Текст книги "Выстоять и победить"

Потеряв четыре танка и множество пехотинцев, противник вынужден был прекратить атаку. Теперь он решил вновь подвергнуть артиллерийско-миномётному обстрелу позиции первого батальона бригады Красовского. Одновременно «юнкерсы» снова начали бомбить наши боевые порядки.

Под шквальным огнём артиллерии и следующими один за другим бомбовыми ударами авиации врага гвардейцам пришлось нелегко. Особенно тяжело было третьей роте. На неё обрушилась основная масса бомб и снарядов. Галя Майская и Нюся Кодунова едва успевали оказывать первую помощь раненым. Потери роты были очень большими.

Противник свежими силами возобновил атаку на кирпичный завод, лес и хутор.

Комбриг Красовский трезво оценил обстановку, понял, что силы явно неравны, и приказал гвардейцам отойти на линию артиллерийских позиций и закрепиться там.

Овладев Предмостным кирпичным заводом и лесом, гитлеровцы возомнили, будто легко смогут продвинуться дальше. Однако первая же их попытка атаковать наши части сорвалась: артиллерия прямой наводкой буквально смела с лица земли группы атакующих фашистов.

Со своего НП я неотрывно следил за ходом боевых действий. Было ясно, что обстановка складывалась не в пользу первого батальона 8-й бригады, хотя нашим артиллеристам и удалось отбить атаку гитлеровцев. В стереотрубу хорошо было видно: на левом берегу Терека в районе переправы концентрируются свежие силы противника. В случае их успешной переброски через реку враг мог добиться на правобережном плацдарме значительного численного перевеса. Это создавало угрозу нашей артиллерии, находившейся южнее Предмостного.

Связавшись с командующим 9-й армией генерал-майором Коротеевым, я попросил поддержки с воздуха. Константин Аполлонович, зная о сложившейся на участке обстановке, пообещал обратиться к командованию ВВС. И минут через двадцать группа наших бомбардировщиков нанесла сильный бомбовый удар по переправе, а также по артиллерийским позициям противника в районе Моздока. Ободрённые поддержкой с воздуха, артиллеристы стали обстреливать Предмостный, где закрепились откатившиеся после неудачной атаки гитлеровцы.

Подполковник Красовский счёл этот момент благоприятным для контрудара, чтобы вернуть утраченные позиции. В 11 часов в контратаку были подняты: четвёртый стрелковый батальон и девятая рота – со стороны станции Терской, и шестая рота – со стороны Нижних Бековичей. Но открытая местность, по которой батальон двинулся на врага, не способствовала успеху. Противнику были видны как на ладони боевые порядки наших контратакующих подразделений. И вражеская артиллерия накрыла их сильным огнём, а подоспевшие «юнкерсы» сбросили свой смертоносный груз. Понеся большие потери, наши подразделения вынуждены были отойти на прежние позиции.

Знойный сентябрьский полдень. Земля – вся в воронках. Изредка рванёт снаряд да откликнутся скороговоркой пулемёты… Бой затихал. Было ясно, что обе стороны не станут предпринимать активных действий в течение ближайших часов.

Но передышка отнюдь не означала, что бойцы могут наконец отдохнуть. На их натруженные плечи ложились новые неотложные задачи: углубить окопы, пополнить боезапас, помочь эвакуировать раненых. И полетела с лопат на брустверы земля. Прячась в складках местности, укрываясь среди высоких стеблей кукурузы, уходили в тыл раненые, ещё способные самостоятельно передвигаться. За ними двинулись повозки с теми, кто получил тяжелые ранения, – таких тоже было немало. А навстречу спешили повозки со снаряжением и боеприпасами. Торопились воспользоваться затишьем и повара, оделявшие оставшихся в строю двойной обеденной нормой.

Особенно старался старший повар первого батальона сержант Алексеенко.

