Текст книги "Мальчик с саблей (сборник)"

XI

– …я проглаживаю их с обеих сторон! – собрание уже началось, и Петер делился опытом борьбы со специфической текстильной фауной. – Знаете, горячая обработка крайне, крайне позитивно влияет на безопасность ткани. Там просто как пустыня получается. Никто не живёт практически…

Эрик прошёл по центральному проходу и присел на подлокотник тугого, прямо сейчас лопнет, раскидистого кресла, туго-претуго обтянутого телячьей кожей.

– Вы не встретили Оскара? – негромко спросила Норма, нагнувшись к нему через проход. – В пенсионном фонде всё время очереди, он сказал, что приедет прямо оттуда…

Эрик развёл руками.

Петер, кажется, потерял мысль и слегка забуксовал между «и-и…» и «во-от».

– Таня! – позвал Эрик. Хорошо позвал, вроде и негромко, а как-то тише стало вокруг, все головы повернули. – Таня, а вы никогда нам не рассказывали… Где вы работаете?

Таня расстегнула под горлом верхнюю пуговицу блузки, улыбнулась.

– Что вы имеете в виду, Эрик? Вам этого, – обвела рукой склад, – мало? Наши собрания и всё связанное с этим я работой не считаю, а вот кресла отнимают довольно много времени.

Она сместилась чуть в сторону от стола, глядя то на Эрика, то на Петера, то на ссутулившегося в углу над компьютером Иеремию.

– Я просто хотел спросить: у вас, наверное, и форма есть?

Дирк приподнялся с места. Таня вспыхнула, даже в слабом свете складского освещения было видно, как бордовый румянец всполз из-под воротничка на щёки и кончики ушей.

– Эрик, – попросила она, – вы как-нибудь почётче сформулируйте вопрос, ладно? А то я что-то даже в толк не возьму, о чём это таком вы спрашиваете?

Эрик поднялся и медленно пошёл ей навстречу.

– Ну как бы ещё проще спросить-то, Таня? Хотел узнать, почему мы не знаем, что вы «цесарка», – понятно я излагаю?

– Подождите! – словно защищаясь, Таня выставила ладони перед собой. – Подождите!

Её голос сорвался, расстегнулась заколка на затылке, куцый хвостик распушился неровными тусклыми прядями. Очки криво сползли с переносицы. Пола рубашки почему-то выбилась из-под пиджака. Как будто не образ хранительницы «Касты» рассыпался на осколки, а сама Таня начала распадаться – что та снежная девочка, прыгавшая через костёр.

Все замерли в разных позах, словно в старомодной театральной постановке.

Таня замигала часто-часто, и так всё и шевелила ладонями вверх-вниз.

– Да! Да! Да! – громко скандировала она. – Если вы, Эрик, хотите это обсудить, то: да! Я сотрудница ЦСР. Центра. «Цесарка». Но…

Обе створки входной двери с треском распахнулись, и братья-арабы возникли на пороге. Они выискали взглядом Норму, та начала бледнеть и оседать в кресле.

– Оскар, – сказали братья почти в унисон. – Полчаса назад «цесарки» взяли Оскара прямо посреди Торговой площади.

– Ну вот, – сказал Дирк. – Кажется, всё начинает проясняться.

Далеко в центре города на колокольне сочно ударил колокол.

– Я должна сказать… Я должна объяснить…

Но никто не слушал Таню, даже не замечал её присутствия.

– Расходиться, наверное, надо, – задумчиво предложил Иеремия.

– Куда? – засмеялся Дирк. – Куда, дурашка?

Петер и братья-арабы хлопотали над Нормой.

Эльза беззаботной походкой подошла к Эрику.

– Приплыли, да?

Она старалась улыбаться, но получалось не очень. Всё равно молодец, подумал Эрик и, секунду подумав, притянул её к себе и поцеловал. Она ответила, точнее, лишь слегка наметила ответ.

– Ну, давно собирался, – извинился он.

А она повторила:

– Приплыли, да?

– Мне нужно объяснить вам… – Эрик сощурился: – Слышите?

Все замерли, и тогда стало слышно что-то вроде «чух-чух-чух» откуда-то сверху, а может быть, отовсюду, у этих складских помещений такая своеобразная акустика…

– Я знаю этот звук, – сказал Эрик. – Это «эн-эйч-девяносто». Хорошая машинка, надёжная. Десантный вертолёт, если кто не понял.

