Текст книги "Призраки, замки и немного людей"

Сонину энергетику я отмёл не только из-за того, что она была девчонкой-подростком, но также из-за её интереса к духам. Любые необычные ощущения она могла воспринять как знак поощрения, посланный ей духами или другими мистическими силами. Я хоть и был для неё мистической силой, но никаких знаков людям пока посылать не собирался. Для знаков было ещё рано. Василису, несмотря на краткую форму её имени, которая звучала по-мужски, я тоже исключил из списка потенциальных доноров. Мартину нужно было что-то более маскулинное, чем энергия девочки, которую постоянно зовут мужским именем. Нателлу я, разумеется, не рассматривал, поэтому выбирать нужно было между Марго и Светланой. Светлана проявила себя как более решительный и менее подверженный вере во всякие сверхъестественности человек, чем Марго. К тому же, мне показалось, что Светлана была не в восторге от предстоящего показа, но старалась это не проявлять. И я решил убить двух зайцев: получить энергии для Мартина и узнать, действительно ли Светлана против показа. Когда призрак забирает у человека энергию, он может считать с неё то, что человек чувствует и о чём думает. Этим я и воспользовался для удовлетворения своего любопытства: подлетел к кумушкам, которые всё ещё обсуждали план показа, но уже без лихорадочного блеска в глазах, и заставил Светлану поделиться со мной энергией.

– Что-то мне нехорошо стало, – сказала Светлана и положила руку себе на грудь.

– Что с тобой? – спросила Марго.

– Не знаю, – ответила Светлана, пошатываясь, – слабость какая-то и кажется, что очень холодно.

– Присядь, – обеспокоенно сказала Марго и повела Светлану к креслу, – Вася, у меня в сумке бутылка с водой есть, давай сюда!

Я оставил Марго и Васю хлопотать вокруг потерявшей часть своей энергии и тайн Светланы и удалился, спеша на помощь своему нуждающемуся. Когда я просочился в «нашу» комнату, Мартин молча лежал на полу навзничь, закрыв глаза.

– Эй, – бодро воскликнул я, – призраки не так помирают!

– Я и не собирался, – Мартин открыл глаза и сел.

– Рад слышать, – сказал я и пристроился рядом с Мартином, положив руки ему на плечи, – не хотелось бы мне остаться без партнёра в самом начале года.

– Что ты делаешь? – с недовольством спросил Мартин, но не отстранил меня.

– Извиняюсь за то, что протащил тебя сквозь кирпич, предварительно не научив с ним обращаться, – ответил я, – и если ты внимательно посмотришь на свои ссадины, то увидишь, что я очень сильно извиняюсь.

Мартин уставился на ранения, появившиеся на его теле после «кирпичного путешествия», и через короткое время удивлённо сказал:

– Они исчезают!

– Конечно, исчезают, – хмыкнул я, – я тебя покалечил, я тебя и починю, будешь как наш замок.

– В каком смысле? – не понял Мартин.

– Новенький, – улыбнулся я, – радуйся, нам достался абсолютно новый замок!

– И что? – пожал плечами Мартин, сбив передачу энергии.

Я встряхнул руками и снова пристроил их у Мартина на плечах.

– Не шевелись! – потребовал я, и продолжил, – И то! До нас тут никто не работал, и у замка нет никакой призрачной истории, которой бы нам пришлось придерживаться, если бы она была.

– Всё равно не понимаю, – плечи Мартина остались на месте, но он покачал головой.

Так как латание дыр подошло к концу, я проигнорировал нарушение моего требования не шевелиться и неспособность Мартина выражать эмоции исключительно вербально. Со всем этим можно было разобраться позже, по мере наступления необходимости в таких разборках, поэтому я снял руки с плеч моего ученика и расположился как можно удобнее для приятной беседы о замковых традициях.