– Подходи, хлопцы, поторапливайся! Это ж надо, без завтрака сколько времени. Чёртов фашист, чтоб его поперёк живота схватило, так и не дал завтрак раздать. Вылить пришлось! Вот разоренье!

Сержант наделял бойцов поистине богатырскими порциями обеда и неспроста их поторапливал. Алексеенко понимал, что передышка будет недолгой. Учитывали это и все воины – от рядового бойца до командира бригады Красовского. Комбриг уже обзвонил все свои части, уточнил некоторые данные, отдал необходимые распоряжения.

А в это время в штабе 370-й пехотной дивизии противника генерал-майор Клепп, как потом выяснилось, учинял разнос своим подчинённым. Штаб располагался в Моздоке, в здании собора, на колокольне которого находился НП. Ныне этого здания нет – на его месте городская площадь, окружённая новыми домами.

Стрелки часов показывали ровно 18.00, когда сильный грохот нового артналёта прервал непривычную тишину. Плотность вражеского огня на сей раз была особенно велика. На боевые порядки гвардейской бригады обрушился сплошной огневой вал. С характерным завыванием над позициями наших войск снова появились бомбардировщики – на этот раз тяжёлые Ю-88, нёсшие по полторы тонны бомбового груза каждый.

С тревогой смотрели мы на чёрные фонтаны земли, вздымавшиеся над позициями артдивизиона 8-й бригады и 52-го миномётного дивизиона. Понимали, что потери там были неизбежны, но как велики эти потери?!

А в районе переправы уже тянулся от берега к берегу узкий наплавной мост. По нему торопливо двигались на правобережный плацдарм танки и бронетранспортёры противника. Только бомбовый удар нашей авиации по переправе мог бы помешать переброске на правый берег значительных сил гитлеровцев.

Связавшись с командующим 9-й армией, я снова попросил поддержки с воздуха. Увы! Девятка «петляковых» появилась над переправой лишь тогда, когда основные силы гитлеровцев уже были на правом берегу. Не зная, какой трудный бой пришлось перед тем выдержать нашим лётчикам с вражескими истребителями, я сгоряча ругнул их из-за опоздания и приник к стереотрубе.

Несмотря на ошеломляющий артналет и бомбовые удары вражеской авиации, наши артиллеристы, проявляя истинный героизм, начали ответный артобстрел. Но видно было, что им чрезвычайно тяжело делать своё дело под огнём такой высокой плотности.

Через полчаса сосредоточенные на правобережном плацдарме силы противника двинулись в атаку. И опять основной удар был направлен на прорыв обороны первого батальона 8-й бригады – на юг, вдоль шоссе и узкоколейки. Снова особенно тяжело пришлось третьей роте. В центр её боевых порядков ворвались три вражеских танка. Но, видно, недаром делали мы такую серьёзную ставку на противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью. Из «проутюженных» окопов то там, то здесь вылетала, сверкнув на солнце, бутылка… Вскоре от трёх фашистских Т-III к небу потянулись три столба чёрного дыма.

На левом фланге третьей роты с удивительным спокойствием вновь ловил в перекрестие прицела очередной танк сержант Саров. Однако его сорокапятку заметили. Башня танка развернулась в его сторону. Выстрелы орудия Сарова и танковой пушки прозвучали одновременно. Танк замер. Но в тот же миг взорвался рядом с сорокапяткой осколочный снаряд. Саров судорожно прижал к коленям лобастую голову и свалился у орудийного щита. Буквально через минуту над раненым в грудь сержантом склонилась осунувшаяся за этот день Галина Майская. Как могла она успевать от одного раненого к другому, как ухитрялась появляться в нужном месте через минуту – две после того, как потребовалась её помощь? И всё-таки успевала. Наскоро перебинтовав Сарова, военфельдшер попыталась вынести его с поля боя, но на первых же метрах пути сержант, не приходя в сознание, скончался.

