Текст книги "6 жертва"

Это оказалось несложно сделать, достаточно было оставить свой электронный адрес и выбрать Nickname: Азамат решил, что «Король Пик» самая для этого подходящая кличка. По сути, новое имя, под которым он скрывался в сети, очень точно отражало его собственное представление о себе самом.

«Да, я король – роковой для тех, кто стоит на моем пути – но все же король: великодушный и справедливый. В карточной игре это самая сильная масть», – убеждал он себя, ожидая, когда на почту придет подтверждение о регистрации. Так и не дождавшись, он попытался уснуть, но сон не шел, в голове крутились слова «старые боги» вперемежку с «игрой» и ему все чудилось, что еще немного и он наконец-то узнает, чего они хотят от него.

Утром он чувствовал себя совершенно разбитым и чтобы хоть как-то развеяться, решил прогуляться по району. Из темного и вечно загаженного кошками подъезда он вынырнул в стихийный рынок на улице Розы Люксембург, прошел через ряд самодельных прилавков, на которых среди отвалов моркови и картофеля лежали отрубленные свиные головы с высунутыми языками. Их мертвые глаза пялились на привычно суетящихся пенсионеров и неопределенного возраста разнополых мещан, деловито снующих между прилавками с разнообразным барахлом и облезлыми ларьками, словно тараканы на коммунальной кухне.

Невольно отметив про себя поразительное сходство свиных голов с опухшим от пьянства рылом первого президента, он заскочил в угловой магазин «Славный универсам», где разжился в долг хлебом и сахаром, после чего вернулся к себе домой завтракать. Его вдруг охватила полная апатия: ничего не хотелось делать, – он просто целый день сидел на одном месте, боясь приблизиться к компьютеру, словно чувствовал, что что-то в его жизни поменяется и этого страшился. Наконец, уже поздно вечером, он набрался смелости и включил компьютер. Как и предполагал, в почтовом ящике его ждало письмо с кодом авторизации и краткое сообщение, подписанное словом «Мудрец»: «Рад сообщить, что теперь ты один из нас. Я буду твоим наставником в высоком искусстве служения богам, пребывающим в вечной тьме и всемогущим. Зайди на сайт и в разделе „Ритуал“ прочти, что тебе следует делать».

Проникнув на закрытую часть сайта он без труда нашел нужный ему текст, основная суть которого сводилась к следующему: истинными богами являются языческие боги; языческим богам не нужны поклонение и молитвы; человек может просить для себя у богов определенные блага и за это обязан дать что-то богам взамен; обращаясь к богам, необходимо давать требу – подношение; чем сложнее просьба, тем больше треба; при обращении к богам они сами решают, что им надо поднести в качестве требы; к богам обращаются наяву, а их ответы получают во сне; светлым богам приносят в жертву хлеб и мед, темным богам – алкоголь и мясо.

Получалось, что если человек был полезен языческим богам еще при жизни, то после смерти они забирали его в свою свиту, а если он был никому не нужен живым, то после смерти он просто исчезал, растворяясь, как дым, без следа в пространственно-временном континууме Вселенной. Это было просто и практично и к тому же не требовало от Азамата никаких усилий: достаточно приносить требы, чтобы исполнялись твои желания, – что он твердо решил стать язычником и любой ценой заслужить милость этих богов. В отличие от непонятной и отпугивающей абракадабры мусульманских молитв, от сложно и запутанного обряда православных с их постами и исповедью, здесь для него все было ясно, а главное понятно – это была простая мена, дашь на дашь, как когда-то в детстве, когда от тебя не требовали быть лучше, чем ты есть на самом деле, а просто не обманывать. Это его очень устраивало, ведь он всегда был честным человеком, он никого и никогда не хотел обманывать.

