Текст книги "Родина имени Путина"

Слава понял, что он их сделал.

– Так, вы чего, – расправив плечи, взревел мошенник. – Получается, пидоры!

– Что ты сказал? – заревел Ашот. – Я тебе, сука, сейчас кадык вырву!

– Пацаны! Хотя какие вы пацаны? Петушата, не кипешуйте. Это кореш ваш лепший слил, с ним и разбирайтесь, кто пидор, кто сидор. Но, чтобы вконец с вами не зафаршмачиться, давайте кушать отдельно. Как-никак в тюрьме сидим, – сплюнул Слава и ушел в сторону.

Через час хату разбросали. Раппопорт задышал ровно, но следствию все-таки сдался.

Через четыре года он, чужой и забвенный, возвращался в столицу на перекладных электричках. Чтобы вернуться в свой прежний мир, нужны были подъемные, которых не было. Временное пристанище Слава нашел у бывшего сокамерника – отставного генерала танковых войск, год отсидевшего за незаконное переоформление под коттеджное строительство танкового полигона. Генеральская форма Раппопорту пришлась к лицу. Через пару дней размышлений Слава решил начать с автомобильного бизнеса.

И вот, неделю спустя, Раппопорт в форме генерал-лейтенанта танковых войск гонял воздух возле ворот с большими выпуклыми звездами воинской части, какой именно – Слава имел очень мутное представление. В руках мошенник держал кожаный портфель, перехваченный двумя ремнями с застежками. Пять минут ожидания, и у ворот остановился новенький черный «Порш Кайен», загруженный тремя чеченцами. Но из машины вышел только один, косолапой походкой борца приблизившись к Раппопорту.

– Здравыя жылаю! – медленно проковеркал чечен, протягивая руку.

– Привет, – Раппопорт смотрел сквозь него на машину. – Эх, жалко, что черный. Дочка-то серебристый просила.

– Зато кожа белый, как кокос. Фарш лымытированный. На заказ два таких делали – мне и Рамзану! Один в Москве, другой в Гудермесе, – причмокнул чечен.

– Видел я ваш Гудермес из бомболюка, – не удержался Слава, не постеснявшись своих танковых шевронов.

– Ты берешь или нэт? – рыкнул борец.

– Подвинешься по цене? – прищурился мошенник.

– Нэт. Мы же с тобой все обсудили.

– Дочка-то серебристый хотела… Ну, коль, обсудили… И опять-таки слово офицера ведь тоже не хрен собачий, – рассуждал себе под нос Слава. – Сейчас только загоним на ремзону. Ребята ее посмотрят, и по рукам ударим. Потом и обмоем у меня в кабинете. Приглашай своих бойцов!

– Мы не пьем!

– Айран Б айран?

– Деньги с тобой?

– Со мной! – Раппопорт крепко сжал портфель.

– Поехалы! – чечен благодушно улыбнулся.

– Куда? – танком насупился Слава. – Вас так не пропустят. Закрытый объект. Строго по пропускам. Даже для меня.

– Что предлагаешь? – продавец неожиданно растерялся.

– Давайте документы вместе с товарищами. Я прикажу, чтобы оформили пропуска. Сержант на КПП вас встретит и проводит в ремзону. Машину я сам загоню.

– Ждать долго? – чечен посмотрел на золотой «Ролекс», что не могло не остаться не замеченным Раппопортом.

– Максимум десять минут, – Слава еле заметно прикусил губу и продолжил в полголоса: – Часть очень секретная, поэтому на проходной детекторы, подковы. Чтобы мозги вам не парили, всякий металл: награды, ну, там медали, ордена, часы, оружие, если есть, «трубки» в машине оставьте.

Чечен молча подошел к собратьям, по-своему объясняя суть новых вводных. Вайнахи распряглись покорно, набив бардачок золотом, часами и телефонами, спрятав под переднее сидение два «стечкиных». Вылезли из машины, где Раппопорт уже прилаживал ключ в зажигание.

– Возьми ксивы, – чечен протянул в форточку три российских паспорта.

– Спасибо, дорогой. Чуть не забыл, – благодарно вздохнул Раппопорт, пряча документы в карман.

Слава резко развернул машину.

– Эй, ты куда? – выпалил чечен, подперев коленом бампер.

– Испугался? – рассмеялся Раппопорт. – Не бзди, Шамиль! Это же ворота только для прохождения военной техники. У тебя же не танк. Придется через служебный загнать.

Спустя двадцать минут вайнах тряс за грудки часового на КП.

