Текст книги "Записки провинциальных сыщиков"

21 июля того же года начался путь Соньки из Петербурга на Сахалин. Сперва опять же на поезде Соньку перевезли в Москву, где у нее состоялось свидание с дочерьми[92]92
  Золотая Ручка по пути на Сахалин // Там же. 26 июля. (№ 200). С. 2.


[Закрыть]. Из Москвы по железной дороге ее перевезли в Одессу, где в первых числах августа вместе с другими каторжниками погрузили на пароход «Ярославль».

Уже упомянутый газетчик Ратмир утверждал, что провожать Соньку на каторгу пришла вся Одесса во главе с градоначальником П. А. Зеленым, которого сопровождали начальник порта В. П. Перелешин и полицмейстер Я. П. Бунин. Последний даже пожелал Золотой Ручке успешного пути. Прикинувшись растроганной, Сонька заявила, что хочет отблагодарить полицмейстера и протянула ему золотые часы. Бунин с ужасом признал в них собственные – Золотая Ручка умудрилась их стащить во время короткого разговора. Под хохот каторжников и матросов смущенное начальство поспешило ретироваться.

Эту байку опроверг В. В. Ланге, который по служебной надобности (ловил на пристани карманников) «провожал» Соньку: «Всё это полнейший вымысел. Градоначальник Зеленый и полицмейстер Бунин при отъезде Золотой Ручки на пароходе «Ярославль» и даже в порту совершенно не были, а поэтому тот, сочиненный г. Ратмиром случай похищения часов у Бунина не мог иметь места».[93]93
  Ланге В. В. фон Истина о «Золотой ручке»: Вып. 1 / В. В. Фон Ланге. – Одесса: тип. С. Н. Скарлато. 1913.


[Закрыть]

Через три месяца, обогнув полмира, плавучая тюрьма приплыла на Сахалин. Там по приговору суда за два побега Блювштейн должна была получить 40 ударов плетьми. Но перед отправлением в Одессу из Москвы она подала прошение об избавлении ее от этого наказания по болезни. Главное тюремное управление распорядилось по прибытии Соньки на Сахалин подвергнуть ее медицинскому осмотру, который выявил… беременность. Наказание плетьми отменили[94]94
  Еще о Золотой Ручке // Петерб. листок. 1887 г. 31 окт. (№ 2963). С. 4.


[Закрыть]. И хотя беременность вскоре сама собой «рассосалась», решение уже было принято и пороть Соньку не стали.

Женщин-каторжниц селили вне тюрьмы – местом жительства Соньки был определен пост Александровский Тымовского округа[95]95
  Ныне город Александровск-Сахалинский.


[Закрыть]. И каторжники, и начальство поначалу относились к ней с большим уважением. Но сразу же по прибытии в октябре 1887 года Сонька рискнула бежать, но была быстро поймана. Наказывать плетьми (за попытку побега было положено 10 ударов) ее не стали опять же из-за мнимой беременности.

Считается, что Сонька на Сахалине снова организовала шайку, и эта шайка 13 ноября 1888 года убила и ограбила лавочника Никитина, а 20 мая 1889 года ограбила Лейбу и Симу Юрковских, которые промышляли нелегальной торговлей водкой. Исполнители были задержаны, Соньку они не выдали[96]96
  Мацкевич И. М. Указ. соч. С. 50.


[Закрыть].

В мае 1891 года она бежит снова, на этот раз с сожителем Богдановым (он был вдвое ее моложе и, говорят, Соньку часто покалачивал), которого и подбила на побег. Ее опять прощают (а может быть, ей удалось откупиться).

В том же 1891 году на Сахалин прибывает зять Соньки Рувим Лейбович (приняв православие, стал Александром Васильевичем) Шнидельман. Промышлял зятек железнодорожными кражами как в России, так и за границей. Был пойман и приговорен к 10 годам каторжных работ. Жена его, Сура-Ривка, за мужем на каторгу не последовала[97]97
  Герои каторги (из письма в редакцию) // Петерб. листок. 1891 г. 13 авг. (№ 220). С. 2.


[Закрыть].