«Нас учили в школе, что любая религия есть обман, но здесь, похоже, все честно. Ведь тут нет никаких посредников между ними и мной, только Я и Они, – пытался разобраться в том, что узнал, Азамат. – И как я раньше сам до этого не додумался. Ведь говорил же мне дед в свое время, что в горах живут духи и те, кто знают их имена, могут управлять погодой и знают, где сокрыты клады, а я считал все это сказками, которыми он меня пугал на ночь глядя. Эх, если бы я раньше о них узнал, тогда, может, вся моя жизнь сложилась бы иначе. У меня сейчас бы была и машина, и дом, и денег тыщи и тыщи. Да что там деньги?.. Я бы сейчас был президентом Дагестана… или даже всей страны».

Мысли кружили голову, потому что теперь у него было в руках верное средство добиться успеха: теперь все зависело только от него самого. Ночью ему снилось черт знает что: сначала явился убитый им Колосов и танцевал какую-то чудовищную мимодраму, кривляясь, словно цирковая обезьяна, все время норовя встать на голову, но у него ни черта не получалось; затем появилась голая баба чудовищных размеров и без лица, крутила бедрами и трясла безобразно, до пояса отвисшими грудями, громко пуская газы столь омерзительно-вонючие, что он не мог дышать и от этого проснулся, – испугался, что разучился дышать. И вдруг его осенило: «Надо строить алтарь! Срочно».

Это его наполнило каким-то невероятным, духоподъемным ликованием. Целый день он бродил по району и вокруг своего дома и все искал подходящее место, чтоб рядом и одновременно никому не доступное. Когда нашел, то обрадовался, как ребенок, даже прослезился. Еще неделя ушла на то, чтобы обустроить жертвенный круг и выложить его камнями. Первое жертвоприношение он совершил ночью, разведя огонь в круге, в качестве подношения использовав хлеб и мед: ритуал был предельно прост – треба сжигалась, а пока она горела, он непрерывно повторял свое желание, призывая неведомых богов его выполнить. Огонь прогорел, он вернулся домой и принялся ждать.

Каково же было его разочарование, когда абсолютно ничего не произошло. Как он жил, незаметно и никому не нужным, так и продолжил жить. Перемен не случилось. Он повторил свой языческий ритуал еще несколько раз, но все было безрезультатно. В отчаянии он написал Мудрецу, прося объяснить, что он делал не так, отправив письмо на электронный адрес своего наставника, но не получил ответа. В ярости он разломал алтарь, расшвыряв камни в разные стороны, зарекшись приносить жертвы. «Какой же я дурак, меня провели как ребенка! Но зачем? Зачем и кому это нужно?» – злился он, не находя себе места, мечась по квартире, словно потерявшая надежду на спасение осенняя муха в окне: его душила обида на то, что все его надежды на необыкновенное будущее разом обратились в прах.

В довершение ко всему хозяин квартиры, у кого он снимал, потребовал съехать, т.к. он задолжал за полгода, а расплатиться денег не было: он даже питался в долг, отовариваясь у своего земляка, хозяина продуктового ларька. Казалось, ему ничего не оставалось, как вернуться домой, в Дагестан, расписавшись в собственном бессилии изменить свою судьбу, но тут ему улыбнулась удача. Милиционер, у которого он одолжил оружие для своего первого убийства, предложил ему работу охранником в борделе, который крышевал.

– Понимаешь, земляк, – жаловался он ему, – у меня шлюхи воруют, а мамка их покрывает. И я ничего не могу сделать. Пригляди за ними и наведи порядок. Тебе и делать-то ничего не нужно. Лишь считай, сколько клиентов пришло и сколько расплатилось. Ну, а с теми, кто откажется платить, ты разберешься. Не мне тебя учить. Ты же чемпион.