Тем временем ожесточённый бой разгорелся на правом фланге третьей роты. Галина поспешила туда. Там, в районе позиции артдивизиона, гвардейцы схватились с танками врага. Сильным миномётным и пулемётным огнем они сумели отсечь вражескую пехоту от танков, а в это время наши артиллеристы обрушили на машины противника всю свою огневую мощь. Потеряв ещё два танка, гитлеровцы отошли.

Отошли… Нет, это не было отступлением. Противник отводил свои войска для того, чтобы дать им небольшую передышку и одновременно нанести очередной удар силами артиллерии и с воздуха по нашим боевым порядкам.

Минут через сорок снова появились Ю-88 и обрушили бомбы на наши позиции. Одновременно вступила в действие и артиллерия врага.

Приближался момент наивысшего напряжения боя. Танки и пехота противника снова атаковали первый батальон. На левом фланге третьей роты мужественно дрался основательно поредевший взвод лейтенанта Терещенко. Вторично раненный лейтенант умело руководил своими людьми, ведущими огонь по вражеской пехоте. Сюда-то и доставил патроны старший повар батальона сержант Алексеенко, увидев раненного лейтенанта и его поредевшей взвод:

– Будем помогать вам, хлопцы. Маловато вас, а этих гадов вон сколько прёт!

И, заняв удобную позицию, сержант открыл огонь по фашистам. В его опытных руках обыкновенная русская трёхлинейка была грозным оружием. Удивляло огромное самообладание старшего повара, не обращавшего внимания на разрывы мин и свист пуль. Десяток гитлеровцев нашли свой бесславный конец от руки Алексеенко. Но мина, угодившая прямо в окоп, оборвала жизнь мужественного воина, успевшего прошептать напоследок:

– Эх, ужин не успел сготовить!

Ожесточённый бой шел и в районе кургана Абазу, на северных склонах которого оборонялся второй батальон майора Рудика. К двенадцати часам под натиском превосходящих сил противника батальон был вынужден оставить поселок Нижние Бековичи, где до этого занимал оборону, и отойти на километр южнее. Штаб батальона расположился теперь на вершине кургана. Закрепившись здесь на заранее подготовленных позициях, гвардейцы майора Рудика успешно отражали атаки врага.

Во второй половине дня авиация и артиллерия противника подвергли позиции батальона ожесточённой огневой обработке. Интенсивность бомбовых ударов и артиллерийско-миномётного огня была очень велика. Так, в миномётной роте было уничтожено два миномёта вместе с расчётами. И командир роты лейтенант Нурибеков доложил в штаб батальона, что настроение у бойцов упало. Майор Рудик, сам тяжело раненный, был обеспокоен таким докладом. Он сознавал, что именно сейчас – перед очередной атакой противника – необходимо поднять боевой дух личного состава.

– Слушай, Василий Фёдорович, – превозмогая боль, сказал он старшему политруку Житникову, – может, сходишь к миномётчикам?

– У нас там Бурмистров управится, – ответил комиссар. – А тебе, комбат, в тыл пора. С такой раной долго не продержишься.

Младший политрук Бурмистров уже находился на огневых позициях. Помогал привести в порядок материальную часть, подбадривал бойцов метко сказанным словом и непоколебимым спокойствием. И миномётчики быстро восстанавливали утраченное было душевное равновесие.

Тяжёлые испытания выпали также на долю пятой и шестой стрелковых рот. В их окопах были убитые и раненые. Ротные санитарки Женя Мясоедова и Тоня Скрипникова переползали от одного раненого к другому, оказывали первую медицинскую помощь. И вряд ли кто-нибудь сможет подсчитать, сколько жизней, рискуя потерять собственную, спасла каждая из них.

От перенапряжения бойцы устали. Но командиры пятой и шестой рот лейтенанты Филоненко и Третьяк были опытными офицерами. Они сумели сплотить людей, ободрить их и подготовить роты к отражению новой атаки.