Но Соньке было тогда не до зятя. Через месяц после поимки она снова бежит. И ее опять ловят. Тут-то терпение тюремного начальства и лопнуло. Сонька получила 20 ударов плетьми и ее на 2 года и 8 месяцев заковали в кандалы. По-видимому, эти наказания, подействовали: бежать она больше не пыталась, кражи и грабежи не организовывала. Вместе с Богдановым они открыли квасную лавку, построили рядом для привлечения публики карусель, наняли музыкантов, устраивали представления и танцы. Администрация острова прекрасно знала, что основной доход у Соньки от нелегальной продажи водки, но поймать за руку так и не смогла (скорей всего, Золотая Ручка просто платила кому следует).

В 1898 году истек ее каторжный срок, и Блювштейн предприняла попытку перебраться на материк. Год прожила в Имане[98]98
  Ныне город Дальнереченск.


[Закрыть], но потом вернулась на Сахалин. Вероятно, из-за материальных трудностей. На «мертвом острове» у нее с Богдановым был налаженный бизнес, а в Имане дело не пошло – местное население было настроено к ней враждебно из-за того, что дом Соньки стал пристанищем бродяг и воров. Воровать же сама Блювштейн уже не могла – после ношения кандалов руки ее ослабли и стали сохнуть[99]99
  Мацкевич И. М. Указ. соч. С. 64–67.


[Закрыть]. Да и внешне она была совершенно непохожа на обольстительную даму, сводившую мужчин с ума с первого взгляда. Вот как описал ее журналист Дорошевич в 1897 году: «Навстречу мне вышла маленькая старушка с нарумяненным, сморщенным как печеное яблоко лицом, в ажурных чулках, в стареньком капоре (?), с претензиями на кокетство, с завитыми крашеными волосами».[100]100
  Дорошевич В.М. Сахалин: (каторга). 1– [2]. М., 1903. Ч. 2. С. 4.


[Закрыть]

Рис. 14б. Сонька Золотая Ручка на каторге, заковывание её в кандалы. Постановочное фото 1897 г.[101]101
  Там же. С.7.


[Закрыть].

В том же 1899 году Сонька приняла православие:

«Подписка.

Я, я нижеподписавшаяся, крестьянка из ссыльных Тымовскаго округа на о. Сахалин Шендель Блювштейн, еврейского вероисповедания, сим изъявляю решительное намерение присоединиться к православной кафолической Восточной церкви и обещаюсь пребывать в послушании ея всегда неизменно. 1899 года 10 июля.

Показание.

Тысяча восемьсот девяносто девятого года июля 10 дня, нижеподписавшаяся крестьянка из ссыльных Тымовского округа на о. Сахалин Шендель Блювштейн: даю сие показание в нижеследующем: родилась я в городе Варшава от родителей-мещан Лейбы Солмоняк и матери Раввы Леонтьевой иудейского вероисповедания, которых в настоящее время нет в живых. От роду имею 48 лет. До ссылки на Сахалин имела законного мужа Михаила Яковлева Блювштейна, которого тоже в живых нет, от него имею двух дочерей Софью, 24 лет, и Антонину<sup>,[102]102
  В материалах процесса 1880 года именуются Таббой и Михелиной.


[Закрыть]</sup>,20 лет, последняя приняла православную веру в 1887 году, в настоящее время они живут в Москве. Страдая 12 лет в ссылке и, иногда читая св. Евангелие, я вполне убедилась, что Господ Иисус Христос есть истинный мессия и что спасение души возможно только в лоне православной церкви. А потому сим удостоверяю, что не ради каких-либо мирских выгод, а единственно по искреннему убеждению желаю присоединиться к православной церкви, в чем и подписуюсь. Шендля Блювштейн».[103]103
  ГИА Сахалинской области (ГИАСО). Ф 23И, Оп. 2 Д. 38. С. 216 а. б, в.


[Закрыть]

Крещена она была 11 июля под именем Мария, восприемником был коллежский советник Василий Яколевич Сцепенский[104]104
  Там же. С.216.


[Закрыть]. Стало быть, Шейндли Лейбовна стала Марией Васильевной.

В 1902 году она якобы простудилась, заболела и померла. Похоронена была на кладбище поста Александровский, которое в советское время снесли. Однако документальных подтверждений этим сведениям мы не нашли.

А вот известная москвичам могила Соньки Золотой Ручки на Ваганьковском кладбище, по мнению исследователей, никакого отношения к Софье-Шейндли Блювштейн не имеет[105]105
  Мацкевич И. М. Указ. соч. С. 70–71.


