Текст книги "Как уничтожили «Торпедо». История предательства"

Первым обратил на меня внимание и привлек в юношескую сборную РСФСР Иван Алексеевич Варламов. Тогда проводилось много турниров – «Юность», «Надежда». Не знаю, есть ли они сейчас. Хотя у талантливого мальчишки, где бы он ни родился, всегда был шанс проявить себя, показаться тренерам и специалистам.

Потом мною заинтересовалось московское «Динамо», куда меня пригласил сам Александр Александрович Севидов.

Кстати, забегая вперед, скажу, что на этих же соревнованиях Анатолий Коршунов определял кандидатов в юношескую сборную СССР, в составе которой я в 1977 году в Тунисе стал чемпионом мира. Ах, какая это была талантливая команда – Новиков, Сивуха, Баль, Балтача, Бессонов, Хидиятуллин… Главный тренер – Сергей Мосягин. В полуфинале мы тогда обыграли Уругвай, а в финале – Мексику (по пенальти). Когда вернулись домой, нас пригласили в управление футбола, поздравили, а потом сказали, что есть идея оставить эту нашу команду в неизменном виде и сделать так, чтобы она участвовала в чемпионате страны наравне с клубами. Идея была понятна: хотелось сохранить талантливую команду. Но, видимо, это было неосуществимо. Тем не менее через три года практически те же самые футболисты – но под руководством Валентина Александровича Николаева – стали чемпионами Европы среди молодежных сборных.

Однако вернемся в 1976 год. С московским «Динамо» я побывал на сборах в Гаграх, жил и тренировался в Новогорске. Но я и тогда понимал, и сейчас в этом по-прежнему уверен: меня пригласили в столь именитый клуб – к тому же обладающий набором высококлассных мастеров – для тренировок и учебы у именитых футболистов. Все шло к тому, что я должен был окончательно перебраться в «Динамо». Но мне надо было поступать в институт, и я уехал домой. Руководство брянского и московского «Динамо» решило, что для моей пользы будет лучше, если я продолжу играть за местное «Динамо» во второй лиге, а не сидеть на скамейке запасных в высшей. Однако в сезоне 1976 года мне довелось сыграть за команду из родного города всего два матча. В первом из них, в Калуге, я забил гол. После окончания встречи ко мне подошел один из тренеров московского «Локомотива» Борис Николаевич Петров – и я оказался в Москве во второй раз. Прилетел в Баковку, переговорил с Игорем Семеновичем Волчком – в то время старшим тренером команды, – сыграл за дубль (кстати, против московского «Торпедо»). Мы тогда проиграли не то 0:3, не то 0:4, и я сбежал домой. Нет-нет, не из-за разгрома. Просто мне одному стало тоскливо, неловко и неуютно. Но Петров снова приехал за мной и на сей раз перевез в Москву окончательно. Там, правда, возникли проблемы – я был подданным, если можно так сказать, московского «Динамо», из-за чего меня долго не могли заявить для участия в чемпионате. Наконец, удалось прийти к соломонову решению: меня на год отдали «Локомотиву» как бы в аренду. Было это в августе 1976 года. Конечно, слово «аренда» тогда было не в моде. Это сейчас все просто: закончился контракт – можешь переходить в другой клуб, если у него есть средства. А тогда если кто-то приписывался к команде – считай, навечно. Однако «Динамо» обо мне почему-то забыло, и я остался в «Локомотиве» до 1980 года – до того времени, когда он расстался с высшей лигой.