Где-то одновременно включились две или три полицейские сирены.

– Да, – подтвердила Эльза. – Приплыли.

Раздался громкий фанерный треск и грохот. Это Таня опрокинула стол.

– Выслушает меня сегодня кто-нибудь, чёртовы параноики?!

– Отличное начало, – сказал Иеремия. – Технически мы шизофреники, но даже интересно, что дальше будет.

– Ли! – заорала Таня. – Красный!

XII

Так вот как зовут ту девчушку на входе, подумал Эрик. И условные сигналы у них отработаны!

И тут он увидел, что в пустом ближнем углу к двери, в неосвещённом проёме между колоннами клубится тьма. Тухлая Тень никогда не входила в «Кресла Тани Т.», и сейчас это можно было принять за какое-то никому не нужное знамение. Что предсказывать, когда и так всё ясно?

Китаянка вбежала из коридора, закрыла обе створки дверей и заперла на ключ.

– Помоги, сто стоись? – указала Дирку на самое тяжёлое кресло, больше похожее на макет дворца.

– Не думала, что будет вертолёт, – сообщила Таня. – Надо уходить очень быстро, здесь служебный тоннель, выходит в подсобку на соседней улице.

– Таня, – сказал Эрик, – хватит над нами издеваться. Все и всё уже поняли. Не надо продлевать агонию.

– Ты тупой солдафон или от контузии не отошёл? – ощерилась она. – Я такой же сталкер, как вы. Только дошла до конца и победила. Теперь цацкаюсь тут с вами вот такими.

– Ты «цесарка», – неуверенно возразил Иеремия.

– Да хоть десять раз «цесарка»! Я по выходным книги по приютам развожу, понятно? Тебе это надо услышать, чтобы начать шевелиться уже? По ЦСР соскучился?

Все «отмерли». Стоп-кадр закончился, и лента закрутилась дальше.

– Слушайте внимательно, – Таня снова притянула к себе всеобщее внимание. – Главное, не нервничать, понятно? Если хоть одного из вас сорвёт с катушек, я не удержу и остальных.

Хотелось спросить её о многом, но в этот момент полозья вертолёта гулко царапнули крышу.

Иеремия, опустившись на колени, что-то яростно выбивал на клавиатуре.

В зале стало светлее. Зарделись алым швы на потолке, углы колонн, трещины на плинтусах.

– Дирк, прекрати! – попросил Эрик.

Чёрный человек трёхметрового роста прятался в тёмном углу.

– Не подходите к брезенту! – нервно предупредил Петер.

Под грубыми складками ткани что-то двигалось, длинное и вёрткое.

Таня, призвав братьев-арабов, подняла крышку в полу. Оттуда повеяло холодом и смрадом. Тухлятиной. Смертью.

– Это не вариант, – негромко сказал Эрик. – Таня, слышишь? Мы там все останемся. Я ещё не готов.

Все замерли, глядя то на Таню, то на него.

– Варианты? – спросил Дирк.

– Вертолёт, – ответил Эрик.

И уже Эльзе:

– Подстрахуешь?

Таня закрыла лицо руками.

– «Эн-эйч» – это шестнадцать бойцов, – напомнил Дирк. – В выкладке.

– Надо постараться никого не убить, – сказала Таня. – Хотя бы постараться, ладно?

– Как вы это себе представляете? – взвился Петер. – Вы так и не поняли, что такое текстильная фауна?

– У нас не больше пяти минут, – сообщил Иеремия, видимо, добравшийся в своём компьютере до нужной информации. – Я вырубил полицейскую волну, но это ненадолго. Сильнее нельзя было, Тигунга мог…

– Заткнись с Тигунгой, ладно? – разозлилась Эльза.

Она уже выломала красивый резной подлокотник и примеривалась, как его лучше держать.

На крыше рвануло. Все инстинктивно разошлись за кресла. Топот сапог по лестнице приближался.

– Это полицейская операция! – голос шёл через мегафон и казался ненастоящим, будто из фильма. – Всем оставаться на…

Тот, кто первым отдёрнул брезентовую штору, залив внутрь квадрат света, исчез тут же, будто кто-то сдёрнул со сцены марионетку.