[Закрыть].

Виталий Владимирович фон Ланге «Преступный мир. Мои воспоминания об Одессе и Харькове»[106]106
  Печатается по: Ланге В. В. фон Преступный мир: Мои воспоминания об Одессе и Харькове / В.В. фон-Ланге, б. нач. Харьк. сыск. полиции. – Одесса: тип. Л. Нитче, 1906.


[Закрыть]

1. Сыскные агенты

Масса всевозможных преступлений совершается ежедневно у нас в России, в особенности в Одессе, куда съезжаются преступники чуть ли не со всего света. Из всех преступлений более всего изобилуют кражи, грабежи и мошенничества. Преступники многих пострадавших, добывавших трудовую копейку «потом и кровью», доводят до нищеты, отнимая и похищая все необходимое для жизни, и нередко даже некоторых из них делают, благодаря критическому и безвыходному положению их, самими преступниками. Долголетняя моя служебная деятельность, а также любовь и привязанность к делу сыска, дали мне возможность всесторонне познакомиться с многими преступниками разных категорий и изучить как характер преступников, так равно совершаемые ими преступления, а также некоторые приемы, употребляемые ими при совершении известного рода преступного деяния (почти каждая специальность преступления совершается при известных условиях или приемах); и, прежде чем описать случаи тех массовых задержаний преступников и обнаружения мною похищенных и ограбленных вещей и вообще добытых преступлениями, я считаю долгом познакомить своих читателей с тою категорией преступников, которая оперирует у нас в России в особенности в больших, ведущих обширную торговлю, городах. Преступники эти или разъезжают по городам «на гастроли», или живут оседло в своем городе, совершая безнаказанно преступления.

Первые, т. е. «гастролеры», опаснее последних, ибо, явившись неожиданно в какойлибо город, совершат известное преступление и тотчас уезжают обратно, увозя с собою все добытое преступлением. Местная полиция, не зная о посетивших их город неизвестных гастролерах, вводится в заблуждение: производя розыск, арестовывает по подозрению уже известных ей порочных лиц, предъявляет их потерпевшим и свидетелям и, как неопознанных и не уличенных в совершенном преступлении освобождает изпод стражи, подвергая себя иногда ответственности за неправильное лишение свободы и превышение власти. Кроме того, полиция производит в квартирах известных своим прошлым лиц обыски, выимки и розыски и, конечно, безрезультатно. Гастролер же, возвратившись в свой город, сбывает все привезенное уже заранее предупрежденным и ожидающим их лицам, занимающимся покупкой и сбытом краденых вещей. Единственное счастье потерпевшего, когда полиция задержит гастролера с поличным где-либо на вокзале, пароходе или на улице, а иногда и в квартире покупщика краденого; когда полиция, производя розыск похищенных в своем городе вещей, случайно натолкнется на такие предметы, которые покажутся полицейскому чиновнику подозрительными, и отберет их в ожидании явки потерпевшего или сообщения из других городов.

К категориям преступников относятся: убийцы, разбойники, грабители, воры, мошенники, фальшивомонетчики, подделыватели фальшивых паспортов и печатей, тайные винокуры и разные другие.

Каждая специальность преступника называется известным воровским термином, а также инструменты, служащие для совершения взломов и вообще преступлений, носят отдельные воровские названия, которые я укажу при описании некоторых фактов задержания преступников.

Неуспех розысков преступников и всего того, что ими совершается, объясняются следующими причинами: 1) малочисленностью состава сыскного отделения, малоопытностью агентов этого отделения, [недостатком] средств, отпускаемых на розыски и на содержание сыскного отделения, скудное жалованье агентов;

2) недостаток таких полицейских чинов (в местностях, где не имеется сыскного отделения), которые относились бы к делу сыска и к известному совершенному преступлению с особенным вниманием, энергией и уверенностью в раскрытии преступления, а главное, недостаток таких чинов полиции, которые знали бы в своем городе всех лиц порочного поведения: покупщиков краденого, укрывателей и мест, где собираются подозрительные лица.