Потом обо мне пошли слухи: мол, зазнался Петраков – не хочет быть простой крестьянкой, а хочет быть столбовой дворянкой. На самом деле было вот что. После календарного матча в Ташкенте против «Пахтакора» я попал в больницу с подозрением на желтуху. Пролежал там недели две. И вот за те две недели у меня перебывали представители едва ли не всей высшей лиги. Звонил даже Лобановский – звал в Киев. Я всем вежливо отвечал, что подумаю, а сам ждал приезда только одного человека – Валентина Козьмича Иванова. И «папа», как мы называли Козьмича, приехал – уже ко мне домой. И сказал, что хочет видеть меня в «Торпедо». Если бы вы знали, как забилось тогда мое сердце, как тепло и радостно стало на душе, как в один миг в памяти пронеслось детство, образ отца, все мои мечты… Однако тот миг – такой короткий для меня – Иванову показался несколько затянутым, и он переспросил: «Так как, Валера?» Вместо ответа я взял чистый лист бумаги и написал заявление в «Торпедо». А слухи? Не скрою, посулы, которые мне делались, были соблазнительными. Кстати, и пугали меня тоже – армией, например. Свернуть на эту тропку, поддавшись то ли блюдечку с голубой каемочкой, то ли страху, было легко. И, наверное, никто меня за это не осудил бы. Но детская мечта и любовь к отцу перевесили. В «Торпедо» мне игралось хорошо. Другое дело, что были проблемы – не команды, не Иванова, а мои личные. И вспоминать об этом сейчас горько и тяжело. Но ради молодых футболистов, которые только-только входят в мир большого футбола, надо.

Если бы меня сейчас спросили, что бы я хотел изменить в своей футбольной судьбе, я бы, не задумываясь, ответил: 1986 год и то, что тогда произошло. Но, увы, даже футбольный матч можно, при известных обстоятельствах, переиграть, а вот неверный шаг в жизни переиначить невозможно.

Когда я в 1980 году перешел в «Торпедо», сразу почувствовал разницу между этой командой и «Локомотивом». Она была прежде всего в задачах, которые ставились перед командами. «Локомотив» состоял из имен. Семин, Газзаев, Гиви Нодия, Эштреков, Аверьянов, Самохин, Ряховский – вот далеко не полный перечень тех, кто защищал тогда цвета этого клуба. Однако перед командой ставилась скромная задача – не вылететь из высшей лиги. Правда, в 1977 году у нас был шанс побороться за третье место, но 14(!) ничьих и смазанная концовка остановили нас на шестой строчке турнирной таблицы. Почему так произошло, судить не берусь. Я тогда был молод, а рядом играли люди, которым было уже лет по 30–35. Это в нынешних командах не найдешь виновного, а тогда, в чемпионате СССР, всегда был виноват тот, кто моложе. Крикнут тебе – и побежишь до флажка. А надо – и обратно прибежишь, как миленький. И никогда никаких вопросов не возникало. Но об игре скажу. Впереди действовали мы с Валерием Газзаевым – как свободные художники (а за нами в затылок – Шевчук). Назад, в оборону, практически не возвращались. Даже при потере мяча в чужой штрафной нам никто не предъявлял претензий за то, что прекратили борьбу. То есть, по сути, все происходило по принципу «как получится». В «Торпедо» же увидел совершенно иную картину. Задача-минимум на каждый сезон была одна – попасть в Кубок УЕФА. А мне, например, помимо прямых обязанностей, надо было думать об обороне своих ворот. Иванов всегда говорил мне, чтобы я не отходил каждый раз назад и большую часть времени проводил на переднем крае. У нас в защите играли такие гренадеры, как Круглов, Пригода, Полукаров, Шавейко, Жупиков, которые, попади мяч на нашу половину поля, были готовы растерзать любого. Но я все равно часто отходил назад, старался больше играть не на себя, как в «Локомотиве», а на команду.

