Текст книги "Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневников 1911-1965"

Итэа-Олимпия,

четверг, 6 января 1927 года

Ночь прошла лучше, чем я ожидал. Когда мы в 6.30 прибыли в Итэа, выяснилось, что на следующий день парохода на Патрас не будет – так, по крайней мере, мне сказали. А потому, не повидав Дельфы, пришлось плыть прямо на Патрас. Закат над Икеей красив необычайно. Когда плывешь в эту сторону, на пароходе менее людно; вчера же вечером шум стоял ужасный.

Ссадили меня в городке Аийон: останься я на пароходе, пока он будет заходить во все маленькие порты, – и в Патрасе я бы опоздал на поезд. Познакомился с немцем и его женой, а также с какой-то русской – вместе пообедали. По-французски они говорили еще хуже меня, и поддерживать разговор было непросто, но их обществу я был рад.

В 1.30 подали мой поезд на Пиргос. Путешествие оказалось невыносимо долгим, но обошлось без происшествий. Какой-то грек дал мне свою карточку, сказав, что обязательно мне напишет – очень любит англичан. Мальчишка в ярости порвал банкноту в пять драхм – счел эту сумму недостаточной. В Пиргосе, примерно в половине восьмого, пересел в другой вагон, освещенный крошечной масляной лампой и смахивающий на каюту очень маленького парусника. Сидевший напротив молодой человек в бабочке на безупречном французском порекомендовал мне остановиться в гостинице «Hôtel de Chemin de Fer»[163]163
  «Железнодорожная гостиница» (фр.).


[Закрыть]. Со временем, далеко не сразу, я сообразил, что он – гостиничный официант или же сын хозяев этого заведения. Позднее выяснилось, что в тот день он ездил в Пиргос на рынок, а живая птица, которую он держал под мышкой, предназначалась мне на ужин.

В Олимпию мы прибыли примерно в половине девятого и минут десять, ведомые молоденькой крестьянкой с фонарем, карабкались по скалам. По пути у меня закралось подозрение, что хваленая гостиница окажется на поверку второразрядным трактиром с клопами, сквозняками и козами в номерах. Я не угадал: мы прибыли в огромное здание на горе, с высокими дверями и разбегавшимися во все стороны, очень плохо освещенными, затянутыми коврами коридорами. Меня встретил и отвел в номер такой же громадный, как и гостиница, весьма обходительный старик. Постояльцем я был единственным, но не прошло и нескольких минут, как мне предложили превосходный ужин – среди прочих блюд имелась и птица, с которой я ехал в поезде. Засим в постель.

Олимпия,

пятница, 7 января 1927 года

Проснувшись, обнаружил, что ощущение величия исчезло, а вот удовольствие осталось. Отель большой, но совсем ветхий. Мне подали французский кофе и лепешку, и я отправился в музей. Он тоже почти что лежит в руинах. Этот музей, а также и настоящие руины, протянувшиеся на километры по склону горы, курирует всего один человек. Работа у него, казалось бы, не сложная, однако мое появление его, судя по всему, не обрадовало. В музее много очень интересных скульптур, и я их разглядывал до самого обеда. Обед и на этот раз был превосходен. После обеда ходил смотреть Гермеса Праксителя (или, как называет его Р., – Праксилита), которого держат в специальном сарае на бетонной подставке, за серой плюшевой занавеской и за которым надзирает деревенский дурачок. Пракситель великолепен, и я нисколько не жалею, что приехал сюда специально ради него. Потом погулял среди коз и оливковых деревьев, дважды неудачно наведался на почту в надежде получить от Аластера телеграмму относительно его дальнейших планов и вернулся в отель.

Сегодня вечером ожидается приезд некоей американки, в связи с чем молодой человек в бабочке весь день провел на рынке в Пиргосе. Не исключено, что Аластер приедет сегодня – хотя вряд ли.

Завтра опять пускаюсь в путь. Успеть бы на пароход – отходит в Бриндизи в пять утра в воскресенье.