Со стороны улицы послышались глухие удары в дверь подсобки. За шторой заполыхало, крики людей смешались с рёвом невидимого зверья. Одиночные выстрелы утонули в гуле пламени. Брезент ходил волнами, топорщился мускулами и гребнями, пока не вспыхнул и склад не затянуло дымом.

Другого пути наверх не было – только по прямоугольникам ступеней, разделённым провалами, в которых полыхал бесконечный огонь сапёрской фантазии Дирка.

– Петер! Смотри на меня! – Таня развернула очкарика к себе и уставилась ему в лицо. – Отгони зверей от лестницы. Не возражай: ты уже умеешь это!

Счетовод мелко и часто закивал. Волны, вздымавшие брезент, постепенно разошлись к углам склада. Дирк, сжав зубы, рванулся вперёд, Эрик за ним. Нестерпимый жар облизал ноги до колен. Глядя только на квадрат безмятежного неба, они первыми выбрались наверх.

Пилот вертолёта, увидев обгоревшее лицо Дирка, схватился за кобуру, но потом решил не геройствовать, а выскочил из кабины, отбежал на дальний конец крыши и на всякий случай поднял руки.

Эрик занял место пилота, Дирк рядом, Эльза сзади. Огненные полосы расползались по всему кварталу. В одну из прорех медленно оседала патрульная машина.

Братья-арабы занесли Норму в задний отсек. Туда же запрыгнули Петер, Таня, Ли и Иеремия.

Облик вертолёта стремительно менялся. Полозья вытянулись хищными лапами, кокпит удлинился и оброс чешуёй, хвост стегнул по крыше, срубая попавшиеся антенны.

Эрик почувствовал себя как дома. Вверх! Вверх! Но запретные воспоминания тотчас накрыли его с головой. Ведь прошлый раз вертолётом управлял не он, а Тухлая Тень. Это она, а не он свернула шею пилоту и заняла его кресло. Это не он, а она, она, она выжгла деревню, где их с Микаэлем держали в плену! Так просто, правда, Эрик, валить всё на неё, а?

Бронированная стрекоза оторвалась от крыши захолустного магазина-склада «Кресла Тани Т.» и начала набирать высоту.

– Куда теперь? – Дирк нашёл гарнитуру и подключился на волне пилота.

Эрик же смотрел на радары. На самом краю зелёного круга показались три точки, идущие клином к центру.

– «Грипены», – сказал он. – Остальным не говори пока.

Дирк был простым сапёром, но названия истребителей знал не хуже Эрика.

Стрекоза заложила дугу, снизилась почти до крыш домов и устремилась к центру города. Эрик по-прежнему не знал, что им всем делать.

Огненная сетка ползла по улицам под ними, разрастаясь на глазах. Где-то вспыхивал огонь, вверх потянулись клубы дыма. Сотни людей метались на мостовых.

«И что с нами такими делать?» – вспомнил Эрик. – «Убивать!»

Наверное, да, Дирк. По крайней мере, не стоило нам садиться всем в один вертолёт. Нас просто разорвёт страхами друг друга. Нас – и всех вокруг до горизонта.

На пути вертолёта показались высотные стекляшки деловой части города. Зелёные точки подползали к центру радарного экрана – «Грипены» стремительно выбирали расстояние до улетающей от них цели.

Углы ближайших домов начали раскрываться огненными швами.

Рекламная растяжка на проспекте вздыбилась парусом, и какие-то разноцветные твари прыснули с неё в разные стороны.

Разбросанные по городскому парку пруды шли рябью, и в каждом из них, как в зеркале, проявлялось огромное нечеловеческое лицо Принцессы Мёртвой воды. Берега были усыпаны человеческими телами.

Острый зуб Первого коммерческого банка медленно вырастал впереди.

Запела система оповещения – «Грипены» начали выцеливать вертолёт.

Эрик лихорадочно перебирал варианты. Остальные замерли. Они просто летели, просто смотрели по сторонам, просто прощались с жизнью, в такой сумятице и не поймёшь, кто чем занят.

– Эльза, – позвал Эрик во весь голос. – Пригнись ко мне!

Дирк покосился на него, но рация вдруг выключилась. Эльза выслушала Эрика и отодвинулась на своё место.

Оповещение заверещало. От ближнего «Грипена» отделилась светящаяся точка. Зуб небоскрёба занимал уже полгоризонта, и разверстая преисподняя шла по сгибу стен от земли до громоотвода.

