Текст книги "Воздушные фрегаты. Гросс"

Глава 6

В прежние времена граф Оссолинский при посещении Петербурга никогда не останавливался в гостиницах. Для бывшего кавалергарда и большого повесы, принадлежавшего по праву рождения к самым сливкам общества, всегда были открыты дома его многочисленных друзей и приятелей. Так, пользуясь их гостеприимством, он мог жить, ни о чем не заботясь и, что особенно немаловажно, не тратя своих скудных средств.

Увы, это все осталось в прошлом. На сей раз, прибыв в Санкт-Петербург, его сиятельство обнаружил, что очень мало кто из прежних знакомых желает принимать его, не говоря уж о том, чтобы дать ему кров. Волей-неволей пришлось остановиться в гостинице, причем не в «Англетере», как любила покойная матушка, а в куда более скромных (и дешевых) меблированных комнатах мадам Ряполовой.

Комнат в номере было всего две. В одной расположился сам граф, вторая днем служила гостиной, а ночью там спал доставшийся от покойной матери слуга Джеймс. Впрочем, никаких гостей Оссолинский не принимал по той простой причине, что никто к нему не ходил. В комплекте прилагались старая мебель, давно не видевшие ремонта стены и унылый вид из окна. Было от чего захандрить.

– Рим создан человеческой рукою, Венеция богами создана; но каждый согласился бы со мною, что Петербург построил сатана! – мрачно продекларировал граф.

– Милорду что-то угодно? – осторожно заглянул в комнату Джеймс.

– Нет, пожалуй, – покачал головой хозяин. – Хотя… который час?

– Четверть первого, – тут же ответил обладавший невероятным чувством времени слуга.

– Есть почта?

– Нет, сэр.

– Можешь быть свободен, – сразу же помрачнел Оссолинский.

Завтра в это время его сын будет мертв. Суд прошел в закрытом режиме, приговор вынесен, а апелляция отклонена. Ходят слухи, что государь не стал ее даже читать, а сразу же разодрал, едва узнав, в чем суть прошения. Прежние друзья от Оссолинского отвернулись, родственники хлопотать отказались, так что оставалось только дождаться конца и похоронить тело.

Странно, но граф был огорчен не столько постигшей его утратой, сколько предстоящими тратами, а также целым ворохом проблем, свалившихся на него из-за измены сына. Денег почти не осталось, а счета семьи по большей части арестованы. Нет, никто их не конфисковал, и через некоторое время он получит доступ… и тут же встанет проблема долгов. Наследства, конечно, хватит, чтобы их погасить, но сколько останется после этого?

«Черт бы вас побрал! – явно имея в виду покойную мать и все еще живого Анджея, подумал он. – Для чего вы полезли в политику? Зачем растратили семейное достояние?»

В этот момент раздался требовательный стук в дверь, перепугавший Оссолинского до колик. Неужели опять жандармы? Его уже опрашивали и в связи со смертью матери, и с делом, открытым против его сына, но кто знает, что может прийти в голову этим держимордам?

– Джеймс, не открывай! – прошептал аристократ, но было поздно.

– Что вам угодно, джентльмены? – осведомился у посетителей слуга.

Те что-то спросили, но парализованный страхом граф не расслышал.

– Его сиятельство не принимает! – снова подал голос Джеймс, но его уже оттеснили, и в гостиную вошли двое незнакомцев.

Прятаться дальше не имело смысла, и собравший остатки мужества Оссолинский вышел в гостиную.

– Что вам угодно, господа?

– Здравствуйте, кузен! – бесстрастно отозвался один из вошедших – высокий молодой человек с ярко-синими глазами, взгляд которых, казалось, буравил насквозь.

– Ты?! – вспыхнул сразу сообразивший, кто перед ним, Оссолинский.

– Мы, конечно, родственники, – парировал посетитель, – но нельзя сказать, чтобы у нас были доверительные отношения. Поэтому давайте все же держать дистанцию.

– Зачем ты пришел? – проигнорировал предложение граф.