Выгоду для себя в этом предложении Азамат увидел лишь в том, что он может жить теперь прямо на работе и, таким образом, его «квартирный вопрос» сам собой решится: сам того не ведая, он повторил судьбу писателя Маркеса, который тоже ночевал в публичных домах, не имея денег на собственный угол. Перебравшись в бордель, Азамат очутился в кругу женщин, глубоко и расчетливо презиравших мужчин и мечтавших любой ценой разбогатеть и вырваться из этого ада. До своего близкого знакомства с проститутками Азамат и помыслить не мог, что женщины могут быть настолько бесстыжи, пренебрегая элементарными нормами приличия и гигиены: все свое время в ожидании клиентов они проводили вместе, сидя абсолютно голыми на кухне, где пили нескончаемый чай и играли в карты, в неизбежного дурака; одевались исключительно для того, чтобы показаться перед очередным клиентом и не спугнуть его своими сомнительными прелестями, прикрывая целлюлит прозрачными пелеринами, пеньюарами и сорочками лишь для того, чтобы снова раздеться в комнате наедине с ним и предаться похоти самого гнусного свойства.

Скрип кроватей и сладострастные стоны сводили Азамата с ума, особенно если все проститутки были заняты своей работой одновременно. Когда никого не было и женщины страдали от безделья, они подначивали его предложениями сделать бесплатный миньет или попробовать секс с ними, выставляя на обозрение свои гениталии, лишь бы вывести его из себя, а если он не сдерживался и бил их за это, то абсолютно не расстраивались, словно получали удовольствие от физического унижения, которому он их подвергал.

Их бандерша, которую все звали мамкой, пухлая и наглая с золотыми зубами, все уговаривала то ли в шутку, то ли всерьез, женить его на одной из них или, в крайнем случае, на своей дочери, которую в деревне воспитывала ее мать, пока та зарабатывала здесь на жизнь. И так круглые сутки, изо дня в день, отчего у него кружило голову и ему хотелось лишь одного – убить их всех, лишь бы очистить мир от этой скверны.

Мысль о том, что и его родители когда-то занимались этим, чем предавались эти бесстыжие женщины здесь, чтобы родить его, была ему невыносимо противна, почти невозможна. Он не мог быть зачат в такой грязи. От этого он еще больше ненавидел проституток, которых должен был охранять. Из всех женщин в борделе он отмечал лишь одну, державшуюся особняком и которую все обитательницы этого места ненавидели: звали ее Зоя, – маленькая и хрупкая, она производила впечатление девочки-подростка с печальными влажными глазами, в которых навсегда засела пронзительная библейская печаль. Глядя на нее, он невольно вспоминал аварских женщин, пленительных в своей недоступности, которые всем своим видом стыдились своего существования.

Ей как будто тоже было стыдно от того, что она принуждена заниматься зарабатыванием денег столь низким способом, торгуя своим телом, – во всяком случае, так хотелось верить самому Азамату, – поэтому он ее жалел и даже защищал от нападок ее более бойких соратниц по их ночному ремеслу. Она пыталась с ним дружить, разговаривая по душам и все время льстила, заверяя, что он самый лучший человек из всех, кого она встречала.

От нее он узнал, что ее сокровенная мечта – собрать нужную сумму денег и уехать в Будапешт, чтобы стать порноактрисой, как это уже сделала одна ее подруга. В Интернете на одном из порносайтов она нашла фильм с ее участием и с гордостью показала ему, отчего он впервые в жизни испытал самый настоящий стыд от увиденного.

Подруга Зои «играла», как та выразилась, роль медсестры, которую несколько мужчин с невероятно огромными половыми органами нещадно драли в компании с парочкой таких же, как она, «актрис», основная роль которых сводилась к имитации удовольствия от спаривания: их лица были обезображены гримасами кривых улыбок, которые периодически сменялись испуганными судорогами боли, когда мужчины особенно глубоко проникали в их тела.

«Неужели за это им платят деньги, а они этим занимаются по собственной воле? – недоумевал он, с трудом сдерживая приступ тошноты, – Грязные скоты, нечистые животные… и она гордится своей подругой? Тем, чем она занимается?»

– А кем она была до того, как стала сниматься? – ткнув пальцем в экран, нервно поинтересовался Азамат.