Однако, хотя перед командой и ставились большие задачи, они не всегда выполнялись. Друзья часто говорили мне: «Ну и бригада у вас подобралась! Наверное, чемпионами будете». Но, к сожалению, не получалось. Начинали мы всегда хорошо, первые пять-шесть туров были сильнее всех – даже киевских динамовцев обыгрывали на их поле. От чего это зависело? Видимо, от предсезонных сборов. Тогда у нас в команде работал тренер по специальной подготовке, и мы, во-первых, очень много занимались «физикой», а во-вторых, начинали готовиться к сезону раньше остальных. Но затем у нас наступал спад, и в то время, когда другие клубы набирали оптимальную форму, мы откатывались назад. Главная вина лежала, на мой взгляд, на нас, игроках. Не буду говорить о других, скажу о себе. Наверное, я не смог до конца реализовать все задумки Валентина Козьмича. Приглашая меня, он, очевидно, рассчитывал, что я буду много забивать, стану настоящим лидером команды. Наверное, того же он ожидал и от Суслопарова, Редкоуса, Васильева… Мне же в сезоне 1985 года было не до игры. Дело не в нарушениях режима, хотя и они пусть редко, но были. Козьмич разговаривал, наказывал – и правильно делал. Но я не об этом. В том году у меня были серьезные личные проблемы – развод. «Папа» понимал меня, перед игрой отпускал с базы в суд, давал машину. Представляете, нас три раза не могли развести – в то время боролись за сохранение ячейки коммунистического общества, не понимая, что люди, пришедшие к ним, стали друг другу совершенно чужими.

В начале 1986 года на сборах я сам (сам!) – и это было, наверное, моей самой большой ошибкой в жизни – пошел к Валентину Козьмичу и попросил отпустить меня из команды. Спросите, зачем я это сделал? Да я и сам не могу ответить. Вероятно, желание сменить обстановку, скрыться возникло из-за личных переживаний и из-за того, что все о них знали. В принципе, в «Торпедо» мне все сочувствовали. Но бывают такие моменты, когда даже сочувствие воспринимается с болью – как нечаянный удар хлыста.

Я вернулся обратно в московский «Локомотив» – Иванов отпускал меня только туда. В команду именно первой, а не высшей лиги. Почему? Наверное, он надеялся, что я вернусь (а сделать это из «Локомотива» было бы проще), – и такой случай мне вскоре представился. Однако я им не воспользовался. У «Локомотива», которым тогда руководил Юрий Павлович Семин, была одна задача – вернуться в высшую лигу. Семин, естественно, возлагал на меня большие надежды. Не знаю почему, но дело у меня не пошло. Для форварда удача – вещь наиважнейшая. Иногда с трех метров бьешь – и не забиваешь, а иной раз ударишь с закрытыми глазами с 30 – и мяч залетает в ворота. Вот и тогда – в первом круге – вроде бы боролся, старался, а забил только два мяча. Правда, заработал много 11-метровых, да и с моих передач партнеры не раз забивали. Но с меня спрашивали: где твои, петраковские, голы? А тут еще приключилась история. У нас был банкет по случаю окончания института. Я поехал с женой и выпил за диплом бокал шампанского. На следующий день в Баковке была тренировка, с которой Семин меня выгнал, сказав, что я приехал выпившим. И так мне стало обидно из-за того, что со мной поступили несправедливо. И еще потому, что возраст у меня, по футбольным меркам, был уже солидным, а поступили со мной, как с пацаном. Хлопнув дверью, ушел из команды. Видимо, надо было попроситься обратно к Иванову, ведь он меня ждал. Но я решил уехать из страны.

Тогда это было сложно, не то что сейчас. Анатолий Коробочка, Анатолий Шелест и Юрий Аджем помогли мне уехать в группу советских войск в Германии. Нашли хорошую команду. Мне там действительно было уютно. Я поиграл два с половиной года и как бы заново вернулся в футбол. Наладилась семейная жизнь. Зажили все раны, забылись личные обиды. А в 1990 году я заключил контракт со шведским клубом второго дивизиона «Лулео» и до ноября прошлого года работал там: сначала три сезона в качестве футболиста, затем полгода – играющим тренером, а последние два, окончив предварительно тренерские курсы, – старшим тренером. В общем, моя футбольная карьера сложилась так, что игровая зрелость пришлась на дальние берега. В Германии я каждый сезон забивал мячей по 30. В Швеции в первый год забил 21 – и стал лучшим бомбардиром лиги. У них никогда не было такого, чтобы какой-то русский приезжал и забивал 21 мяч. Когда они меня приглашали, то говорили, что, если я забью мячей 10, это будет замечательно. А тут – два десятка. Меня за это наградили поездкой в Англию. Во втором сезоне забил меньше – 14 голов: давала знать старая травма колена. А в следующем году, после очередной операции на ноге, мне пришлось закончить играть: я стал, по сути, «одноногим» – правая стала для футбола непригодной. А ведь она у меня – сильнейшая. Вы обратили внимание, как я разминал Мишу Харина? Но ведь я бил только левой. А если бы правой мог ударить?!