– Поломаю, сука! Где ваш долбаный генерал?

– Я же по-русски вам говорю, нету у нас генералов! – лишь испуганно мычал солдат.

Раппопорт одной рукой вертел руль, другой выбирал себе часы. Лезгинка, зазвеневшая из инкрустированного бриллиантами телефона, отвлекла Славу. Недолго думая, он ответил: «И тебе салам… Нету Аслана, братуха… Русским в плен сдался».

Еще спустя десять минут рота охраны кирзачами и матами проводила «профилактику терроризма» среди лоховатых горцев.

* * *

Дни растворялись в недели – этапа не было. Вместо него в камеру закинули еще десятерых пленных, тощих, измученных, в мокрых линялых одеждах, насквозь пропахших потом, куревом и «Столыпиным». Их гнали с востока, гнали давно по тюремной России. Они мечтали о зоне чуть больше, чем о смерти. В глазах стояла исступленная усталость. Мысль – субстанция склонная к истерикам, была напрочь раздавлена страстным желанием выспаться и поесть. В камеру москвичей они зашли, как матросы в Елисеевский гастроном. Все было «по-братски» разделено и съедено. Еще через неделю закончились последние деньги. То, что было схоронено от вертухаев, им же и отдано за хлеб, спирт и наркотики. Потом начался голод. Люди, закупоренные в бетон, мариновались в собственных выделениях и испарениях. Влага пронзала легкие колючим паром, словно губкой, впитывающей туберкулезную пыль. Зэки стояли по двадцать часов. Из-за тесноты невозможно было сесть даже на пол. За ночь умерло двое. Отчего? В этом протухшем человеческом фарше даже толком не разобрали – кто. Опасаясь заразы, трупы брезгливо выдавили из стойла и утрамбовали под шконку рядом с Лампочкой. Во время очередного обхода тела не смогли вытащить из камеры, не успели, а вертухаев они мало заботили. Избавиться от жмуров удалось лишь спустя еще сутки, когда запах разложения заглушил камерную вонь.

Следующей ночью в хату закинули новенького: шлепанцы, шорты, майка, скромная сумка. Арестант выглядел лет на сорок: крепкий, спортивный, но с подпорченным тюрьмой здоровьем. Тело украшали блатные татуировки. На пальцах вместе с синими перстнями было выбито «БОСС», аббревиатура от «был осужден советским судом». Ноги клеймила гравировка «идут туда, где нет закона», на шее висел маленький алюминиевый крестик. Несмотря на мощные габариты, каторжанин сутулился, проваливаясь тяжелым шагом, как будто слегка прихрамывая. Его улыбка была скорее похожа на прищур. Свинцовый взгляд неповоротлив, под стать походке. Но мало кто мог перепутать эту волевую мощь, в любой момент готовую обрушиться на всякого, ставшего на его пути, с усталостью непосильного бремени. Он отвык от людей и отрешился от мира.

Мужчина провел в заключении последние тринадцать лет, из них девять в одиночной камере, своей судьбой обломав трагический пафос «Графа Монтекристо». Годы бетонного одиночества не тронули душу безумием. По три часа в день молитва, потом бесконечные отжимания, чтение и переписка с близкими. На пятисотой прочтенной в тюрьме книге он сбился со счета. Звали его Константином. Тюрьма и вера привили ему счастье. На четвертом году заключения его короновали в воры. Костя поднимал бунты, бескомпромиссно воевал с вертухаями, за что и был изолирован в четыре стены крытых зон на отечественных каторжанских просторах. До выхода на свободу ему оставался год. Теперь его везли в Минусинск – не сломать, так убить. Вор знал об этом, но судьбу свою не загадывал, и без того считая себя в долгу перед Богом. Костя хотел даже выбить у себя на груди: «Кто сказал, что Бога нет? Я его племянник», но не представлялось удобного случая. В воровском мире он был известен как Костя Костыль. Почему Костыль? Потому что на него можно было опереться. В узилище Костя видел свой крестный путь, прямой и бескомпромиссный. К призрачному освобождению он относился с иронией. «Я люблю свободу, но ее ко мне не тянет!» – частенько приговаривал Костыль.

Расположение хаты хитрое: на отшибе, в торце изолятора. Наладить «дороги», достучаться, поднять кипеш, раскачать тюрьму – невозможно. Наверное, поэтому сюда и кинули Костыля, посчитав, что здесь он не будет опасен.

