Текст книги "Лола ищет подругу"

Изабель Абеди
Лола ищет подругу

Софии, Меме и Папуле, у которых тоже есть папай.

Моей любимой школе c козами, которой исполняется 100 лет.

И Мартине М. Эппинг, которая подарила мне идею книг о Лоле.

© Loewe Verlag GmbH, Bindlach/Germany, 2004

© ООО Издательство «Ранок», 2018

1. Кто я,  и кем бы я хотела быть

Моя подружка говорит, что, прежде чем рассказывать свою историю, я должна представиться. Думаю, она права на все сто. Тем более что история обо мне. Ну ладно, не только обо мне – еще и о моей подружке, но я пока не буду вас с ней знакомить, а то потом будет неинтересно. Хочу только добавить, что сейчас она сидит рядом и помогает мне собраться с мыслями. И как раз подсказывает, что вообще-то давно пора переходить к делу.

Итак, меня зовут Джеки Джонс, мне пятнадцать. Я, конечно, хожу в школу, но я еще и певица. Я исполняю поп, и на мои концерты собирается туча народу. А однажды меня даже показали по ящику. С тех пор я стала знаменитостью.

Теперь я каждый день раздаю как минимум три десятка автографов. В первую очередь на вечеринках, днях рождения и в школе. Школа тоже прославилась – ведь именно в ней я учусь. На последнем родительском собрании, я слышала, даже предлагали присвоить нашей школе имя Джеки Джонс. А директор повесил на стену кабинета постер с моим портретом. На нем я в черной кожаной косухе с заклепками, и в каждой руке у меня по микрофону.

Сами понимаете, фанов у меня хоть отбавляй, как у самой настоящей звезды. И зарабатываю я кучу денег. Миллиончика этак два-три за песню. Большую часть денег я, понятно, жертвую в пользу бедных детей Бразилии. Но и мне кое-что остается. На роликовые коньки, новый маунтбайк и жвачку всегда хватает. Как и все звезды, я слегка ненормальная. Недавно даже купила автомат, который продает жевательную резинку. Правда, он висел на стене дома, поэтому пришлось и его прикупить в нагрузку. Небольшой – всего четыре этажа. Когда я показала его родителям, они рыдали от счастья. Конечно, обставляли мы его вместе. Но так как именно я его хозяйка, мне разрешили распределить этажи: кому – какой.

Маме достался первый. Там она оборудовала палату для своих пациентов и художественную студию для себя. Второй этаж я отвела папе. Он устроил там музыкальную студию и танцевальный зал, потому что тоже обожает музыку. Но знаменитость все-таки не он, а я.

Бабушка, дедушка и тетя Лизбет поселились на третьем, а сама я – на четвертом. У меня пять комнат: одна для занятий альпинизмом, одна для учебы, комната страха, бассейн и дискотека для друзей. На крыше находится наш ресторан. Туда я приглашаю своих фанов перекусить, а потом мы вместе танцуем на дискотеке.

Рассказывать дальше? Или лучше сразу признаться, что я живу такой жизнью только тогда, когда долго не могу заснуть и ворочаюсь в постели с боку на бок?

Правда, случается это довольно часто. Если честно – чуть не каждый вечер. Мама отправляет меня спать, я послушно выключаю свет, но заснуть не могу. Но маму это не интересует: я должна ложиться – и все тут.

Я перепробовала все известные способы засыпания, но ничего не помогает! Даже овечек считала, но и те меня подвели. Они не стали прыгать через забор, а подбежали к нему и остановились как вкопанные. Получилась такая куча мала, что сосчитать их не было никакой возможности. Я так расстроилась, что у меня даже голова зачесалась. А когда мне все это надоело, и я крикнула: «Ну же, глупые, прыгайте скорее!» – вошла мама и сказала, что вопить среди ночи никуда не годится. Едва она вышла, как овцы снова сбились в кучу и стали противно блеять, будто и в самом деле издеваются. Я полночи потратила на то, чтобы разогнать этих дурацких овец, и расстроилась в пух и прах.

Тогда я решила сходить в туалет. Бабушка говорит, что если облегчиться, то все ненужное сразу уходит. Я бегала туда каждые пять минут, и мне становилось все легче и легче. Но на тринадцатый раз меня застала там мама и сказала, что если еще раз увидит меня на унитазе, то наденет на меня памперс.

Такие дела. Это как болезнь: едва гаснет свет, мне тут же становится плохо. Но маму совсем не волнует, что у меня от темноты болит голова. Не колышет ее ни то, что в ухе у меня стреляет, ни то, что спина чешется. Однажды, когда я появилась в гостиной в половине одиннадцатого с жалобами на сердечный приступ, она так рассердилась, что пообещала мне в следующий раз намылить шею.

Все мамы такие бессердечные? Или только моя, потому что она медсестра?

Я страдаю от кошмарной бессонницы, но никому до меня и дела нет. Еще и ругаются. Приходится лежать в темноте и помалкивать, потому что мама обещала собственноручно намылить мне шею. Даже сейчас мне так себя жалко, что как-то даже неохота быть самой собой.

Интересно, кем бы я стала, если бы я была не я?

О, тут масса вариантов! Я стала бы пожарным, пиратом, детективом, сиротой или вообще бы умерла. Конечно, после очередной ссоры с родителями. Вот бы они потом рыдали! Но утром мы бы помирились, и я снова стала бы певицей.

Теперь я мечтаю каждую ночь, и мои мечты такие классные, что спать хочется еще меньше. Конечно, первым делом я мечтаю о четырехэтажном доме. Я представляю его до самой полночи, пока полностью не обставлю каждый уголок!

Правда, утром я встаю с невероятным трудом, и мама все время ворчит, что у меня круги под глазами.

– Лола, – говорит она мне, – Лола, ты снова полночи не спала и фантазировала?

В общем, вы уже догадались, что я совсем не Джеки Джонс. И четырехэтажного дома у меня тоже нет. И мне не пятнадцать лет, а всего девять. Девять с половиной, если уж быть точной. В таком возрасте рановато становиться знаменитой певицей. Поэтому придется подождать, пока я чуток подросту. А имя Джеки Джонс для певицы – это супер. Даже моя подружка с этим согласна, хотя ей нравится и мое настоящее имя.

А вот и оно – Лола Фелозо. Лолой меня назвала мама, а Фелозо – фамилия моего папы. Она такая странная, потому что он из Бразилии. Я называю его «папай». Именно так бразильские дети называют своих пап. Мне кажется, звучит очень ласково. Папа часто разговаривает со мной по-бразильски. Он считает, что мне нужно знать его родной язык. Но я думаю, он просто сам старается его не забыть. Папай живет в Германии уже очень-очень давно. Он и с мамой здесь познакомился. Если честно, они познакомились в поезде возле туалета. Но это как будто совсем другая история.

Моя история начинается сразу же после пасхальных каникул. В полвосьмого утра.

Мы с мамой сидели в столовой, и я так нервничала, что у меня снова чесалась голова. Только в этот раз не из-за овец, а потому что сегодня был первый школьный день. Не самый первый, понятно, ведь девятилетних первоклассников не бывает.

В прошлом году я перешла в третий класс. Но для меня это все-таки был первый день, потому что мне предстояло отправиться в новую школу.

Мы переехали из маленького городка в большой город. Вот с этого переезда и начинается мой рассказ. Надеюсь, теперь, когда я представилась по всем правилам, можно к нему и приступить.

Итак, город, в который мы переехали, называется Гамбург, он находится на Эльбе. Эльба – это такая река. Но, сами понимаете, мы переехали в Гамбург не из-за Эльбы, и не из-за бабушки с дедушкой и тети Лизбет. И, ясное дело, не из-за ресторана. Мы переехали из-за папиных проблем с кожей.

Нет, не подумайте, что мой папай страдает какой-то ужасной болезнью! Настоящие проблемы с кожей скорее у мамы, потому что она у нее слишком светлая. Если она съест много клубники, то на лице у нее тут же появляются ярко-красные пятна, а если она собирается посидеть на солнышке, ей нужно намазаться кремом, а не то она в два счета станет красной как рак.

У папая кожа кофейного цвета, он может есть клубнику хоть ведрами и сидеть на солнце, сколько душа пожелает. Проблема в другом.

В городке, где мы до сих пор жили, почти не было темнокожих людей. Даже у меня светлая кожа, светлые волосы и светло-серые глаза. Папай говорит, что это из-за того, что мамины гены оказались сильнее. Думаю, это значит, что я больше похожа на маму, чем на него.

Я так до конца и не поняла, что за проблемы с кожей у папы, но мама сказала, что среди нормальных людей таких проблем просто не бывает.

Наверное, в нашем городке оказалось слишком много ненормальных. Но то, что проблема была, это факт. Когда папай становился в очередь к кассе в супермаркете, женщины делали такое лицо, будто съели лимон. Когда он забирал меня из школы, все начинали шушукаться. Однажды четвероклассник даже спросил, моется ли мой отец. Мне пришлось врезать ему. Но от этого не легче.

Однажды на стене нашего дома кто-то написал: «Черномазые, убирайтесь в джунгли!», и папай сказал, что с него хватит. Через два месяца мы переехали. Не в джунгли, конечно, а в Гамбург, как я уже говорила.

Здесь много темнокожих людей, и до сих пор я еще не встречала ни одного, у кого были бы из-за этого проблемы. Настроение у папы улучшилось, и мне это нравится. Наша новая квартира мне тоже нравится. В ней на три этажа меньше, чем в доме с автоматом, торгующим жвачкой, из моих фантазий, но дедушка, бабушка и тетя Лизбет живут прямо над нами. Для такого большого города – это просто здорово, говорит мама. Мамина больница тоже не очень далеко – всего двадцать минут на машине, а ресторан дедушки и папы в пяти остановках метро от нашего дома.

Но в среду, когда эта история только начиналась, ресторан еще не открылся. Его ремонтировали. А у меня впереди был первый школьный день.

– Скоро у тебя появятся новые подружки, – говорила мама по дороге в школу.

Да, подружек нужно было найти поскорее. Особенно лучшую. Если честно, лучшая подружка мне нужна больше всего на свете. Это гораздо важнее, чем быть Джеки Джонс, певицей или владелицей четырехэтажного дома с автоматом по продаже жвачек. Какая от всего этого польза, если у тебя нет друзей?

Но когда в среду утром без одной минуты восемь я стояла перед дверью моего нового класса, у меня еще не было ни одной подруги. Было только странное ощущение в животе. И что-то мне подсказывало: «Лола, Лола, найти лучшую подругу будет совсем не просто!»

2. Четыре девочки и одно свободное место

Я знаю еще пятерых ребят, которым пришлось переехать. Правда, я не знаю их лично, но я о них читала. В книжках. Мне кажется, если ты прочитал про кого-то, ты его уже знаешь. Иногда даже лучше, чем реальных людей.

Так вот, все пятеро считали, что переезд – это сущее безумие. На новом месте им сначала казалось, что все люди спятили. Вот, например, Ханни и Нанни (мама недавно подарила книгу про них). Ханни и Нанни – близнецы, которым пришлось переселиться в интернат. Сначала они даже не думали искать подруг, потому что считали всех вокруг ненормальными. Бабушка даже поссорилась с мамой, так как считает, что книга про Ханни и Нанни совершенно неправдивая. Но мама заявила, что Ханни и Нанни напоминают ей детство, и так говорить нельзя. Бабушка, правда, осталась при своем.

Три раза в неделю бабушка работает в книжном магазине. Она продает только те книги, которые нравятся ей самой, и поэтому покупатели иногда с ней ссорятся. Однажды бабушка чуть не подралась с одним покупателем: он хотел купить для своих маленьких дочерей книжку с картинками, которая ну очень не нравилась бабушке.

Правда, правда! Я это сама видела, потому что мы с тетей Лизбет в тот день зашли к бабушке в магазин. Покупатель взял книжку с картинками «Прыг, скок и еще разок», и когда хотел за нее заплатить, бабушка вырвала книжку у него из рук и сердито закричала:

– Ну разве можно давать такие книги детям!

– Позвольте, – возмутился покупатель. – Если вам так не нравится эта книга, зачем же вы ее продаете в своем магазине?

На это бабушка заявила, что у приличных людей должен быть выбор, ради этого такие книги и держат в магазине, но директор не имеет ни малейшего представления о хороших книгах, не говоря уже о здравом смысле. Тут покупатель не выдержал, сказал, что у самой бабушки нет ни капли здравого смысла и ушел.

Бабушка очень расстроилась. Но мне кажется, что покупатель был прав. Бабушка сама виновата, ведь она вела себя очень невоспитанно. Я потом прочитала эту «Прыг, скок и еще разок»: там у маленького розового зайчика смешные уши. И в конце книжки у него появляется много друзей, в точности, как у Ханни и Нанни. И они уже не считали свой новый дом ненормальным.

Я-то с самого начала знала, что с нашим домом все в порядке. Мне казалось, что это самый лучший дом на свете, даже без лучшей подружки. Но когда в ту среду я стояла перед дверью класса, и прислушивалась к ощущениям в животе, у меня слегка ноги подкашивались, словно они были сделаны из масла и начали таять.

Класс уже был полон. Большинство детей бегали или сидели за партами. Двое мальчишек у доски кидались мокрыми тряпками. Шлеп! Пумс! Выходило забавно – один из них всегда попадал другому в физиономию. Я осмотрелась, и мне показалось, что в классе почти одни мальчишки. По крайней мере, я заметила только четырех девочек. И все они сидели за одной длинной партой.

У одной девочки кожа была еще темнее, чем у папая, а волосы заплетены в тысячу мелких косичек. У девочки рядом с ней рыжие волосы были завязаны хвостиком. У третьей, наоборот, были гладкие белокурые волосы, а у девочки справа от нее – каштановые локоны. Все они выглядели вполне симпатично. Правда, пятого места за их партой не было. У меня опять зачесалась голова, и я побоялась подойти к девочкам. Тем более что рыженькая с хвостиком наклонилась к девочке с тысячей косичек и что-то зашептала ей на ухо. Мне это показалось очень невоспитанным. Правда, белокурая девочка улыбнулась мне, и это было приятно. Я улыбнулась в ответ, но с места так и не сдвинулась.

Тут вошла учительница. Она положила руку мне на плечо и сказала:

– Это Лола. Мы должны подыскать ей место. Пожалуй, вот это впереди еще свободно.

Она указала на парту, где уже сидели двое мальчишек. У одного очень длинные волосы, у другого – короткий «ежик». Но оба были темнокожими, как мой папай и девочка с тысячей косичек, и мне это понравилось. Хороший знак. Я села на одно из свободных мест, а рядом со мной оказалось еще одно – пустое. Мне было как-то неловко, и хотелось, чтобы появилась еще одна девочка.

И действительно, через полчаса после начала урока она появилась. Я тут же вспомнила дедушку. Он всегда говорит: «С желаниями нужно быть поосторожнее, а то не известно, что с ними делать, когда они исполняются».

Правда, раньше я не понимала, что он имеет в виду, но теперь понимаю.

3. Проблема с буквой «Л»

Ненавижу рыбу. Нет, не ту, что в аквариуме, в реке или в море. Там рыбки просто замечательные. Ненавижу вкус рыбы. И ее запах.

Девочка, вошедшая в класс, села на свободное место рядом со мной. И пахла она рыбой. С ног до головы. Сама она была маленькая и щупленькая, и трудно было поверить, что такой небольшой ребенок может так сильно пахнуть. Но самое ужасное – это волосы. Они были черные и торчали во все стороны. Именно от них исходил самый сильный запах. Но хуже всего было то, что сидела она с краю. И если я хотела услышать, что говорит учительница, мне приходилось поворачивать голову в ее сторону и вдыхать запах рыбы.

Нашу учительницу звали фрау Вигельманн, и она как раз говорила о том, что скоро у нас большой праздник: нашей школе исполняется сто лет, а это не что-нибудь, а юбилей. Потом она раздала новенькие учебники и сказала, что мы можем их немножко полистать.

Я уткнулась носом в книгу, чтобы почувствовать запах новых страниц.

Тут-тук. Кто-то постучал по моему плечу.

– Меня зовут Флора, – сказала моя соседка. – А тебя?

– Лола, – пробормотала я, и еще ниже склонилась над задачей, в которой кто-то продавал яблоки и груши.

– Тогда я буду называть тебя Ло, – сказала девочка. – А ты можешь называть меня Фло!

Нет, нет, не смейте называть меня Ло! Я хотела прямо заявить об этом. Но тогда она бы мне ответила, и мне пришлось бы снова заговорить с ней. Я этого не вынесу. Я больше не могу дышать этой Флорой-Фло!

Моя подружка говорит, что хватит уже мне возмущаться. Но ей легко. Во-первых, она не сидела рядом с блохой, которая пахнет, как жареная акула, а во-вторых, она обожает рыбу.

– Эй, ты чего молчишь? – спросила Фло.

Я задержала дыхание.

– Ты оглохла, что ли? – прошептала Фло.

Я выдохнула через нос и вдохнула через рот. Если дышать ртом, запах не так сильно чувствуется. Этому фокусу меня научила мама неделю назад, когда мы заходили в рыбный магазин. Мама тоже обожает рыбу.

– Ты не глухая, ты ненормальная, – сердито проворчала Фло. – Такая же ненормальная, как и все остальные.

Я призадумалась, не ответить ли мне что-нибудь, но тут прозвенел звонок на перемену.

Дождавшись, пока все выйдут из класса, я подошла к фрау Вигельманн.

– Пересадите меня, пожалуйста, на другое место, – попросила я.

Фрау Вигельманн пристально посмотрела на меня.

– Это еще почему?

– Из-за рыбного запаха, – ответила я.

Фрау Вигельманн вздохнула. И вздох этот прозвучал так, будто она уже много раз вздыхала по этому поводу.

– Тебе очень неприятно? – спросила она.

Я кивнула и пробормотала:

– Очень-очень.

Фрау Вигельманн снова вздохнула, окинула взглядом классную комнату и указала на парту напротив.

– Обычно я не разрешаю пересаживаться, но для тебя сделаю исключение. Вон там еще одно свободное место. Если хочешь, можешь сесть туда. Но только там ты и останешься, ладно?

Я с облегчением схватила рюкзак и пересела. Повесила его на крючок и разложила книги на парте. Отсюда классная комната выглядела совсем по-другому. Я сидела лицом к стене, которая раньше была у меня за спиной. На стене висел большой плакат. На нем были крупно напечатаны буквы. Весь алфавит. И рядом с каждой буквой нарисовано животное. Аист рядом с буквой «А», белка рядом с «Б», и волк рядом с «В». Я продолжала таращиться на плакат, пока не обнаружила, что рядом с буквой «Л» нарисована лягушка.

Я изо всех сил протерла глаза. Только бы не упасть в обморок, не сойти с ума и не умереть на месте!

Вам, наверно, интересно, почему? Нужно объяснить?

Подруга говорит, что нужно, потому что это имеет отношение к моей истории.

Ну, ладно. С рыбой, в общем, понятно. Я не могу ее ни есть, ни нюхать. Но с лягушками еще хуже. Есть у вас фобии? Фобия – это очень сильный страх, с которым ты не можешь справиться, и я бы не знала этого слова, если бы сама не страдала от этого. Не от слова, конечно. Мама говорит, что фобии – что-то вроде болезни. И они разные. У некоторых бывают фобии к паукам. Если они видят паука, то не говорят «Фу!» или «Какая гадость!» Люди с паукофобией просто с ума сходят при виде этой мелкой живности. Даже страшно становится, как бы они не умерли, заметив паука, хоть самого крохотного.

Мама даже знает одну женщину, у которой фобия на хлопки. Она боится всего, что хлопает, – даже пробок от шампанского. В новогоднюю ночь эта женщина лежит в постели и зажимает уши, чтобы не слышать взрывов петард. Мне ужасно жалко эту женщину, потому что фейерверк – самое лучшее, что только может быть. И к паукам я нормально отношусь. Хоть бы и к паукам-птицеедам.

Но зато я жутко боюсь лягушек. Сама не знаю почему. Боюсь с тех самых пор, как мама прочитала мне сказку о царевне-лягушке. Уже когда я ее слушала, мне было неприятно, но когда мама показала картинку в книжке… Картинка была большая и яркая, и вдобавок мама поднесла ее к самому моему носу. Я так закричала, что наши соседи позвонили в полицию. Мама хотела сводить меня к врачу, но врачей я боюсь еще больше. С тех пор я стараюсь держаться подальше от лягушек. Иногда это очень непросто. Вы не поверите, сколько лягушек на свете, не говоря уже о картинках с лягушками! Но ведь фрау Вигельманн понятия не имела, что у меня фобия на лягушек.

– Что с тобой, Лола? – вдруг услышала я.

Глаза я все еще закрывала ладонями.

– Ничего, – выдавила я, когда снова обрела дар речи. Мне не хотелось, чтобы фрау Вигельманн узнала о моей фобии. Сначала рыба, потом лягушки… Она еще решит, что я насмехаюсь над ней. А может у меня проблема с буквой «Л»?

«Л» – лягушка.

«Л» – Лола, Ло.

Что за чертовщина!

Придется вечером поговорить с мамой или папаем, может быть они смогут объяснить все фрау Вигельманн.

Дело, значит, не в рыбном запахе и Флоре. Дело в лягушке.

Мама уже разговаривала с учительницей в моей первой школе об этой фобии. Однажды на уроке природоведения мы изучали лягушку. И когда до этого дошло дело, мне разрешили посидеть в другом классе.

Но ведь я только что пришла в эту школу! Девочка со странностями – это, конечно, ужасно. Но каждый день видеть перед собой лягушку еще ужаснее. Она такая же отвратительная, как и настоящая, и гораздо хуже, чем запах рыбы.

– Наверное, я лучше останусь на прежнем месте, – пробормотала я и, повесив голову, поплелась назад.

Фрау Вигельманн улыбнулась.

– Вот и замечательно, Лола. Ты меня очень порадовала.