Олимпия – Бриндизи,

суббота, 8 января 1927 года

Аластер не приехал. Американка оказалась одинокой старой девой, совершающей трехнедельное путешествие по Греции. Выкрикивала проклятия в адрес американских туристов. Я уехал после обеда. Глухонемой мальчик отнес мой чемодан на станцию и почему-то не захотел взять деньги; пришлось отдать ему завалявшийся в кармане перочинный нож. Дорога в Патрас, если б не веселые, несуразные «americanos», была бы очень тягостной. На каждой станции все пассажиры выходят из вагонов и пускаются в разговоры, потом звонит колокол, кондуктор трубит в трубу, паровоз свистит, и тут все принимаются что-то наперебой кричать, снова прощаться, а поезд тем временем отползает от перрона с черепашьей скоростью. В Патрасе на ужин у меня был плохой, зато дешевый табльдот. Услужливый портье в отеле с кем-то договорился, что мой чемодан отнесут на пристань и предупредят о приходе парохода. Меня одолел безумный переводчик, изъяснялся он на каком-то никому не ведомом языке. Чтобы от него отделаться, пришлось его напоить. Уходя, пообещал на чудовищной смеси французского и английского, что пароход «приедет за мной в кинотеатр». Этого не случилось, но все прошло гладко: я уже преодолел три четверти превосходного немецкого фильма «Пожар», когда за мной пришли и отвели на пароход. Преодолев паспортные препоны, я поднялся на палубу и отыскал пустую каюту во втором классе. Пароход невелик и конечно же грязен, но в любом случае лучше, чем тот, на котором я плыл в Итэа.

Бриндизи – Рим,

понедельник, 10 января 1927 года

В поезде; до Рима час. В Бриндизи приплыли сегодня в четыре утра и после тщательных проверок военными и медиками были, в конце концов, выпущены на берег. Мой поезд отходил в девять. Нашел славного переводчика из Измира; отвел меня позавтракать, поменял мне деньги и до отхода поезда водил по Бриндизи. С девяти вечера сижу в этом купе – то совсем один, то в вагон набиваются пассажиры. В какой-то момент ввалилась целая семья: кашляли, сморкались в один – общий – носовой платок и без зазрения совести громогласно рыгали. На следующей станции вошла женщина с улыбкой Джоконды и голосом попугая. В Италии мы, судя по всему, останавливались на каждой станции; на всех без исключения – одинаковые портреты дуче; впечатление такое, что рекламируется художественная школа «Хэсселз-пресс».

У всех итальянок из простонародья голоса, как у попугаев.

Рим,

вторник, 11 января 1927 года

Вчера вечером прямо с вокзала поехал в «Hôtel de Russie»[164]164
  Отель «Россия» (фр.).


[Закрыть], однако ни Аластера, ни Леонарда там не обнаружил. Тем не менее снял относительно дешевый номер, принял ванну и, очень собой довольный, отправился спать.

Сегодня встал часов в десять, отбил отцу телеграмму с просьбой прислать 5 фунтов и поехал в собор Святого Петра. По пути на каждом углу попадалось что-то красивое. Точно крестьянин, глазел, разинув рот, на громаду Святого Петра; фрески, однако, не идут ни в какое сравнение с теми, что я видел в Дафни. Забрался под самый купол. За 11 лир пообедал в маленьком ресторанчике напротив собора. Взял такси и поехал на Форум, где расхаживал среди руин, бесстыдно сверяясь на каждом шагу с туристическим справочником. Вернулся в отель, где попал на вечеринку с чаем и танцами. Выпил две порции джина, каждая ценой в мой обед, и стал смотреть на танцы; в «Беркли» или «Крийоне» абсолютно то же самое. Сегодня вечером здесь поужинаю, а завтра вечером уеду.

Пятница, 14 января 1927 года

И опять в поезде – из Рима в Париж. Во вторник ужинал в «Russie»; не самый лучший ужин, если учесть, во что он мне обошелся. Потом пустился было на поиски римской ночной жизни, но оказалось, что она отсутствует – запретил дуче. Пошел в нечто похожее на мюзик-холл, где дамы в сморщенных трико танцевали непристойные танцы, а мертвенно-бледный господин во фраке жонглировал какими-то сверкающими предметами.

