Текст книги "Выстоять и победить"

Было уничтожено восемь танков противника, но оставшиеся – целая бронированная армада – всё ещё продолжали двигаться по изрытому воронками полю, обстреливая наш передний край.

Старший лейтенант Михаил Юрьевич Гурьевич видел это всё со своего КП. Он был уверен в своем батальоне, незадолго до атаки побывал во всех ротах, беседовал с людьми. И всё-таки, когда танки продвигались через боевые порядки первой стрелковой роты, а расположившийся на её правом фланге взвод ПТО со ста пятидесяти – двухсот метров начал вести огонь, Сатаев опустил голову.

Старший лейтенант только тогда поднял голову, когда почувствовал на своём плече руку. Это был начальник политотдела бригады батальонный комиссар Петибский. Стиснув зубами папиросу, комиссар жестом попросил прикурить… Сатаев долго искал в карманах спички. Затем решился взглянуть туда, где несколько минут назад ещё был взвод ПТО.

Восемь исковерканных танков остались на выжженном пятачке кавказской земли, ставшем могилой взвода.

– Товарищ командир, штаб бригады вызывает, – окликнул комбата телефонист.

В трубке слышался злой, хриплый голос комбрига Ворожищева.

– Ты что там делаешь, Сатаев! Чай пьёшь? Почему танки пропустили? Где твой взвод ПТО?

– Нет у меня взвода ПТО, товарищ полковник.

– Как это нет? Испарился, что ли?!

И тогда комбат не выдержал:

– Погиб взвод! Все погибли! До единого человека! Подкреплений ваших ждал!

– Так… – голос Ворожищева сразу стал тихим и печальным. – Ты извини, брат, не знал я… Сам понимаешь… А насчёт подкрепления не заикайся, нет у меня резервов. Что касается прорвавшихся танков, чтобы их не было…

Полковник Ворожищев дал отбой, и Сатаев понял, что нельзя ничего изменить, что помощи ждать неоткуда и что гитлеровские танки придётся уничтожать своими силами.

– Хилько! – хмуро сказал он телефонисту. – Связь с миномётной ротой!

Но Алексей только развёл руками:

– Опять обрыв, товарищ старший лейтенант!

– Какой же ты связист, если у тебя связи нет? Давай, руки в ноги и бегом к миномётчикам! Скажешь лейтенанту Сальникову: пусть танки уничтожат. На обратном пути восстановишь связь.

Хилько быстро добрался до миномётчиков и передал приказ комбата.

Лейтенант Сальников, чёрный от копоти, с опалёнными волосами и неизменной цигаркой в зубах, угрюмо выслушал связиста.

– Беспокойный комбат. Будто я и так не знаю, что этих гадов надо не «с музыкой» встречать. Ладно. Передай – сделаем. Да! Ты связист, что ли?

– Так точно!

– Значит, как при царе-горохе, в скороходы записался? Чтоб я тебя в роте больше не видел! Связь налаживай!

И Хилько побежал вдоль провода. Юркий и на диво хладнокровный, он устранил два порыва. Но неподалёку от воронки, в которой он сращивал концы перебитого кабеля, показался вражеский танк.

Противник заметил одинокого бойца и решил устроить «весёлую охоту». Но курсант бакинского пехотного училища Алексей Хилько, сняв телефонный аппарат и катушку, со связкой гранат устремился навстречу бронированной машине.

Пущенная вслед за гранатами бутылка с горючей смесью довершила дело. Перебив из автомата выскочивших танкистов, Хилько принялся восстанавливать связь.

На участке обороны второго и четвёртого батальонов бой достиг кульминационного момента. Неся большие потери, вражеские танки рвались к высоте 608,2 и вдоль дороги на Орджоникидзе. Их авангард прошёл все линии наших траншей и появился в непосредственной близости от огневых позиций отдельного истребительно-противотанкового дивизиона 34-й стрелковой бригады.

Артиллеристы этого дивизиона поддерживали второй и четвёртый батальоны.

