мог – сделал. Теперь за угол, плазмер в руки – и ждать.

Из отпущенного мне времени проходит пятьдесят секунд.

Вновь смотрю на карту, на одиннадцать застывших, горящих ровным оранжевым светом точек. Двенадцатая, мерцая, скользит по далекому нижнему уровню. Кэлеон не спешит. И осталось-то ему всего ничего, но видно – захватить объект до атаки на меня не удастся. Полминуты не хватит. И именно эти полминуты мне предстоит сдерживать элиан. Дохлый номер: столько я не продержусь.

Медленно-медленно по меркам обостренного до предела восприятия тянется время. Сканер молчит. Во мне начинает теплиться надежда, вдруг Кэл все-таки успеет?.. Не успел.

Далеко-далеко, на границе слышимости, звучит комариный писк. И сразу калейдоскоп ощущений. Удар под дых, падение, зуд, жжение, боль. В голове, везде…

Близко, сволочи. И в первых рядах телепаты. Ладно, хоть триады нет. А то боль была бы иной. А скорее и не было бы – отключился бы сразу. Слаб я против элианских телепатов.

Смотрю на сканер. Вместо картинки одно большое красное пятно. Показания глушатся – значит совсем близко. Перевести скаф в авторежим…

Я снова наблюдатель. Выглядываю в коридор, по-прежнему пустой. Поднимаю плазмер.

Картина меняется мгновенно. Я не успеваю воспринимать происходящее. Выхватываю лишь отдельные фрагменты. Пламя, струящееся по стенам и полу, огненный шар, крутящийся на месте, где я оставил лазерный диск, мечущиеся прозрачные тени.

А затем я откатываюсь назад к лифту, а там, где только что стоял, темнеет и корежится металл.

В нападавших я успел выстрелить трижды. И, кажется, трижды попал.

Никакой передышки, даже сесть не успеваю. Резкая, скручивающая боль – очередной пси-удар. Перед глазами прыгают разноцветные пятна, но главное – я жив и в сознании. Остальное сделает комп.

Не вставая, жму на спуск – выскользнувший из коридора призрак вспыхивает. За ним следует еще один. Мы стреляем одновременно, однако я успеваю сместиться, и выстрел врага приходится по касательной. Скаф удар держит. Плохо, что лазерный луч чиркнул по плазмеру. Оплавленная канавка не глубока, но стрелять из разрядника я больше не рискну.

Еще два призрака. Короткая дуэль. Лазеры против лазеров. Не знаю, был ли у меня шанс при таком раскладе, но через мгновение из коридора вынырнул третий призрак. Его я вообще не зацепил…

Самые неприятные секунды. Вроде знаешь, что все от тебя зависящее сделал. И неплохо сделал! Можно сказать, личный рекорд: минимум трое убитых и четверо раненых. Радоваться надо… Но все равно обидно. И не столько потому, что, строго говоря, я мертв. Просто с самого начала было понятно: так и будет. И надежды на расторопность Кэлеона – фикция. Он должен был забрать объект «Икс», он его забрал. Сколько при этом погибнет союзников, один или одиннадцать, принципиального значения не имеет.

Застывшие на схеме огоньки вновь пришли в движение, потянулись к зоне выхода. Кроме одного, замершего у лифтовой шахты, – моего напарника. Следующего, кто ненадежной преградой встанет на пути сорвавшегося потока элианских десантников…

Теперь пару минут придется полежать. Я попытался вытянуться, и, естественно, мне это не удалось. Интересно, можно ли в такой позе расслабиться?

Я вновь уставился на схему. Огоньки шустро стекались на первый уровень. Их осталось десять, но уже было ясно: защитники комплекса не успевают. Объект «Икс» наш.

Искры сгрудились у шлюза, слились в яркое горящее пятно. Контрольные четырнадцать секунд… Все.

Я медленно поднялся с пола. Отключил маску-фильтр.