Нелёгкая обстановка складывалась и на КП батальона. Медсестра Вера Колодей, небольшого роста восемнадцатилетняя девушка, едва закончила перевязывать тяжело раненого комбата Рудика, как ей снова пришлось начать борьбу за жизнь начальника штаба батальона лейтенанта Маркина. Вскоре их отправили в расположенный за курганом батальонный медпункт. Здесь, в полевом стане, вокруг которого росла кукуруза, скопилось очень много раненых. Медперсонал прилагал все силы и умение, чтобы своевременно оказать им помощь.

Ну вот улетели и скрылись из виду последние вражеские самолёты. И тотчас на южной окраине Нижних Бековичей показались шесть танков противника в сопровождении пехоты. Принявший командование батальоном командир четвёртой роты лейтенант Мельник видел со своего НП, как тяжело пятой и шестой ротам. Противнику удалось ворваться на наши позиции. И всё же лейтенант колебался вводить в бой свой последний резерв – четвёртую роту. Мельник вопросительно взглянул на комиссара батальона. Житников отрицательно покачал головой:

– Рано, Фёдор Григорьевич! Должны выстоять…

А шесть танков уже миновали первую нашу траншею и стали продвигаться в направлении батальонного НП. Казалось, ничто не сможет остановить их. Однако взводный шестой роты лейтенант Фёдоров сумел попасть бутылкой в моторную часть вражеской машины. Танк вспыхнул. Почти сразу же чуть левее загорелся ещё один танк: бойцы умело последовали примеру взводного. Не отставала от соседей и рота Филоненко. Её бронебойщики фланговым огнем подбили третью машину врага. Оставшиеся танки начали поспешно отходить.

Наступил самый подходящий момент для контратаки. И тогда впереди четвёртой роты появился комиссар батальона Житников. Бойцы услышали его спокойный и властный голос:

– За Родину! Гвардейцы, вперёд!

Рота поднялась в атаку. Комиссар, бежавший впереди с пистолетом в руке, внезапно упал.

Вера Колодей, наблюдавшая за атакой, видела, как падал комиссар. Убит?! Нет, поднялся и, как-то странно придерживая левой рукой живот, снова побежал. Шагов через тридцать он снова упал. Вера выскочила из окопа и бросилась к комиссару. Он лежал весь в крови. Перевернув Житникова на спину, медсестра увидела большую рану. Медицинская помощь была уже не нужна… Но поднятая комиссаром в контратаку рота выбила противника из наших окопов и восстановила положение на участке.

А враг тем временем готовил очередную атаку на позиции второго батальона. Политрук Мордвин принял на себя обязанность комиссара.

Наивысшего напряжения достиг бой на правом фланге третьей роты первого батальона, где артдивизион бригады отражал атаку гитлеровских танков. Из двадцати орудий четыре были выведены из строя «юнкерсами». Противник, рассчитывая на большие потери в дивизионе, бросил на этот участок несколько своих T-IV, предполагая добиться лёгкой победы. Но просчитался. Меткими выстрелами был подбит танк, через минуту – другой. Рассвирепевший враг бросил в атаку ещё взвод танков.

В центре боевых порядков дивизиона стояла сорокапятка сержанта Атрепьева. Сюда-то и направили свой удар гитлеровские танкисты. Сержант уловил момент, когда T-IV повернулся чуть боком, и пробил метким выстрелом бортовую броню. Внутри танка взорвался боезапас.

Но второй танк ударил по орудию осколочным. Прицельное приспособление было разбито вдребезги. Сержант вогнал снаряд в казённик и навёл орудие «на глазок». Словно почуяв неладное, танк пошёл зигзагами. Но уйти далеко ему не удалось: прозвучал выстрел, и моторная часть загорелась.

Однако через мгновение Атрепьева отбросило от орудия взрывной волной. Придя в себя, артиллерист пошевелил руками, ногами, ощупал голову. Ни единой царапины! Снова кинулся к своей пушке, но увидел, что она окончательно выведена из строя.