Командир сорокапятки сержант Трифонов сосредоточенно следил за манёврами противника. Прицельное приспособление на его груди вышло из строя во время бомбёжки – и огонь приходилось вести на «глазок». Но бывший курсант Севастопольского Высшего военно-морского училища имени ЛКСМУ имел за спиной опыт обороны Севастополя и любил повторять слышанное где-то присловье: «Стрелять можно и из капустной катки, была бы злость». Впрочем, теперь, когда T-IV шли прямо на позиции артиллеристов, можно было вполне обойтись без прицела.

Сержант, всё время наблюдавший за бойцами своего расчёта, понимал, что люди нервничают, и решил действовать за наводчика.

Приближаясь, танки непрерывно вели огонь. Трифонов навёл орудие через ствол. Первый выстрел – мимо цели! Зло сплюнув, сержант снова навёл орудие и на сей раз не промахнулся. Обходя с двух сторон подбитую машину, на орудие Трифонова устремились два T-III. Тремя выстрелами сержант подбил ещё один танк. До третьей машины оставалось не больше 15 метров…

– Заряжай, – хрипло крикнул сержант и вдруг увидел бледное лицо наводчика.

– Снаряды вышли…

– Уводи расчёт! – крикнул Трифонов наводчику.

И он остался у орудия с двумя противотанковыми гранатами в руках. Хруст раздавливаемой пушки слился с оглушительным грохотом взрыва…

Мужественно дрался с врагом и расчёт сержанта Николая Лукина. Его сорокапятка, подбив головной танк, на какое-то время привела противника в замешательство. Но, опомнившись, танки открыли по орудию огонь и вывели сорокапятку из строя. Сержант Лукин погиб.

Уничтожив три из двенадцати наших противотанковых орудий, танки лавиной двинулись в прорыв и вскоре достигли высоты 608,2. Опьянённые успехом, фашисты попытались развивать наступление, но в бой вступили 76-миллиметровые орудия артиллерийского дивизиона 34-й бригады. А это никак не входило в расчёты противника, потерявшего к тому времени более двадцати боевых машин. Бой стал затихать. К вечеру над полем сражения воцарилась тревожная тишина передышки.

2 ноября 1942 года поздний осенний рассвет застал меня на корпусном НП, старательно оборудованном на самой вершине высоты 722,7, в километре южнее Гизели.

Связь с бригадой Ворожищева давно была налажена, и Александр Васильевич подробно доложил обстановку. Предпринятая накануне атака противника была, как я и предполагал, «генеральной репетицией» к готовящемуся сражению. По данным разведки, фашистское командование стягивало в район высоты 608,2 и к северной окраине Дзуарикау свежие танковые и моторизованные части. Подтянулась к району боевых действий и вражеская артиллерия. Всё это свидетельствовало о решимости немецкого командования любыми средствами продолжать продвижение в сторону города Орджоникидзе. Я поинтересовался у полковника Ворожищева, не пришлось ли ему пустить в дело свой резерв. Вопрос этот был продиктован беспокойством за судьбу Суарского ущелья.

– Батальон моряков-автоматчиков будут держать до конца, – угрюмо ответил Александр Васильевич. – Если враг прорвёт оборону, батальон запрёт Суарское ущелье. Там и умрём.

По тону комбрига было ясно, что натиска сотни гитлеровских танков сильно поредевший батальон старшего лейтенанта Сатаева может не выдержать.

«А помощи не просит», – подумал я. Но в этот момент Ворожищев срывающимся голосом сказал:

– Дайте хоть батарею сорокапяток, товарищ генерал!

Значит, даже гордый комбриг Ворожищев, который никогда никого ни о чём не просил, не выдержал, сломил свое самолюбие, хотя знал, что резервов нет.

И я отказал. Я не имел права ослаблять и без того малочисленный резерв корпуса, в состав которого входили 6-й отдельной миномётный батальон, 54-й пулемётный батальон, 47-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион и 54-я отдельная зенитно-артиллерийская батарея.