Под утро на дальняке загнулся еще один чахоточный, совсем молодой парнишка, с полгода как поднятый с малолетки. Ему дали три года за драку – заступился за сестру.

На следующий день Костя подтянул камерный блат-комитет. Решили вскрываться. На тюрьме резать вены – это не самоубийство, это крайняя форма протеста. Попытка суицида – это ЧП, а ЧП – это плевок в личное дело «хозяина». Вот и выходит, что достучаться до справедливости можно только кровью.

Перед вечерней проверкой блатные достали алюминиевые ложки с аккуратно заточенными черенками. Их примеру последовала остальная общественность. Интеллигенция перед процедурой тщательно протирала «весла» и мыла руки, дабы предупредить заражение. Сопровождая действо матерными воплями, кое-как принялись царапать приборами руки. Натурально вскрылись лишь четыре арестанта, которым суицидничать приходилось не впервой. Остальные в сонном мареве лениво ковыряли ложками вены, размазывая рубиновые окаемки. Тормоза открылись, в хату ввалились вертухаи в насквозь промокшем выцветшем камуфляже, образовав плотное каре, из-за которого выступил сам начальник тюрьмы.

Глаза сорокапятилетнего полковника мерцали напряженной озабоченностью, что было с удовольствием отмечено опытными зэками.

– Чего хотите? – Хозяин полностью овладел эмоциями, поморщившись от ядовитой испарины.

– Начальник, – победоносно прохрипел Костыль, зажимающий три хлюпающих рубца. – Разгрузи хату, дай хавчика, врачей и завтра же всех на этап.

– Или? – переспросил полковник, сверкнув живым интересом.

– Все здесь и ляжем! Все на хрен вскроемся! – зарычал вор.

Зэки с гордостью метронома кивнули головой. В изможденных глазах сияло торжество арестантского единства. Блатные, для которых рубцы на венах по значимости были сродни насечкам на прикладе снайпера, в душе праздновали победу. Интеллигенция сокрушалась за испорченную красоту, калькулируя в уме, во что обойдется выведение шрамов.

– Кто ж так вскрывается? – полковник прервал паузу надменной усмешкой. – Этим баланду жрут, а вот этим вскрываются, – он швырнул под ноги арестантам несколько маленьких коробочек тоньше спичечного коробка.

Хозяин тут же вышел из хаты. За ним, подобрав презрительные улыбки, последовали цирики.

Костя неспешно поднял с пола хозяйский подгон. Синебелые коробочки тонкого картона с корабликом и надписью «Нева». По десять новеньких лезвий в каждой.

– Переиграл, козел! – Раппопорт мучительно исказился в лице, дуя на еле заметную царапину.

Камера стала возвращаться к унылому, обреченному брожению, выстраиваясь к дальняку, чтобы смыть засохшие сгустки крови.

Не поднимая глаз, Костыль задумчиво перебирал в руке бритвы. Рядом молча чесали затылки авторитетные сидельцы. Тяжело вздохнув, вор повернул голову, столкнувшись с шершавыми взглядами. Каждый сомневался за себя, но за другого все уже решил. Кто-то перекрестился.

– Ну, что, братва, уважим начальника? – громыхнул Костыль, мгновенно оборвав камерную суету.

– Как это? – всхлипнул Раппопорт, угадав движение блатной мысли.

– Держи, жидяра! – Вместо ответа Костя протянул мошеннику развернутую мойку.

Раппопорт обреченно взял бритву, осознав, что это единственный шанс выжить. Не вскроешься сам – вскроют тебя.

– Кто не справится, тому поможем, – развил идею поджарый арестант с изъеденными метадоном зубами.

Мойки разошлись по рукам.

– Гады! Не хочу! – истошно заорал Шереметьев, бросившись к двери, но ловко сбитый чьей-то подсечкой, ушел головой в бетонку.

Возникший над ним Костыль, кивнув то ли хате, то ли самому себе, ловко рубанул артерию на жирной шее «Графа». Лезвие, грациозно прогнувшись, блеснуло маслянистым потом армяна и прыснуло бледной ртутью. Словно по сигналу, началась резня. Сжав зубы, стараясь заглушить боль воем, они вскрывали вены. Психов, малодушных и недогадливых резали без оглядки. Убийцы приговорили себя раньше своих жертв…

Когда в хату вошел резерв, семеро уже остывали. Еще пятеро умерли на больничке. Остальным залатали руки и раскидали по зонам. Начальника тюрьмы сняли с должности, ненадолго возбудив против него уголовное дело.