В среду ходил на экскурсию, и должен сказать, что смотреть город с экскурсоводом не так уж плохо. Состояла экскурсия почти полностью из женщин (гувернанток, скорее всего); они задавали идиотские вопросы и, когда им что-то нравилось, издавали свистящие звуки. Экскурсовод попался знающий. Утром ходили в Ватикан. Сикстинская капелла меня разочаровала. Потолок великолепен, но Страшный суд утратил весь свой насыщенный цвет и перекрашен в блекло-голубой. Да и композиция оказалась не столь безупречной, как я ожидал. Огромные скопления фигур сильного впечатления не производят. После обеда – в Колизей, в катакомбы Святого Каликста и в церковь Святого Себастьяна за городской стеной. В тот же вечер переехал в мансарду в устрашающем пансионе «Nuova Roma»[165]165
  «Новый Рим» (ит.).


[Закрыть]. Впрочем, стоила комната всего 11 лир, так что жаловаться не приходится. Я бы уехал в тот же вечер, но не смог обналичить отцовский денежный перевод. Утром – на заутреню к Святому Петру, потом в Санта Мария Маджоре и Сан Джованни ин Латерано[166]166
  Римские кафедральные соборы.


[Закрыть]. Денег было так мало, что ничего не клеилось. В десять сел в этот поезд и всю нескончаемую ночь просидел в купе в полном одиночестве, если не считать одного очень симпатичного итальянца. Сегодня утром подсели еще трое пассажиров – очень шумных. Осталось у меня всего 10 франков и бутылка «Виши».

Воскресенье, 20 февраля 1927 года

Последние дни почти полностью лишены смысла. Из Оксфорда позвонил какой-то человек и предложил 10 гиней, если я напишу рассказ в его сборник «Новый Декамерон».

В четверг на очень быстром и удобном поезде ездил в Лондон и шлялся по магазинам. В следующий четверг собираюсь поговорить с отцом Андерхиллом о том, чтобы стать священником. Вчера вечером напился. Забавно смотрятся рядом два последних предложения.

Минут через пять после того, как я записал эти слова, когда мы с Аттвеллом сидели у камина и, смеясь, вспоминали, как напились накануне, – внезапно в комнату ворвался Кроуфорд и в одно мгновение уволил нас обоих, оговорив, что Аттвелл проработает до конца семестра. По всей вероятности, донесла сестра-хозяйка[167]167
  В книге «Оксфорд в двадцатые годы» (1976) Кристофер Эллис пишет, что матери Во сказал, что уволен за пьянство, тогда как на самом деле «его, по его собственным словам, уволили за попытку соблазнить сестру-хозяйку».


[Закрыть]. День получился напряженный. Апуорд был со мной суров, но предупредителен, ученики же меня сторонились: боялись, как бы не увидели, что они со мной разговаривают. <…> Я поспешно сложил вещи, оставив книги – пришлют по почте, и тихонько, точно горничная, которую уличили в краже перчаток, улизнул. С вокзала позвонил родителям предупредить о своем неожиданном приезде. Ужин в окружении удрученных членов семьи.

Хэмпстед,

понедельник, 21 февраля 1927 года

Сегодня, 21-го числа, весь день провел в поисках работы; устал, обескуражен. Пустые хлопоты. Написал Эдмунду и Чарльзу прощальные письма. Пришло, мне кажется, время попробовать стать литератором.

Понедельник, 28 февраля 1927 года

<…> Ходили к некоей миссис Гуссенс; чернокожие гости (а они составляли большинство) весь вечер играли в покер, белые же напились и обыгрывали друг друга. На следующий день обедал с Клодом у Оттера. Обед получился пресмешной. В книге ситуация, когда незаконная дочь высокопоставленного старика принимает у него в доме своего чернокожего любовника и его чернокожую жену с ребенком, выглядит, прямо скажем, маловероятной. А между тем дело обстояло именно так.

Сегодня утром, в понедельник, в «Ассоциации будущей карьеры» мне сообщили, что директору школы в Ноттинг-Хилл на несколько недель требуется младший преподаватель. Я туда отправился и был принят на работу за 5 фунтов в неделю. Дышать стало легче, но работа, боюсь, никуда не годится.

Понедельник, 7 марта 1927 года

Школа в Ноттинг-Хилл совершенно ужасна. Все учителя говорят на кокни, сплевывают в камин и чешут у себя в промежности. У учеников коротко стриженные головы и подвязанные бечевкой очки в железной оправе. Ковыряют в носу и истошно кричат друг на друга – тоже на кокни. Первые три дня делать было решительно нечего – разве что «надзирать» за одним из учеников, который писал экзаменационную работу. В дальнейшем меня использовали в качестве репетитора.