Весьма неудивительно, что полиция мало обращает внимания на совершенные преступления, относясь к этому отчасти индифферентно; я говорю о тех местностях, где отсутствует сыскное отделение, ибо она занята исключительно своим прямым делом: всевозможными взысканиями, канцелярщиной, нарядами, дневными и ночными дежурствами и вообще наружной частью по отношению благочиния и спокойствия в городе. Эта часть служебной обязанности не дает возможности чинам наружной полиции заниматься розысками, составляющими косвенную часть служебной деятельности. В тех городах, где функционирует сыскное отделение, агентов отвлекают от специальных обязанностей, заставляя их быть в помощи наружной полиции, тогда как последняя должна оказывать полное содействие сыскному отделению и помогать им в розыске, или ставят их в секретные наблюдения и охрану каких-либо учреждений. Вот почему розыски преступников преимущественно безрезультатны.

Успех розыска всецело в зависимости от опытности сыскного агента, который должен отличаться следующими качествами: быть честным, находчивым и быстро-сообразительным – это главные черты агента; быть смелым, предусмотрительным; внимательно следить за каждым движением лиц, в особенности при производстве обыска или личного осмотра; детально вникать в мельчайшую подробность происшествия; прислушиваться к суждениям публики, быть обсудительным и строгим критиком; своих впечатлений не высказывать другим, а если высказать, то в сжатой форме; чужие соображения, если они сообразны с обстоятельством дела, принять к сведению. Зоркость, проницательность, а в некоторых случаях притворство ничего не знающего и малопонимающего человека дают возможность иногда раскрыть важные преступления. Необходимо, по возможности, скрывать свое служебное положение.

Агент не должен бояться смерти или угроз, а идти на розыск с убеждением, что его другие боятся и в полной уверенности в успехе. Стараться узнать в лицо всех лиц порочного поведения (фамилию и уличную кличку); не мешает узнать фамилию и жительство сожительниц, как настоящих, так и прежних; последние, будучи в разладе и зная грешки своих обожателей, смогут дать ценный материал в изобличении в преступлении. Агент с хорошей памятью много выигрывает в деле сыска. Нужно знать специальность каждого преступника: карманщик, вор квартирный, магазинный, шантажист или мошенник и т. п. Необходимо знать сборище подозрительных лиц – «притоны», их укрывателей – «малину», покупщиков краденого – «блатырь-каина»[107]107
  В. В. Ланге употребляет другое написание этого слова, а именно «блатыкайн». Но в связи с тем, что написание «блатырь-каин» зафиксировано в словарях (см.: Трахтенберг В. Ф. Блатная музыка («жаргон» тюрьмы) / под ред. И. А. Бодуэна-де-Куртенэ. СПб., 1908. С. 8.), в данном издании составители использовали именно его.


[Закрыть], а главное, секретные места покупщиков – «хавира»; не лишнее знать взаимные отношения преступников, т. е. кто с кем дружит и совместно квартирует. Не только интересно знать преступниковисполнителей, но необходимо знать и их помощников, например, недостаточно знать одного карманщика-исполнителя («марвихер»[108]108
  В. В. Ланге употребляет другое написание этого слова, а именно «моровихер». Но в связи с тем, что написание «марвихер» зафиксировано в официальных полицейских документах (см.: Разыскной альбом. Вып. 1: Воры-карманники (марвихеры). СПб., 1913), в данном издании составители использовали именно его.


[Закрыть] [или] ширманщик»), а нужно знать его помощника «тирщика», т. е. того, который перед совершением кражи сдавит или толкнет намеченную жертву или собою заслонит исполнителя, приняв иногда от него похищенное. В железнодорожных кражах исполнитель едет в I классе, а его помощник во II классе, и вообще исполнитель едет в вагоне классом старше, чем едет его помощник. О железнодорожных ворах я буду говорить дальше, дабы познакомить читателей, в особенности таких, которые часто разъезжают поездами, пароходами по делам службы или с коммерческой целью, либо в какихнибудь других случаях, с теми случаями и приемами воров, какие они употребляют со своими жертвами по пути следования пассажира и этим поставить читателей в известность быть предупредительными и предусмотрительными.