– Каждый замок имеет свою легенду о привидении или привидениях, которые в нём водятся, – сказал я, – и эти привидения из века в век ведут себя одинаково. Одни пугают жильцов замка завываниями, другие регулярно устраивают бардак в одном из помещений, третьи по ночам бренчат на музыкальных инструментах, четвёртые рисуют дурацкие знаки, имитируя кровавые надписи, те, кому совсем лень что-либо придумывать, просто слоняются по замку в длиной белой ночной рубашке.

– А нельзя слоняться в ночной рубашке и завывать одновременно? – спросил Мартин.

– Можно, но только если до тебя сотни призраков в этом замке слонялись и завывали, – объяснил я, – у каждого замка есть своя история и ей нужно следовать. Если бы в нашем замке, допустим, все призраки до нас поганили зеркала, изображая на них странные рисунки, пришлось бы добывать аналогичное красящее вещество и продолжать их художества.

– Но почему?! – не понимал Мартин.

– В основном – чтобы не разжигать людское любопытство и не давать людям повода всерьёз заинтересоваться призраками. Например, благодаря нашей традиции не менять форму внешнего проявления призрачной жизнедеятельности в каждом конкретном замке, люди думают, что один и тот же призрак живёт в одном замке веками, не подозревая о том, что большая часть замков ежегодно меняет невидимых им соседей. Люди понятия не имеют, как устроена наша жизнь, и мы не даём им причин думать, что призрак это что-то большее, чем смутное видение или непонятные звуки по ночам. Мы держим под контролем всё, что люди могут узнать о нас, живя вместе с нами, и следим за тем, чтобы им доставались лишь крохи нашей жизни, вроде разбитой посуды и переставленных предметов мебели. Интерес к таким мелочам не может продержаться долго, слишком уж они незначительны на фоне всего того, что ежесекундно происходит в людском мире, поэтому всех людей, кто обращает на них пристальное внимание, остальные поднимают на смех и не принимают всерьёз.

– Что страшного в том, что люди узнают о нас побольше? – спросил Мартин.

– Им может не понравится то, что мы живём, используя их энергию, – усмехнулся я, – временами люди бывают поразительно жадными: они не готовы делиться с другими даже тем, что им никогда не было и не будет нужно, не говоря уже о том, что теоретически может им пригодиться, ну, лет этак через двести, когда они уже, правда, будут в могилах, и не смогут этим воспользоваться, но это в расчёт не принимается. Поэтому люди вряд ли смирятся с тем, что призраки собирают энергию, которую они сами оставляют где ни попадя, ведь это их, людская, энергия, и она должна принадлежать только им, а не призракам. Но пока люди об этом не знают, им всё равно и мы можем использовать, то, что им не нужно, так, как это нужно нам.

– Зачем вообще было людям показываться, раз уж они такие жадные? – задал вопрос Мартин, и я понял, что мне достался не такой уж тупой ученик.

– Лично я думаю, что в своё время кому-то было нечем заняться и от скуки этот кто-то начал дразнить людей своими выходками, используя их в качестве игрушек, – ответил я, – но в книгах по истории есть какая-то другая версия, которую я запоминать не стал. Если хочешь, можешь как-нибудь метнуться в нашу библиотеку и почитать, что официальные источники гласят по этому поводу.

– У призраков есть своя библиотека? – недоверчиво сказал Мартин.

– Ты не веришь, что призраки умеют читать? – спросил я.

– Да нет, верю, – задумчиво произнёс Мартин, – а книги в этой библиотеке кем написаны? Людьми или призраками?

– Призраками, разумеется, – сказал я, – людские книги можешь в замке почитать, если, конечно, Светлана уломает Марго завести книжную пыль с камином.

– Я так и не понял, кто эти люди и что они в замке делают, – сказал Мартин.

– Насколько я понял, они все будут жить в нашем замке, – расплывчато сказал я.