Надеюсь, Сцилла не откусит нам хвост, подумал Эрик. Резко принял вниз, почти прижался к пылающему тротуару. И кивнул.

Обломком кресла, выполненным из древесины твёрдых пород, Эльза что есть силы влепила Дирку по голове. Великан нырнул носом вперёд, впечатавшись лицом в приборы, и замер.

Точка летящей ракеты на радаре практически достигла центра.

До угла небоскрёба остались метры.

И огненная стена вдруг развеялась, истаяла и превратилась во что-то куда более спокойное, тёмно-красное…

Стены здания стремительно сходились, затягивая разлом. Лязгнув боковыми закрылками по бетонным перекрытиям, ломая винт, стрекоза протиснулась в сужающуюся щель – а следом за ней скользнуло продолговатое тело ракеты класса «воздух – воздух».

I

Красно-бурый песок. От горизонта до горизонта. От края и до края мира. На самом деле, Эрик тогда не дошёл до своих всего несколько километров. Услышал стрёкот винтов и спрятался в тень.

Теперь он стоял на том же месте. Ослепительно белый обломок фюзеляжной обшивки торчал из песка на высоту двух человеческих ростов. Закатное солнце очертило за ним длинный-предлинный треугольник бессветия.

Чёрный человек, толстый, с поднятым воротником, стоял спиной к Эрику и ждал его.

Что ж, подумал Эрик, к такой встрече вряд ли можно быть готовым на сто процентов. Сталкеру хватит и половины от этого, сказала Таня. Остальное – вопрос воли и тренировки.

За спиной Эрика догорала гигантская бронированная стрекоза. Её оторванный хвост воткнулся в песок шагах в сорока. Дирк с замотанной головой и полицейским карабином сидел около искорёженной кабины, привалившись к спине Иеремии. Остальные стояли кто где, следя за Эриком. Он поймал настороженные взгляды Эльзы и Тани.

Не подвести бы их всех. И главное, чтобы Дирк не постеснялся стрелять на поражение, подумал Эрик. Если что.

В прошлый раз он не вернулся из тени. В его шкуре оттуда вышла Тухлая Тень. Поисковый вертолёт имел неосторожность приземлиться поблизости. Любопытство сгубило кошку. Пилот и стрелок даже не успели прицелиться. Они умерли быстро и буднично. Против Тухлой Тени у постороннего человека негусто шансов, а?

Поэтому никаких «если что», сказал себе Эрик. Чёрный человек замер совсем рядом. Он ведь всё время рядом, он никуда не торопится, питается моим временем и моим страхом. Но сегодня тороплюсь я. Столько всего, с чем ещё предстоит разобраться. Тот же Тигунга.

Эльза издалека махнула рукой. Правильно, что тянуть-то?

Здравствуй, Тухлятина. В этом мире нам двоим слишком тесно. Я пришёл за тобой.

Эрику Умберсу хватило пяти шагов, чтобы полностью погрузиться в тень.

Силой и лаской

Не могу, говорит, тебя любить.

Всё по швам. В клочья. Всё-всё-всё.

Говорит:

– Глупая ты.

Хочу возразить, возмутиться – а у кого из нас красный диплом мехмата? А как же моя кандидатская по частным решениям задачи трёх тел? А как же?..

– Ты реши сначала задачу двух тел, – горячо и зло шепчет Макс прямо мне в лицо. – Вот они мы – ты и я, а толку?

Постель – как клетка, как ринг, из которого нельзя выйти. Тусклый ночник заливает поле боя ярче сотни прожекторов. Некуда спрятаться.

– Я не вижу тебя. Ни утром. Ни вечером. Ни ночью! – Гвоздь за гвоздём, он умеет. – Ты обменяла меня на… это! – Палец-молния бьёт в потолок.

Зелёные цифры часов – как счётчик такси. Ноль-три-один-четыре. Пи. Время Пифагора. Да, я пришла домой десять минут назад.

Нагота не объединяет, а разделяет нас. По перекрученным простыням бродит электричество.

– Это ненадолго! – оправдываюсь – опять, в тысячный раз оправдываюсь я. – Скоро будет график, и посменная работа, и надо только немного потерпеть, Макс! Джаф обещал, что осталось совсем чуть-чуть…

Так поднимают с пола и прикладывают друг к другу осколки какой-нибудь сахарницы – зная заранее, что склеивать смысла нет.