– А, Сонька-то? Учительница начальных классов. Правда, прикольно? Вся такая правильная, преподавала в Ангарске. Не чета нам, из интеллигентной семьи. У нее мать учитель музыки. Подрабатывала фотомоделью, как-то согласилась сняться обнаженной, ну а там понеслось. И правду говорят, в тихом омуте черти водятся. Теперь в Будапеште – звезда. А я здесь, читаю ее письма: о том, как же классно там, в Европе. Чистенько все. Ей там нравится. Говорит, что если у тебя есть мозги, то обязательно сделаешь карьеру. А у меня мозги есть, я ведь не дура. Хотя мои родители простые люди – работяги. Отец, дурак, всю жизнь вкалывал на железной дороге, а мать была маляром на стройке. Все, что заработали, когда власть поменялась, потеряли. Что мне оставалось делать, ведь их как-то кормить надо. Вот я этим здесь и занимаюсь. Но это временно.

Наивная Зоя не подозревала, что все, что писала в своих письмах ее подруга, было одним сплошным враньем: это была даже не ложь, а жизнь взаймы, рассказ в свое оправдание, – попытка убедить всех, что она счастлива, занимаясь порно. На самом деле Соня, снимаясь в «фильмах для взрослых», пребывала словно в каком-то коконе, в который не было доступа людям: в абсолютном одиночестве, без любви и надежды, – жила бессмысленно и ужасно, имитируя то, чего на самом деле не было. Не было никаких половых гигантов, способных заниматься сексом часами; не было никакого удовольствия от процесса; не было никаких высоких гонораров; не было никакой чистоты и самоуспокоенности. А была скука и вечное ожидание в очередь, когда тебя начнут снимать в эпизоде; ощущение грязи, в которую тебя окунали каждый день и избавиться от которой никакой душ не помогал; чужое несвежее заношенное белье из реквизита; мужчины-импотенты, которым кололи в члены специальные препараты, чтобы они могли имитировать половые акты; женщины, малообразованные и ненавидящие друг друга из-за конкуренции; никакой естественной красоты – один накладной грим.

Но всего этого Зоя не замечала, потому что магия съемки ловко превращала гримасу боли в муку радости от неземного блаженства на лицах актрис: и она хотела, всем сердцем желала очутиться там, в кино, на месте ее Сони; в другой жизни, где все иначе, а не так, как здесь, где пьяное быдло заставляет ее сосать каждый день члены и глотать горькую сперму люмпен-пролетариев. Это ожидание чуда, которое смогло бы ее спасти, удивительным образом объединяло ее с Азаматом: с его желанием посредством магии переменить свою жизнь, – он это в ней отчетливо чувствовал, и это, собственно, лежало в основе его симпатии в ней как человеку.

– Я тоже верю в чудеса, только они в реальной жизни почему-то не случаются, – пожалел он ее и рассказал как хотел стать язычником и как ничего из этого не вышло.

– Вот здорово, – восхитилась Зоя, – какое же надо иметь мужество, чтобы на такое решиться. Я бы посоветовала тебе не бросать обращаться к твоим языческим богам и они наверняка тебе ответят. У нас в деревне была одна бабка и все считали ее ведьмой. Так она, говорят, с нечистой силой зналась посредством каких-то обрядов. Если у нее получалось, значит, и у тебя получится.

Окрыленный поддержкой Зои, он вновь стал заходить на сайт оккультистов, где был зарегистрирован, читая все статьи подряд и пытался самостоятельно разобраться, как совершать магические ритуалы. В статьях встречалось много непонятных для Азамата слов, типа «инкуб» или «суккуб», имена и должности демонов, рисунки амулетов и талисманов, пентакли. Но в них не было сказано самого главного – как заставить неведомых богов отвечать на его просьбы.

И вновь Зоя ему подсказала:

– Пообещай им что-нибудь, что есть только у тебя – например, свою душу. Может, тогда получится?