Изо всей этой женской болтовни о показе и подготовке к нему, невозможно было толком понять, с кем нам придётся делить нашу во всех смыслах новую крышу. Но выказывать свое незнание перед учеником не годилось: он должен был думать, что я знаю и умею всё на свете, иначе мой авторитет мог рассыпаться в прах и, чтобы восстановить его обратно, пришлось бы потрудиться. А мне и так было чем заняться в этом замке.

– Одни бабы? – спросил меня Мартин.

Как будто я знал ответ на этот вопрос!

– Надеюсь, что нет, – ответил я, – иначе мы тут с ума сойдём, а нам мозги понадобятся.

– Зачем? – уточнил Мартин.

«Тебе бы пригодились для общего развития», – с раздражением подумал я, притомившись от необходимости всё разжёвывать. При этом я понимал, что будь на месте Мартина любой другой призрак, только-только пополнивший наши ряды, вопросов было бы столько же, если не больше, поэтому вслух я сказал:

– Мы с тобой первые призраки в этом замке, поэтому мы сами можем выбрать, как именно показаться людям – начать завывать по ночам или царапать неприличные слова на картинах. Вся прелесть в том, что все призраки, которые будут работать в этом замке после нас, должны будут поддерживать ту традицию, которую мы с тобой заложим, и делать всё то, что мы с тобой посчитаем нужным. Что может быть лучше, чем с чистого листа создавать историю отношений призраков и людей в одном, отдельно взятом, замке? Тут есть где развернуться! Не надо ничего копировать, пытаясь исправить чужие ошибки путём внесения крошечных изменений, которые останутся лишь в никому не нужных отчётах, пылящихся в архивах. Полная свобода творчества!

– Может, вообще ничего не будем делать, чтобы обнаружить себя, и создадим видимость, что в замке призраков нет? – предложил Мартин. – Это будет первый в истории замок без призраков. Или такие уже есть?

– Новаторская мысль, – вздохнул я, – неужели тебе совсем не хочется войти в историю? Даже в две: в призрачную и в человеческую?

– Если для этого нужно болтаться под потолком с картиной в зубах, то совсем не хочется, – твёрдо сказал Мартин.

– Парящие картины? – с сомнением произнёс я, – нет, это не подойдёт. На потолок редко кто смотрит, целый год может пройти, пока нас кто-нибудь заметит. Будем висеть под потолком, как идиоты, с картинами в руках.

Я представил, как мы с Мартином парим под потолком, старательно удерживая высоту, потере которой очень хорошо способствуют тяжеленые картины в барочных рамках, а люди ходят где-то там внизу, не обращая никакого внимания на наши потуги удержаться в воздухе. Дело кончилось бы тем, что кто-нибудь из нас уронил бы свою картину, в худшем случае попав при этом картиной кому-нибудь из людей по голове. А если бы жертва случайного падения картины умерла? Нашим последователям пришлось бы убивать жильцов замка, кидая в них картины. Кто поручится за точность их бросков? Да никто! Нет в нашем сообществе курсов по метанию картин, замаскированному под несчастный случай с участием призрака.

– Я не это имел в виду, – сказал Мартин.

– Проехали, – благосклонно сказал я, – главное – что ты стараешься что-то придумать. Чем больше вариантов – тем «ширше» выбор.

Я был уверен, что из того, что придумает Мартин, выбирать не придётся, ибо выбирать будет не из чего: сначала он предложил вообще ничего не делать, потом – задрать картины в замковое поднебесье. Всё-таки у нас тут не цирк, а замок, поэтому придётся мне придумывать всё самому, но поощрить ученика никогда не помешает, пусть чувствует своё участие в процессе, для этого ему совершенно не обязательно влиять на результат.

– Ладно, – произнёс Мартин, – что дальше?

Глава 3

Дальше всё пошло своим чередом.