Там, в Швеции, как я уже говорил, мне стали сниться сны. Однажды приснилось, что я выхожу на поле в торпедовской футболке и забиваю мяч. Жена толкает в бок и спрашивает: «Валер, ты чего? «Гол, гол» кричишь на весь дом, сына разбудишь». Я смотрю – у меня подушка мокрая от слез. Слезы радости? Может быть. А может… Ведь это моя мечта – выйти на поле в форме «Торпедо» и забить еще хотя бы один мяч. Увы, она уже никогда не осуществится – разве только во сне. И, может быть, в этом есть большой смысл. Сумел ли я раскрыть себя до конца? Конечно, нет. Был ли счастлив в футболе? Конечно, да! И знаете чем? Своим отношением к этой игре. С тех пор как я вернулся, часто доводится слышать, что, мол, футбол времен чемпионата СССР намного сильнее нынешнего. Вероятно. Знаете, чем он сильнее? Отношением. Вспоминаю, как в 1985 году в «Торпедо» перешел Леонид Буряк. И после окончания первой же тренировки сказал мне: «Валера, давай с тобой ударчики по воротам потренируем. С какой позиции ты больше любишь атаковать? Я тебя пасиками поснабжаю». И так – почти после каждой тренировки. Иногда мы сами выдумывали что-нибудь новенькое. И это – Леонид Буряк, который в футболе умел все! А сейчас? Вы же видели: не успел Иванов дать команду об окончании тренировки, как все заторопились в раздевалку. Кого заставишь остаться и поработать? А в мои годы нас едва ли не насильно выгоняли с поля. Ни один тренер на занятиях не может дать игроку все, что нужно: ведь у него одновременно человек 20–25 занимаются. Вот тут-то и нужна индивидуальная работа футболиста над тем, что у него еще не получается. И мы, тренеры, всегда готовы составить таким людям компанию. А сегодня только Сергей Борисов иногда индивидуально работает да Арсен Аваков подходит ко мне и просит: «Валерий Юрьевич, вы не понавешиваете?» И я радостно иду и навешиваю, а он бьет 10, 20, 30, 40 минут. Вот это отношение к делу!

Помню, как Дима Харин трудился до седьмого пота, и это еще мягко сказано. Когда он только появился в команде, был слабеньким. А Козьмич и говорит мне: «Ну-ка, Валера, ударь ему». Я ударил вполсилы. Руки у Димы совсем слабенькими были: мяч сквозь них, как сквозь рваную сетку, пролетел. «Ну что, – спрашиваю, – еще?» А он сквозь зубы: «Да, еще». Грязный уже, нос в кровь разбил, а все равно просил еще и еще. И так – каждый день. И вырос во вратаря. В большого вратаря. В 16 лет уже в основном составе стоял! Мы тогда хотя и считались официально любителями, по внутренней сути, по своему отношению к футболу были профессионалами. Думаю, в ближайшем будущем мы придем к тому, что я наблюдал в Швеции, когда игроки «Гетеборга» приезжали на матч Лиги чемпионов не с базы, как принято у нас, а из собственного дома, – настолько высок их уровень профессионализма.

Сейчас я в полной мере понимаю слова Валентина Козьмича, сказанные мне, когда я еще играл за «Торпедо»: «Валера, футбольная жизнь дана только один раз, и ты должен сделать все сейчас, а остальное потом к тебе придет». К сожалению, понимание многого в жизни зачастую приходит слишком поздно. Сейчас я Иванова прекрасно понимаю, но поздно – поезд ушел. Многое отдал бы за то, чтобы вернуть потерянное и не повторять прежних ошибок.