– Джафар вас за лохушек держит, а вы рады уши развесить! Семь царевен, ахи-охи…

Прорывается наружу тот Макс, которого я стараюсь не видеть, не замечать, даже не представлять. Мой парень преодолевает ступеньку за ступенькой – по лестнице, уходящей за облака. Он ценит деньги, потому что знает, как они достаются. Он умеет подать себя – каждым жестом, взглядом, поворотом головы… И иногда он абсолютно, совершенно безжалостен.

Макс успешен – в рамках тесного, размером с планету, мирка дилеров бытовой техники. И знает эти рамки. И ощущает разницу между своим бизнесом и моим делом. И сжигает себя самоиронией. Но сейчас человек-пылесос вышел из себя. Содержимое мусоросборника того и гляди вырвется наружу.

– Всё как всегда: ты не со мной. Где угодно, только не здесь. Я к тебе лицом – а ты спиной! Не бывает, понимаешь, не бывает такой любви! – о, это старая фишка, заезженная пластинка.

Я лишь щурюсь, чтобы не смотреть, не слышать, не чувствовать. Я в домике.

– Ты мне больно делаешь, Лёлька! – кричит Макс в полутьме. – Что тебе дороже?!

Его радужка светится словно тонкая воздушная плёнка вокруг чёрной ночной Земли.

А где-то там, далеко за пределами атмосферы, скользят сквозь пустоту умные рыбки, блестя невесомой чешуёй. Старенькие «Ресурсы» и «Океаны», застывшие в геостационаре «Электро», безымянные номерные военные штуковины. Навигация, связь, наука, разведка. Стайки серийных «Циклопов» и «Авгуров». Можно протянуть руку и погладить их угловатые бока.

Если ты ставишь вопрос ребром, Макс, то я выбираю спутники.

* * *

Теперь всё и впрямь по-другому. Макс бы удивился. Хотя, конечно, Джафово «чуть-чуть» растянулось ещё не на один год…

У меня безупречная осанка, слегка усталый взгляд много повидавшей женщины, две бесшумных тени за спиной и маленький серебряный значок на лацкане делового пиджака. Я работаю ровно по десять часов один раз в четыре дня. Я отдыхаю в любом уголке мира, куда есть смысл метнуться максимум на восемьдесят шесть часов. У нас в «Орбитах и Траекториях» чёткий график.

Рядом с проходной толпится молодняк – перепуганные глазастые девчушки, нескончаемый поток соискательниц. Всем хочется райской жизни, и особенно манит отсутствие изначальных ограничений. В «Орбитах» могут пригодиться и сирые, и убогие – критерии отбора куда сложнее и куда проще.

Минуя сканер и первый пост охраны, я взлетаю по широким ступеням и скрываюсь за дверью с пафосной голографической табличкой. «Начальник отдела расчёта траекторий» – так же записано и в моей трудовой книжке, надёжно похороненной в подвалах Джафовой бухгалтерии. Враньё в трёх словах из четырёх.

Другой выход из кабинета ведёт во внутренний коридор. За вторым постом уже нет чужих. В комнате релаксации разлеглись, как игуаны, девчонки-орби из ночной смены. При виде меня они чуть-чуть подбираются из положения «расслабон» в «очень вольно» – это вместо приветствия. Навстречу спешит Милка, несостоявшийся свипер, моя единственная настоящая подруга.

– До вахты время есть? – в глазах шаловливые огоньки. – Там новеньких на чешуе проверяют, прикольно!

Прикольно – не то слово. Милка тащит меня в аппаратную. Техники не особенно рады нашему появлению, но, видя меня, смиряются с неизбежным. Царевнам в «Орбитах» не перечат.

За панорамным зеркальным стеклом – семь крошечных комнатушек, и в каждой сидит по девчонке. Это для них не первый и не последний тест на трудоустройство в корпорацию. Но самый – и единственный – по-настоящему важный, о чём они, впрочем, не подозревают.

Стул, стол, стеклянная салатная миска, наполненная блестящим, полупрозрачным. Полная миска наноматериала, нанки. Невесомых колечек размером чуть меньше копейки. Ноу-хау нашего мудрого Джафа.

Скажи я «сверхпроводящая керамика» или «реструктуризированный полимерный композит», яснее не стало бы. Нанка – она и есть нанка.