Станция исчезла. Исчезли оплавленные стены, разбитая дверь лифта. Я стоял в центре маленькой белой комнаты, в общих чертах повторяющей помещение, где только что шел бой; выглянул в коридор, который минуту назад безуспешно пытался оборонять. Так и есть – десятиметровая труба, заканчивающаяся ровным срезом. Выстраивать макет всей базы – занятие долгое и никому не нужное. Все равно во время штурма у нападающей стороны не много вариантов для успешного развития атаки. Иногда оптимум вообще единственный.

Потому вывалился из макета – вывалился из общего рисунка действий. Значит, ты мертв. А чтобы тренировку не прерывать, за тебя отыграет имитатор. Ты же в графу «эффективность» получишь жирный ноль. Пара нулей – пакуй чемоданы. Все просто.

Ну а ежели ошибка была на стадии планирования, то попрут либо аналитиков, операцию разработавших, либо координатора, ее утвердившего. Инициатива, правда, и в этом случае не приветствуется: оперативник должен претворять замысел в жизнь, а не кроить его по своему усмотрению.

Дойдя до конца коридора, я спрыгнул вниз. Высота была приличной – метров девять, потому приземлился жестковато. Те члены команды, что успешно добрались до зоны выхода, толпились перед комплексом.

Я улыбнулся. Вроде и стоят на пятачке в несколько квадратных метров, и скафы почти одинаковые, а сразу видно – две группы. По три и семь… гуманоидов. Последний оперативник еще не прибыл. Видимо, в отличие от меня предпочел более спокойный спуск вниз.

Позы у элиан были расслабленные, да и лица на первый взгляд тоже. И я вместо того, чтобы тихонько пристроиться напротив них, сдуру попер в общую кучу. Тут скучающие оперативники обернулись, и улыбаться мне сразу расхотелось. Даже нехорошо стало. Трое радориан были без масок. Господи, только бы не вздумали что-нибудь ободряющее на лице изобразить!

Не вздумали. Посмотрели и отвернулись.

Я прикинул расстановку и бочком обошел группу, остановившись рядом с Кэлеоном. Теперь радориане с поднятыми забралами оказались справа и в поле моего зрения не попадали.

Только сейчас я почувствовал, что творится в психосфере элиан. Разве что в отличие от меня они это внешне никак не демонстрировали…

Впервые я увидел радорианина на голограмме. Совершенно нормальный инопланетянин. Ну, со своей спецификой. Я тогда даже рассуждал как космоцентрист: дескать, я для него тоже непривычно выгляжу. А два дня спустя столкнулся с радорианином в коридоре. Хорошо, что случайно. Хорошо, что длилась наша встреча всего пару секунд… Кстати, с ксенофобией подобная реакция никак не связана. Элианам приходится хуже, несмотря на два столетия контактов. И, насколько мне известно, еще минимум две расы реагировали на радориан так же. Даже пытались на почве физического неприятия развязать войну.

Развязали.

Одной цивилизации больше нет. Другая стремительно деградирует. Радор бы ее просто смел в назидание другим агрессорам; ценность инопланетной жизни для радорианина равна нулю. Но тогда элиане вмешались.

Однако и трех месяцев войны хватило: в обжитой части Вселенной стало на одну развивающуюся расу меньше…

Из недоделанного макета станции вышел двенадцатый десантник. Тоже радорианин. Но, слава богу, в маске. Все, группа в сборе. Ждем, когда слово золотое молвит координатор.

Кэлеон длинных речей на моей памяти еще ни разу не заводил, не изменил себе и сегодня, каким-то нарочито скучным и бесцветным голосом бросив несколько фраз на элианском:

– Первая фаза завершена. Результаты обрабатываются. Общий сбор – плановый. Будем обсуждать первую фазу. Индивидуальные тренировки по расписанию. Свободны.

Говорил Кэлеон старательно, с едва заметными паузами перед каждым словом. По-моему, он издевался.

По большому счету, говорить на элианском универсальном инопланетнику бессмысленно. Мысль выразить можно, а разговаривать нет, поскольку построение фраз определяется не только набором грамматических правил, но и эмоциональной окраской, и состоянием психосферы, и еще одним параметром, смысл которого я понять не могу. По мне – это тоже определенный эмоциональный набор. Только во время разговора иногда получаются противоречивые словесные конструкции.