Один из танков устремился прямо на замолчавшее орудие, намереваясь раздавить и его, и расчёт. Атрепьев притаился в окопе с противотанковой гранатой. Когда до вражеской машины оставалось не более пятнадцати метров, он метнул гранату. Так был подбит третий вражеский танк.

Несмотря на потери, противник продолжал атаку. Теперь особенно напряжённо стало на левом фланге третьей стрелковой роты. Здесь основная тяжесть борьбы с танками легла на плечи бронебойщиков роты ПТР, в особенности на расчёт сержанта Луценко, удобно укрывшийся за насыпью узкоколейки. Противник стремился во что бы то ни стало обнаружить и уничтожить бронебойщиков. Стоило нашему ПТР сделать один выстрел, как его засекали и энергично обстреливали. В таких условиях уничтожить гитлеровский танк можно было, только поразив его с первого выстрела. Сержант Луценко хорошо знал это. Он долго и старательно выцеливал бронированное днище танка T-III, взбиравшегося на невысокий пригорок в метрах ста от насыпи. Наконец выстрелил. Танк сполз с пригорка, пуская в небо чёрно-серый дым.

Гитлеровцы осатанели, на окоп Луценко посыпались мины, снаряды. Пули хлестали по брустверу.

– Сейчас они ещё десятка два «юнкерсов» нашлют! – сказал Маломуж.

Сержант не ответил. Запрокинув чубатую голову, он неподвижно глядел в белесо-голубое небо, будто и впрямь высматривал там вражеские самолеты.

– Ну, гадьё! – крикнул в бешенстве Маломуж. И, не обращая больше внимания на шквальный огонь, торопливо занял место наводчика, повёл длинным стволом ПТР за танком, приближавшимся к нашим позициям.

– Это вам, сволочи, за сержанта! – крикнул он, добивая вторым выстрелом задымившую машину.

И тут же отвалился от своего ружья.

К нему подполз сержант Данцев, ротный парторг:

– Кузьмич! Ты что?

Но Маломуж замолчал навсегда.

Данцев накрыл лица павших бойцов пилотками и зло приложил к плечу приклад осиротевшего ружья. Но сражённый вражеской пулей, уронил голову на затвор, так и не выпустив оружие из рук.

А фашистские танки шли на наши позиции. И тогда ружьё из окоченевших рук Данцева взял политрук роты Амбарцумян. Сделал первый выстрел… И опять начался жестокий обстрел «ожившего» противотанкового ружья. С железным спокойствием Амбарцумян взял на прицел ближайший гитлеровский танк и двумя выстрелами вывел его из строя. Но вскоре погиб сам, сражённый осколком мины.

Так и лежали они вчетвером у противотанкового ружья – два комсомольца и два коммуниста, четверо бесстрашных сыновей нашей великой многонациональной Родины – украинец Луценко, белорус Маломуж, русский Данцев и армянин Амбарцумян. Но вражеская атака захлебнулась. Фашисты отходили на старые позиции, оставив на поле боя сотни трупов и полтора десятка танков.

Глава 3.
БОЙ У КРАСНОЙ ГОРКИ

Ещё двое суток длился неравный бой. Противник непрерывно бомбил и вводил в действие всё новые и новые танковые подразделения. К исходу 4 сентября ему удалось прорвать оборону бригады Красовского на участке Терская – Нижние Бековичи и продвинуться к югу на двенадцать километров. Здесь, на северных скатах Терского хребта, встретив упорное сопротивление 62-й отдельной морской стрелковой бригады, враг остановился и затих. Было ясно, что это затишье перед бурей. Противник явно готовился к новому, более мощному рывку. Запах кавказской нефти не давал ему покоя. Следовательно, и мы должны были принять меры, чтобы, как говорится, не ударить лицом в грязь. А для этого нужно было знать, когда, в каком направлении и какими силами будет нанесён удар. Необходимо было ещё раз тщательно взвесить свои собственные возможности, подробнейшим образом изучить обстановку…

5 сентября на позициях было сравнительно спокойно. Редкие разрывы снарядов, треск коротких пулемётных и автоматных очередей стали настолько привычными, что воспринимались как некие составные части многоголосого дневного хора, образованного скрипом обозных колес, шелестом высокой кукурузы, шутливой перебранкой у полевой кухни.