В одной из статей Азамат прочитал, что для того чтобы вызвать демона, нужно кровью написать его имя на бумаге и сжечь на огне. Но как вызвать богов, имен которых никто не знает? И тогда он решил вместо их имен написать свою просьбу, лишь бы они услышали его и ответили: кровью написал, порезав палец, – а затем сжег ровно в полночь под скрип кроватей за стеной и сладострастные стоны проституток, для которых был самый разгар рабочего дня.

То ли и правда это сработало, то ли он сам себе внушил, но ему приснился огромный и весь в белом величественный старик с одним глазом, – второй он держал в правой руке, – у ног его лежал белый волк, а на плече сидел одноглазый ворон.

«Что тебе надо? Зачем потревожил наш покой?» – гремел грозный голос, сотрясая Азамата, словно ветер одинокий лист на ветке: еще мгновение и его унесло бы прочь от старца, – и тут он в ужасе завопил в полный голос: «Возьми мою душу и услышь меня! Научи служить тебе и приносить требы».

Ворон взмахнул крыльями и закричал нечеловеческим голосом, – именно так, иначе Азамат не мог сформулировать свои ощущения от пережитого ужаса, – перекрывая шум бури, поднявшейся от хлопанья его крыльев: «Служи Одину, призывай Мунина и Фреки и треба твоя зачтется. И тогда твое станет нашим, а наше твоим. Огонь и вода свяжут с нами всегда. А теперь ступай, покой богов не нарушай».

Как только ворон замолчал, вихрь подхватил его и разметал в разные стороны, словно кипу сухой травы. В ужасе от того, что исчез, Азамат проснулся, обливаясь холодным потом в своей постели в абсолютной тишине. Был полдень и обитатели борделя наконец-то забылись беспробудным сном после очередной жаркой ночи. Храм плотской любви опустел и дюжина разношенных вагин и натруженных анусов получила короткую передышку перед тем, как снова подвергнуться через несколько часов истязаниям во имя Мамоны.

После чудовищного сновидения казалось, что теперь он знает, как на самом деле устроен этот мир, главную его тайну, и это знание об истинном устройстве мироздания наполняло его уверенностью, что отныне ему дана власть над своим будущим. Он тихо обошел квартиру, в которой располагался бордель, проверяя, все ли спят, осторожно приоткрывая двери и подолгу разглядывая спящих женщин и не понимая, что заставляет мужчин искать с ними близости: сам он подобной потребности никогда не испытывал, а после всего увиденного здесь даже страшился.

Плоть без души имела совершенно отталкивающий вид, поэтому мысли его невольно возвращались к старику, волку и ворону из сна.

«А мой народ не ошибался, когда назвал волка божьим пастухом. Если бы можно было приносить в жертву людей, то женщин для этого нельзя использовать, – они слишком грязные, – только мужчин. Поэтому-то древние боги были богами воинов-мужчин. А что, если их всех убить, а это место сжечь? Огонь очистит и этих женщин, и это место. Сжечь, сжечь, сжечь». В голове кружились слова ворона: «Огонь и вода свяжут нас всегда». И тут он неожиданно вспомнил о пресловутом Мудреце и решил ему написать – похвастаться своим триумфом, которого он достиг самостоятельно, невзирая на то, что ему отказались помогать.

Он и не рассчитывал, что получит ответ, поэтому письмо, пришедшее на его адрес через каких-то 20 минут, его изрядно удивило. Мудрец писал: «Желая быть услышанным, используй огонь. И да вода тебе поможет. Посредством воды Небо оплодотворяет Землю и она порождает дары, которые следует приносить в жертву. Все они принадлежат Небу-Отцу. Сжигай их и возвращай их энергии Небу. Помни – ты лишь посредник, инструмент. Ритуальный нож, не знающий пощады к жертве. Не стой на пути между Землей и Небом. Приноси требы в магическом круге на алтаре из речных камней в полнолуние и они будут угодны богам. И помни! Кровь – залог твоего успеха».