Я посвящал Мартина в то, что призрак может, обязан и никогда не должен делать, а наши человеческие соседи постепенно обживали замок. Их женское поголовье увеличилось ещё на четырёх особей, одна из которых была редкостной сукой. Правильнее сказать, редкой породы сукой. Из мужской половины человечества замок с кратковременным визитом посетили грузчики и сборщики мебели, которые быстро закончили свою работу и свалили. А мы с Мартином остались в женском царстве. Точнее сказать, в царстве женских разборок, небольшая часть которых носила открытый характер, а всё остальное было покрыто мраком взаимных претензий, которые вслух не высказывались, по крайней мере, в присутствии других людей, а кипели и остывали внутри каждой из жилиц для последующей подачи в виде холодного блюда – мести. Единственным мужиком в этой «сокровищнице» женских характеров должен был стать Пётр, муж Марго, который и был настоящим хозяином замка. Именно Пётр купил кем-то построенный, но почему-то несколько лет простоявший пустым замок, который стал домом для Марго, её свиты и нас с Мартином. Узнав о существовании Петра, я оживился и какое-то время избегал подпитки женской энергией, надеясь на скорое пополнение наших припасов деликатесом. Но оказалось, что мужская энергетика отправилась в добровольную долгосрочную деловую ссылку с целью наладить бизнес в Арабских Эмиратах. К тому времени, когда я узнал, что Пётр появится в замке нескоро, я успел раз пять ему посочувствовать, три раза за него порадоваться, что его в замке нет, и даже один раз пожелать ему, чтобы он никогда не возвращался к своим близким. И пусть нам с Мартином будет хуже без мужской энергетики, зато мужик поживёт в своё удовольствие, а не для удовольствия всех своих дам, удовлетворить прихоти и желания которых было проблематично. Вернее сказать, невозможно. Наверное, именно поэтому Пётр и сбежал от них далеко и надолго. Спустя три недели с момента нашего первого появления в замке «они» были представлены следующими лицами.

Марго – жена хозяина замка, приятной наружности женщина лет тридцати, лет семь из которых она жаждала успеха в качестве дизайнера модной одежды. Она сама прекрасно шила и ещё лучше командовала другими швеями. Рисовала Марго хорошо, однако самостоятельность в мышлении при создании моделей одежды у неё отсутствовала напрочь, и все коллекции, которые она создала до переезда в замок, подвергались жёсткой критике за отсутствие оригинальности и собственного стиля. Детей у Марго и Петра не было, но завести их супруги планировали. Когда-нибудь.

Аврора – старшая сестра Марго, особа тоже симпатичная, была одержима идеей добиться признания в качестве художника. Она презирала моду, кино, театр, цирк и любые другие виды искусства, кроме изобразительного, впрочем, к литературе она относилась снисходительно и перед сном могла почитать биографию или воспоминания какого-нибудь художника. Эскизы моделей одежды, выполненные Авророй, всегда были оригинальны, хотя если сшить по ним платье, вполне могло оказаться, что оно совершенно непригодно для носки, даже на самых великосветских вечеринках. Что касается «чистой», не прикладной живописи, то успехи Авроры можно было с чистой совестью охарактеризовать как посредственные, что сама Аврора в глубине души признавала, но от других слышать не желала категорически, как и не желала с ними мириться, поэтому проводила дни напролёт в попытках превзойти себя, которые никак не увенчивались успехом.

Василиса – четырнадцатилетняя дочь Авроры и мужчины, о котором никому, кроме Авроры, ничего не было известно, да и та, похоже, знала немного. Вася без отца не страдала, но её обижало то, что её мама уделяла живописи гораздо больше времени, чем ей. В знак протеста она наотрез отказалась учиться рисовать, но Марго, принимавшей живое участие в жизни племянницы, удалось не только стать лучшей подругой Васи, но и заинтересовать её миром моды и гламура. Вася мечтала стать стилистом, и жертвой её творческих экспериментов становился каждый, кто не успевал вовремя придумать уважительную причину для отказа. Всем, кто подвернётся под руку, Вася делала укладки, стрижки, наносила макияж, маникюр, педикюр, подбирала одежду, обувь, аксессуары, сумки, зонты и даже карманных собачек, пока, правда, игрушечных. Больше всех от страсти Васи к созданию образов страдала Нателла, но деваться бедной кошке было некуда. В школу Вася не ходила, её образованием занимались приходящие педагоги, все, как на подбор, женского пола.