В среду ходил с Энн на пьесу «Дракула», был у Гарольда Эктона[168]168
  Гарольд Эктон (1904–1994) – выпускник Оксфорда, одна из наиболее колоритных фигур в среде оксфордцев 30-х гг; участник Второй мировой войны; литератор, автор стихов (сборник «Аквариум»), двухтомной автобиографии («Мемуары эстета»), художественной и исторической прозы. Близкий друг И.Во, Эктон сыграл немалую роль в становлении идеологических и литературных взглядов писателя. В образе Энтони Бланша Эктон выведен в «Возвращении в Брайдсхед».


[Закрыть]. В пятницу ходил на собеседование в «Дейли экспресс». Готовы взять меня в конце семестра на трехнедельный испытательный срок за 4 фунта в неделю. Не знаю, подойдет ли мне, но попробовать стоит.<…>

Четверг, 7 апреля 1927 года

Работа в Холланд-парке[169]169
  В Холланд-парке, на Шу-Лейн, в Ноттинг-Хилл, находилась школа, где в марте – апреле 1927 г. работал И.Во.


[Закрыть] завершена, однако зарабатывать на жизнь, судя по всему, труда не составит. Колеблюсь: то ли идти в «Дейли экспресс», то ли сесть за биографию[170]170
  Одно время Во собирался написать биографию Данте Габриеля Россетти.


[Закрыть]: Дакуорт[171]171
  Издатель; многие «нехудожественные» произведения И.Во (путевые очерки, автобиография) вышли в его издательстве.


[Закрыть] проявляет к ней некоторый интерес. Ходил по гостям, потратил кучу денег. Познакомился с очень милой девушкой Ивлин Гарднер[172]172
  Ивлин Гарднер (1903–1966) – первая супруга И.Во, на которой он тайно женился 27 июня 1928 г., с которой порвал в 1929 г. и развелся в 1930-м.


[Закрыть] и возобновил дружбу с Питером Кеннеллом и Робертом Байроном[173]173
  Питер Кеннелл (1905–1993) – писатель, критик, биограф, автор книг о Байроне, Джоне Рескине и др.; оксфордский друг И.Во. Роберт Байрон (1905–1941) – литератор, искусствовед, автор книг о византийском искусстве, исламской архитектуре и т.д. Оксфордский друг И.Во, в бытность свою студентом – острослов и балагур, любитель эпатажа и клоунады; погиб на Второй мировой войне.


[Закрыть]. На выходные ездил в Эррингем.

Понедельник, 9 мая 1927 года

Пошла пятая неделя моей работы в «Дейли экспресс».

Дакуорт заказал мне биографию Россетти и немедленно выдал 20 фунтов, которые я спустил за неделю. С тех пор я не заработал ни пенса, если не считать тех 5 фунтов, которые мне платят на Шу-Лейн. Работа в газете веселей некуда, хотя от меня требуется всего-навсего сидеть в редакции; шумно, а теперь еще и очень жарко.

Работает в газете очаровательная девушка Инесс Холден[174]174
  Беатрис Инесс Холден (1903–1974) – английская писательница, журналистка, сценаристка, близкий друг Дж. Оруэлла и Г. Уэллса. В конце 20-х Инес славилась своей красотой, отличаясь, по выражению Энтони Пауэлла, своеобразным «чахоточным очарованием».


[Закрыть]. Хожу по гостям. Вступил в клуб «Горгулья».

На выходные ездил в Плимут, на один день – в Париж. Когда светит солнце, кругом все такое славное.

Понедельник, 23 мая 1927 года

Уволен из «Экспресс» и жду не дождусь каникул. <…>

Пятница, 1 июля 1927 года

После месячных каникул сел за книгу о Россетти. <…>

Хэмпстед,

пятница, 22 июля 1927 года

Написал около 12 000 слов книги о Россетти – и без особого труда. Получается вроде бы довольно забавно. К сожалению, в следующем году о нем выйдут еще несколько книг.[175]175
  В 1928 г. в Англии отмечалось столетие со дня рождения Д. Г. Россетти.