Где-то в станице прокричал петух. Заскрипели ворота. И такой мирной тишиной повеяло от всего этого, что мне стало как-то не по себе. Известно: тишина на поле боя – грозный предвестник. Если неопытный боец порой радуется её приходу, то бывалый воин, наоборот, настораживается.

С начальником артиллерии корпуса подполковником Лифшицем мы отправились на позиции 62-й отдельной морской стрелковой бригады.

Морские пехотинцы занимали оборону на рубеже Чумпалово – Красная Горка – Чеченская Балка, проходившем по северным скатам отрогов Терского хребта. Третий батальон бригады оседлал дорогу Моздок – Вознесенская, являвшуюся осью предполагаемого танкового удара гитлеровцев. Центром опорного пункта батальона были посёлок Красная Горка и одноименная высота, господствовавшая над лежащей впереди местностью. Сюда-то мы и нанесли свой первый визит.

Враг тщательно наблюдал за местностью. Пулемётные и автоматные очереди то и дело вздымали пыль на брустверах окопов, если кто-либо из наших бойцов неосторожным движением выдавал своё присутствие. Приходилось строго соблюдать правила маскировки.

По неглубокому ходу сообщения, пригибаясь до пояса, добрались мы до НП командира третьего батальона капитана Демченко. Он встретил нас кратким докладом и в деталях ознакомил с обстановкой.

Первую траншею занимали вторая и третья роты, во втором эшелоне находились первая рота и несколько сорокапяток. Там же удобно расположились НП командиров батарей и дивизионов.

Батальон капитана Демченко уже понюхал пороху. Совместно с другими частями он выдержал серьёзный бой с довольно большой группой танков противника, пытавшейся прорваться на Вознесенскую. Бой был длительным и упорным. Обе стороны понесли значительные потери.

В полукилометре просматривалась линия фашистских окопов. Оттуда изредка доносились короткие очереди.

– Осторожничают, сволочи, – усмехнулся комиссар батальона старший политрук Иван Васильевич Помазуев. – Вчера на рожон лезли.

Он только что возвратился из второй роты, понёсшей большие потери.

– Тяжёлый был бой, – рассказывал старший лейтенант Помазуев. – Левый фланг второй роты атаковала пехота под прикрытием двух танков. Передний танк с ходу проскочил было нашу первую траншею. В этот момент сноровку и хладнокровие проявил командир взвода младший лейтенант Рылов. Земля ещё сыпалась из-под траков в траншею, а он поднялся в полный рост и бросил бутылку с горячей смесью. И знаете, Рылов это проделал как на показном занятии. Второй танк подбили артиллеристы. Немцы так близко шли за танками, что, не прижми их пулемётчики, могли бы в нашу траншею ворваться.

– А как обстоят дела в роте сейчас?

– Люди готовятся к бою, товарищ генерал. В каждом отделении – по два истребителя танков. Они вооружены противотанковыми гранатами и бутылками с КС. Политрук роты Пинкин отрабатывает с ними технику уничтожения танков. Опыт Рылова распространяет. Кроме того, многие своими глазами видели, как взводный сжёг танк.

– Вчерашний бой многому научил нас, – включился в разговор политрук пулемётной роты Иван Андреевич Летёмин. – Да и люди себя с лучшей стороны показали.