ТВИТТЕР СТРОГОГО РЕЖИМА

Идея вывести социально-психологический портрет современного российского зэка мне показалась весьма заманчивой.

Во-первых, всякий взгляд, переосмысленный тюрьмой, на себя, свою биографию, мировоззрение и политику, – это частичка первозданной мозаики без напускных вкраплений, подрисовок, наносной мишуры.

Во-вторых, оценки людей совершенно разных по возрасту, жизни, социальному положению, но связанных общностью шконок, вкупе выносят приговор текущей эпохе.

Вот лишь некоторые психологические зарисовки, сделанные в тюрьме. Это ответы на абсолютно одинаковые вопросы абсолютно не похожих друг на друга зэков. Эти интервью не анонимные, никто не возражал против публикаций своих имен и фамилий, но я хотел бы воздержаться от персональной конкретики. Скажу лишь, что это три поколения: 45-летний крупный предприниматель (Константин), 30-летний адвокат (Влад) и 20-летний скинхед (Николай). Выводы делать вам.

Дата рождения?

Константин: 23 мая 1964 г.

Влад: 31 декабря 1977 г.

Николай: 7 мая 1989 г.

Род занятий?

К.: нефтехимия.

В.: адвокат, специализация гражданское право, недвижимость.

Н.: Стропальщик (оператор крана).

Семейное положение?

К.: Женат, трое детей.

В.: Женат вторым браком, двое детей.

Н.: Холост, мама.

Годовой доход?

К.:. 20 миллионов долларов.

В.: около 500 тыс. долларов.

Н.: 6 тыс. долларов.

Автомобиль?

К.: Бентли Континенталь.

В.: Ауди S6.

Н.: отсутствует.

Сколько сидишь?

К.: 2 года.

В.: Год и два месяца.

Н.: 5 месяцев.

В чем обвиняют?

К.: В заказе на убийство двух человек.

В.: Мошенничество в особо крупном размере.

Н.: 19 (девятнадцать) убийств, два грабежа, оружие, незаконный оборот взрывчатых веществ.

Приговор или стадия следствия?

К.: Судебное разбирательство.

В.: Приговор – 5 лет общего режима.

Н.: Идет следствие.

Что такое успех?

К.: Когда у тебя есть друзья, любимая женщина и дети, и тебе не стыдно за их состояние. Когда ты в согласии с самим собою. Когда тюрьму воспринимаешь как приключение. Повоевать мне не удалось: тюрьма – вполне адекватная замена.

В.: Душевный комфорт.

Н.: Достижение поставленной цели.

Что такое счастье?

К.: Чувствовать себя свободным в своих действиях и своих решениях.

В.: Достижение цели.

Н.: Когда покойно и легко на душе.

Что дала тюрьма?

К.: Много чего. Во-первых, быстрее стал разбираться в людях. Во-вторых, тюрьма позволила понять, кто я такой, как я могу действовать в экстремальной ситуации. Обозначила, что для тебя действительно дорого, за что переживаешь, волнуешься, что ценишь.

В.: Понимание относительности всего, в том числе и успеха, и счастья.

Н.: Осознание своей неправоты, раскаяние в легкомыслии.

Что отняла?

К.: Два года общения с близкими и детьми.

В: Время покажет.

Н.: Возможность осуществить поставленные цели.

Самое яркое впечатление в жизни?

К.: Мое первое освобождение из зала суда. Выходишь и видишь небо!

В.: Когда узнал, что моя жена девственница.

Н.: Когда магазин взорвал.

Самое яркое впечатление в тюрьме?

К.: Не было.

В.: Когда заехал, увидел, что все хохочут. Удивился чего ржут. Это же тюрьма, здесь все должны страдать и мучиться!

Н.: Когда подельник свалил от ментов во время следственного эксперимента.

Самая вредная слабость?

К.: Сентиментальность и доверчивость. Всегда думаешь о людях лучше, чем они есть на самом деле.

В.: Быстрая привязанность к вещам, людям и местам.

Н.: Легкомыслие и доверчивость.

Что ценишь в людях?

К.: Надежность.

В.: Честность, не люблю хитрож…

Н.: Ум, честность, смелость.

Что ценишь в женщинах?

К.: Надежность.

В.: Преданность.

Н.: То же самое плюс красоту.

Политические убеждения?

К.: Либерал-анархист.

В.: Предпочитаю диктатуру беззаконию демократии.

Н.: Национал-социализм.

Цель в жизни?

К.: Достойно ее закончить.

В.: Не растерять приобретенный опыт.

Н.: Революция, свержение власти.