Когда я этим ценным наблюдением поделился с элианами, мне некоторое время пытались объяснить разницу. Потом бросили. Не поймешь, говорят, безнадежен. Потому разговариваю я в основном на радорианском, изредка на элианском техническом. По сути, тот же универсальный, но без двух верхних слоев. Хотя элиане от него морщатся.

Кэлеон же был лингвистом поопытнее меня. И сейчас он выстраивал фразы на всех смысловых уровнях, старательно обесцвечивая на каждом. Как всякий радорианин, Элию он не любил, но, будучи координатором, обязан был разговаривать с членами команды на их языке. Возникал парадокс, который Кэлеон разрешал как считал нужным. В свою пользу.

Оперативники побрели к выходу. Семеро налево, трое направо: у каждой расы свой сектор.

Я было тоже направился к себе, но тут Кэл меня огорошил:

– У тебя есть для меня время, землянин?

Я удивился. Единственное, в чем выражалось особое ко мне отношение со стороны Кэлеона, – маска, которую он надевал при общении. Но я вполне допускал, что это входило в его служебные обязанности. И вдруг – есть ли у меня время?

– Для хорошего радорианина время всегда найдется. Но хотелось бы поконкретнее.

– Мы будем разговаривать.

– Место, время важно? – Я не удержался. Может ведь говорить по-человечески! Без этой куцей функциональности.

– Чем быстрее, тем лучше. Встретимся, где тебе будет удобно. Я как инициатор диалога не хочу навязывать какие-либо условия.

– Где удобно, говоришь?.. – Кэл перестал мне нравиться окончательно. Впрочем, чего гадать. Мое возможное отношение Кэлеон наверняка учел и скорее всего хотел лишний раз подчеркнуть, как важно ему согласие на предстоящую беседу. А может, надеялся таким переходом заинтриговать…

Черт, как в детстве. Он знал. Я знал, что он знал. Он знал, что я знал, что он знал… И непонятно, на каком витке следует остановиться.

С другой стороны, что может быть плохого в задушевной беседе? Ясно, что радорианин действует только в своих интересах, но, глядишь, и мне чего перепадет. К тому же я приблизительно представлял, о чем пойдет разговор, и был заинтересованным лицом. Значит, решено.

– Ладно, давай тактов через сто. У меня, в белом секторе. Место на твой вкус.

Этакая навязчивая корректность. Моя комната находится на краю элианского блока, и хотя помещения белого сектора имеют открытый доступ, очевидно, что основными их посетителями будут элиане. Но альтернатива этому – посещение радорианского сектора, а меня туда силком не затащишь.

– Как скажешь, землянин. Через сто тактов. – Кэл повернулся и направился следом за семеркой оперативников.

– Пока.

Ох, тяжела жизнь в космосе. Сто тактов – всего ничего. А мне необходимо хоть немного поспать. Я на ногах уже более четырех часов.

Звезды. Ничего, кроме звезд. Миллионы золотых и серебряных крошек. И огненный шарик местного солнца, робко выглядывающий из-за края рамы, – всего лишь еще одна звезда.

Аара не видно. Его грязновато-белое небо пенится далеко под нами. Планета третьего типа по классификации элиан. Или универсально-пригодная по радорианской. Аар невелик, чуть меньше Земли. Кислородно-азотная атмосфера сплошь затянута облаками. Парниковый эффект компенсирует удаленность от светила, и среднесуточная температура на экваторе колеблется около отметки в двадцать градусов Цельсия.

На Ааре две небольшие колонии и три космодрома. А еще – это вторая планета, на которой я был. Вторая после Земли.

Мы сидим в небольшом овальном помещении. Кафе, бар и столовая в одном флаконе. Три десятка столиков и длинная широкая стойка у противоположной стены. Посетители – пяток элиан. Нас, по крайней мере внешне, они игнорируют. Мы их тоже.

Кэл пока не проронил ни слова. То ли доводит меня до кондиции, то ли ждет, пока наемся. Зря. Через полтора часа у меня занятия – с доведением до кондиции можно не успеть, а наесться мешает ускоренный метаболизм. Я вообще в последнее время только ем да сплю. Так сказать, адаптируюсь к новой обстановке.