Теперь в голове у него все прояснилось. Он словно заново открыл для себя цель своего существования. Оставалось лишь начать свое служение, чтобы присоединиться к «настоящим» богам. Он восстановил алтарь и, как и советовал Мудрец, принес свою первую жертву после истинного обращения в полнолуние, когда огромная белая луна плыла в черном небе в мертвенно-зыбком гало, предвещая что-то зловещее.

В этот раз он остановил свой выбор на живой курице и крепком алкоголе, – украл у проституток полбутылки коньячного спирта, – совершив ритуал в полночь, строго придерживаясь указаний Мудреца: остатки курицы после сожжения закопал в землю и окропил водой, прося у богов машину и дом.

Каково же было его удивление, когда через посредника его нашел Интриллигатор и предложил в счет своего долга отписать на его имя машину своего должника и дом в деревне Моты, прямо на берегу реки Иркут. Это было настоящее чудо, когда через неделю он сидел на завалинке уже своего дома и смотрел на реку: вечерело и в гаснущем небе мерцали первые звезды, – вид завораживал девственной красотой, которую не могла нарушить никакая человеческая суета.

Лес, чернеющий за огненной рекой, был таким же, как и 1000 лет назад, и, глядя на него, Азамат чувствовал полное свое ничтожество перед равнодушной красотой миропорядка.

«Пройдет еще 1000 лет и ничего здесь не изменится, словно и не было ни меня, ни еще кого-либо, – и так стало обидно, что на глаза навернулись слезы, – но я-то знаю, знаю, как обрести власть над всем этим. Мое имя еще прогремит, я заставлю весь этот мир мне поклониться».

Это было что-то настоящее, – то, чего ему так не хватало с тех пор, как он вырос, но так и не повзрослел. После поездки в деревню возвращение к прежней жизни было мучительным и он не смог работать охранником, отказавшись от места. Взамен он решил попробовать себя в качестве профессионального убийцы, чем сильно развеселил хозяина борделя.

– Земляк, из тебя убийца как из моих шалав женский монастырь. По-научному это значит киллер. А ты аварец, как и я. Наше дело овец пасти. Шашлык-машлык, немножко здесь, немножко там… Дела делать, бакшиш собирать. Предоставь эту работу русским свиньям – у них это отлично получается.

Но Азамат не передумал. Он создал сайт «Пиковый король» с помощью одного умельца-земляка, а в местной газете раз в неделю давал объявление: «Для всех, кому мешают, сайт „Пиковый король“. Ликвидируем любую вашу проблему». Зашедший на сайт мог оставить заявку на убийство и оговорить цену. Однако оказалось, что люди не готовы платить: за все время работы сайта лишь двое согласились оплатить убийство. И оба заказчика оказались женщинами: первая заказала свою более успешную подругу; вторая мужа и его любовницу. Неожиданно позвонил Интриллигатор и пригласил в баню.

Снова увидев этого насквозь порочного субъекта в неглиже, он еле сдержался, чтобы не выдать своего физического отвращения к нему. Азамату был противен не сам прохиндей, а его неизменная манера общения с ним как с неполноценным или умственно отсталым, которого презирают и одновременно используют в полной уверенности, что он этого не заметит и поверит во все, что ему скажут. И хотя Азамат и не мог этого отчетливо сформулировать, но на уровне инстинкта, как животное, чувствовал всю скверну этого человека. Интриллигатор был ничем не лучше тех падших женщин, которых Азамат успел узнать и возненавидеть в борделе. Его привычка встречаться в бане, чтобы выставлять перед собеседником на обозрение свои гениталии, ничем не отличалась от потребности проституток обнажаться и дразнить своими формами, чтобы будить и эксплуатировать мужскую похоть. По сути, это Азамата унижало как мужчину. Если не сказать больше – как самца.

Будь Азамат более искушенным в вопросах человеческих девиаций, он мог бы подумать, что Интриллигатор гомосексуалист, но он был девственником, а сама идея мужеложества была ему просто недоступна, – лежала вне границ его понимания человеческой природы и мужского предназначения.