Тем не менее я счастлив и благодарен людям, с которыми меня свела судьба. И Игорю Семеновичу Волчеку, который много возился со мной, доверял мне, 17-летнему пацану, пробил квартиру в Москве. Я благодарен Александру Александровичу Севидову, с которым судьба нас все время разводила. Всегда охотно вспоминаю Валентина Александровича Николаева, в молодежную сборную СССР к которому мы ехали с огромной радостью, ибо с ним всегда было интересно и увлекательно. Счастлив, что сейчас работаю в «Торпедо» рядом с Валентином Козьмичем Ивановым.

К слову сказать, я не терял связи с «Торпедо»: когда приезжал в отпуск в Москву, первым делом шел в ставшую мне родной команду. Работая тренером шведского «Лулео», когда возникала необходимость, не раз звонил Валентину Козьмичу в Москву, и он всегда делился своим опытом, давал конкретные рекомендации. Поэтому мое возвращение в качестве одного из тренеров именно в «Торпедо» было естественным. Еще в Швеции я почувствовал, что по-настоящему стать тренером можно только в своей стране – учась и перенимая опыт отечественных специалистов. В этом и состоит мое спортивное счастье – я родился, жил и продолжаю жить в нашем футболе.

Но вернемся в 1987 год. Команда наконец стала показывать зрелищную игру. Стабилизировался состав. Наряду с опытными игроками – Пригодой, Кругловым, Шавло, Шавейко, Полукаровым, Ширинбековым – в полную силу заиграла молодежь: Харин, братья Савичевы, Гречнев, Писарев, Чугунов, Муштруев. И, несмотря на переход Харина в следующем году в «Динамо», «Торпедо» после 11-летнего перерыва уверенно заняло 3-е место. В сезоне-89 все ждали от команды большего, однако автозаводцы выступили хуже, расположившись лишь на 5-й строчке. Удачный старт и в целом хорошо проведенный первый круг («Торпедо» отставало от лидера – «Спартака» – всего на три очка) обернулись затяжным спадом. После злополучного финала Кубка СССР, в котором «черно-белым» противостоял «Днепр», автозаводцы надломились психологически. Что же произошло? При счете 1:0 в пользу «Днепра» минский судья Вадим Жук не засчитал мяч, забитый Юрием Савичевым, решив, что тот находился в положении вне игры. На самом деле офсайда не было, что подтвердил просмотр видеозаписи. Судейскую бригаду дисквалифицировали, тяжело переживавший случившееся Валентин Иванов слег в больницу, однако в переигровке торпедовцам отказали. Тот матч видело все наше высшее футбольное начальство, руководители ЗИЛа, но никто ничего не мог сделать. Обидно было еще и потому, что до финала, если мне не изменяет память, торпедовцы обыграли московский «Спартак» и киевское «Динамо».

Тот сезон команда завершила на 5-м месте, однако в 1990-е вступала уверенно. Очередная смена поколений, проходящая в любом клубе, как правило, весьма болезненно, на сей раз не слишком беспокоила руководство. В дубле уже вовсю заявила о себе плеяда очень одаренных игроков, воспитанников автозаводской школы: Шустиков, Тишков, Чугайнов, Чельцов, Ульянов, Талалаев, Борисов, Арефьев… Это было будущее команды, и многие надеялись, что ребята в скором времени добудут для «Торпедо» еще одно чемпионское звание – четвертое. Однако то, что произошло с командой в лихие 1990-е, не могло присниться даже в кошмарном сне. Причем большинство событий разворачивались не столько на футбольном поле, сколько за его пределами. Об этом и пойдет речь дальше.