– Чтобы сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться!

– Что?!

– Таки не надо нервничать, – буквально втерся между родственниками субъект с наглыми глазами и повадками бандита. – Сейчас мы вам все расскажем и даже покажем кое-какие бумаги.

С этими словами он открыл портфель и стал раскладывать на столе документы.

– Что это?

– Ваши векселя, – расплывшись в улыбке, охотно пояснил тот.

– Кто вы такой?

– Ах да, конечно, где мои манеры! Нижайше прошу прощения, но вы были так заняты семейной перебранкой, что я не имел времени представиться. Семен Наумович Беньямин. К вашим услугам. Поверенный в делах присутствующего здесь господина Колычева, а с недавних пор еще и исполняющий обязанности начальника службы безопасности ОЗК.

– Не припомню такой должности…

– Учреждена совсем недавно и еще не утверждена Советом директоров, – с явным сожалением в голосе согласился Бенчик. – Но вас не это должно беспокоить…

– А что должно?

– Ваши долги. Мы, как вы, вероятно, уже поняли, скупили все ваши долговые обязательства в России.

– Плевать! Я скоро вступлю в наследство и погашу их…

– А вот это вряд ли, кузен, – хмыкнул Март.

– Это еще почему?

– Я собираюсь на ближайшем Совете поставить вопрос о временном прекращении выплаты дивидендов. В связи с тяжелым финансовым положением компании.

– Но… но… это невозможно!

– Еще как возможно. Я заручился согласием Опекунского комитета, и большинство его членов вполне согласны с мерами по сокращению расходов.

– В надежде, что удастся разворовать эти деньги? – саркастически усмехнулся граф. – Мальчишка, неужели ты и впрямь не понимаешь, что делаешь? Эти хищники только и ждут момента, когда можно будет растащить наследие Колычевых. Впрочем, мне все равно! Можешь делать что хочешь. Получив наследство, я первым же делом продам акции, закрою долги и покину эту проклятую страну.

– Из долговой тюрьмы это будет сделать несколько затруднительно.

– Что?! Ты не посмеешь!

– Еще как посмею!

– Ты… ты… хочешь, чтобы твой кузен оказался за решеткой? – сменил тактику Оссолинский. – Но это же позор на всю семью!

– По сравнению с повешеньем за измену это – сущие пустяки, – равнодушно отмахнулся Март, отметив про себя, что родственник не такой уж и твердолобый.

– Негодяй! Мерзавец! Подлец…

– Вы закончили? – холодно осведомился Колычев. – В таком случае давайте перейдем к делу.

– Что вы хотите?

– Ваши акции ОЗК. Все. В том числе те, которые находятся в залоге в заграничных банках и прочих организациях.

– Вы хотите их отоб…

– Купить. По номинальной стоимости.

– Но это же грабеж!

– Я бы так не сказал. Это скорее восстановление попранной справедливости.

– На это я никогда не пойду!

– В таком случае вы в самом ближайшем времени познакомитесь с Российской пенитенциарной системой. Изнутри!
– Но…

– Ваше сиятельство, – снова вмешался Семен Наумович, обращаясь к Оссолинскому, – не в моих правилах лезть в семейные дела, но все же позвольте дать вам совет. Не злите Мартемьяна Андреевича. Он, конечно, немножечко сердит на вас, но не так, чтобы отпустить отсюда голым и босым. Как бы ни мало было у вас акций, кое-какие денежки вы за них получите. В том числе и за те, которые находятся в залоге, а этого вам, уж поверьте, вообще никто не предложит. Так что при известной бережливости до конца жизни вам хватит…

– Это за что же «мой кузен» на меня так сердит? – не без сарказма в голосе осведомился граф. – Кажется, лично я ему ничего не сделал?

– А разве вы не знали о том, что на меня ведут охоту? – внезапно и очень весомо, словно зачитывая приговор, тяжело проговаривая слова, утвердительно, без намека на вопрос произнес Март. – И даже лично нанимали исполнителей.