Девчонки опасливо погружают ладони в рассыпчатое стекло, перебирают колечки, катают их в горсти…

– На кого ставят многоопытные свиперы? – косится на меня технарь по имени Валька – единственный обитатель аппаратной, кто рад меня видеть и не скрывает этого.

Свиперы – это в кёрлинге такие тётки со швабрами. Бегут, суетятся, шлифуют или царапают лёд перед скользящим камнем, подправляя направление его движения. Траекторию.

– Вон, – я киваю на третью кабинку, – как царь Кощей над златом чахнет.

Длинноносая девица, насупив брови, всматривается в свои открытые ладони. Между пальцами радужным водопадом просачиваются колечки чешуи.

Пластиковые манипуляторы выдвигаются из стен и переносят посудины с нанкой в прозрачные вакуумные шкафы. Внутренний контур каждого колечка, соприкоснувшегося с твоей рукой, ловит какое-то колебание, эманацию, и запоминает её навсегда. Чешуя – штука одноразовая. Колечки почувствовали тебя. Вопрос, почувствуешь ли их ты.

– Подойдите к шкафу, – голос кадровика транслируется одновременно во все семь кабин. – Положите ладони на стекло и постарайтесь притянуть или оттолкнуть тестовый материал.

Весь фокус в этом «постарайтесь». На собеседовании в «Орбиты» не принято переспрашивать. И девчушки стараются. Морщат переносицы, пыхтят, полуприкрывают глаза, хищно шевелят пальцами. За короткие секунды они успевают поверить в свои телекинетические способности, магические навыки, и черт-те во что ещё, но только у одной эта спонтанная вера неожиданно находит видимое подтверждение. Девчонка, на которую я поставила, изумлённо замирает. Между ладонями будущей орби, а может, и свипера, за толстой преградой термостойкого стекла хаотичной рябью, искристым снегом бушует вихрь прозрачных колечек чешуи. Взлетает, опадает и снова взлетает.

Иногда нам приходится сопровождать Джафа на «линию обороны».

Милка, впервые удостоенная подобной чести, жмётся ко мне как телёнок. Декольтированный нашпиленный заминиюбленный телёнок. Орбитальная Золушка.

Плацдарм сочится иллюминацией. Укрепрайон ломится от яств и изысканного бухла. Вероятный противник гламурен и тысячелик. От смазливых мордашек и холёных рыл некуда глаза прятать. Баблобыдло, как когда-то окрестила здешний контингент быстрая на язык царевна Марика. Сплошь акционеры, инвесторы, меценаты и филантропы. Фельдмаршалы налоговых инспекций и махараджи пенсионных фондов.

От таких не спрячешься, любит повторять Джаф. Частная космическая корпорация – это противоестественно для нашей страны. Пусть мы не запускаем своих кораблей – но ведь трогаем чужие! Значит, надо слиться с ландшафтом, девочки.

И мы сливаемся. Цедим шампунь, пощипываем виноград. Лучезарим. Мило тупим.

Замзамы и генпреды вьются роем – всё больше вокруг пейзаночки Милки, но и мне перепадает.

– Джафар Резович, – игриво хмурится какой-то молодой да ранний. – Как же так: в вашей-то отрасли и делать ставку на прекрасных дам? Я бы сказал даже, очень прекрасных…

Чтобы случайно не икнуть, спешно отпиваю. Мы – кариатиды, мы держим небеса, хочется ответить мне. Понимаю, что захмелела.

Но наш многомудрый визирь никогда не отдаст даже огрызка правды. Простейшего, по сути, факта: мужчины не чувствуют чешую.

– Мне нравится работать с женщинами, – свойская улыбка класса «ну, между нами, мальчиками» каменеет на лице Джафа. – Иногда ощущаю себя как в гареме, словно на родине предков…

Джафушка у нас иранских кровей, ему можно.

Но собеседник не унимается – видимо, проповедует другую систему ценностей. Он цепляет Милку под локоток и принимается за разрушение её неокрепшего мозга, объясняя, почему в топ-менеджменте неоспоримо гендерное превосходство мужчин. Нудит, бросаясь взятыми с потолка цифрами и статистическими выкладками. Математика, цинично усмехается он, чистая математика. А сам расслабляет шелковистую наноткань высокого воротника да роняет взгляды Милке в промежбюстье.