Зинаида Ивановна – мать хозяина замка, ежесекундно стоявшая на страже его интересов. Более интересного занятия шестидесятилетняя женщина найти себе не смогла. Конечно, она много читала, посещала выставки, следила за новинками фестивального кино, но всё это не увлекало бывшую учительницу русского языка и литературы настолько, чтобы она забыла об интересах сына, который пустил свою семейную жизнь на самотёк, отдав всё на откуп жене. Зинаида Ивановна не имела против Марго ничего, кроме того, что считала свою невестку законченной эгоисткой, неспособной позаботиться о её сыне Петруше. Все десять лет брака Петра и Марго Зинаида Ивановна свято верила в то, что он продержится недолго, чему пыталась исподтишка способствовать.

Светлана – помощница Марго, бывшая секретарша Петра. Лет Светлане, как и Петру, было около сорока, но если для Петра этот возраст был началом расцвета, то для Светланы он был личной трагедией. Светлана отчаянно не желала стареть и делала всё, что было в её силах, чтобы выглядеть моложе. Когда Светлана только-только устроилась работать к Петру, она надеялась развести его с Марго и женить его на себе, но Пётр быстро объяснил Светлане что к чему, сделав это вежливо и для Светланы не обидно. Обидно Светлане стало, когда Пётр вместо неё решил нанять секретаршу помоложе, сославшись на то, что ему нужна помощница, знающая два иностранных языка. Светлана обиду проглотила, согласившись на место помощницы Марго, которая грезила о создании собственного модного дома, но жажда компенсации отданных Петру лет прочно засела в Светланиной голове. А кроме того, в голове Светланы жила мечта об открытии собственного бизнеса. Светлана, в отличие от Марго и Авроры, была реалисткой и мечтала о скромном бизнесе, вроде зала для занятий йогой, которой она увлекалась уже давно. Кроме всего прочего, Светлана отвечала за чистоту и порядок в доме, на ней была стирка, глажка, уборка и другие бытовые дела.

Соня – шестнадцатилетняя дочь Светланы, которой при посторонних было запрещено называть свой возраст. Отца Сони Светлана прогнала за ненависть к йоге и любовь к алкоголю, когда Соне не было и трёх лет. Когда Соне стукнуло четырнадцать, обрывки детских воспоминаний заставили её, несмотря на все протесты Светланы, разыскать отца. Встреча с законченным алкоголиком, который называл себя её любимым папкой, произвела на Соню неизгладимое впечатление и она срочно начала искать, чем бы его загладить. Благодаря отцу Соня избежала соблазна утешиться с помощью алкоголя и, пройдя через разные подростковые увлечения, прочно подсела на мистику. Она жадно поглощала любую информацию о потусторонних силах, необъяснимых явлениях, таинственных местах и магических обрядах. Полученная информация расположилась в мозгу у Сони таким образом, что школа приобрела статус абсолютно бесполезного заведения, в которое Соня наотрез отказалась ходить. Светлане пришлось довольствоваться тем, что Соня согласилась сдать выпускные экзамены, к которым её должны были подготовить учителя, изначально нанятые только для Васи.