Колычеву даже не понадобилось проникать в сознание Оссолинского. Он видел по изменению ауры, что точно разглядел в этих бегающих, боящихся прямого контакта зрачках тайное признание вины.

– Нет, я ничего не знал! Я не имел к этому никакого отношения! – почти взвизгнул бывший кавалергард, зачем-то тряся головой и замахав заполошно руками.

– Поздно пить боржоми, когда печень отвалилась, – с явным презрением в голосе процедил Колычев и слегка надавил на графа через «сферу». – К тому же договор купли – продажи не единственная возможность получить акции. В конце концов, других близких родственников, кроме меня, у вас нет, а вы могли и не пережить казнь единственного сына и смерть обожаемой матери…

– Нет, зачем? Я ничего не сделал. Это все маман. Я же… – окончательно растерявшись, граф вдруг разрыдался и упал перед Мартом на колени. – Кузен, я ни в чем не виноват. Умоляю, простите меня!

– Если не виноваты, за что прощать? А если есть за что, то нет. Тем более что нынче пост, а не последний день Масленицы. Опоздали вы, сударь. И прекратите наконец этот балаган. Вы же дворянин, белая кость – голубая кровь. Не позорьтесь!

Слова эти, сказанные негромко и очень спокойно, разительно подействовали на графа. Его голова дернулась, словно от пощечины. Он по-стариковски медленно заполз в кресло и потухшим взглядом окинул комнату. Было в его глазах что-то по-собачьи бессильно-обреченное. Беспомощное и дикое.

У Беньямина даже по спине холодок прошел. Он никогда не был склонен к эмпатии. Но тут и его проняло. Рейдер покосился на возвышающегося рядом, как взыскующая высшего суда статуя командора, Мартемьяна и впервые ощутил нечто вроде страха перед этим еще недавно мальчишкой.

«Этому ни врать, ни утаивать нельзя. Иначе и останков не сыщут, – мелькнуло в голове. – Но парень далеко пойдет».

– Что вы хотите? – тусклым, надтреснутым голосом еле слышно спросил граф.

– Всё. Вы расскажете, что вам известно. Акции немедленно перепишете на меня, без обсуждения и торга. Ваши долги будут покрыты, после чего назначен пенсион, который будут перечислять до самой кончины. Без погребения тоже не останетесь, но до той поры настоятельно рекомендую не попадаться мне на пути. Никогда. А сейчас рассказывайте.

Когда дверь за незваными гостями захлопнулась, граф еще некоторое время опустошенный, будто выпотрошенный, сидел неподвижно. Потом манерно, как в модных мелодрамах, прикрыл рукой глаза и еле слышно произнес:

– Это не человек, а дьявол. Маман, почему вы его не удавили в колыбели?

Покончив с делом, Март отдал Беньямину документы, а сам решил вернуться на базу, которую чем дальше, тем больше воспринимал своим домом. Добравшись до кабинета, он скинул пальто и хотел было растянуться на диванчике, но в этот момент в дверь кто-то постучался.

– Разрешите? – заглянула внутрь Таня.

– Кто там еще?

– Что? Нет, это я хотела с вами поговорить.

Голос при этом у девушки был напряженным, а личико таким строгим и решительным, что Колычев поневоле напрягся.

– Что-нибудь случилось?

– Командир, я хочу вернуться на корабль, – выдохнула Калашникова и с такой надеждой посмотрела на него, что он не сразу нашелся, что ответить.

– Но почему? – через некоторое время спросил он. – Тебе не нравится работать со мной или не устраивает жалованье?

– Нет, что вы, в деньгах я не потеряла, даже наоборот, просто…

– Так что же?

– Понимаешь, Март, – перешла она на «ты». – Я ведь пилот. И всегда хотела быть именно пилотом. А меня постоянно отправляли то в диспетчерскую, то еще куда и, наверное, рано или поздно сломали. Лишили мечты… А потом появился ты и предложил мне стать вторым пилотом «Ночной птицы». Это было так здорово, так прекрасно, что я не могу найти слов, чтобы передать свои чувства.