Машу Кэлу рукой: мол, начинай. Радорианин мой жест оставляет без внимания. Ладно, черт с тобой! Отставляю в сторону круглую, вполне земную тарелку с недоеденным инопланетным блюдом – очередным поглощенным мною продуктом элианской кухни. Что-то вроде салата, только сладкого. Неуловимо знакомый вкус…

– Ты готов? – В голосе Кэла слышатся издевательские нотки.

Странное существо человек. Каких-то полтора года – и радорианский стандартный звучит как родной язык.

– Всегда готов!

Мгновение Кэл пытается понять сказанное. Естественно, безуспешно.

– Я рад.

Пожимаю плечами.

– Я рад, что ты рад.

– Тогда начнем.

Кэлеон смотрит на меня. На лице у него легкая косметическая маска. Еще одна уступка с его стороны: носить маску в свободные часы Кэл уж точно не обязан. Но ко мне у него почему-то особое отношение.

В принципе я мог бы и потерпеть: как-никак вхожу теперь в цивилизованное космическое сообщество. Терпят же элиане. С другой стороны, и разговор бы у нас вышел иным…

Никогда не понимал, что ужасного может быть в инопланетянах-гуманоидах. Лишь бы не было каких-нибудь разумных червей – насекомых с детства ненавижу, – а гуманоиды… Действительно, как гуманоид может быть страшным? В худшем случае выйдет какой-нибудь зомбиподобный гражданин с землистым цветом лица. Неприятно, но привыкну. Фасеточные глаза? Чешуйчатая кожа? Мелочь все это!

Но фантазии у Вселенной хватило на большее.

Радорианин голографический не так уж сильно разнится с человеком прямоходящим. Рост чуть повыше, вес побольше, пропорции примерно те же. Два уха, вполне человеческих. Два глаза, совсем не человеческих, но в чем-то даже забавных. Нос, рот… Короче, ужаса радорианин не вызывал, красотой неземной не блистал. Так, среднестатистический инопланетянин вполне киношного вида. Не учел я одного: голограмма изображала объект статичный.

У радориан очень тонкая кожа. Розовая, глянцевая и словно… влажная, что ли? Плюс специфическая мышечная система. А результат – непрерывно шевелящийся кожный покров. Остановить эти мышечные сокращения радорианину так же трудно, как человеку не моргать. Под одеждой их не видно, а вот на лице…

Когда я впервые встретился на станции с радорианином, мне показалось, что кожа его перезрела и готова лопнуть и расползтись. В голову сразу же полезли гнусные ассоциации с подкожными червями-паразитами и прочей гадостью.

Позже я подумал: шевелится, ну и пусть шевелится, мне-то что?!

Самовнушение не помогло. Полтора года с ними общаюсь – никакого привыкания! Будто проклятие кто наложил.

И у элиан схожая проблема. И еще кое у кого была. Вот тебе и антипод объективной красоты. Где б еще сыскать ее саму…

– Тебе это нравится? – В голосе Кэла легкое любопытство.

– Что это? – Не верю в его любопытство ни на грош.

– То, что с тобой происходит. То, что тебя окружает.

– Ах, это… Я думал, ты о бессмысленности моего присутствия здесь.

Кэл молчит. Ладушки, пусть будет по-твоему. Вздохнув, продолжаю:

– Нравится, конечно, Кэл. О чем речь. На Земле… Мы всегда хотели дотянуться до звезд. Хотя бы раз. А мне предложили куда большее.

– И тебя не смущает твое нынешнее положение, – вопрос прозвучал как утверждение.

Я несколько секунд безуспешно искал подтекст.

– В общем, да! У меня на этот счет особых комплексов нет. Во-первых, я подтягиваюсь; во-вторых, глядишь, еще какие скрытые силы откроются. Полтора года назад я не знал, что из землянина простого можно за два часа сделать землянина-телепата.

– Когда ты последний раз был на Земле?