В девять утра появились самолёты противника. Несколько групп пикирующих Ю-87 начали ожесточённо бомбить боевые порядки второго и четвёртого батальонов. Артиллерийские позиции и второй эшелон 34-й бригады подверглись яростному бомбовому удару нескольких групп вражеских самолётов. Одновременно с авиабомбами фашисты сбрасывали тракторные колеса, пустые металлические бочки, двутавровые балки, издававшие при падении ошеломляющий вой и свист. Всё это делалось для того, чтобы деморализовать наших бойцов, внести панику в их ряды. Но психическая атака гитлеровской авиации оказалась безуспешной. Хотя сто– и пятидесятикилограммовые «гостинцы» натворили немало бед, повредив несколько наших орудий и миномётов. Почти на нет были сведены все проведённые нами ночью сапёрные работы.

Не успела отбомбиться первая волна «юнкерсов», как открыла шквальный огонь вражеская артиллерия. Не менее четырёх артиллерийских и миномётных полков в течение получаса вели непрерывный обстрел нашей обороны. Замысел фашистского командования – уничтожить всё живое на направлении предполагаемого танкового удара – осуществлялся последовательно и настойчиво.

Лишь по прошествии часа авиация противника очистила небо, а артиллерия и миномёты перенесли огонь в глубину нашей обороны.

Бурая туча пыли и дыма висела в воздухе над старательно перепаханной бомбами землей. Вдоль линии обороны второго и четвёртого батальонов расстилалось, казалось, совершенно безжизненное, всё в воронках, пространство. Но когда гитлеровские танки с присущей им самоуверенностью двинулись через эту «пахоту», земля ожила! Из обрушенных траншей, из-под ощетинившихся переломанными брёвнами дзотов, из полузасыпанных индивидуальных ячеек и пулемётных гнёзд то здесь, то там поднимались с гранатами, бутылками с КС советские воины, вступая в единоборство с бронированными машинами.

В первые же минуты танковой атаки тяжёлое положение сложилось на левом фланге второго батальона. Его прикрывали огнем пулемёты старшего сержанта Приходько и сержанта Маркевича. Именно на этот участок нашей обороны пришёлся удар острия танкового клина. Пулемётчики, в задачу которых входило отсечение вражеской пехоты от танков, могли действовать только вполсилы, так как буквально за несколько минут до того пулемёт Маркевича был приведён в негодность осколками снаряда. И тогда у сержанта возник дерзкий замысел: под огнём противника он пробрался к небольшой впадине, где со вчерашнего дня стоял подбитый фашистский бронетранспортёр. Вскоре оттуда послышался треск немецкого пулемёта.

Противник не сразу сообразил, что произошло. За это время Маркевич успел уничтожить не менее двух десятков врагов. Но вскоре противник опомнился. По бронетранспортёру был открыт огонь из всех видов оружия. А когда это не помогло, вражеский танк стремительно двинулся вперёд, чтобы раздавить и машину, и укрывшегося в ней смельчака. Маркевич не стал ждать. Вооружившись двумя бутылками с КС, он пополз навстречу танку. Уже ощущался смрад перегретого машинного масла, отработанных газов и пороховой гари… И тут вражеская пуля попала в бутылку с горючей смесью! Пламя охватило сержанта, нестерпимая боль пронизала все его тело. Он нашёл в себе силы встать во весь рост, шагнуть навстречу танку. Т-IV попятился от этого живого факела. Теряя сознание, Маркевич успел поджечь вражескую машину.

Героическая гибель Маркевича вдохновила его боевых друзей на новые подвиги. Воины бесстрашно вступали в единоборство с бронированными чудовищами. Ценой своей жизни преграждали им путь. Так, ординарец лейтенанта Карибского красноармеец Александр Колотовкин с противотанковой гранатой бросился наперерез вражеской машине. Очередью из танкового пулемёта он был тяжело ранен, но продолжал ползти и, наконец, бросился под гусеницы Т-IV, взорвал танк и погиб сам.

Один за другим сжёг два танка лейтенант Карибский. Ещё одну вражескую машину подорвал гранатой старший сержант Приходько.

Охраняя свой боевой заслон, пехотинцы противника активизировали свои действия. Немецкие автоматчики почти вплотную прижались к атакующим танкам. Такого нельзя было допускать. И политрук пулемётной роты Королев заставил залечь пехоту противника. С левого фланга его поддержал пулемётный расчёт Приходько.