Что такое свобода?

К.: Мыслить и делать так, как ты хочешь.

В.: Независимость от обстоятельств.

Н.: Положение, от которого не зависишь; возможность делать, что пожелаешь.

Самое желанное на воле?

К.: Не знаю.

В.: Жена.

Н.: Наказать тех уродов, которые меня посадили.

Самое невыносимое в тюрьме?

К.: Когда на соседних нарах сидит какая-нибудь мразь.

В.: Собственная глупость, когда предаешься иллюзиям и страхам. Сон разума рождает чудовищ. Переживание – порождение безумия.

Н.: Однообразие и нехватка адреналина, к которому я привык.

Чего боялся на воле и боишься сейчас?

К.: Всегда боялся за семью, а в остальном все пох… Были бы еще мозги.

В.: Тогда был патологический страх измены жены, а теперь не дай Бог однажды понять, что пребывание в тюрьме было бесполезным.

Н.: И там, и здесь боюсь за своих родных.

Чем бы пожертвовал, чтобы выйти завтра?

К.: Максимум пятью годами жизни, больше бы не дал.

В.: Если бы дали на раздумье час, то пришел бы к выводу, что ничего бы не дал.

Н.: Всем, кроме людей, которые мне дороги.

Самый дорогой человек?

К.: Жена.

В.: Мама.

Н.: Я не хочу отвечать.

Самое большое разочарование в жизни?

К.: Что родился и живу в России.

В.: В ментах. Я думал, они умнее.

Н.: В своем лучшем друге, который меня и сдал.

Самый большой успех?

К.: Счастливо женился. Жена ждет, борется, помогает.

В.: Ощущение в тюрьме полноценного счастья.

Н.: Мог пробежать 15 километров и не запыхаться.

Хорошо плаваешь?

К.: Хорошо.

В.: В тюрьме все хорошо плавают, играют на гитаре и водят машину.

Н.: Средне.

За что страдаешь?

К.: За глупость и прямые поступки по горячности, по молодости. Короче, за правду.

В.: За неосторожность в желаниях. Может, это прозвучит по-идиотски, но я как-то захотел уйти в монастырь, но понял, что никогда не решусь на это добровольно. Вот, Высшая Сила меня сюда и закрыла.

Н.: За убеждения.

Самая глупая трата денег?

К.: Казино и проститутки.

В.: Попытка дачи взятки ментам, которые меня потом и закрыли.

Н.: На жигулевскую «шестерку», которую я купил без прав в 16 лет и у которой не закрывалась дверь. Через две недели машину угнали.

Тебе снятся цветные сны?

К.: Иногда бывает, но очень редко.

В.: Да.

Н.: По-моему, да.

Кого ненавидишь?

К.: Нет таких.

В.: Свои низменные порывы. Сначала поддаешься искушению, а потом каешься.

Н.: Я много кого ненавижу. Мусоров, обывателей…

Мечта?

К.: Остаться самим собою. Домик с видом на море или на океан и горы.

В.: Волшебная палочка или золотая рыбка, но лучше волшебная палочка, она безлимитная.

Н.: Выйти на свободу.

Любимая книга?

К.: Предпочтений особых нет.

В.: Сейчас, пожалуй, «Робинзон Крузо».

Н.: «Майн кампф», фантастика.

Где сидел?

К.: Кремлевский централ, Бутырка, спецблок «Матроски».

В.: На общей «Матросске» и на спецблоке.

Н.: На общей «Матросске» и на спецблоке.

Любимое место в мире, Москве, России?

К.: Калифорния, Флорида, Австрия, Швейцария. В Москве противно, гнусно и неинтересно, а то, что нравилось раньше, – вызывает раздражение. Может, возрастное. В России – Комарово.

В.: Кутузовский проспект от начала до конца.

Н.: В Москве – нет. В России – в лесу, на водохранилище, в мире – на море.

Блондинки или брюнетки?

К.: Брюнетки, а так вообще все.

В.: Красивые и доступные. Если недоступные, чего ими любоваться?

Н.: И те, и те.

Любимая музыка?

К.: Битлы, Пинк Флойд, Модерн Токинг, Бонни Эм, АББА, Секрет сервис, Смокки, Эй-си-ди-си.

В.: Советское ретро. Что-то типа «Я буду долго гнать велосипед…», «Сябры», музыка из «Неуловимых». А еще советский гимн нравится, там где про «Союз нерушимых…».

Н.: Hate, Core, RAC.

Думал о самоубийстве?