Заканчивая главу об агентах сыскного отделения, должен сказать, что наибольшую пользу в деле розыска могут оказать те же самые преступники, которые окажутся на стороне агентов и которые, вращаясь в кругу своих товарищей, узнают от них о совершенных ими преступлениях и сбыте похищенного, сообщают сведения агентам сыскного отделения, а эти последние, следуя указаниям шпионов, часто успешно разыскивают преступников и все добытое ими. Таких агентов нужно тщательно скрывать: при встрече на улице показать, что они совершенно не знакомы агенту и, в случае нахождения его в компании преступников, нужно арестовать и его совместно с другими. В участке, в камерах для арестованных, такой воршпион также может оказать услугу, ибо преступники, не стесняясь своих товарищей, открыто рассказывают о совершенном ими преступлении, говоря, как проникли в помещение; при этом товарищи критикуют действия их, высказывая свои впечатления, указывая на неправильность исполнения преступления. Бывали такие случаи, что арестованные при участке ранее узнавали о совершенном преступлении, чем полиция.

2. Убийство старика-птичника

Я не стану говорить об убийствах, совершенных на почве ревности, в запальчивости, в раздражении или вследствие полученного оскорбления или мести, а опишу несколько случаев убийств, совершенных разбойниками или профессиональными ворамиграбителями с целью ограбления и похищения имущества и денег. Опишу некоторые случаи убийств в г. Одессе, где я, прослужив в полиции около 15 лет, лично задерживал убийц и обнаруживал преступления.

На Хуторской улице проживал в небольшом одноэтажном домике старикптичник Синицын, слывший за денежного человека и скрягу. Жил он особняком, одиноко, занимая квартиру из одной комнаты с кухнею. Целые дни он проводил на базаре в птичьем ряду, где имел свою будку; являлся домой поздно вечером. В марте месяце днем в квартиру Синицына проникли воры, совершив кражу вещей на незначительную сумму, приблизительно рублей на 30. Воры искали денег, ибо посрывали с икон ризы, не представляющие собою ценности, как металлические, но денег не нашли. Старик всегда деньги носил при себе.

В ту же самую ночь было совершено убийство Синицына, причем покойный был задушен ремневой петлею, а в виске его зияла глубокая рана, нанесенная, очевидно, молотком, тут же валявшимся. Сообщили мне об убийстве старика около 9 часов утра. Отправившись к месту происшествия, я застал там уже все власти с прокурором суда во главе. Осмотрев труп и все помещение покойного и, сняв с шеи Синицына ремень, взял таковой себе с целью выяснить принадлежность его; присутствующая здесь внучка убитого сообщила мне сведения об ограбленных у ее деда вещах. Во дворе здесь же я в числе публики заметил известного рецидивиста Ткаченко, прозываемого поуличному Петькою Голдышом. Местный пристав, подойдя к нему, чтото беседовал с ним и в конце разговора вручил ему трехрублевую кредитку. Всмотревшись пристально издали в Голдыша, у меня явилась мысль – не он ли участник этого преступления и не явился ли он сюда, дабы смыть с себя всякое подозрение. Инстинкт меня весьма редко обманывал, и я, следя за выражением глаз Голдыша, почемуто был убежден, что Голдыш есть убийца Синицына. Подойдя к приставу, я высказал свое впечатление о Голдыше, но пристав, посчитав это за шутку, просил не задерживать Голдыша, говоря, что он обещал разузнать действительных виновников этого преступления.

Я всетаки подозвал к себе Голдыша и, отойдя с ним в сторону, в шутливой форме спросил его:

– Скажи, Петька! Чья эта работа, чего ты сюда пришел? Не ты ли покончил со стариком?

Устремившись глазами в Голдыша, я старался уследить всякое движение нерва на его лице, на котором прочел многое, – я был глубоко убежден, что это дело его рук. Голдыш слегка улыбнулся, улыбка была неестественная, напряженная.

– Разве вы, ваше благородие, не знаете мою специальность: замок взломать, шапку с головы содрать, пьяного обшарить – это мое дело. В своей жизни [даже]курицы не зарезал, а то бедного старика, да при том знакомого, лишить жизни… Нет, ошибаетесь! Я приставу обещал поразнюхать и наверное разыщу убийц.

На этом мой разговор с Голдышем и окончился. Пристав жестом указал мне отпустить его. Приехав домой, я стал обдумывать это происшествие, и у меня так и запечатлелись черты лица, игра глаз, судорожность губ и лица и вообще настроение духа Голдыша, что я положительно пришел к неизменному убеждению: убийца Синицына – есть не кто иной, как Голдыш, и крайне сожалел, почему я с места в карьер не арестовал его.