Эту часть мне хочется, завершить рассказом о торпедовской школе, носящей сейчас имя Валерия Воронина. Как и завод, и команда мастеров, она являлась своеобразным государством в государстве, и ее судьба не менее интересна, чем история ЗИЛа и «Торпедо». Итак, слово Владимиру Овчинникову, одному из многочисленных воспитанников школы, впоследствии верой и правдой служившему «Торпедо» в качестве работника клуба:

«Я жил недалеко от Москворецкого рынка, в поселке ЗИЛ. Там была конечная остановка трамвая 49-го маршрута. Именно на этом трамвае я однажды приехал на стадион «Торпедо». Мне исполнилось восемь лет, шел 1967 год. Понятно, что приехал я не просто так, а записаться в детскую футбольную школу. На стадионе было два поля. Основное, гаревое, – для школы, и второе, песчаное. Находилось оно на месте нынешней автостоянки, сразу за основным ядром стадиона. На нем и проходил отбор. Он начинался осенью, и десятки мальчишек ежедневно приходили записываться сюда. Оказалось, что костяк команды моего возраста был уже сформирован. Однако решили набрать еще один состав – не выгонять же тех, кто пришел. Мы сыграли двусторонку, после чего тренеры отобрали тех, кто им приглянулся. Мне посчастливилось больше других. Из всей компании меня одного взяли в ту команду, которая уже была собрана и приступила к занятиям. Отбор проводил известный в прошлом торпедовский футболист Николай Георгиевич Котов. После окончания школы у меня было немало предложений из различных коллективов других городов, но я отказался. Моей мечтой было попасть в основной состав «Торпедо».

Игорь Нетто (слева) и Борис Батанов

Самым ярким впечатлением за годы учебы в ДЮСШ были, конечно, выезды в летний лагерь, созданный в Мячково на базе пионерского. Он располагался в сторонке и напоминал небольшой палаточный городок туристов: дощатый пол, шатровые палатки с пятью кроватями, удобства на улице – холодная вода в рукомойниках для умывания, туалеты типа «очко» и так далее. Режим был жесткий, спартанский. Каждый день – двухразовые тренировки. Но нам нравилось, было интересно. Мы пользовались практически всеми благами той жизни, которую вели наши сверстники из пионерского лагеря: три раза в неделю смотрели фильмы в большом кинотеатре, плавали в двух бассейнах, два раза в неделю ходили на танцы, участвовали во всех вечерних мероприятиях, если они не выходили за рамки нашего спортивного режима. Он у нас был свой: зарядка, завтрак, утренняя тренировка, обед, отдых, вторая тренировка, ужин и только потом – культурная программа и отбой. В лагере мы находились два месяца – июль и август. Наряду с тренировками, каждый месяц по полной программе сдавали нормы ГТО – подтягивались, плавали, бросали гранату. Все это, как и лагерную спартакиаду, организовывал и проводил директор ДЮСШ Сергей Андреевич Кулагин, легендарная торпедовская личность. Впоследствии он работал заместителем директора стадиона «Торпедо». Такая была жизнь: покой нам только снился.

Время, проведенное в лагере, сыграло в жизни многих поколений торпедовцев очень большую роль. В те годы ведь не было залов и крытых манежей, в которых можно было заниматься зимой, да и поля были невысокого качества. По весне и осени они зачастую были непригодны для игр и занятий. Летом же мы тренировались на базе команды мастеров – на своем поле, располагавшемся по соседству с тем, на котором тренировались великие торпедовские футболисты. Соответственно мы ежедневно могли наблюдать за их занятиями и иногда даже общаться с ними. Таким образом воспитывался клубный патриотизм. За лето команды всех возрастов очень сильно прибавляли в мастерстве, и осенью мы оказывались на голову выше сверстников из других школ.

В мое время все футболисты зимой, как правило, играли в хоккей. Причем кто-то лучше смотрелся на футбольном поле, кто-то – в хоккейной коробке. Я тоже выходил на лед, был защитником, выступал в первенстве Москвы. Когда мне исполнилось 15 лет, я перешел в команду школы. Тренировал нас Александр Георгиевич Медакин, легендарная личность, очень эрудированный и интересный тренер. По окончании школы наш возраст играл в первенстве СССР. Мы попали на очень сильную команду из Луганска, за которую выступали многие будущие чемпионы СССР в составе «Зари» – Заваров, Журавлев, Полукаров и другие. Кстати, именно после этого наши тренеры взяли на заметку Сашу Полукарова, и уже через год он оказался у нас, в московском «Торпедо». Потом наша команда стала базовой для сборной РСФСР. То есть основу составляли торпедовцы 1959 года рождения, и к ним добавили нескольких ребят годом старше. Попал туда и я. Если не ошибаюсь, это был первый турнир «Надежда».