Таня говорила с таким жаром и воодушевлением, что внимательно слушавший ее Колычев не решился прервать девушку.

– А теперь, – продолжила она, – я снова оказалась в той точке, куда меня все время настойчиво пихало начальство. Сижу в кабинете, перебираю бумажки, печатаю на машинке… Мне душно здесь! Этот красивый костюм как удавка, а туфли на ногах как гири. Я иногда по ночам плачу от тоски и боюсь, что Витька проснется, и я не смогу объяснить ему, в чем дело.

– А мне, значит, можешь? – озадаченно переспросил Март.

– Ты – другое дело, ты – пилот и мой командир! Ты был в небе и знаешь, как оно зовет. Ты один можешь меня понять…

– Ну, хорошо, – сдался он. – Дай мне несколько дней, чтобы подыскать тебе замену, и можешь возвращаться. Вот только не знаю, куда именно. «Птица», как тебе известно, корабль необычный, и для управления им нужен одаренный.

– Я готова пойти на любой транспорт или даже бот! – воскликнула Калашникова, прикусив от волнения губу.

– Подожди, – остановил он эмоциональный порыв девушки. – Такими кадрами, как ты, не разбрасываются. Помнишь сенатора Марцеву? Она сейчас курирует один проект… В общем, я хотел бы, чтобы ты в нем поучаствовала.

– Я готова! – тут же согласилась Калашникова.

– Даже не спрашивая, в чем там суть?

– Да!

– Но я все же объясню. Ты пройдешь полное медицинское обследование, после чего получишь адамант и поносишь его месяц-другой. Попутно будут еще кое-какие процедуры, а потом, если появятся результаты, можно будет подумать об инициации.

– Вы серьезно?

– Вполне.

– Но ведь случаи пробуждения Дара в моем возрасте крайне редки!

– Ага. И один из них за тобой ухаживает. В общем, решать тебе. Хуже от ношения камня точно не будет, скорее наоборот, а до всего остального еще дожить надо…

– Я согласна!

– Вот и отлично! – улыбнулся Март и, подойдя к девушке поближе, обнял ее за плечи.

В сущности, он не лукавил. Само по себе ношение адаманта ничем не угрожало. Разве что здоровье могло поправиться, подобные случаи наблюдались неоднократно. А вот примеров инициации взрослого человека было крайне мало, и статистика, скажем так, не особо вдохновляла. Тут могло случиться всякое…

Но главным фактором в предстоящем эксперименте были не процедуры у Марцевой, а контакт с искином «Ночной птицы». Корабль сам по себе был мощным артефактом, причем с возможностью самосовершенствования. И какие у него возможности, никто до конца не знал…

– А что тут у вас происходит? – раздался с порога удивленный возглас Александры.

– Ой! – вздрогнула Таня и едва не отпрыгнула от непосредственного начальника.

– Немая сцена, – не смог удержаться от усмешки Март, представив, как это все выглядит со стороны.

– Колычев, я не поняла, ты что, бессмертный? – выразительно посмотрела на жениха Зимина. – Почему это вы тут обнимаетесь!

– Не обнимаю, а успокаиваю! – веско возразил жених. – Не видишь, плохо человеку.

– А что случилось? – сразу сбавила тон Саша.

– Уходит от меня Таня, – горестно вздохнул Март. – Не хочет быть секретарем…

– А кем хочет, владычицей морской?

– Нет, пилотом.

– А вот это правильно! – неожиданно согласилась Зимина. – Молодец, Танюха. Что за мужской шовинизм, чуть девушка чего-то добилась, так ее сразу за крыло и вниз? Я вот еще немного и тоже взбунтуюсь. А что, организуем чисто девичий экипаж…

– Стоп, женщины! – притворно замахал руками Колычев. – Ваш день восьмое марта!

– Мартемьян Андреевич, – тихо пискнула обескураженная Татьяна. – Я, пожалуй, пойду?