Татьяна – шеф-повар и садовод-огородник в одном лице, обеспечивающая всю семью вкусной и здоровой пищей в любое время суток. Татьяна была толще и счастливее всех женщин, обитавших в замке. Она с удовольствием выращивала то, что потом с удовольствием готовила для других и с удовольствием ела сама. По жизни Татьяна руководствовалась здравым смыслом, который каждый день твердил ей, что надо жить на радость себе и другим, и Татьяна следовала его советам, не особенно огорчаясь, когда у неё что-то не получалось. Она шла по жизни улыбаясь, прощая людям и себе маленькие слабости, которые превращали жалкое существование в настоящую человеческую жизнь. Муж бросил Татьяну, когда их двое детей-погодков были совсем маленькими, но Татьяна выстояла, с любовью вырастила детей, которые разъехались по разным городам, но продолжали с удовольствием общаться с матерью. Боль от предательства мужа прошла, и Татьяна с оптимизмом смотрела в будущее, надеясь встретить близкого по духу и интересам мужчину.

Нателла – весьма и весьма породистая кошка с вредным характером, призраков боялась, хозяйку Светлану – нет, но по-своему её любила, хотя практически никогда этого не показывала.

Бирка – собака, внешне породистая не меньше Нателлы, однако почему-то решившая про себя, что на самом деле она – дворняга. В призраков, как и её хозяйка Татьяна, Бирка не верила, характером обладала жизнерадостным, отчего в замок не допускалась, поэтому наше с ней «общение» было крайне эпизодическим и ограничивалось тем, что иногда через окно мы видели, как она резвится во дворе.

Несмотря на разницу в положении проживавших в замке дам, их можно было назвать семьёй: они так давно жили вместе, что стали воспринимать друг друга хоть и не как кровных, но родственников. Единственным человеком, постоянно подчёркивавшим разницу в статусе, была Зинаида Ивановна, которая не упускала случая указать Светлане и Татьяне их место, чем заставляла Марго чувствовать себя неудобно и бесила Светлану. Все остальные, включая Татьяну, вежливо не обращали на замечания Зинаиды Ивановны никакого внимания, чем неимоверно её раздражали. Но раз уж Зинаида Ивановна нацепила на себя роль «высшего существа», она не могла позволить себе браниться как последняя прислуга, поэтому она записывала свои наблюдения и основанные на них умозаключения в дневник, который собиралась предъявить сыну по его возвращению как доказательство необходимости немедленного отказа от услуг беспардонно ведущего себя персонала, включая кошку и собаку. Единственным персоналом, которым Зинаида Ивановна была довольна, были учительницы, регулярно приходившие в замок обучать Васю и Соню. Зинаида Ивановна настояла на том, что она сама их выберет, поэтому каждое их появление в замке напоминало ей о той победе, которую она одержала, и это согревало её сердце. То, что победа, как и сама битва, были исключительно плодом воображения Зинаиды Ивановны, ничуть не мешало ей наслаждаться результатами.