Торпедовская школа всегда была одной из лучших в Москве, но в конце 1970-х – начале 1980-х годов назрела смена поколений. В то время преподавателями здесь работали уже пожилые люди: Медакин, Анисимов, немного – Стрельцов, Соломатин… Именно тогда Виктор Марьенко, ставший директором школы, начал собирать более молодых тренеров. Так в СДЮШОР «Торпедо» появилась целая плеяда очень талантливых педагогов – Ульянов, Севостьянов, Бурлаков, Балашов. Они первыми в нашей стране создали спецклассы, которые в отличие от школ-интернатов, существовавших тогда в Луганске и Ростове-на-Дону, являлись более прогрессивной формой обучения. Дело в том, что, тренируясь и учась в школе, ребята не отрывались от семьи. И вскоре это принесло плоды: школа впервые стала чемпионом Москвы. Первый сильный выпуск – 1970 года рождения: Шустиков, Чугайнов, Чельцов, Ульянов, Арефьев. Неплохими были 1971-й и 1973-й – Тишков, Талалаев, Мурашов, Чугунов (ушедший потом в мини-футбол, где стал чемпионом Европы и получил звание заслуженного мастера спорта), Борисов…

Была еще одна интересная форма работы, придуманная Владимиром Севостьяновичем Проворновым – очень неординарной личностью. Он собрал группу из перспективных ребят трех лет рождения – с 1957 по 1959-й, – куда попал и я. Из нее, к примеру, вышел Сергей Пригода – любопытная у него получилась история. Команда его 1957 года оказалась настолько сильной, что ему подчас не находилось места в основном составе. Возможно, он пропал бы как футболист, не образуйся та объединенная группа трех возрастов. Мы дополнительно работали летом – отдельно от своего возраста. Оттуда в 1976 году Сергей попал в дубль, а затем, когда защитник Виктор Круглов получил травму, был переведен в основной состав «Торпедо» и сразу стал чемпионом СССР. То есть практически за год Пригода из запасного состава школы попал в «основу» команды мастеров и завоевал с ней золотые медали. Идея Проворнова состояла в том, чтобы между школой и дублем сделать промежуточную подгруппу – человек 10. Ведь нам всем катастрофически не хватало футбола. У Проворнова же мы играли по два раза в день, играли на пари, иногда – даже ночью. Помимо официальных тренировок, он проводил с нами дополнительные занятия – до подъема, когда все еще спали, мы бегали кроссы. Возвращаясь, на минутку ложились в кровать, по команде «Подъем!» вставали и вместе со всеми бежали на зарядку. Словом, все было повернуто на футболе. В результате в силу очень интенсивных нагрузок и занятий с более старшей группой мастерство ребят росло быстрее. И пример Пригоды – яркое тому подтверждение. Скажем, мой возраст был самым младшим, а играли мы наравне со всеми – в том числе с мальчишками, которые были старше нас на два года».

Так что же это за школа, которая на протяжении последних 10–15 лет регулярно выпускает очень талантливых футболистов? Тут можно и нужно назвать Юрия Тишкова, Сергея Шустикова, Игоря Чугайнова, Дениса Клюева, Николая Писарева, Андрея Талалаева, Сергея Гришина, Сергея Игнашевича, Руслана Пименова, братьев Березуцких, Дмитрия Смирнова, Дмитрия Мичкова… Правда, большинство из них не остаются в родной команде, а уходят искать футбольное и, может быть, материальное счастье в другие клубы.

Начнем издалека, с конца 1970-х – начала 1980-х, когда при едином – заводском тогда еще – «Торпедо» было решено создать по-настоящему профессиональную школу подготовки юных футболистов, то есть прообраз того, что мы наблюдаем сегодня.