Сквозь липкую патоку слов он с трудом выуживал смысл, который был ничем не лучше, чем сам Интриллигатор, потому что ни одна баня не могла отмыть его от всей той грязи, в которой он привык копаться, словно свинья, получая от этого явное удовольствие. Любимой мыслишкой Интриллигатора была фраза Горького «У всех людей души серенькие, все подрумяниться хотят», которую он любил обсасывать как леденец, прикладывая в своей речи в качестве неоспоримого аргумента к другой любимой сентенции того же автора «То – люди, а то – человеки», под человеками подразумевая исключительно себя, а под людьми всех остальных, которых глубоко и искренне презирал.

Вся речь его сводилась к тому, что Азамат ему должен, – он не пояснил за что, – и Азамату было любопытно, чем все это закончится, пока, наконец, тот не коснулся главного:

– Мне мешает один мерзавец, сущий выродок. Помнишь Колосова?.. Наверняка помнишь! Так вот, этот в сто раз хуже. Такие люди существуют только лишь затем, чтобы их раздавили, как какого-нибудь клопа или таракана. Сущее насекомое. Мерзость перед лицом Господа. Он даже храм строит, представляешь? Некто Твердохлебов. Делает вид, что он не такой, как все мы. В Бога верит. У такого и души-то нет, одна видимость – как карнавальная маска. А под ней ничего – пустота. Разоблачи его, ведь ты герой. Ты мое орудие возмездия, настоящее копье судьбы.

Интриллигатор ничего не сказал об оплате за это убийство, а Азамат об этом не спросил. Не потому, что забыл, а просто не захотел. Намеченная жертва была хорошо известной личностью в городе: меценат, отец многочисленного семейства, глава крупной строительной компании. Твердохлебов был инициатором многих общественных инициатив и любимцем властей. Поговаривали, что в скором времени он станет губернатором. Не то, чтобы Азамату было его жаль, – для него это был лишь персонаж из телевизора – ему была не понятна сама природа ненависти, которую к Твердохлебову питал Интриллигатор.

Вполне возможно, что это была лишь зависть, но Азамату было скучно само это чувство: само убийство его абсолютно не волновало, – одним больше, одним меньше, не все ли равно, – но он не хотел быть всего лишь смертоносным орудием в чужих руках. Будучи любителем онлайн-игр, он являлся заядлым сторонником эпических финалов, когда посредством истребления «окончательного» монстра он освобождал или спасал целый мир. Он хотел стать героем, спасителем; он хотел очистить мир и сделать его чуть лучше… пусть так, как он это понимал, но лучше, где таким, как Интриллигатор, не было места.

Он хотел чистоты, особенно с тех пор, как стал подолгу жить в своем доме в деревне. Он продолжал приносить требы языческим богам, закалывая ягнят и куриц: их кровью он кропил камни алтаря, иногда на нем сжигая и мелкие бумажные деньги, периодически консультируясь по переписке с Мудрецом о тонкостях ритуала, – но в его жизни мало что происходило. Богатство, о котором он просил богов, к нему не приходило: он жил один, без друзей, а женщин избегал.

По ночам ему часто снилось, как что-то огромное и темное поглощает его и он растворяется в этой темноте без остатка и в момент, когда тело окончательно исчезало, наконец-то наступало освобождение: он парил среди своих детских воспоминаний. Мимо пролетали овцы, корова, дедовский волкодав, куры с рыжим петухом, кошка и бабушкин очаг, в котором пылал неугасимый огонь и пеклись чудесные чуду, круглые лепешки с начинкой, а он все летел и летел куда-то, просыпаясь утром в слезах и с щемящей болью в груди. Его вдруг стало тянуть на Родину, захотелось снова увидеть белую гряду далеких гор и дедовский аул, посидеть, как в детстве, на камнях разрушенной сторожевой башни, откуда виден весь их аул и плоские крыши домов, карабкающиеся вверх по склонам ущелья. Но ему было стыдно сознаться в этом, ведь тогда это означало бы признание своей слабости: домой возвращались лишь слабаки.