За три недели такую подробную информацию о наших соседях по замку невозможно было получить, просто изо дня в день наблюдая за их взаимоотношениями, поэтому я вовсю использовал ту энергию, которую они оставляли на мебели, одежде, посуде и других предметах обихода. Пару раз я даже собирал энергетику непосредственно с людей, так как нужно было показать Мартину, как это делается. Для демонстрации своему ученику навыков безопасного отъёма энергии у людей я выбрал Зинаиду Ивановну и Аврору. Старушенция меня постоянно веселила своим склочным поведением и несмотря на то, что она была старше всех в замке, энергии у неё было хоть отбавляй. Вот я и отбавил чуток на глазах Мартина. Зинаида Ивановна нисколько от этого не пострадала, зато Светлане пришлось пережить приступ её повышенной придирчивости. Татьяна тоже попала под обстрел капризной старухи, но стряпуха, верная своему желанию радоваться жизни, этого не заметила. Аврору в энергетические жертвы я выбрал потому, что она общалась с домочадцами меньше всех, в основном проводя время в уединении, работая над своими полотнами. Простому призраку, который никогда не служил в музее или другой сокровищнице изящных искусств, понять что-то из Аврориной мазни о ней как авторе или хотя бы о самой мазне не было никакой возможности. Нам с Мартином её картины виделись как сумбур цветов без задней мысли и это мнение, не высказывая его вслух, разделяли все обитательницы замка, включая Нателлу, на которую художества Авроры оказывали удручающее воздействие, заставляя кошку трусливой рысью покидать мастерскую художницы, если Нателла оказывалась там по воле Васи или Светланы. Энергетика Авроры оказалась, как и её картины, мятущейся, но вполне пригодной для потребления призраками. Мартин попробовал свои «вампирские» силы на Васе, с первого раза без проблем заправившись её энергетикой. С расшифровкой полученной от Васи информации Мартину пришлось помучаться, так как мысли и желания девчонки были такими же переменчивыми, как её настроение. В итоге мы узнали, что Вася мечтает о поездке в Нью-Йорк на мастер-класс какого-то известного стилиста, о трёх-ярусном торте на день рождения и чтобы у Нателлы появились «котятки». С точки зрения применения выуженных из Васи желаний для успешной работы призрака в замке старания Мартина были бесполезны, но в качестве упражнения для постижения процесса переработки человеческой энергии в информацию о её обладателе, усилия Мартина увенчались успехом: призрак, способный расшифровать чаяния подростка по его энергетике, может быть уверен, что сможет использовать энергетику большинства взрослых людей для «читки» их сущности, ведь она более упорядочена, целенаправленна и придавлена жизненным опытом, избавляющим её от несбыточных желаний, отнимающих много времени и внимания.

В общем, я был доволен тем, как продвигается учёба Мартина. Конечно, он делал ошибки, которые, в основном, были вызваны тем, что он медленно отвыкал от того, что он не человек, но кто из призраков не делал таких ошибок? Даже будучи человеком сложно вести себя отлично от стандартов человеческого поведения, выработанных веками. Привычки налипают на тебя как мухи на клейкую ленту, и ты идёшь по жизни, обвешанный этими лентами с дохлыми мухами, которые и живыми-то были тебе не нужны, не то, что в виде трупов. А уж призраку, который только-только перестал быть человеком ещё сложнее: призрачный опыт ещё впереди, а человеческий опыт, который никуда не делся, диктует по старой памяти, куда бежать и что делать. Вот я Мартину и помогал заглушать остатки человеческого разума, чтобы он смог, наконец, думать и жить как призрак. Саныч, неожиданно появившийся в замке где-то на четвёртой неделе нашего там пребывания, был результатами доволен.

– Я гляжу, ты совсем освоился, – сказал Саныч Мартину, когда мы втроём удобно расположились в одной из гостиных замка.

Саныч прибыл ночью, поэтому мы смогли принять его как положено, не таясь от людей, которые давным-давно разошлись по своим спальням. Я доверил Мартину проведение экскурсии по замку, и Мартин справился с ней нормально. Избранный Мартином порядок показа помещений был явно сомнительным, а его комментарии больше напоминали реплики экскурсовода в музее, смертельно скучающего на своей работе, но всё, что касается технических приёмов призрака, Мартин выполнил безукоризненно. Он легко проходил сквозь стены, парил под потолком, просачивался в подвалы, перемещал по воздуху громоздкие предметы и даже умудрился перенести спящую Нателлу из одной комнаты в другую, не разбудив её. После этого впечатляющего трюка Мартин как ни в чём ни бывало повёл Саныча и меня дальше по замку, не подумав о том, что будет с кошкой, которая заснула в одном месте, а проснулась в совершенно другом. Я хотел было исправить эту оплошность, но рассудив, что кошка никому ничего не расскажет, и нам не придётся в качестве проявления нашего призрачного присутствия в замке по ночам таскать его обитательниц туда-сюда, решил не привлекать внимания Саныча к этой мелкой ошибке, тем более, что Саныч был искренне поражён успехами Мартина и, похоже, её не заметил.