– Конечно. На сегодня можешь быть свободна. Сходите с Витькой куда-нибудь, развейтесь… а если утром найдете здесь мой труп, ты знаешь, кто виновен…

– Колычев, – прошептала ему на ухо Саша, как только они остались одни. – Ты хоть понимаешь, что жив только потому, что я весь ваш разговор слышала от начала и до конца?

– А подслушивать нехорошо… – пытался парировать Март, но тут его рот заткнули поцелуем, и им стало не до разговоров.

Спустя пару часов они сидели вдвоем у горящего камина и пили шампанское, укутавшись широким одеялом.

– Март, а при чем тут было восьмое марта?

– Кхм, ну там цветы, конфеты, подарки… Международный женский день…

– Положительно ты не перестаешь меня удивлять, – не без интереса глядя на жениха, задумчиво произнесла Саша. – Я знаю, что социалисты и разные суфражистки отмечают этот день, но не восьмого, а двадцать третьего февраля. Неужели мы о тебе чего-то не знаем?

– Это наверняка. Я очень загадочный. К слову, я голоден как волк. Самое время перекусить. Как думаешь, чем нас Михалыч порадует?

– Ну нет, раз слово сказано, то цветы, подарки и конфеты придется обеспечить.

– Не вопрос. Слетаем в любую кондитерскую на твой выбор и купим, что понравится.

– Я пошутила. Лучше Михалыча все равно никто не приготовит. А давай я сама?

– А ты умеешь?

– Колычев, я много чего умею. Имей это в виду… Все, пошли.

– Что прямо так, неглиже?

– Точно. Ну это легко исправить, – накинув тонкий шелковый халат на сияющее красотой и молодостью стройное, такое женственно-прекрасное тело, с улыбкой ответила Александра. – Вперед, на кухню!

– Уи, мон амур.

* * *

Гроссы в Российской империи по большому счету делились на две неравные части. Одни получили высокий статус, родившись в аристократической семье, и, с младенчества имея доступ к развивающим способности адамантам, имели возможность прокачивать свой Дар. Другие, и их было меньшинство, карабкались с самого низа, получив шанс на инициацию, а значит, и на попадание в элиту, благодаря случаю или государственным программам поддержки молодых талантов.

Лидия Михайловна Марцева относилась как раз к последним. Достигнув всего в своей жизни сама и оказавшись на самом верху, она направила всю свою недюжинную энергию на то, чтобы всемерно увеличивать количество одаренных в России, и в первую очередь, за счет талантов простого народа.

Многие представители правящего класса истово ненавидели ее за это, и, если бы случилась такая возможность, с удовольствием уничтожили. Но проблема была в том, что само по себе рождение в аристократической семье и наличие целой коллекции стелларов совершенно не гарантировали инициации.

Собственно говоря, очень мало кто вообще понимал, как она происходит и от чего зависит. А среди тех, кто понимал, самой авторитетной была именно Марцева. И до недавних пор, если Дар не пробуждался к совершеннолетию, только она могла помочь… либо окончательно похоронить надежду!

Впрочем, звезда ее постепенно закатывалась. Так уж случилось, что, несмотря на все старания гросса, никто из детей императора, включая наследника престола, не стал обладателем хотя бы самых скромных способностей к работе с энергосферой.

Подобные неудачи не прощались никому, так что внезапное появление в столице молодого Колычева, получившего Дар довольно поздно, но и сумевшего инициировать совершенно не имеющего никаких показаний к подобному повороту событий приятеля-полукровку, могло ее спасти. А могло и уничтожить…

– Здравствуйте, Лидия Михайловна, – вежливо поздоровался внезапно нагрянувший к ней в центр Март.

– Какой приятный сюрприз, – сдержанно улыбнулась целительница. – Вы все-таки решились предоставить нам для изучения свой артефакт? Да вы садитесь…

– Не совсем, – бесстрастно отозвался молодой человек, устраиваясь поудобнее. – Но дело, которое нам нужно обсудить, не менее важно. Скорее, даже более…