[Закрыть] <…>

Барфорд-Хаус, Уорвик,

пятница, 26 августа 1927 года

В Барфорд приехал к обеду. Помимо Аластера и миссис Г. здесь полный сбор: гувернантка миссис Х., Джейн и мисс Гудчайлд. За столом высокое напряжение.

Миссис Х. (ничего не ест, взбивает в винном бокале соус к салату). Нет оливкового масла.

Миссис Г. Того, что надо вам, в доме никогда нет.

Уходят дворецкий и миссис Г. Дворецкий возвращается с маслом. Спустя десять минут входит миссис Г. с маслом.

Миссис Х. Сейчас оно мне уже не нужно.

Миссис Г. Разумеется, теперь, когда я вам его принесла, оно вам больше не нужно.

Миссис Х. (в сторону, выходя из комнаты). Она делает это специально, чтобы отвлечь нас от ужина и сэкономить деньги.

Понедельник, 29 августа 1927 года

Копать пруд в саду явился залитый кровью шотландец.

Среда, 31 августа 1927 года

Виделся по поводу работы с одним типом, ходил в кино. «Букмен» прислал мне на рецензию три книги. Мило с их стороны.

Суббота, 3 сентября 1927 года

Как же я ненавижу этот дом, как плохо себя здесь чувствую. Все сотрясается, идет ходуном от проезжающего транспорта. Не могу ни спать, ни работать. Рецензировал книги; начал писать комический роман («Упадок и разрушение». – А. Л.). Мать уехала в Мидсомер-Нортон, где умирает тетя Трисси. Непрерывно звонит телефон, отец носится вверх-вниз по лестнице, Гаспар лает, садовник рыхлит под окном гравий – и безостановочно несутся машины. Еще одна такая неделя – и я сойду с ума.

Барфорд-Хаус, Уорвик,

сентябрь 1927 года

Воскресенье. Делал наброски для книги о Россетти, обедал, ездил в поле, где бегают собаки.

Барфорд в нескончаемом процессе перемен: ломают лоджию, копают пруд, мостят подъездную аллею, воду из ванной закачивают в пруд, садовники угрожают перерезать друг другу глотки; с действительностью их примиряет разве что необходимость совместного строительства наружного ватерклозета. Мисс Гудчайлд уходит, повар мучается грыжей, горничная слегла с язвой, миссис Г. накачивается портвейном, кричит громовым голосом и верховодит.

Сегодня вздорная гувернантка, к радости миссис Г., отбыла на два дня в Лондон. Надеюсь хоть немного поработать. Сегодня утром отправился на длинную прогулку.

Четверг, 6 октября 1927 года

После чая ездили в Келмскотт[176]176
  Келмскотт Мэнор-Хаус в графстве Оксфордшир – дом Уильяма Морриса, купленный им в 1871 г.


[Закрыть]. Дом гораздо меньше, чем я думал, подъездная аллея отсутствует, лишь небольшие запирающиеся ворота, выходящие прямо на дорогу. К дому ведет мощеная дорожка с большими тисовыми деревьями по бокам; из одного Уильям Моррис вырезал дракона. Комнаты темные, с очень низкими потолками, не покидает ощущение какой-то стесненности. Невозможно представить, что когда-то здесь жило столько людей. Мисс Моррис[177]177
  Мэй Моррис (1862–1938) – дочь Уильяма Морриса.


[Закрыть] – отталкивающего вида женщина, очень застенчивая, нелепо и неряшливо одетая в платья ручной вязки. С ней живет гермафродит. Два изысканных карандашных наброска Россетти: изображены мисс Моррис и ее сестра – еще детьми. Бессчетное число набросков самой мисс Моррис, большая картина маслом и эскизы для пределлы[178]178
  Деталь средневекового алтаря, украшенная надставка в задней части престола.


[Закрыть] «Видение Данте». Мебель и отделка нетронуты со дня смерти Морриса. Гобелены, что так волновали Р. (Россетти. – А. Л.), принадлежат не Моррису – это работы старые, они висели в доме, когда Моррис его купил. Сад тоже какой-то стесненный, тропинки ужасно узкие. А ведь я представлял его себе таким просторным – быть может, это потому, что вместо Морриса здесь живут эта странного вида женщина и ее гермафродит.