Мысли мои были рассеяны телефонным звонком. Вызвал меня полицмейстер Б., прося во что бы ни стало открыть это возмутительное преступление, говоря, что он даже дал слово прокурору, что преступление будет открыто мной. Я долго был в нерешительности, боясь дать слово полицмейстеру, но, вспомнив свои впечатления о Голдыше, сказал:

– Хорошо! Прошу только в продолжение трех суток не беспокоить меня и забыть обо мне.

Рассуждая о том, кто мог бы купить ограбленные вещи и зная, что на Южной улице проживает одна «блатырь-каин» Двойра Бройд, которая, покупая от воров похищенное, не расспрашивает похитителей, при каких обстоятельствах совершена кража, решил установить за квартирой Бройд негласное наблюдение, для чего в тот же вечер, переодевшись женщиной (надел на себя длинную юбку, кофту и большой головной платок, коим закрыл себе усы) и, взяв с собою переодетого вновь поступившего городового, еще неизвестного публике за полицианта, отправился следить за квартирой Бройд. Ночь была темная, и освещалась улица фонарями. Заняв место против дома, где жила Бройд, я усмотрел в нескольких шагах от меня двух знакомых воров, вышедших на улицу из ресторана, помещавшегося рядом с тем домом, возле которого я сидел. Один из этих воров, обращаясь к своему товарищу, сказал:

– А, правда, Гришка, молодец я, что не послушал Петьку Голдыша и не пошел с ним вчера на работу?

– Чем же молодец, да почему ты отказался? Я у Петьки сегодня видел массу денег, должно быть, более двухсот рублей и, когда я спросил, откуда он достал их, то Петька не пожелал ответить, а дал мне пятерку.

– Разве ты не знаешь, как достались Петьке деньги? Вся полиция на ногах, а ты залил себе глаза вином. Смотри, кабы и тебя сегодня не схватили на ночлег в участок.

– В чем дело? Говори, я ничего не знаю. Получив сегодня утром от Петьки пять рублей, я пошел пьянствовать и целый день пью, пока не встретился с тобою, – возразил Гришка.

– Ведь Петька Голдыш ухлопал вчера старика-птичника на Хуторской улице.

– Теперь я понял, откуда у Петьки оказалось так много денег, что не пожалел и меня наделить кредиткой. Кто же был с Петькой на работе?

– Кто! Помнишь, мы сегодня на привозе у Гершки встретили Кузьку Добрянского, одетого во все новое, он любит трубку сосать? Так это один; затем был с ними Ванька Нос и Ванька Халомидник[109]109
  Вор, похищающий с крестьянских повозок или с прилавков на рынке товар или провизию.


[Закрыть] рябой.

– Откуда же ты знаешь, что с Петькой участвовали эти лица? Ванька Нос и Халомидник не способны на убийство, их дело свиты и тулупы таскать с возов на толчке, – сказал Гришка.

– Когда Петька приглашал меня идти с ним «на дело», то он говорил мне, кто уже согласился участвовать с ним. Но были ли они или нет, я не знаю. Кузька, должно быть, был, а то приоделся, да деньжатами обзавелся.

Обоих воришек я тотчас арестовал и в участке оформил весь разговор на Южной улице протоколом.

На следующий день вечером, переодевшись чернорабочим, отправился я на привоз в ресторан Гершки, где в числе многих посетителей заметил человека, держащего в зубах трубку и одетого в новую одежду. Я задержал его в полной уверенности, что это Добрянский, хотя никогда я лично его не встречал и совершенно не знал. При обыске у задержанного оказалось около 39 рублей.

– Ну, Кузька, расскажи-ка мне, как это ты с Голдышем и другими убили старика-птичника? – спросил я Добрянского.

– Откуда вы знаете, что меня зовут Кузькой и даже называете мою фамилию? Ведь вы видите меня в первый раз, я никогда вами не задерживался.

– Знаю тебя, Добрянский, со слов Петьки Голдыша, сознавшегося в убийстве и указавшего на тебя как на участника этого преступления, заявляя, что ты даже задушил старика собственным своим ремнем, вот этим самым, который у меня в руках.

– Врет Голдыш! Ремень не мой, а его. Петька пригласил меня и товарищей на кражу, но не на убийство. Когда мы вошли в квартиру старика, то Петька, не говоря нам ни слова, молотком ударил старика по голове и вслед за этим, сняв с себя ремень, затянул им шею старика, – показал Добрянский.