Всё же часть вражеских автоматчиков ворвалась в нашу траншею. Только что подорвавший два танка рядовой Салиджанов оказался лицом к лицу с врагами. Он уложил многих, но силы были явно неравными. И когда немецкая речь послышалась за спиной, он вынул из ниши последнюю противотанковую гранату… Родина посмертно наградила героя орденом Ленина.

Не менее жестокий бой вел в это время четвёртый батальон, не желавший сдавать своих позиций. Яростные схватки шли за каждую улицу селения Дзуарикау, за каждый дом.

Наводчик ПТР красноармеец Борисов и сержант Кудря, подбившие по пять танков, теперь перенесли огонь на бронетранспортёры и автомашины с пехотинцами. Несколько машин загорелось. Горохом сыпались с них гитлеровские солдаты и тут же попадали под огонь пулемётчиков старшего лейтенанта Осипова и автоматчиков лейтенанта Кирьяна.

А в тылу батальона семь уцелевших пушек противотанкового дивизиона бригады вели неравный бой с шестью десятками атакующих танков…

Несмотря на героическое сопротивление двух стрелковых батальонов и артиллеристов бригады, к полудню 2 ноября крупные танковые силы врага прорвали фронт на участке второго батальона и рассекли оборону бригады надвое. Полсотни танков и несколько полков мотопехоты противника стремительно продвигались к селению Нижняя Саниба.

Моряки батальона автоматчиков, составлявшего второй эшелон 34-й бригады и занимавшего оборону на участке высоты от 570,3 до юго-западной окраины селения Майрамадаг, преградили путь бронированный армаде и готовились вступить в неравный бой. В это время комбат старший лейтенант Березов получил приказ комбрига: избегая боя с танками противника, скрытно отойти на северную окраину селения Майрамадаг и занять там оборону.

– Ничего себе приказик! – воскликнул Березов. – Отводить батальон на виду у скопища танков! Да они мне половину людей перебьют!

Но приказ надо было выполнять.

Необходимо было во что бы то ни стало задержать на какое-то время стальную лавину. Сделать это вызвалась группа курсантов-автоматчиков во главе с командиром взвода младшим лейтенантом Пятисотниковым. Вооружённые противотанковыми гранатами и бутылками КС, они выдвинулись вперёд и внезапно дерзко атаковали передовые танки противника. Несколько машин было выведено из строя. Опасаясь нарваться на сильный заслон, весь первый эшелон вражеской танковой колонны резко сбавил скорость. Тем временем батальон Березова, оставив свои траншеи, скрытно отходил на юг, к Майрамадагу. Противник всё же заметил отход батальона и понял, что ставшая на пути танков группа прикрытия малочисленна. Обходя свои подбитые танки, бронированная армада открыла огонь и решительно двинулась на горстку моряков.

Ещё два танка запылали, подожжённые бутылками с горючей смесью. Но головная машина ринулась на укрывшихся в неглубоком овражке смельчаков. Подорвать её не удалось – танк ловко маневрировал. Надо было любой ценой задержать противника ещё на несколько минут, чтобы дать возможность батальону закончить отход и закрепиться на новых позициях. Тогда младший лейтенант Пятисотников с противотанковой гранатой пополз навстречу головной машине. Он остановил танк, но погиб и сам.

Нижняя Саниба горела. Густой дым был виден с корпусного НП. С тревогой за исход боя следил я за развитием событий.

Противник не задерживался в горящем селении, танки и мотопехота торопились закрепить успех и как можно дальше углубиться в нашу оборону, угрожая столице северной Осетии.

Но за восточной окраиной Нижней Санибой, в районе высоты 630,1, дорогу фашистам преградил резерв корпуса. По вражеским танкам открыли огонь орудия 47-го отдельного истребительно– противотанкового дивизиона. Миномётчики шестого отдельного миномётного батальона и расчёты 54-го пулемётного батальона всей силой своих огневых средств обрушились на гитлеровскую пехоту.