Ефрейтор Синетов, пулемётчик, вместе с автоматчиком Лапиным находились в одном окопе. Врагам удалось обойти их с флангов, но воины не растерялись. Пулемёт Синетова и автомат Лапина нанесли большой урон атакующим фашистам.

Эти рассказы ещё раз подтвердили, что наши бойцы перестали бояться слов «танки» и «окружение». Рождались новые черты в характерах людей, которые вчера были ещё садоводами и студентами, плотниками и бухгалтерами. Те черты, которые делают человека воином: бесстрашие и чувства долга. Вместе с тем люди накапливали в боях с врагом опыт и знания, а без них никакие личные качества не могут обеспечить победу.

Я пожелал бойцам успеха и распрощался. Мы с Лифшицем спустились с Красной Горки и вскоре были в районе огневых позиций артиллерийского дивизиона капитана Токарева. Двадцать орудий дивизиона оседлали дорогу, ведущую в станицу Вознесенскую.

Артиллеристы, судя по всему, только закончили работы по оборудованию огневых позиций и отдыхали в ожидании ужина. Сбросив пропотевшие гимнастерки, батарейцы сидели или полулежали у орудий. На большинстве из них были полосатые флотские тельняшки – память о родных боевых кораблях, с которых сошли на берег, чтобы биться с врагом на суше.

Невдалеке несколько человек, окружив старшего лейтенанта Хотулева, командира первой батареи, слушали, как он под чуть приглушённый перебор гитары пел популярную в те дни песню о синем платочке.

Мы тоже остановились послушать.

Хотулев, смутившись, оборвал было песню, но я попросил его продолжать.

– День рождения у него сегодня, товарищ генерал, – словно оправдывая певца, пояснил мне лейтенант Корсаков.

– Да хватит! – смутился Хотулев. – Тем более, что к бою этого никакого отношения не имеет.

– Как не имеет? – возразил лейтенант Четыркин. – Ты теперь вполне совершеннолетний…

Тем временем старшина дивизиона Коваленков доложил, что ужин готов. Капитан Токарев, как хлебосольный хозяин, ни за что не хотел отпускать меня из расположения дивизиона, пока я не отведаю «артиллерийских харчей».

Только после ужина мы с начальником артиллерии корпуса двинулись по дороге на Вознесенскую. Справа и слева от неё располагались на огневых позициях 68-й тяжёлый и 98-й артиллерийские полки. Их огневые позиции были выбраны с таким расчётом, чтобы фланговые дивизионы могли своим огнём перекрыть дорогу, где стояли батареи Токарева. Восемьдесят четыре орудия этих артчастей на участке фронта шириной восемь километров представляли собой мощный барьер на пути танков противника.

Именно на эту артиллерию я и возлагал большие надежды. Во всех батареях проходила поорудийная тренировка в стрельбе прямой наводкой.

Корпусная артиллерия была надёжным заслоном. И всё-таки удара сотни танков этот заслон мог не выдержать. Тогда должен был вступить в действие последний резерв противотанковой обороны – отряд Корнеева, перекрывший дорогу у самого перевала. Отряд этот имел большой опыт боёв. В начале августа он был направлен в район Будённовска совместно с другими отрядами вести активную разведку и сдерживать врага. С этими задачами отряд Корнеева справился хорошо, но под натиском превосходящих сил противника вынужден был отойти к Моздоку и вместе с другими частями защищал его до 25 августа. Теперь, усиленный 98-м артполком, он закрывал дорогу на перевал. Личный состав отряда подготовил отличные позиции.

С наступлением сумерек в сопровождении подполковника Лившица я возвратился в штаб корпуса. В штабной землянке меня ожидал Базилевский. Комиссар корпуса тоже весь день был в войсках и приехал часом раньше. Мы долго беседовали с Базилевским, обменивались впечатлениями с возвратившимися из поездки в войска офицерами штаба и политотдела. Засиделись далеко за полночь. Разошлись отдыхать часа за три до рассвета.