Заслуженные тренеры России Виктор Семенович Марьенко и Юрий Васильевич Золотов отправились по всем школам Москвы в поисках… талантливых детских тренеров. Они наблюдали за работой, оценивали знания, опыт и умение работать именно с детьми. Марьенко и Золотов не переманивали их, не сулили большие оклады, а обещали только хорошие условия для учебно-тренировочного процесса, увлекали самой идеей работы на профессиональном, а не любительском уровне.

Так в созданной при команде мастеров СДЮШОР «Торпедо» оказалась целая плеяда едва ли не лучших на то время детских тренеров – Виктор Балашов (воспитавший Юру Тишкова), Николай Ульянов (вырастивший Дениса Клюева, Сергея Зорю, Андрея Талалаева, Сергея Борисова, Сергея Гришина, Михаила Мурашова и других), Николай Севостьянов (подготовивший Алексея Арефьева и Александра Кузьмичева), Борис Бурлаков (давший команде мастеров Сергея Шустикова, Игоря Чугайнова, Максима Чельцова, Андрея Саморукова).

Не раз и не два беседуя со многими из этих людей, я поражался атмосфере радости в их работе. Творчество и условия для его наиболее полного раскрытия в этой школе счастливо совпали, что, согласитесь, бывает в жизни нечасто. Однако не хотелось бы, чтобы у читателей сложилось мнение, будто бы вот так, по мановению волшебной палочки, эта школа начала штамповать таланты. Отнюдь. Едва Марьенко и Золотов сколотили тренерский коллектив СДЮШОР, как в газете «Правда» (напомню, речь идет о годах советской власти) появилась передовица, в которой автор обвинил их в разворовывании талантов, обкрадывании других школ, откуда они уводили лучших тренеров и их учеников, «пытаясь загрести жар чужими руками».

Сейчас подобного рода обвинения вызвали бы только ухмылку и от них отмахнулись бы, как от назойливой мухи. А тогда выступление «Правды» рассматривалось чуть ли не в качестве готового постановления, а порой и приговора. В результате Золотов, Бурлаков и Севостьянов получили по строгому выговору с занесением в личное дело. «Но, – говорил впоследствии Борис Бурлаков, – мы переводили в «Торпедо» лучших собственных воспитанников. И переводили в гораздо лучшие условия. А они в торпедовской школе были несравнимы с СК «Союз», где я раньше работал. Там мы, тренеры, даже футбольное поле оборудовали своими руками. Не было в «Союзе» и команды мастеров, а это немаловажный фактор».

Другой пример. Николай Ульянов нашел 12-летнего Андрея Талалаева в Перово. И два года обивал пороги этой школы с просьбой отдать Андрея в «Торпедо», где смогут по-настоящему раскрыть его талант. Но всякий раз получал вежливый отказ: мол, мы сами его воспитаем. Когда в 14 лет Андрей все же пришел в «Торпедо», уже было упущено много времени.

«И мы взялись за работу, – вспоминал позже Ульянов. – С душой, так как самим по-настоящему хотелось что-то сделать, доказать, что при надлежащих условиях можно растить хороших мастеров. А условия имелись действительно прекрасные. Например, были организованы спецклассы, и мы уже тогда могли проводить двухразовые тренировки, что в то время было новшеством. Зимой арендовали спорткомплекс «Олимпийский», а летом на два месяца вывозили ребят в шефский пионерлагерь, который, что важно, находился в Мячкове – рядом с базой команды мастеров. Там мальчишки могли не только наблюдать за тренировками и двусторонними играми взрослых футболистов, но иной раз и принимали в них непосредственное участие. Очень важно, что занимались мы на хороших полях. Более того, Валентин Иванов всегда шел нам навстречу и давал возможность потренироваться даже на главном поле. Талант тренеров, оптимальные условия, серьезное отношение самих ребят дали отличные результаты. Школа стала одной из лучших, если не лучшей, в Москве, и тренеры различных сборных Союза охотно привлекали ее воспитанников в свои команды…»

Такова вкратце история создания торпедовской школы. Увы, идиллии в этом мире недолговечны. В начале 1990-х все развалилось. Ушли Балашов, Севостьянов, Бурлаков, Ульянов. Ушли по разным причинам, но это тема уже для другого, отдельного разговора.