Турбошейк расслабляет публику. Рано или поздно Макс тоже окажется здесь, вдруг думаю я. Если всё пойдёт по плану, обязательно окажется. Его труды вознаградятся сторицей. Здесь ему будет комфортно.

Буксирую сладкую парочку в курительный зал. Неосторожной фразой провоцирую топ-менеджера на партию в бильярд. Шары приветливо поблескивают слоновой костью. Начинающий шовинист любезно предоставляет мне право разбить. Ему нравится, как я смотрюсь с кием. Первые пару минут, дальше ему уже не до того.

Откуда-то с горизонта кивает Джаф: конец вахты, девчонки, дальше сами. Значит, успел всё, что надо, и мы в свободном полёте.

В четыре удара разгоняю по лузам всё, что катается в пределах моего кия. От двух бортов, с подкруткой и прибаутками. Поминаю добрым словом Эйлера, Римана и Вейерштрасса. Торжественно вручаю трезвеющему сопернику треугольник. Математика, шепчу ему на ушко. Чистая математика.

На парковке мои верные стражи сканируют окружающее пространство. Предполагается, что они в состоянии уберечь нас от любых неприятностей.

Джафару вообще нравится о нас заботиться. Первые семь девушек, кому удалось «почувствовать» чешую, хитрую Джафовскую нанку, стали настоящими царевнами. И это не просто расхожий оборот.

Я давно уже не соприкасалась с деньгами. Да, где-то там на счетах постепенно растёт сумма, которой мне, если что, хватит на пару жизней. И я расписываюсь за зарплату и премии в унылых архаичных ведомостях. Но мне это не интересно, и Джаф знает об этом.

Куда важнее – сопричастность и тайна. Проболтайся любая из царевен, и «Орбиты» разберут по винтикам, а наши тела отдадут в дар науке. Это простушкам-орби кажется, что всё очевидно и понятно: биоэнергетическая телеметрия, бла-бла-бла, далее неразборчиво. Но мы-то знаем: за красивыми фразами – пшик, пустота, ложный след. Гном и семь Белоснежек хранят свой маленький секрет. То, что мы делаем, – ядрёный замес хайтека, шаманства и тяжёлой атлетики. Мы – свиперы, и кто бы сказал, при чём здесь деньги.

Милка вытягивает поперек лимузина свои «очень прекрасные» задние конечности, беззаботно смеётся, спрашивает, не позвонить ли ребятам.

Презираю ли я служебные романы? О да! – и поэтому уже полгода встречаюсь с Милкиным техником, а она с моим. Так оно менее служебно получается.

Нет, ничего серьёзного – флирт, двусмысленность, этакое бесконтактное танго. Много красивых па – прогулки вдоль реки, цветы на столике в гостиничном номере на другом краю света, смайлики доброго утра и спокойной ночи, случайные касания в коридорах «Орбит». Мы проходим по встречным траекториям, чиркая друг друга как кремень и огниво. Между нами пропасть: царевне – не по ранжиру, ему – не по зубам.

И ещё – просто анекдот! – его зовут Валей. Лёлик и Валик. На кастинг в мультсериал, срочно!

Звони, конечно, говорю Милке. Она-то со своим Петруччо – моим техником, кстати! – уже давно преодолела. Барьеры там всякие. Кастовые, так сказать, различия.

Звони, говорю, ребятам. Чего уж там.

* * *

Когда Джаф говорит о деле, с него слетает лоск, спадает маска удачливого оборотистого бонвивана. Его глаза разгораются фанатичным огнём, и нас влечёт этот свет. С того момента, как Джаф собрал нас вместе.

Восемь лет назад – где-то на выселках, ни техники, ни нормальной аппаратуры, провода как лианы, чайные круги на обшарпанных столах, клочья ваты из-под законопаченных на зиму форточек, позапрошлогодние фотомодели по стенам.

Из активов у Джафа – трогательный иранский акцент и жар великой идеи, разрывающий его изнутри. В какой-то подзаборной наномастерской он сварил первую порцию чешуи. В физической лабе соседнего факультета, снятой на три часа за бутылку водки, заставил Марику повозиться с нанкой – и когда первые колечки взлетели к горловине вакуумной колбы, в мире незаметно, но в один миг наступила новая эра.