Хэмпстед,

суббота, 22 октября 1927 года

<…> В понедельник ходил в Академию мебельного дизайна на Саутгемптон-Роу[179]179
  Имеется в виду отделение по изготовлению мебели красного дерева в Центральной школе искусств и ремесел, основанной в 1896 г.


[Закрыть]. Познакомился с очень грубой секретаршей и симпатичным директором и договорился, что буду посещать великое множество самых разнообразных кружков. Чай с Ивлин и Пэнси[180]180
  Леди Пэнси Пэкенхем – подруга Ивлин Гарднер; снимала вместе с ней квартиру сначала в пансионе на Эбьюри-стрит, потом на Слоун-сквер.


[Закрыть].

Вторник, 25 октября 1927 года

Начал рисовать и чертить. По вечерам занимался резьбой по дереву. Ужинал с Тони Пауэллом[181]181
  То есть с писателем Энтони Пауэллом (1905–2000), оксфордским другом И.Во, автором многотомного романа «Танец под музыку времени» (1951–1975).


[Закрыть].

Среда, 26 октября 1927 года

Рисовал орнамент по штукатурке. Ужинал с Теренсом.

Четверг, 27 октября 1927 года

Чертил секции и проекции. Чай и кино. Иньес.

Пятница, 28 октября 1927 года

Строгал доски. Чай с Дадли. Пэнси. Обед с Фулфордом.

Вторник, 29 ноября 1927 года

До смерти надоел Лондон с его нескончаемыми туманами. Последнее время ничего особенного не происходило. Часто вижусь с Ивлин и иногда – с Оливией. В воскресенье ходил на премьеру Ситуэллов[182]182
  Имеется в виду пьеса «Все в море» – совместное творчество Сэчервелла, Осберта и сестры Эдит Ситуэлл.


[Закрыть] – крайне разочарован, откровенно скучал. Во вторник на прошлой неделе у Ситуэллов в Болстоне была вечеринка. Продолжаю плотничать. Генри Лэм[183]183
  Художник; был помолвлен с Пэнси Пэкенхем; приятель И.Во.


[Закрыть] знает место за городом, где я мог бы работать.

Понедельник, 12 декабря 1927 года

Ужинал с Ивлин в «Ритце». Сделал ей предложение[184]184
  Когда Ивлин Во сделал Ивлин Гарднер (чтобы отличить жену от мужа, ее называли «Ивлин-она») предложение, он сказал: «Давай поженимся и посмотрим, как пойдет».


[Закрыть]. Определенного ответа не получил. Отправился на вечеринку к Урсуле. Звонил Пэнси – говорит, чтобы женился. Поехал на Слоун-сквер посоветоваться. Поехал на Бурбон-стрит и рассказал Оливии. Домой вернулся поздно; долго не мог заснуть.

Вторник, 13 декабря 1927 года[185]185
  На этой записи дневник прерывается на полгода, до конца июня 1928 г. В начале 1928 г. Ивлин Гарднер и Пэнси Пэкенхем уезжают из Лондона в Уимборн, графство Дорсет. И. Во снимает комнату в Барли-Моу, в двух милях от Уимборна, где начинает писать «Упадок и разрушение».


[Закрыть]

Звонила Ивлин: мое предложение принято. Ездил в Саутгемптон-Роу, но работать был не в состоянии. Ходил в паб с Дадли – сообщил ему о помолвке. Чай с Ивлин. Пэнси – она на моей стороне – пытала Алетею Фрай[186]186
  Алетея Фрай – старшая сестра Ивлин Гарднер; жена политика сэра Джеффри Фрая.


[Закрыть]. Пьеса Фила Коддингтона. Домой. Устал, как собака.

Среда, 27 июня 1928 года

Обвенчались с Ивлин в церкви Святого Павла на Портмен-сквер в 12 часов. Какая-то женщина в алтаре печатала на машинке. Гарольд – шафер. Роберт Байрон выдавал невесту, Алек и Пэнси – свидетели. На Ивлин был новый, черный в желтую полоску джемпер, на шее шарф. Пошли в клуб «500» и выпили шампанского «под прицелом» подозрительных взглядов Уинифред Макинтош и князя Георгия из России. Оттуда на обед в Бульстене. Обед удался. Потом – на Паддингтонский вокзал, поездом в Оксфорд и на такси в Бекли.