– Полгода назад. – Тут я спохватился, что почему-то исчисляю время в земных единицах. Полгода – пять арков.

– И на чем ты туда летал?

Фу, как грубо… Или опять смысл фразы не тот, каким кажется?

– Кэл, откуда же я знаю?! Сел в транспортную капсулу, вылез из транспортной капсулы. А что за корабль совершал прыжок… Понятия не имею! Все, моя очередь! Ты говоришь – я думаю. Что из происходящего кажется тебе наиболее абсурдным?

Кэлеон откинулся на спинку стула и некоторое время разглядывал меня, словно обнаружил какую-то новую, неизвестную ранее деталь.

– Наиболее абсурдно, что мы здесь сидим и разговариваем.

Я всем своим видом изобразил скуку. Выслушивать от радорианина глубокомысленную чушь… Неужели он думает, что я?..

– Ты не понял, землянин. Этой беседе позволили состояться. Им безразлично, как она будет развиваться. Не важно, о чем я спрашиваю. Как ты отвечаешь. Они считают – это ни на что не повлияет.

– Или, наоборот, повлияет строго определенным образом. – Я задумчиво посмотрел на Кэлеона. – Да… В любом случае получается – мы личности ограниченные. По крайней мере у них существуют достоверные модели – твоя и моя. Грустно… Как считаешь, можно построить модель, которая адекватно имитировала бы твое поведение?

– Можно. Но Корректоры не всемогущи. Им это не под силу. Вот дважды тебя на родину свозить они могут. Ты не задумывался – зачем? Забрани с родной планеты, теперь раз в полгода катают туда-обратно. Гоняют ради одного существа корабль. Чтобы ты дома отдохнуть мог, хотя тебе и здесь живется неплохо. Способности у тебя крайне незначительные. И по нашим меркам, и по элианским. Никто не знает, в чем твоя ценность. При этом ты имеешь неограниченный доступ в информаторий, спишь две трети суток, и на тренировках у тебя плавающий статус. Сегодня ты защищал четвертый уровень. Вывел из строя семерых элиан. Твой напарник на третьем остановил двенадцать…

– Меньше, чем в два раза. Раньше…

– Не это важно. Радориане сражаются лучше. Лифт должен был блокировать один из нас. Тебя же следовало послать для ликвидации генератора. Ты бы справился достаточно быстро. Так и планировалось. Я сдал предварительную схему атаки. Центральный аналитмодуль выдал: эффективность – ноль девяносто четыре. А потом поменял местами Реттора и тебя. Без дополнительного анализа. Без объяснений. По нашим выкладкам получалось, что эффективность падает до ноль девяносто одного. Думай.

– Без идей. – Я задумчиво погрыз ноготь. – И какое объяснение кажется тебе наиболее вероятным?

– Нет объяснений. Для команды хуже. Для тебя хуже. Бессмысленно.

– А если рассматривать происходящее с точки зрения моего индивидуального роста? Опыт там…

Кэлеон по-земному покачал головой. У радориан нет жестов как таковых, только мимика, и движение Кэла выглядело непривычно.

– Считал. Ситуации схожие. Большой разницы нет. Через семнадцать минут, – в голосе Кэлеона проскользнула ирония, – у тебя тренировка. Интересная?

– Мне нравится.

– А смысла в ней не больше, чем в утренней перестановке. У нас нет аналогов ферий. Это не оружие – игрушка. Ты тратишь на ее изучение много времени. Зачем?

– Кэл, ты не хуже меня знаешь, программу тренинга не выбирают.

Кэлеон совсем по-человечески вздохнул.

– Ты снова не понял. В программу всегда включают несколько базовых курсов. Потом добавляют курсы, связанные со специализацией. Если есть задатки, которые стоит развить, в программу могут вставить спецзанятия. Редкий случай. Обычно по таким задаткам и выбирают специализацию. А какой смысл в том, чем занимаешься ты? Воин из тебя слабый. Можно найти лучшую кандидатуру. Бои на фериях? Не понимаю. И ты не с имитатором работаешь. Тебе с Элии привезли мастера. Ты можешь ему противостоять?