К.: Всегда задумываешься, но решаешь подождать. Надо бороться, как бы тяжело ни было.

В.: В прямом смысле нет. Только как о приключении, чтобы узнать, что же все-таки там находится, но понял, что все равно узнаю.

Н.: Думал и думаю.

Самый тяжелый выбор?

К.: Ситуаций много было непростых, а жениться или не жениться, пожалуй, самый тяжелый выбор.

В.: Сначала загрузить подельников и не сесть, потом загрузить подельников и выйти, ну, и, наконец, загрузить подельников и получить условный срок.

Н.: Между посвящением себя идеологии террора и личной жизнью-карьерой.

Любимая выпивка?

К.: Алкоголь, но хороший.

В.: Текила.

Н.: Я не пью.

Что для тебя деньги?

К.: Возможности, степень свободы, цель бизнеса.

В.: Оптимизация достижения целей.

Н.: Одно из средств достижения цели.

Любимое блюдо?

К.: Главное, чтобы вкусно.

В.: Гречневая каша.

Н.: Курица с ананасами.

Сколько нужно денег для счастья?

К.: Чтобы чувствовать себя свободным и независимым. Чем больше денег, тем меньше счастья.

В.: Для счастья деньги вообще не нужны.

Н.: Мне бы деньги счастья не сделали.

Самый сумасшедший восторг?

К.: Пока, наверное, с бабами. Может, что изменится.

В.: Три недели до ареста в ожидании приема. Ощущение, что каждый час может быть последним. Все твои обязательства аннулируются и ты начинаешь жить этим потрясающим адреналиновым гибельным восторгом. Как там у Высоцкого: «Чую с гибельным восторгом – пропадаю, пропадаю…».

Н.: Слава от сделанного и от собственной неуловимости. Знаешь, что рано или поздно поймают, но пока они лохи.

Любимое животное?

К.: Собаки.

В.: Попугай.

Н.: Лошадь.

Где бы хотел жить?

К.: В месте с красивой природой, без суеты.

В.: На воле.

Н.: Мне у себя дома было неплохо. В принципе, было бы круто жить в деревне, чтобы не видеть чернож…

Любимый поэт?

К.: Скорее Пушкин, а так много.

В.: Тютчев.

Н.: Я стихов вообще не читаю.

Памятное четверостишие?

К.: Я не знаю, что это означает, но начало стихотворения Генри Гейне «Лори Лай» звучит красиво.

В.: Не помню.

Н.: В голове они у меня не откладываются.

Кто такой Путин?

К.: Я этого не буду говорить здесь. Не очень высокого мнения об этом человеке. Сожалею, что он из Питера.

В.: С одной стороны, Путин удержал страну от развала. С другой, он губит свой народ, не давая ему проявить свои лучшие качества. Как и предыдущие правители, он любит страну, но ненавидит свой народ, держа его за быдло. Если ВВ остановится на том, что сделал, его можно поставить в один ряд со Сталиным – Лениным, которые, укрепляя государственность, уничтожали свой народ. Но все равно я считаю его искренним человеком, хотя на выборах голосовал за Жирика.

Н.: Умный. Я бы его казнил за то, что выдвинул Медведева в президенты.

Кто такой Медведев?

К.: Похоже никто, но время покажет.

В.: Г…н.

Н.: Жидо-масон. Мендель, кстати, у него фамилия.

Политический режим в России?

К.: Кэгэбэшный тоталитаризм.

В.: Олигархия.

Н.: Закос под демократию, которая таковой не является. Нашим правительством направляют извне, последовательно уничтожая русский народ, заменяя его гастрабайтерами. Есть специальный план, разработанный Америкой, чтобы количество русских уменьшить в десятки раз. По миллиону вымирает русских в год.

Судебная система?

К.: Эта не система – это репрессивный аппарат.

В.: Коррумпированный беспредел.

Н.: Коррумпирована целиком и полностью. Я бы вернул смертную казнь за изнасилование и наркоторговлю.

Идеал политического лидера?

К.: Юлий Цезарь.

В.: Христос, поскольку истинная политика неотделима от понимания человеческой сущности и подлинных целей человечества.

Н.: Гитлер. За время своего правления поднял свою страну. Был настоящим патриотом своей страны.

Хобби?

К.: Водка, женщины, спорт.

В.: Коллекционирую личности.

Н.: Спорт, интернет: новости, форумы, игры.

За какую партию голосовал?

К.: Ни за какую.

В.: За «ЕдРо».

Н.: Ни за какую.