6 июля

Наш медовый месяц подошел к концу. Все в Бекли были с нами очень милы. Женщины приносили нам в комнату букеты цветов. У мистера Хиггса Ивлин пользовалась большим успехом. <…>

Всю следующую неделю провели в Хэмпстеде. <…> В среду объявление о нашем браке в «Таймс». Вечером ужинали у Осберта Ситуэлла. Выпил лишнего. <…> В субботу рисовал обложку для романа в «Чепмен-энд-Холл»[187]187
  Дакуорт, который издал эссе Во о Россетти, счел «Упадок и разрушение» романом непристойным и печатать его отказался. В результате И.Во опубликовал книгу в издательстве «Чепмен-энд-Холл», где работал его отец. В дальнейшем путевые очерки Во печатались у Дакуорта, романы же – в «Чепмен-энд-Холл».


[Закрыть], одновременно держал корректуру «Упадка». С Чепменом иметь дело не так-то просто.

Излингтон,

четверг, 4 октября 1928 года

Сразу после завтрака позвонили из «Чепмен-энд-Холл» и сказали, что Даблдей и Доран[188]188
  Объединенное нью-йоркское издательство Фрэнка Нельсона Даблдея (1862–1934) и Джорджа Генри Дорана (1869–1956).


[Закрыть] хотят издать «Упадок» в Америке и дают мне аванс – 500 фунтов. К концу дня сия блестящая новость существенно потускнела: выяснилось, что придется делиться с Брандтом[189]189
  Американский агент И.Во.


[Закрыть], издательством «Чепмен-энд-Холл» и Соединенными Штатами, и получу я поэтому чуть больше половины указанной суммы, причем не раньше весны следующего года. Пусть так; новость все равно – из лучших. После обеда привезли изготовленную на заказ мебель. После ужина приходил Тони Пауэлл; рассказывал сплетни про Ситуэллов.

Воскресенье, 7 октября 1928 года

Ходил в церковь на Маргарет-стрит, но внутрь войти не смог. Обедал и ужинал в Хэмпстеде. Читал новый роман Олдоса Хаксли[190]190
  Имеется в виду роман О.Хаксли «Контрапункт» (1928).


[Закрыть]: нескончаемо длинный, герои те же, что и в «Шутовском хороводе», те же невнятные социальные прогнозы и унылые любовные связи, та же миссис Вивиш, тот же Колмен[191]191
  Герои первого романа О.Хаксли «Желтый Кром» (1921).


[Закрыть], нескончаемые прения и биология. Такой роман мог бы написать, получи он сносное образование, какой-нибудь Алек Во.

Понедельник, 8 октября 1928 года

Обедал в «Сэвиле»[192]192
  Отец и сын Во были членами престижного столичного литературного клуба «Сэвил».


[Закрыть] с Гарольдом, Регги Тернером и Реймондом Мортимером[193]193
  Регги Тернер – прозаик; друг Оскара Уайльда. Реймонд Мортимер – критик.


[Закрыть]. Хороший обед запивали хорошим вином. Регги Тернер – очень уродливый, забавный человечек, изо всех сил старается не отстать от жизни: «Скажите, что вы и Марго Оксфорд думаете об Олдосе Хаксли?» Рассказывает истории про Уайльда и Бози[194]194
  Лорд Альфред Дуглас (Бози) – сожитель О.Уайльда; второстепенный поэт.


[Закрыть] и про то, как, побывав у Уайль да в тюрьме, он спросил его, хватает ли ему еды. «Они бросают мне сосиски точно так же, как британцы в зоопарке бросают булки медведям». Реймонд же Мортимер, автор положительной рецензии на меня, разочаровал. Трикотажное белье от Шарве, грубые черты лица – «как у фавна» (Регги Тернер), растрепанные волосы. Говорит примерно следующее: «Мой дорогой, если я заражусь от вас гриппом, то буду в восторге» или «Последнее время я, знаете, полюбил Берлин». Я обратил внимание, что он рассуждает о «Контрапункте», не прочитав роман. Сделал несколько попыток расширить круг знакомств: «Вы не поверите, но с Бози Дугласом я не знаком. Возьмите меня как-нибудь с собой, Регги, когда к нему пойдете». Или: «Вы знаете Риккеттса[195]195
  Чарльз Риккеттс (1866–1931) – художник, дизайнер; автор декораций и костюмов к «Саломее» О.Уайльда.


[Закрыть], Гарольд? С удовольствием бы с ним познакомился. Люблю, поверите ли, стильные вещицы. А вы?» Бросается французскими фразами и именами известных людей. Второсортный молодой человек. Пил чай с Оливией, а когда вернулся, у Ивлин поднялась температура. Грипп, надо полагать. «Упадок и разрушение» попал в список бестселлеров. <…>

Пятница, 12 октября 1928 года

Местный врач, смахивающий то ли на мясника, то ли на коновала, поглядев на белое, в малиновую крапинку лицо Ивлин объявил, что у нее краснуха. Леди Бергклир[196]196
  Леди Бергклир – мать Ивлин Гарднер, теща И.Во.


[Закрыть] заходила, пока меня не было, и порадовала дочь виноградом, цыпленком, а также сдержанно положительным отзывом о нашей квартире. Рисовал. Бедному Чепмену (Артуру Во. – А. Л.) предстоит рецензировать книгу о гориллах. За неделю продано 157 экземпляров «Упадка и разрушения», а всего – 1093. Когда доберемся до 2000, перестану так волноваться.

Пятница, 19 октября 1928 года

За неделю продано 827 экземпляров «Упадка». Второе издание, можно считать, в кармане.

Суббота, 20 октября 1928 года

Написали из «Ивнинг стандард»; просят статью на тему: «В Англии есть молодежь. Дайте же ей ход».

Понедельник, 22 октября 1928 года

Постригся и встретился с Мартином Уилсоном. К «Упадку и разрушению» относится вроде бы неплохо. От него – на выставку Майоля. Скульптура великолепна, а вот резьба по дереву оставляет желать… Алатэа обедала со мной в «Тальони»; очень хороша, загадочна, вид такой, будто только что пробудилась после бурной ночи. Порывиста, не скрывает трепетного желания кататься на коньках, пойти в театр, посмотреть последний фильм. После обеда – к портному примерить клетчатый костюм.

Пятница 26 октября 1928 года

Дождь. Рецензирую книги, а также пишу статью про «Старость в сорок лет» для «Ивнинг стандард»; за статью обещали заплатить 10 фунтов. Вечером прибыл Джеффри. Но сначала на лестнице возник Холдер; чуть позже из Лондона прикатила машина с поваром, съестным и пачкой французских романов, и, наконец, вечерним поездом приехал Джеффри с молодым человеком по имени Джон Уаймен. Раблезианский ужин, портвейн, сигары, разговоры об архитектуре, виски.

Суббота, 27 октября 1928 года

Приехал кое-кто из слуг и, наконец, Алатэа. Юный мистер Уаймен появился сначала в костюме для верховой езды – и сел в седло. Потом в белом фланелевом спортивном костюме – и пошел играть в теннис. Потом в твидовом пиджаке – и отправился «пострелять» с собакой («питает слабость к борзым», как кто-то отозвался о нем в разговоре с Джеффри). Потом во фраке – и рассуждал об архитектуре. <…>

Вторник, 30 октября 1928 года

Письмо от Чарльза Скотта Монкрифа; хвалит «Упадок и разрушение»; хочет, чтобы я нарисовал иллюстрации к его балладе. Сегодня днем ездили в Мальборо. Прекрасный солнечный день. Ивлин увлечена «Упадком» и статьями для «Ивнинг-ньюс».

Пятница, 23 ноября 1928 года[197]197
  Следующая запись в дневнике датируется лишь 19 мая 1930 г. В феврале 1929-го Во с женой отправляются в круиз по Средиземному морю, впоследствии описанный в книге путевых очерков «Наклейки на чемодане», однако в пути «Ивлин-она» серьезно заболевает. По возвращении из круиза Во оставляет жену в Лондоне, сам же уезжает из города и начинает писать свой второй роман «Мерзкая плоть», который выходит в начале 1930 г. и сразу же завоевывает всеобщее признание. В июле 1929-го Ивлин Гарднер уходит от Во к редактору отдела новостей Би-би-си Джону Хейгейту. Разводятся супруги спустя полгода, в январе 1930-го.


[Закрыть]

За две недели продано 398 экземпляров. Уже второго издания. <…>