Книга: Рудин - Иван Тургенев

трагизм описываемого ужасен. под смехотворными попытками Рудина устроиться где-нибудь хоть тушкой, хоть чучелком мы видим серую безысходность и полное отсутствие перспектив жизни среди "дворянских гнёзд".

если шизоид Чацкий мог крикнуть "карету мне, карету" и укатить в Баден-Баден, то к середине 19 века стабильность в России, мягко говоря, пошатнулась.

примечательна перепалка Рудина со стариком Пегасовым - в диалогах по сути передаётся конфликт дарк-лорда Канта и его зловещего ученика Шопенгауэра против Гегеля. а именно младогегельянцы добазарятся до необходимости решения политических вопросов, обдолбятся историческим материализмом и полезут на баррикады.

эпилог Тургенев выпустил сильно позже, но эффект от него бомбический и делает портрет нашего героя законченным.

мы и сейчас можем наблюдать комичных душевных балаболов с красивыми лицами и недалёкими идеалистическими предпочтениями, улыбаться снисходительно себе в усы и махать рукой. но не надо сомневаться - именно этих балаболов мы увидим на баррикадах с бульником в руках.

Конечно, на "Рудине" лежит печать первого опыта автора в крупной прозе. Нет еще той поэтической изобразительности, тех практически пантеистических атмосфер, обволакивающих его последующие романы; возможно, нет столь сильных образов, которые навсегда западали бы в память. Хотя герои, живые и настоящие есть, и есть их слова, слова и мнения. Возможно, главный недостаток, который видится мне в этом романе, это некоторая излишняя декларативность некоторых реплик его героев. Тост Лежнева за здоровье Рудина выглядит скорее некоторой попыткой автокритики, нежели вдохновленным словом живого человека. Впрочем, не суть - есть в романе много искренних и прекрасных мест. Даже дописанный Тургеневым через четыре года после первой публикации эпилог не выглядит чем-то пошлым.

Tiens! On vient de tuer le Polonais...

Конечно, здесь нет еще истинно личных воззрений Тургенева. "Рудин" - скорее уважительная дань традиции русских романов о "лишних". Традиции, само название которой закрепилось благодаря тургеневскому "Дневнику лишнего человека", традиции, в которой родились все те образы иногда неплохих (чаще всего - все-таки плохих) и в потенции "полезных", но пустых и не умеющих приложить себя к чему-либо людей, обрекающих себя при этом на вечную несвободу. В итоге отправившись сражаться за чужие идеи и на чужих баррикадах, он Рудин так и не сумел раскрепостить свою собственную душу, которая на некоторое время стала предметом обсуждения в паре-тройке гостинных. Промелькнув в качестве нарушителя спокойствия в жизни этих неплохих, но не сказать чтобы более "наполненных" людей, он также канул в лету, как канули до него другие "лишние" и пустые.

Странное дело: зная о достаточно странном отношении Тургенева к женщинам, не могу не замечать каждый раз с удивлением, что самые сильные (во всех смыслах этого слова) его образы (в моем понимании) - женские. Так и здесь: Наталья и Рудин. Сильная женщина (и пускай ей всего восемнадцать) и слабый мужчина. Такая зрелая и живая душа, взвешенная на весах с перекати-полем, сухим, невесомым и скитающимся все время своего существования, лишь иногда поднимая слабые всполохи пыли. И пусть зажигалось что-то в головах людей, его слушавших, затрагивать по-настоящему сердце он никогда не мог. Один раз случилось - но полетел себе дальше, лишь трогая дорожную пыль.

"Отцы и дети": два студента ходят в гости. "Рудин": пустой человек много говорит. Пересказывать романы Тургенева действительно проблематично.

Про роман мы в курсе со школьной скамьи, что в образе заглавного героя Тургенев представил хрестоматийный тип так называемого "лишнего человека". Сам же автор и был изобретателем удачного термина, который стал популярным после появления его повести "Дневник лишнего человека". Что же, если мы вспомним классические черты этого типа: оторванность от своего социума, неприятие службы, скептицизм, пассивность, но в то же время претензия на некоторую интеллектуальную и духовную избранность, то Рудин вполне подходит для зачисления в данный класс литературных героев.

Но что имели в виду Тургенев и подхватившие его терминологический почин критики, "лишними" в отношении чего являются эти люди? И, перебрав всех кандидатов на это звание, всех этих Чацких, Онегиных, Печориных, Бельтовых, Рудиных, Лаврецких, а чуть позже Обломовых и даже Безуховых, мы понимаем, что лишние они именно в своем дворянском окружении. Но дворянство в дореформенной России - это отдельный остров в море подлого сословия, та - большая Россия - это совсем другая страна, с теми людьми нельзя быть на равных, ими можно только руководить, их можно направлять и наставлять. Поэтому для дворянства Россия суживалась до нескольких тысяч семейств, тесно переплетенных друг с другом, связанных узами родства и кумовства.

В таких условиях не прижиться, стать "лишним человеком" было относительно легко. Это сейчас, потерпев фиаско в одной социальной группе, можно попытать счастья в другой, у дворян же такой вариативности не было, и лишних можно определять как неудачников своего социума. Таким определением я как бы расширяю ареал "лишних людей", включая в него практически всех изгоев, в то время, как отличительной чертой классического представителя типажа является претензия на духовное и интеллектуальное превосходство. Ну, так мы имеем дело с дворянами, которые все получали относительно хорошее образование и все, по праву принадлежности к высшему слою общества, ощущали свою исключительность.

И именно такие люди становятся главными героями почти всех значимых произведений русской литературы середины того века. В чем же здесь дело? Да в том, что литературному произведению нужен конфликт, а где его искать, как не в бунте или противостоянии индивида и общества. Но беда этих литературных героев, и тургеневских в первую очередь, что они слышат призыв к какому-то преображающему общество действию, но что это за действие, которого так страстно желает их душа, они не знают и не понимают.

У них нет системы, организующего начала, поэтому их позыв, взбурлив фонтаном, постепенно истощается, высокие идеалы, которые, кстати, постоянно меняются в зависимости от появления новых идей, постепенно вступают в противоречия с условиями существования, вскрывая не самые лучшие черты характеров, и герои превращаются в шутов.

В "Рудине" как раз показывается такой процесс, автор крайне жесток к своему герою, особенно, если еще учесть, что, по мнению литературоведов, Тургенев образу Рудина придал многие автобиографичные черты. Так в характере главного героя обнаруживается холодность, тщеславие, мелочность, кокетство, и даже трусость. Как легко он отказался от любви Натальи Алексеевны, которая, воспринимая его в созданном им же образе, ожидала от него подвига, а Рудин, поджав хвост, бросился в бега, осознавая, что ему эта любовь не нужна, да и не любит он уже так, как ему казалось. А всё потому, что для Дарьи Михайловны в качестве зятя он беден, а будь он богат, что ждало бы Наталью - неминуемое разочарование, потому что он не был тем, кем хотел казаться.

По сути своей Рудин превращается в шута при "дворе" Дарьи Михайловны. Обратите внимание, эта должность "по штату" до появления Рудина принадлежала Африкану Семёнычу Пигасову. Этот, тоже кстати, неудачник, честно отрабатывал свою роль, развлекая общество. Знаменательно, что свою первую победу, утверждаясь при "дворе" Ласунской, Рудин одерживает именно над Пигасовым, который на какое-то время даже перестает ездить к благодетельнице, потому что теперь роль аниматора-затейника переходит к Рудину. Ему самому его положение кажется более весомым, но это потому, что кое-кто, кто неопытнее и простосердечнее, - Наталья и Басистов - воспринимали его всерьез, но стоило ему попасть в немилость к хозяйке, как он в полной мере ощутил свою шутовскую роль.

И все же, Тургенев порицал своего героя, но любил, устроив ему нравственную реабилитацию в конце романа, когда бывший сначала другом, а потом недругом, Лежнев при встрече с Басистовым предлагает тост за "золотое время, за здоровье Рудина!", прощая ему многие грехи за годы молодости, надежд, стремлений, доверчивости и честности.

Однако, критики, в частности Добролюбов, не посчитали этого эпизода достаточным и отнесли тургеневского героя к полным бездельникам и дармоедам. Это заставило Тургенева через 4 года после первого издания романа дописать эпилог, который, кстати, увеличил объем романа на целых 20 страниц, в котором происходит полное примирение Лежнева с Рудиным, а затем гибель Рудина в качестве "какого-то поляка" на парижских баррикадах. А ведь он предвидел это, предполагая, что умрет неизвестно где, неизвестно за что. Не знаю переубедила ли Добролюбова такая концовка по поводу дармоедства Рудина, меня так нет.

Он ничего не может довести до конца, в любой профессии оказывается непригодным. Окружающие смеются над ним, героиня разочаровывается. Встает вопрос, так ли он смешон? и тут резонеры автора находят неожиданные слова для него, и герой становится уже не так уж и смешон! Чтобы узнать, что именно сказал Тургенев о Рудине, читайте книгу))