В конечном счете Азамат решил принять предложение Интриллигатора и убить Твердохлебова, чтобы доказать, что он выше его мнения о нем самом: этим убийством он хотел продемонстрировать, что герой выше закона и справедливости, что он сам и есть закон и справедливость и лишь от него одного зависит, кто будет жить, а кто умрет.

«Я божий пастырь как волк, – убеждал себя он, готовясь к убийству, – Я бросаю тебе, Интриллигатор, вызов и я одолею тебя. Потому что Я герой. Я – и никто другой. Другие – это те, кто для меня. Те, кто служат мне».

В этот раз он не стал ни у кого одалживаться, купив на рынке у чеченцев АК-47 и целый цинк патронов к нему. Твердохлебова всегда сопровождала охрана и Азамат решил дать ей бой, приговорив и охранников к смерти: ему хотелось, с тех пор как он стал играть в компьютерные игры, осуществить и в жизни эпический финал, о котором потом бы стали слагать целые легенды.

Бойня, которую он устроил в городе, действительно всех потрясла. Никто не понимал ее причины. Прямо в центре, напротив здания администрации, Твердохлебова и двух его охранников, а также водителя расстреляли в упор из автоматического оружия, а затем машину подожгли, бросив в нее бутылку с зажигательной смесью. Когда к месту преступления попытались подъехать два патрульных УАЗика, их остановил шквальный огонь нападавшего, ранившего троих милиционеров и спокойно уехавшего прочь на автомобиле без номеров.

Через три дня убитых хоронили в закрытых гробах: их трупы изрядно обгорели и их опознали только по одежде и часам. Все произошедшее для Азамата было словно сон – причудливая смесь ужаса и восторга. Именно восторга и ужаса. Страха не было.

А все потому, что перед началом нападения на Твердохлебова он принял «таблетку Шахида»: так ее называли чеченцы, подарив ему две в качестве бонуса к купленному автомату.

– Ты, брат, сэръезный чаловэк, – уважительно хмурился во время переговоров о покупке автомата старший, оглаживая свою бороду с зажатыми в ладони четками, – тэбэ надо помочь. Аллах всэм джигитам помагает. На, два таблэтка шахида. Потом спасибо скажи, брат, когда снова увидэмся.

Вместе с тем каждое свое движение, каждую мелочь он отчетливо запомнил, вплоть до запаха бензина, когда поджигал фитиль бутылки, которую кинул в расстрелянную машину: удивленные лица убитых; белую рубашку Твердохлебова, на которой расцветало кровавое пятно огнестрела; скрип осколков стекла под подошвами ботинок; хлопанье крыльев испуганной стаи голубей, от выстрелов взмывшей в небо; вой милицейской сирены; отдаленный звон колокола со стороны набережной и какую-то очень красивую мелодию, звучавшую из встроенного радиоприемника в машине.

Его переполняла гордость за самого себя, пока он гнал угнанную им «шестерку» без номеров через Ангару по старому мосту, которую бросил во дворе одного из Советских переулков в Ново-Ленино. Пересев в свою черную Ауди, он вернулся в деревню, на берег Иркута, и просидел до самого вечера на берегу, глядя на воду и удивляясь тому, что и в этот раз ему все сошло с рук.

«Наверное, я особенный, – думал он, любуясь закатом. – Король Пик, козырная карта при любом раскладе. Может, начать ее оставлять на убитых в качестве своего автографа?»

Из новостей по местному телевидению в тот же вечер он узнал, что для расследования убийства Твердохлебова создали специальную следственно-оперативную группу, куда привлекли лучших специалистов, но это его нисколько не встревожило: за два года работы в милиции в Дагестане он хорошо усвоил правила, по которым она работала – ловили только тех, кто или сам попадался, или кого хотели «закрыть», т.е. подвести под статью; настоящие виновники преступлений никого не интересовали.