Тогда Джаф ещё не думал, что большую идею трудно сохранить в неприкосновенности, – и тыкал нас, первых адептов… адептих? – носами в свои каракули, горячился, когда мы пытались оспаривать его странную, кривобокую, на грани фола, теорию. И требовал всё большего на практике.

Когда я усилием воли подняла игральную кость, на каждую грань которой было прилеплено по чешуйке, и раскрутила кубик вокруг своей оси, Марика первой забила тревогу. Кучке студентов не удержать прав на подобное знание. Джаф послушался её, остальные поддержали. Проект быстро превратился в чёрный ящик, оброс небылицами и дезинформацией, растворился в поддельных протоколах исследований и псевдоэкспериментах.

Когда на околоземку вышла первая птичка, тень уже полностью скрыла плетень. Тот «Авгур» был равномерно покрыт колечками из трёх разных партий – заряженными мной, Марикой и Кристиной. Джаф довёл до ума систему сопряжения с ЦУПом. Родились «Орбиты и Траектории».

Мысль о том, что можно не целиться в нужную для спутника орбиту с Земли, а корректировать его полёт уже там, наверху, причём без расхода топлива или электроэнергии, приглянулась многим. Достаточно выплюнуть объект за пределы атмосферы, а всё остальное сделают девчонки из «О & Т».

Пока структуры разного уровня зубастости пытались прибрать нас к рукам, Джаф сделал всё, чтобы «Орбиты» успели стать незаменимым компонентом рынка. Мы взялись за тяжёлые транспортные модули, что оказалось по силам очень немногим. Семь царевен, семь свиперов, взвалили на себя, да и потащили весь грузопоток.

Как вы это делаете, после очередной стыковки благоговейно спрашивают простушки-орби, способные, максимум, отклонить объект весом в сотню кило на микроскопические доли градуса. Их труд тоже востребован, и работы только прибывает, на средних орбитах скоро пробки начнутся, – но орби смотрят на свиперов, как на богинь.

Как? Мы улыбаемся чуть снисходительно, но искренне. Силой и лаской, девчонки…

А Марика и впрямь похожа на богиню. Кубинский загар напоминает мне, что сейчас пасмурный февраль, и совсем не хочется задумываться, каково ей – круглый год болтаться на платформе в Карибском море.

Крис сонно таращит глаза – у них на Сахалине уже поздний вечер. Мы редко видимся. Царевен разбросало, как глонассовские спутники, – для равномерного покрытия небосвода. Мир наизнанку.

Я с утра не нахожу себе места, и теперь этому появляется объяснение: Джаф готовит новое дело.

– Модуль такого размера нам обслуживать ещё не приходилось, – то ли пугает, то ли успокаивает он. – Сорок метров в длину, семь в сечении. Идёт на собственной тяге. Мы – на подстраховке.

Мы прощаем ему это «мы». Если бы хоть один мужчина мог приподнять чешуйку, это был бы Джаф.

– Куда – идёт? – уточняет Кристина.

– В Море Спокойствия, – бесстрастно уточняет Джаф, а в глазах прыгают чёртики. – К «Базе-шесть».

Нас пустили в Лунную Программу!!! Сползаю с кресла. Пульс – двести. Башка кру´гом. Джаф, персидская ты наша рожа!

Чему радуешься-то, дурёха? Это внутреннее «я» говорит голосом Макса. Что тебе до Луны?

А вот Вальку не удивил бы мой восторг. Он сам в «Орбитах», ему не пришлось бы объяснять. Впервые эти двое возникают у меня в голове рядом. По разные стороны барьера. Дуэльных пистолетов не хватает.

– Олечка… тебе нехорошо? – Джаф деликатно дотрагивается до моего плеча.

Смотрю на него снизу вверх.

– Нет, Джафушка. Мне хорошо!

* * *

Назад, к былым временам! График летит в топку, трудовое законодательство следом. Десять часов в сутки выливаются в четырнадцать, семьдесят в неделю – во все сто сорок. Без выходных и всяких «восьмых марта». Ликуй, мой проницательный недомуж! Я снова пашу как зомби.

Марика, милая стервозина, улетая, оставила нам с Крис по оранжевому тряпичному жилету – с записочкой: «Пригодится, подруги!»

Недолго думая, отправила ей вслед курьерской почтой литровый флакон масла для загара. Подпись: «Отдыхай, детка!» Пусть доставит в перерывах между вахтами визуальную радость матросам нашего краснознамённого.