Расчёт одной из противотанковых пушек выбрал удобную позицию на северо-восточной окраине Нижней Санибы и не обнаруживал себя до того момента, пока авангард танковой колонны противника не миновал позицию сорокапятки. Тогда опытный наводчик орудия сержант Лунин несколькими выстрелами в борта подбил два танка. Почти тотчас же вступили в бой занявшие выгодную позицию на склонах высоты 630,1 бронебойщики младшего лейтенанта Шульгина. Подпустив танки на короткое расстояние, чтобы поражать их наверняка, расчёты сержанта Ябликова и ефрейтора Игликова открыли огонь. Первыми же выстрелами были выведены из боя два Т-IV.

Противник обстрелял расчёты ПТР. Однако позиция бронебойщиков не пострадала. Тогда группа вражеских танков двинулась к ним, намереваясь раздавить дерзких пэтээровцев.

Взвод Шульгина встретил противника дружным огнём. Ябликов и Игликов подбили ещё по одной машине. Кроме того, два танка подожгли бойцы других расчётов.

Одновременно с западной окраины Гизели открыла огонь батарея сорокапяток лейтенанта Феоктистова. Её четыре орудия вступили в единоборство с пятнадцатью танками. Артиллеристы, несмотря на потери, буквально за несколько минут уничтожили пять вражеских машин.

Танки замедлили ход. Лишь на правом фланге они попытались продвинуться вперёд и, преодолев горную речушку Гизельдон, ворваться в Гизель. Однако враг был встречен мощным огнём 54-й отдельной зенитно-артиллерийской батареи и, потеряв три боевые машины, вынужден был отойти.

В течении сорока минут после этого противник не предпринимал атак. В Нижней Санибе постепенно накапливались всё новые и новые подразделения его танков и мотопехоты. Мы долго не могли разгадать причину передышки. Когда над позициями наших войск появились «юнкерсы», стало ясно: противник ждал удара своей авиации.

На боевые порядки корпусного резерва обрушились авиабомбы. Зенитная батарея вступила в бой с несколькими десятками самолетов и два из них сбила. Но досталось и батарейцам: одно орудие было разбито прямым попаданием бомбы.

Сразу после воздушного налёта танки широким фронтом пошли в атаку. Артиллеристы 47-го дивизиона, успевшие во время сорокаминутной передышки сменить огневые позиции, и батарейцы-зенитчики встретили врага прицельным огнём из всех уцелевших орудий. Ещё несколько танков было выведено из строя.

Три часа длился неравный бой. Сил у нас становилось всё меньше. 2 ноября 1942 года противнику удалось овладеть населённым пунктом Гизель.

Сумерки опускались на станицу Архонскую, где расположился штаб 11-го гвардейского стрелкового корпуса. Эта передислокация была обусловлена многими причинами, и прежде всего тем, что в результате прорыва танков противника в район Гизели штаб оказался лишённым связи со своими соединениями.

Обстановка к вечеру 2 ноября была такова: овладевший Нижней Санибой и Гизелью противник достиг западной окраины Орджоникидзе, где был остановлен 12-й дивизией НКВД.

Приданные корпусу 319-я стрелковая дивизия и 62-я отдельная морская стрелковая бригада прочно удерживали свои участки обороны. Первый и третий батальоны 34-й стрелковой бригады, несмотря на понесённые потери, героически держали фронт по западной и южной околицам селения Фиагдон до высоты 549,6.

Гитлеровские части углубились в нашу сторону примерно на пятнадцать километров при ширине прорыва не более четырёх километров. Однако периметр этого «аппендикса», начинённого войсками и техникой противника, составлял примерно тридцать пять километров. Для того чтобы вести активные боевые действия на линии фронта такой протяженности, сил, которыми располагал враг, было явно недостаточно. Но немецкое командование, по-видимому, и не стремилось к этому. Направление вражеских атак оставалось прежним – строго на восток. Противник явно рассчитывал на то, что наша оборона в этом районе вот-вот рухнет. Но просчитался: оборона наших войск оказалась достаточно прочной. У стен Орджоникидзе противнику, значительно ослабленному в боях с частями 11-го гвардейского корпуса, не удалось поколебать сопротивление 12-й дивизии НКВД. А развивать наступление широким фронтом в северном направлении он не мог, так как не имел достаточного для такой операции количества сил.