– Не знаю, – хмыкнул явно довольный собой и своим успешным выступлением Мартин, – как только я начинаю думать, что я узнал всё, что мне нужно, Ярик тут же огорошивает меня чем-то новым, что поначалу кажется абсолютно невозможным. Но я учусь со всем этим справляться.

Как нужно разговаривать с куратором молодых призраков, коим и являлся Саныч, мы с Мартином не проходили, так как визита Саныча я ждал месяца через два, не раньше, но оказалось, Мартину этот урок был не нужен, он и без меня ответил то, что Саныч хотел услышать. Саныч обожает, когда новые призраки не задаются и не строят из себя крутых мерзавцев со столетиями насыщенной призрачной жизни за плечами. Призрачная свобода и возможности, недоступные простым смертным, многим только что перерождённым призракам ударяет в головы, и они довольствуются минимумом того, на что призраки вообще способны. Саныч всегда симпатизировал тем, кто готов совершенствоваться в умении быть призраком, и сам с удовольствием постоянно чему-то учился. Как ему удавалось найти то, чему он мог научиться, если учесть, что лет ему было более пары тысяч, в течение которых процесс обучения ни на день не прерывался, я не знаю, но Саныч никогда не останавливался на достигнутом и ценил тех, кто поступает также. Тем удивительнее для меня была его неприязнь к Диане, которая, казалось, полностью соответствует его представлениям о настоящем призраке, постоянно стремящемся к какой-то цели. Когда Саныч появился в замке раньше, чем положено, я подумал, что он хотел скорее удостовериться в том, что мы с Дианой не общаемся, чем проверить успехи Мартина, и всё время ждал, когда он о ней заговорит, но этот момент никак не наступал.

– Ты молодец, – похвалил Саныч Мартина, – это, пожалуй, лучший из результатов по адаптации, который я могу припомнить за последние пять сотен лет. Но ты не должен почивать на лаврах, продолжай в том же духе и из тебя получится отличный призрак. Как думаешь, Ярослав, получится из Мартина хороший призрак?

Несмотря на мои заслуги в достижениях Мартина, Саныч опять начал называть меня Ярославом, куда-то подевав Ярика. Видимо, настало время поговорить о каких-то серьёзных вещах, типа Дианы, но я не собирался помогать Санычу сменить тему. Ярик, может быть, и помог бы, в надежде разузнать о том, чем занимается Диана, но Ярослав не такой. Он серьёзный, вдумчивый и ответственный. Ярославу никогда не было дела до какой-то там Дианы, и если Саныч хотел о ней поговорить, ему нужно было заводить этот разговор самому, поэтому Ярослав, то есть я, произнёс:

– Конечно, получится! Ещё немного тренировок и я смогу оставить на него весь замок.

– Для этого, я думаю, ещё рановато, – покачал головой Саныч, – и дело тут не в том, что Мартин не справится с работой по замку, а в том, что по имеющейся у меня информации, ваш замок скоро придут проверять. Ты сам знаешь, что при проверке лучше присутствовать всем. Мало ли что может приключиться.

Так вот зачем Саныч пожаловал! Предупредить на счёт предстоящей проверки, а вовсе не контролировать несуществующую, к моему сожалению, связь с Дианой.

– Да это понятно, – озабоченно сказал я, – ты уверен, что проверка будет так скоро? Мы же только что въехали, натворить ещё всё равно ничего не успели.

– Не забывай, – ответил Саныч, – замок новый, поэтому он на особом контроле. Готовьтесь, ребята, проверять вас будут чаще, чем любые другие замки.

– И что нужно делать? – спросил Мартин.

– Ярослав всё тебе объяснит, – Саныч поднялся со своего места, – а мне пора, я и так задержался дольше, чем рассчитывал.

Мы с Мартином тоже поднялись, чтобы попрощаться с Санычем, который не отказал себе и Мартину в удовольствии ещё раз его похвалить, сказав ему при рукопожатии: