Текст книги "Затерянный книжный"

– В пятнадцать лет я купил потрепанного «Властелина колец» в лавке букиниста. К тому времени я был уже весьма неплохим дилером.

Я фыркнула. В моей вселенной «пятнадцатилетний дилер» означало нечто другое, но, как бы то ни было, я кивнула, чтобы он продолжал, и подтянула к себе вторую кружку. «Властелина колец» я не смотрела, но слышала, что он основан на серии книг.

– Я узнал, как ценятся редкие издания и сколько за них готовы заплатить коллекционеры. Для меня это был удобный источник карманных денег и легкий способ заработать. На рынках и благотворительных распродажах я скупал старые книги, чьи владельцы даже не догадывались об их истинной ценности, а потом перепродавал букинистам и антикварам. В то время я отчаянно нуждался в деньгах, потому что отец начал много пить, и дела дома шли неважно.

Он помолчал, окинув взглядом бар, но я чувствовала, что он хочет продолжать.

– В общем, я принес «Властелина колец» домой, начал листать его и нашел внутри письмо.

Я невольно склонилась поближе, втягиваясь в его мир литературных приключений.

– Датированное 1967 годом, адрес – Оксфорд. А внизу подпись: Дж. Р. Толкин.

– Ого!

– Вот именно – «ого»! Это было небольшое письмо, ответ девочке, которая, должно быть, написала ему, своему кумиру. Я не мог поверить, что оно попало ко мне в руки, не знал, как подтвердить его подлинность. По этой причине я обратился к отцу: возможно, у него есть какой-нибудь знакомый, который может помочь с этим?.. Больше письма я не видел.

– Что случилось?

– Он продал его за пятьсот фунтов.

– Что ж… Это неплохие деньги, верно?

– Поверьте, это письмо стоило в десятки раз больше. К тому же дело было не в деньгах. Я мог вернуть миру нечто утраченное, а отец забрал у меня эту мечту и пропил ее.

Он заморгал, будто стараясь скрыть слезы, заерзал на стуле.

– Мне очень жаль.

– То, что я вам рассказал, – лишь синопсис. Пьянство моего отца подобно сноске к каждой главе моей жизни. Порой мне кажется, я никогда не буду свободен от этого бремени.

Я все-таки решилась: положила руку поверх его ладони. Он натянуто улыбнулся и махнул официанту, чтобы принесли еще пива. Я потеряла счет времени. Мы сидели друг напротив друга, и он открыл мне дверь в свой мир, и это было так приятно – в кои-то веки побыть не в моем собственном. Генри рассказывал про статью, которую писал, об утраченных рукописях.

– Я читаю книгу и понимаю, что это только первый шаг. Я хочу знать о ней все: кто ее написал, когда, где, как и почему. Кто напечатал ее, сколько она стоила, какой путь прошла, кто держал ее в руках с момента первой продажи, кто и почему продал ее в самый первый раз… Нет пределов тому, что мне интересно.

Похоже, он был уже навеселе, потому что речь становилась невнятной, как и выбор темы. Я и сама захмелела, напрочь забыв о мадам Боуден.

– В этом истинное очарование книг, ведь книга – это не просто история в обложке, это целая… история о том, откуда эта… история взялась, кому она принадлежала! Книга – это куда больше, чем просто способ доставки содержимого!

Он отчаянно жестикулировал и замолчал, увидев, что я смеюсь.

– Что ты смеешься? Я чересчур увлекся?

– Нет, просто я никогда не видела, чтобы кто-нибудь так яростно отстаивал… вообще что-либо. Но теперь я понимаю тебя лучше. – Я вдруг осеклась, осознав, что меня беспокоит. – Погоди, но как же сама история? Неужели тебе все равно, о чем книга?

– Конечно нет! Но признаюсь, когда ты коллекционер, книга превращается в артефакт сама по себе. Большинство коллекционеров не читали многие из экспонатов собственных коллекций.

– Это как-то неправильно…

– Сказала девушка, которая не читает книг!

– Это другое! – резко ответила я. Однако Генри не заметил перемены и продолжал игриво подначивать меня:

– Жаль тебя расстраивать, но учеба в университете связана с чтением книг и… – Его улыбка погасла, стоило ему увидеть мое лицо. Я не любила плакать, уж точно не на людях. Глаза жгло, но я отчаянно сдерживалась, сдвинув брови.

– Боже! Марта, прости, я такой тупица!

Я вдруг почувствовала, как жарко и душно в пабе, как много людей в него набилось. Из уютного места он превратился в нечто шумное и неприветливое. Пора было убираться отсюда.

– Который час? Мне нужно идти.

Я начала собираться, и Генри подскочил, как ужаленный.

– Можно тебя проводить?

Я пожала плечами. Какая разница?

Когда мы вышли на улицу, я почувствовала себя так, будто выпила вдвое больше, чем на самом деле. Вместо теплого уюта – сплошная тошнота и раздражение. Было уже темно, все ехали с работы домой, так что улицу перекрыла пробка, все сигналили и гудели друг другу.

– Сюда. – Генри взял меня за руку и свернул куда-то вбок, на более тихую улочку.

От прикосновения теплой ладони меня накрыло неожиданное ощущение, что я в безопасности, а ведь мне казалось, я никогда больше не почувствую этого. Наверное, следовало отпустить его руку, как только мы завернули за угол, но я не хотела. И он, похоже, тоже.

– Марта, прости, что я задел твои чувства. – Он говорил тихо, почти шепотом, и это ранило меня в самое сердце.

При первой встрече я предположила, что его жизнь идеальна. Но после рассказа про отца… В конце концов я решилась и, глубоко вздохнув, сказала ему то, что не говорила еще никому.

– Мои чувства? Не стоит волноваться. Можно сделать человеку гораздо больнее, поверь мне. Например… сломать два ребра, вывихнуть плечо, отбить почки и выбить четыре зуба.

Генри испуганно вскинул глаза, и я поняла, что, хотя его отец и пил, насилия в их семье не было. Кто не прошел через это сам, тот легко обманывается, заставляет себя поверить, что это в принципе невозможно. Люди смотрят мимо, будто ты невидимый.

– Но это просто переломы, со временем они срастаются. Может, неидеально, но это неважно. Куда хуже тот страх, который не уходит, не заживает. Я боюсь не просто… его, того человека. Я боюсь жить.

– Как… – начал было Генри, но остановился.

Перед нами была маленькая церковь, и он жестом предложил сесть на скамейку сразу за оградой. Я улыбнулась. Подходящее место для откровений. Может, я не грешила, но все-таки была виновата. Как я могла допустить, чтобы со мной случилось нечто подобное?..

– Дело в том, что поначалу не осознаёшь, что происходит, а когда понимаешь – уже слишком поздно что-то исправлять. «Всего один раз, – думаешь ты. – Ему так жаль, он сам в ужасе от того, что натворил». Но все повторяется… и в какой-то момент ты уже не помнишь время, когда было иначе.

– Ты не обязана мне ничего говорить, если не хочешь, – тихо сказал Генри.

Я поняла, что он все еще держит меня за руку. Или я его. Я все еще могла видеть, что у него на душе, и знала, что он сохранит мою историю в тайне.

– Все началось на первом курсе в колледже. Я решила, что мне нужно пройти курсы администратора, сняла комнату в доме, где жили еще две девушки. Всю неделю я жила в Голуэе, на выходные приезжала домой. Формально я тогда еще жила с родителями, но на самом деле почти все уик-энды проводила на квартире у Шейна. Думаю, в каком-то смысле я спасалась таким образом от всего, что было… ну… дома. Мы встречались со школы, и тогда нам было хорошо. Да, временами он ревновал, но в этом смысле ничем не отличался от любого другого парня.

Труднее всего было справиться с воспоминаниями. Вот я в Дублине, и вдруг – раз! – снова там, на полу, закрываюсь руками, пытаясь защититься. Это было на самом деле? Или просто кошмар, который я сама себе напридумывала? Никто не выбрался бы из такого живым, так ведь?

Я вспомнила, как однажды две мои соседки пришли домой и обнаружили, что я прячусь в шкафу у себя в комнате. Я выбиралась, сунув руки в карманы, чтобы никто не увидел, как они дрожат. Помню, попыталась свести все к шутке – что-то вроде того, что хотела сделать Шейну сюрприз. Мне было стыдно, и я бы сказала все что угодно, лишь бы подруги ни о чем не догадались. Шейн тогда приехал в Голуэй с ночевкой, и мне не терпелось показать ему город. Но он ходил угрюмый, высмеивал моих друзей и ревновал ко всем моим однокурсникам мужского пола. «Откуда эти парни знают твое имя? Ты флиртовала с ними?» К вечеру он напился в стельку и орал, что я шлюха, – всю дорогу, пока мы шли домой из паба. К моменту, когда мы добрались до дома, Шейн был уже в ярости. Я крикнула, чтобы он не смел так со мной разговаривать, – и он ударил меня по лицу, открытой ладонью, так сильно, что в ушах зазвенело. Я настолько растерялась, что не могла ничего сказать, и тогда он выдернул у меня из рук ключи и открыл дверь. Никогда не забуду, что он сказал, проходя мимо меня:

– Так будет всегда, пока не научишься отвечать как следует!

Я зашла следом, не сказав ни слова, – я была ошеломлена и еще не хотела разбудить девочек. Легла на кровать рядом с ним, не раздеваясь. Шейн захрапел, как только упал головой в подушку. А я все лежала, потом встала, но не знала, куда идти. Я была в ужасе. В итоге я спряталась в шкафу и не успокоилась, пока не услышала наутро, как он уходит.

Тот первый год в колледже прошел под знаком Шейна и его ревности. Соседки знали, что происходит, потому что видели синяки даже под слоями макияжа. Хуже всего то, что прямо перед экзаменами они убедили меня порвать с ним, что я и сделала. На целых два месяца я обрела свободу, но… У Шейна тогда умер отец, и мне стало жаль его, а он клялся, что изменится, что стыдится того, что ударил меня. Он сказал: «Детка, в то время я был сам не свой», и я поверила, потому что это было правдой. Он не выглядел как тот парень, в которого я когда-то влюбилась. Мы сошлись на том, что им овладел безумный приступ ревности и, конечно, это больше не повторится.

Летом я завалила экзамены и в последний раз вернулась в Голуэй. Помню, как смотрели на меня подруги, когда я рассказала, что снова сошлась с Шейном. Думаю, они ощущали себя преданными, сбитыми с толку. Он ударил меня. Кто в здравом уме вернулся бы к такому парню? Я не могла выносить их осуждения, потому что… потому что в конечном счете они были правы, не так ли? Неважно, что он там обещал, его обещания ничего не стоили, а я была дурой, раз поверила им.

Я настолько с головой ушла в воспоминания, что почти забыла, где я и что я. Подняв голову, я увидела Генри, который смотрел на меня с сочувствием. Слава богу, не с жалостью, этого бы я не вынесла.

– Прости… Не уверена, что я готова.

– Все в порядке, – сказал он и потянулся ко мне, желая обнять, но вдруг замер. – Эм… ты не против объятий?..

Я кивнула. О да. Я очень хотела, чтобы меня обнимали. Я не имела привычки о чем-то просить, но, когда мне предлагали ровно то, что нужно, это было настоящим облегчением.

Глава 15. Генри

Я держал ее в объятиях и думал: как мог какой-то жалкий парень причинить ей столько боли, столько ужаса, что ее разрывало на части от одних воспоминаний? Должно быть, именно так она ощущала себя – разбитой, растерзанной. Кусочки пазла, которые больше не подходят друг к другу. Может быть, здесь кроется что-то большее, о чем она не сказала?.. Но ее лицо было бесстрастно, и до этой минуты я не знал иного.

Внезапно в моем кармане зазвонил телефон, и Марта отпрянула. Я попытался на ощупь отключить его.

– Чертова штуковина, – пробормотал я, схватил вибрирующий кусок пластика и тут же выронил его. Мы одновременно наклонились, стукнулись лбами, и Марта наконец подняла его.

– Изабель, – сказала она, протягивая мне трубку.

Я в отупении смотрел на экран, пока телефон не перестал звонить. Изабель. Каким-то образом я совершенно выкинул ее из головы. Будто бы разложил всю свою жизнь в Лондоне, всего себя, по полочкам, а потом провел самый невероятный день здесь, с Мартой. Мы рассказывали друг другу о своем прошлом то, чего раньше никому не говорили, и в этой чужой стране я наконец-то почувствовал себя другим человеком. Казалось, я перестал бежать – по крайней мере, в это мгновение, потому что до сих пор всю свою жизнь я только и делал, что избегал. Уходил с головой в книги и молил бога, чтобы никто не заметил огромную дыру внутри меня, там, где должно быть нечто жизненно важное.

Я посмотрел на Марту, и ее уязвимость, ее открытость подталкивала меня сказать что-нибудь, что она хочет услышать, а вовсе не правду. Я мог соврать, что Изабель – просто моя подруга. Однако во взгляде Марты было нечто такое, словно она видела меня насквозь.

– Изабель – моя девушка.

– О.

Повисло молчание, которое я по глупости решил заполнить новыми словами:

– Наверное, я должен сказать: моя невеста. Перед отъездом я сделал ей предложение.

– О, – повторила Марта. – Что ж, поздравляю!

Она улыбнулась с такой натянутой веселостью, что мне стало еще гаже.

Почему я не сказал ей раньше? Стоило бы, еще с самого начала. Должно быть, именно так поступают люди нормальные, порядочные. Мне казалось, Марта смутилась, что, конечно, было излишне, потому что это мне следовало смущаться. Я пытался успокоить себя мыслью, что лгать и не говорить правду – не одно и то же, но сам в это не верил.

Потом она разыграла какой-то феерический спектакль, посмотрев на время на телефоне и сказав, что теперь она уже точно должна идти домой. Одна. Это было кристально ясно. Я облажался.

Я вернулся в мотель и столкнулся с Норой, которая в гостиной смотрела по телевизору викторину. Она оккупировала кресло с деревянными подлокотниками, на одном из которых шатко балансировала пепельница, а на коленях у нее мирно похрапывал один из джек-расселов. Я огляделся в поисках двух других и обнаружил, что они обнюхивают мои ботинки.

Небось, чуют, где я был и каким идиотом выглядел.

– О, ты вернулся, – сказала Нора, хотя я не отчитывался ей, когда уходил. Она просто старалась общаться со всеми жильцами неформально, будто все мы были ее детьми. – Хочешь чашку чая или сэндвич? – Она засунула ноги в шлепанцы.

– Я сам, – отмахнулся я. – Сиди, смотри телевизор.

Она посмотрела на меня так, будто я был как минимум святым. Как мало человеку нужно для счастья! Я сполоснул коричневый заварочный чайник и поставил на поднос чашки, сопроводив их пачкой розового вафельного печенья.

Едва глотнув чая, Нора тут же закурила еще сигарету и наконец обратила на меня все свое внимание.

– Ну, так кто она?

– Извини?

Она даже убавила громкость на телевизоре. Сразу повеяло серьезным разговором.

– У тебя такой вид, знаешь…

– Какой такой вид? – нервно переспросил я, пытаясь выглядеть как-то более нейтрально. Весьма сложная задача, когда не знаешь, что не так с твоим внешним видом.

– Не держи меня за идиотку. – Она стряхнула пепел и приняла более удобную для допроса позу. – Ты задумчивый, немного похож на него. – Нора дернула подбородком на окно, за которым виднелся сарай. Вероятно, ее муж все еще был там. – До пенсии он зарабатывал мойкой окон. Конечно, это вряд ли впечатлит такого, как ты, но, знаешь, всем надо мыть окна время от времени.

Я кивнул. Убийственная логика. Не стоило говорить, что «такой, как я» был вынужден жить на стипендии и студенческие ссуды, потому что отец у него – алкоголик.

– Короче говоря, много лет назад один парень предложил ему партнерство. Больше бизнес, больше рекламы, больше работы… И вот мой муж начал думать на эту тему, и думал-думал, пока не стало слишком поздно. Тот парень нашел какого-то другого партнера, и в итоге они отхватили контракт на мойку окон в доброй половине отелей Дублина.

Именно в этот момент ее муж протопал вниз по лестнице, одетый в жилет и брюки. Он швырнул газету на столик в прихожей.

– В последний раз тебе повторяю, женщина: я боюсь высоты! – заявил он, а потом засунул руки в рукава куртки и вылетел за дверь, хлопнув ею с такой силой, что фотографии пап на стенах в коридоре затряслись самым нечестивым образом. Мы оба сидели и с раскрытыми ртами пялились в прихожую, где он только что стоял.

– Он так и не смирился с тем, что сам все упустил, – заметила Нора, и в голосе у нее проскользнули нотки осуждения. Что же, интересно, удерживало таких людей вместе? Взаимное презрение? Отсутствие альтернативы получше?

– В любом случае, – резюмировала Нора, – от долгих размышлений нет никакой пользы.

«Может, она права», – подумал я, потягивая чай, в то время как громкость на телевизоре снова выросла. О чем, черт возьми, я вообще страдаю? Я приехал сюда, чтобы отыскать рукопись, а вовсе не для того, чтоб влюбляться в другую женщину. Как бы то ни было, общение с Мартой мешало моим исследованиям. Я начал проникаться этой идеей только потому, что в этом случае вина была уже не на мне.

Я попрощался с Норой и поднялся к себе. Открыв ноутбук, я обнаружил, что мне пришло два письма. Первое от Изабель:

«Возьми трубку!»

Типичная Изабель. Коротко и по существу. Она была из тех женщин, которые предъявляют высокие требования к себе и к окружающим. Изабель зарабатывала коучингом, и часто ее выступления сопровождались какими-нибудь воодушевляющими лозунгами в стиле «Все или ничего!» или «Только сложности ведут к переменам!». Пугала ли меня ее неуемная энергия? Возможно, но и привлекала тоже. Она была во всем такой, каким следовало стать мне.

Мы познакомились два года назад на свадьбе моей сестры. Изабель была организатором – ее прошлая инкарнация, как она это называла. Казалось, каждые пару лет она пробует себя в совершенно новой области и во всех начинаниях достигает успеха. Я точно знал, что до организации свадеб она работала тренером по йоге и была весьма хороша, как сообщил жених, добавив, что вот он до сих пор может закидывать ноги за голову (слишком много информации, как по мне). Ее уверенность в себе сразила меня, и, когда мы провожали счастливую пару в свадебное путешествие, Изабель ясно дала понять, что, вне зависимости от моих устремлений, она согласна попробовать отношения «на испытательном сроке». Как новую работу.

Она смотрела на меня так, будто решала, стоит ли сорвать помятое яблоко и все-таки откусить кусочек на пробу. В итоге я поймал себя на том, что постоянно пытаюсь убедить ее (да и себя самого), что при правильных условиях могу расцвести, будто я комнатное растение. Я знал, что, если в моей жизни будет кто-то вроде Изабель, все станет… лучше, ярче, масштабнее!

В моей жизни не было таких людей или событий, которыми я мог бы гордиться. Куда там! Меня преследовали воспоминания об отце, о том, как он в слезах убеждал маму принять его обратно. Однако временами я ощущал усталость. Я устал доказывать что-то сам себе. Устал пытаться заставить близкого человека разглядеть во мне нечто, в чем я сам был не вполне уверен.

В общем, я решил отправить в ответ нечто столь же лаконичное:

«Занят исследованием! Завтра, окей?»

Затем открыл второй имейл. Это было письмо от лондонского коллеги, который просматривал семейные архивы Карлайлов в поисках каких-либо упоминаний Опалин. Ничего примечательного он не нашел – за исключением того, что после двадцать первого дня рождения она будто бы исчезла с лица земли. А вот про ее брата сохранилось много сведений: он занимал высокий пост в армейских кругах во времена Первой мировой войны. Даже заработал себе мрачное прозвище – Жнец.

Не так уж много, и это ни на шаг не приближает меня к разгадке истории с книжным магазином на Халф-Пенни-Лейн. Или к молодой женщине, которая жила рядом с тем местом в наше время. Той, которая помогла мне узнать настоящую фамилию Опалин. Я не знал почему, но казалось, что Марта – ключ ко всему. Хотя, быть может, я лишь убеждал себя в этом, потому что хотел быть рядом с ней, чего бы это ни стоило.

Глава 16. Опалин

Дублин, 1921

– Боюсь, мистер Фитцпатрик умер два месяца назад. Мы собирались выставить дом на продажу…

Вот первое, что я услышала по прибытии в Дублин из Корка, после долгого и крайне утомительного путешествия. Я стояла в гостиной дома в георгианском стиле с высокими окнами, выходящими на оживленную улицу.

– Но ведь я проделала весь этот путь, – с отчаянием проговорила я. – Вы получили телеграмму?

Мой собеседник казался несколько озадаченным моим внезапным появлением в его жизни.

– Да, мистер Джойс прислал телеграмму из Парижа. Он упомянул, что вы работали в книжном магазине… «Шекспир», кажется?

– «Шекспир и Компания».

– Простите, я не совсем уверен, почему он предложил, – на мгновение мужчина заколебался, – чтобы кто-то… вроде вас… работал на моего отца.

Я постаралась игнорировать очевидный подтекст.

– Мистер Фитцпатрик был вашим отцом? Мои соболезнования, сэр, – сказала я, пожимая ему руку.

Он поблагодарил меня и на этом, как мне показалось, хотел закончить разговор.

– Могу я осведомиться у вас еще кое о чем?

– Конечно, буду рад помочь.

– Не могли бы вы порекомендовать приличный отель или какой-то пансион, где я могла бы снять комнату по разумной цене?

– Вам негде остановиться? – Он был явно озадачен тем, что человек с моим акцентом и внешностью оказался в столь затруднительном положении. Ситуация действительно необычная: женщина из среднего класса, путешествует одна, не знает, где остановиться, и к тому же у нее мало денег.

– Боюсь, я собиралась в спешке.

Одному богу известно, что он извлек из этого объяснения. Я хотела было добавить, что не нарушала закон, но побоялась, что это лишь усилит его подозрения.

– Ну это не роскошный отель, конечно…

Он снял связку ключей с крючка возле двери и вывел меня на улицу. Мы спустились с крыльца по лесенке.

– В подвале есть небольшая квартирка, – пояснил он, заворачивая направо и останавливаясь у входа в магазин.

Это здание не внушало доверия. Оно было таким узким, будто выросло между двумя соседними домами, как сорняк. Было уже темно, но даже в свете фонарей владелец заметил, как я нахмурилась.

– На самом деле его тут вообще не должно быть, – пояснил он и пробормотал еще что-то относительно разрешения на строительство.

«Как и меня», – подумала я. Все казалось нереальным, я будто смотрела сама на себя со стороны, как зритель, который гадает, что же случится дальше. Переправа в Ирландию заняла весь день и большую часть ночи. Поскольку пассажирского парома не было, мне пришлось плыть на почтово-товарном судне, которое доставило меня в Корк. Снова на корабле, с маленькой дорожной сумкой – навстречу свободе. Я пыталась поспать на импровизированной кровати, которая на деле представляла собой скамейку, накрытую тонким матрасом, меня рвало в ведро, а потом я рыдала над ним же. Это было совсем не как в тот раз, когда я переправлялась через Ла-Манш. Море неумолимо бушевало. Когда мы причалили в Рослэре, хлынул дождь, а порывистый ветер грозил вырвать у меня из рук сумку. Один из матросов показал мне простенький мотель, где я смогла привести себя в порядок, чтобы затем сесть на поезд до Дублина.

Мэттью Фитцпатрик был мил и очень мало говорил, и я ощущала бесконечную благодарность за это. Сил на светские беседы не осталось. Я устала, проголодалась, я тосковала по дому (по такому дому, какого у меня, надо признать, никогда и не было). Любое проявление доброты могло довести меня до слез, поэтому я искренне обрадовалась, что мистер Фитцпатрик представил дело так, будто в его предложении нет ничего особенного.

Я еще раз окинула взглядом узкий фасад дома. На первом этаже хватило места только для одного выпуклого окошка, которое выступало наружу, на втором – аналогичное окно, но поменьше, а наверху и вовсе ютилось крошечное ромбовидное окошко, сужавшееся кверху, как шляпа волшебника. Вывеска была выполнена в стиле ар-нуво, который так любили в Париже за росчерки и завитушки: «Лавка древностей мистера Фитцпатрика».

Открываясь, дверь издала странный звук – не то протяжный скрип, не то вздох. Мэттью одарил меня извиняющейся улыбкой, и я подождала на пороге, пока он включит свет. Раздался щелчок – и вот тогда я впервые увидела магазин.

Теплый свет желтого светильника в абажуре. Выложенный клетчатой плиткой пол, который поприветствовал мои стопы. Когда я вошла, мир «Лавки древностей» показался мне перевернутым вверх дном. Темно-зеленые стены создавали впечатление, что ты попал в густой лес, а деревянные полки расползлись по всей комнате, будто ветви. На полках лежали всевозможные вещицы, от мыла и зеркал с ручкой до игрушечных солдатиков и канделябров. Их было столько, что у меня дух захватывало, и все было ярким, богато украшенным, поблескивало в мягком свете золотом и серебром.

– Здесь так красиво, – прошептала я, ничуть не кривя душой. – Я будто попала в сказку.

Он посмотрел на меня как-то странно, и на мгновение показалось, что передо мной маленький мальчик. Изможденный мужчина в шляпе и пальто исчез, будто был не более чем маскировкой.

– Рад, что вы так думаете.

Всего несколько слов, но они были исполнены глубокого смысла. Словно я прошла в его глазах какую-то неожиданную проверку.

– Послушайте… Знаю, вы собирались работать на моего отца, но как насчет того, чтобы самой управлять магазином?

– Кому? Мне? – пискнула я, мгновенно теряя всякую способность производить впечатление.

– Вы могли бы взять его в аренду… на пробный период. Я обдумывал эту идею, но не мог найти человека на место управляющего. До этой минуты.

Я огляделась и невольно ощутила волнение от этой мысли.

– Не уверена, что могу позволить себе арендовать магазин. Мне ведь еще нужно платить за жилье.

– Что ж, так вышло, что квартира входит в стоимость аренды. Пойдемте, я покажу вам. – Он начал спускаться по лестнице.

Я шла следом и смотрела на его затылок, где светлые волосы становились темнее. Ему пришлось пригнуться перед последней ступенькой, чтобы не врезаться головой в балку, а потом мистер Фитцпатрик отступил в сторону, пропуская меня вперед. Он продемонстрировал мне кровать и крошечную кухоньку, быстро рассказал, где что находится, но даже его мягкий певучий акцент не мог скрыть недоумения относительно моего спешного бегства из Парижа. Без сомнения, он счел меня странной, но вместе с тем, похоже, был заинтригован.

Тесные коридоры и крошечная комната сделали наше уединение чересчур интимным, и, не сговариваясь, мы оба решили сократить экскурсию по дому.

– Все идеально. Уверена, здесь есть все, что мне нужно, – сообщила я очень ровным голосом, внутренне надеясь, что скоро мне не придется имитировать эту уверенность.

– Нисколько не сомневаюсь. Я составлю договор аренды.

Когда мы поднимались обратно по узкой деревянной лестнице, поблескивающей от лака, я заметила, что на каждой ступеньке написано слово.

вещи

странные

найти

можно

месте

затерянном

В

– Отец своими руками строил этот дом, так что вам придется привыкнуть к тому, что здесь все немного эксцентрично, – предупредил Мэттью. Нежно и горделиво он положил руку на столбик перил. – Дерево он привез из Италии, раньше эти доски были старой итальянской библиотекой. История в самом деле удивительная. Они с мамой поехали в свадебное путешествие в маленькую горную деревушку и там наткнулись на эту заброшенную библиотеку. Ее должны были снести, а мой отец не такой человек, чтобы позволить векам истории пропасть втуне. Он купил здание, разобрал его на доски и собрал снова, уже в Ирландии.

– Неужто никто из местных не захотел взять себе частичку на память?

– В том все и дело! Местные верили, что в старой библиотеке живут призраки.

– Боже мой!

– Суеверие, не более, – заверил Мэттью.

– Жаль, я не успела познакомиться с вашим отцом. Кажется, он был очень интересным человеком, – сказала я.

Теперь интерьер магазина казался мне головоломкой, сложенной из разных фрагментов.

Мэттью едва заметно улыбнулся.

– Эксцентричный – хорошее слово. Так его описало бы большинство людей.

Судя по выражению лица, воспоминания об отце дарили ему и радость, и боль одновременно.

– Большинству людей недостает воображения, вот и все.

Кажется, эта реплика пришлась ему по душе, и Мэттью решился доверить мне больше.

– Он часто говорил, что хотел бы, чтобы люди открывали дверь в магазин, будто книгу, чтобы они ступали в мир, превосходящий их воображение. – Его кривая улыбка свидетельствовала о том, как сильно ему не хватает отца.

– Мой отец мыслил так же.

– Он тоже был книготорговцем?

Я замотала головой и зажмурилась, чтобы сдержать слезы. Зачем я заговорила о папе? Реальность камнем рухнула на меня: Линдон, Арман, переправа на кошмарном пароме. По правде говоря, мне до сих пор казалось, что меня швыряет, будто лодку в буйном море. Кто я теперь? Я стыдилась ночи, проведенной с Арманом, и все думала, как был бы разочарован отец в своей маленькой девочке. Наверное, я все еще была в шоке. Все старания прошли даром: мои плечи затряслись, и я судорожно всхлипнула.

– Мисс Карлайл… Опалин? Я сказал что-то не то?..

Слова никак не складывались в предложения. Он положил руки мне на плечи, как будто хотел лишь поддержать, но я рухнула в его объятия и разрыдалась. И рыдала долго, очень долго – так мне показалось. Мэттью крепко обнимал меня и, не говоря ни слова, просто впитывал мои горе и боль. Наконец я ощутила, что в ушах уже звенит от всхлипов, а слез не осталось, и поспешила высвободиться из его объятий.

– Пожалуйста, простите, мистер Фитцпатрик! Боюсь, этой выходкой я поставила в неловкое положение и себя, и вас.

Мэттью ничего не ответил, просто достал из кармана носовой платок и протянул мне. Я вытерла глаза и высморкалась, а потом попыталась вернуть ему, но тут наши взгляды пересеклись, и мы оба рассмеялись.

– Извините. Возможно, сначала его следует постирать. – Я снова прыснула. Голова все еще кружилась от этой нежданной интимной сцены.

Сказать было больше нечего, а я чересчур вымоталась, чтобы вообще о чем-то думать. Мэттью благородно повел себя так, будто ничего не произошло.

– Я зайду через пару дней уточнить детали, вы не против?

Я кивнула и проводила его до дверей.

– Спасибо вам, мистер Фитцпатрик, и еще раз приношу извинения за…

– Не стоит. Горе – вечный спутник, я прав?

Он надел шляпу и собрался уходить, но напоследок сказал:

– Учитывая историю этого места, будьте готовы к его… маленьким причудам. – Это прозвучало так, будто речь идет об озорном ребенке.

– Думаю, мы хорошо подходим друг другу, – ответила я, полная намерения продемонстрировать, что меня не так-то легко сбить с пути.

Я отнесла вниз, в подвал, дорожную сумку и повесила в шкаф единственные оставшиеся у меня юбку и блузку. Потом разожгла плиту, вскипятила немного воды в маленьком чайнике и тут осознала, что не купила чая. Придется выйти наружу за провизией. Внезапно тяжесть всего произошедшего и усилия, необходимые, чтобы продолжать двигаться, показались мне непосильной ношей. Я позволила себе рухнуть на кровать и тут же пожалела об этом, потому что пружины изо всех сил впились в ребра.

Что бы ни владело мной в Париже, будь то удача или мужество, но они оставили меня. Возможно, Линдон был прав, и всю дорогу я лишь предавалась детским фантазиям. Возможно, мир устроен иначе, а на меня будут смотреть… в лучшем случае как на кого-то эксцентричного. Я перевернулась на бок. Голый матрас, ничего больше, даже покрывала нет. Его тоже придется купить.