Напрашивался вывод: вражеские войска, продолжая попытки прорваться к Орджоникидзе, нанесут удар и в районе Майрамадага, чтобы прорваться через Суарское ущелье и рейдом по Военно-Грузинской дороге выйти в тыл защитникам столицы Северной Осетии. Такой вариант развития событий был предусмотрен нашим планом, в соответствии с которым второй эшелон 34-й бригады должен был запереть Суарское ущелье. Но от комбрига 34-й Ворожищева с самого утра 2 ноября не было никаких сведений. Тем не менее я верил в Александра Васильевича, в его командирский опыт, в способность организовать надёжную оборону.

В расчёте на успешную оборону Майрамадага был разработан план разгрома гизельской группировки противника войсками нашего корпуса, при условии его усиления несколькими истребительно-противотанковыми артиллерийскими полками и танками. Мне не терпелось доложить план генералу Коротееву, так как каждый час промедления осложнял положение наших войск в районе Майрамадага. Однако связь со штабом армии пока не была налажена.

В это время в штаб корпуса прибыл представитель штаба Северной группы войск генерал Дашевский. Увидев меня, он обрадовался. В штабах армии и Северной группы, оказывается, были глубоко обеспокоены предположением, что штаб 11-го гвардейского корпуса во главе с командиром либо погиб, либо угодил в плен.

– Это как прикажете понимать, Иван Павлович? – шутливо отчитал меня Дашевский. – Исчезли вместе со всем корпусным руководством и помалкиваете! Там генерал Коротеев все телефоны оборвал. Масленников громы и молнии мечет, весь свой штаб разогнал. Вас ищем!

– А я здесь ни при чём, Яков Сергеевич. Резерв корпуса был слаб и сдержать натиск двухсот танков не смог. Подкрепления мне командующий Северной группой не дал. Вот и оказался я едва ли не в окружении. Так что спрос с генерала Масленникова.

– Ладно-ладно! Привыкли всё на начальство валить, а меня из-за вас в войска гоняют – обстановку выяснять.

Я заметил, что Дашевский очень устал. Видно, не спал несколько суток, мотался по переднему краю. Однако на моё приглашение отдохнуть генерал ответил отказом:

– Не могу, дорогой мой! Времени нет. Докладывайте о положении корпуса.

Как можно подробнее я ознакомил Дашевского с обстановкой. Не преминул особо подчеркнуть сложное положение войск, оборонявших район Майрамадага. Но похоже было, мой доклад чем-то не удовлетворил представителя штаба группы. Лукаво прищурившись, Яков Сергеевич поинтересовался:

– Какие меры предлагает командование 11-го гвардейского корпуса по обороне Орджоникидзе?

Я заметил, что два дня назад меня об этом не спрашивали, но ответил, что лучшей формой обороны столицы Северной Осетии считаю немедленную операцию по отсечению и уничтожению войск противника, прорвавшихся на участке 34-й бригады.

Дашевский сначала с некоторым удивлением, а затем с нескрываемым интересом выслушал разработанный мною план ликвидации гизельской группировки противника. Потом несколько минут что-то подсчитывал в уме и наконец спросил сердито:

– И с планом такой операции ты уже третий час сидишь в Архонской?! Кстати, какими силами располагает полковник Ворожищев?

– По-видимому, кроме батальона автоматчиков, в его группу вошли оставшиеся в живых люди из второго и четвёртого батальонов. Ну и, конечно, кое-что из техники сохранили артиллеристы артдивизиона, бригадного противотанкового дивизиона и миномётчики бригады.

– Что ж, – сказал Дашевский, – будем надеяться, что группа Ворожищева до начала операции по уничтожению гизельской группировки врага сумеет удержать Майрамадаг и Суарское ущелье.

Когда генерал уехал, я задумался на тем, каково приходится сейчас защитникам Суарского ущелья.