– Кто же участвовал в этом убийстве и как были распределены роли при совершении этого преступления?

– Повторяю вам, что мы шли на кражу, а не на убийство. Когда Голдыш убил старика, то Ванька Халомидник играл в это время на гармонике, я стоял на цинке (на стороже) и не входил в квартиру. Ванька Нос держал старику руки, а Петька душил ремнем. Петька говорил, что старик любил по вечерам играть на гармонике, и играли, чтобы не слышно было бы стона, ибо по соседству была жилая квартира.

Закончив допрос Добрянского, я по телефону сообщил участковому приставу о задержании убийцы, повинившегося в преступлении, причем просил задержать Голдыша, зная в то же время, что тот скрылся в день обнаружения убийства. В тот же день мной было установлено негласное наблюдение за квартирою Голдыша, где проживала его сожительница Екатерина Макарова. Агент, следовавший за Макаровой, доложил мне, что она ходила на почту и спрашивала на свое имя письмо до востребования, которого в то время еще не было. Перехватив письмо Макаровой, я узнал, что Голдыш проживает в городе Аккерман у своего дядьки. По телеграфу было сообщено местной полиции о задержании его. На другой день после задержания Добрянского мне удалось арестовать и Ваньку Носа (Шевченко), разгулявшего[ся] в одном из трактиров. Шевченко сознался в убийстве Синицына, заявив, что у покойного оказалось за пазухой 300 рублей, и они поделились по 75 рублей на человека, хотя, как он узнал от товарищей, Голдыш их надул, ибо у него видели более двухсот рублей денег.

Немало труда составляло задержать Ваньку-рябого Халомидника, которого я не знал в лицо и который никогда не попадался ко мне. Разыскав одного воришку, знавшего Халомидника, я сумел сманить его на свою сторону всевозможными обещаниями, предварительно купив ему костюм за 6 рублей 50 копеек и подарив свои старые сапоги. Воришка этот сообщил мне, что Халомидник ночевал в ночлежном приюте в карантине и спал в том месте, где ложатся рабочие-угольщики, почему я просил указать его. Получив согласие и, переодевшись в костюм грязного чернорабочего, загримировавшись, я намазал черным зубным порошком себе лицо, шею и руки, дабы быть похожим на рабочего-угольщика, и, взяв с собою револьвер, отправился в карантин на ночлег. Это было приблизительно около 11 часов вечера.

Придя в приют в сопровождении указчикавора, мы улеглись на грязные матрацы в том самом месте, где прошлую ночь провел Халомидник. Настроение духа было убийственное, насекомые в громадном количестве не замедлили нанести мне визит и посетить мою голову и тело. Недоверие к соседу возрастало. А вдруг приятель мой изменил мне и предупредил своих товарищей в приюте, сообщив, кто я? Конец будет, уложат на месте и концы в воду.

Нервы страшно расшатались, мурашки по телу пробегали в помощь грызущим меня насекомым. Я невольно положил руку в карман, взяв револьвер за рукоятку, и прислушивался к каждому шороху. Часы пробили 2 часа, слышу стук сапог и чейто разговор. Сосед мой, приподняв голову, присматривается к идущему к нам человеку и, незаметно толкая меня, говорит:

– Он.

Дав возможность Халомиднику улечься на матрац и услышав храп его, последовавший через несколько минут, я осторожно встал со своего места и вышел с указчиком на улицу. Подозвав постового городового и войдя обратно в приют, арестовал Халомидника, доставив его в участок.

– Счастье ваше, что вы захватили меня сегодня, а то завтра я собирался оставить Одессу навсегда. Задержал меня фальшивый паспорт, который должен быть готов только завтра. Знаю, что вы арестовали меня за убийство. Когда был задержан Кузька, то я знал, что он выдаст своих сообщников, сознаюсь и я в убийстве Синицына, но только скажите мне, кто вам сообщил, что я ночую в этом приюте и за сколько вы купили мою голову; пусть мои товарищи отблагодарят шпиону.

Конечно, я Халомиднику не дал никакого ответа, зная, что моего указчика убили бы товарищи, а между тем он пригодится мне и в других случаях. После задержания Халомидника пришлось три дня подряд побывать в бане, дабы избавиться от той грязи и насекомых, которые не оставили меня в приюте.