Текст книги "Лола и аварийный вход"

7. Неприятный телефонный разговор и коза-пленница

– Стоит ли так расстраиваться, Лола, – сказала мама, приготовив нам с Фло холодный шоколадный напиток. – Твоя кошечка здорова. Она подрастет, и ты сможешь ее погладить. Может быть, ты просто слишком сильно этого хочешь? Тогда давай подумаем, чем бы тебя отвлечь.

Я подула в соломинку, чтобы пошли пузыри, и подумала про Алекса. Однажды, когда мы с Фло жутко поссорились, он сказал мне: «Ты Лола-львица, и для меня ты всегда в главной роли, несмотря ни на что. Понимаешь?»

Что-то вроде этого мне и сейчас хотелось услышать. Очень-очень. Поэтому через пять минут я уже набирала номер Алекса. Голова у меня чесалась, потому что я знала, кто возьмет трубку.

– Алло?

Я торжествующе посмотрела на Фло, и она подняла большой палец.

Голос принадлежал маме Алекса, но когда я попросила позвать его к телефону, он стал не очень-то приветливым.

– У Алекса больше нет времени для тебя, – заявила она. – И пожалуйста, не звони сюда больше!

Треск и короткие гудки. Я уставилась на телефон. Мама Алекса просто швырнула трубку!

– Да, короткий получился у вас разговор, – пробормотала Фло.

Не то слово! Я была знакома с мамой Алекса только по телефону, но такой сердитой она еще никогда не бывала. И как это понимать: «У Алекса больше нет времени для тебя»?

– Может, они уехали с классом на экскурсию? – предположила Фло, когда я передала ей то, что услышала.

Я покрутила пальцем у виска.

– Наверно, он сообщил бы мне, правда?

Фло рассеянно пожала плечами и распахнула окно, чтобы впустить в гостиную свежий воздух. И тут я услышала шум. Сейчас он был еще громче, чем прошлой ночью. Фло тоже подкатилась на своей коляске к окну.

– Там цирк, – сказала она.

– Где это? – заинтересовалась я.

– Там, – Фло махнула рукой в сторону берега канала.

И в самом деле: за деревьями, которые росли на противоположной стороне улицы, виднелась остроконечная верхушка циркового шатра. Она была синяя в красную полоску, а шум раздавался по всей улице.

– Идем скорее туда! – воскликнула Фло. – Я хочу взглянуть, стреляют ли там человеком из пушки, и есть ли у них пожиратель огня.

– Не хочу, – буркнула я.

Фло уперлась обеими руками в подлокотники коляски.

– Лола Фелозо, – сердито проговорила она. – Мне кажется, твоя мама права. Тебе нужно отвлечься, а мне нужен свежий воздух. Если я останусь здесь еще хоть на минуту, я больше никогда в жизни не смогу смотреть на рыбу.

«Не самый плохой вариант», – подумала я. Но когда Фло все-таки развернула коляску и покатилась к входной двери квартиры, я двинулась за ней. Цирк в нашем районе – по крайней мере, можно хотя бы взглянуть.

Первое, что мы увидели, – маленький шатер, а вокруг четыре небольших жилых вагончика. Но большой настоящий цирк тут и не мог разместиться.

Перед одним из вагончиков собралась целая толпа детей, и когда мы подошли поближе, я обнаружила, что он переделан в клетку. Там бродила из угла в угол лама, но она была такая грустная, что я побыстрей покатила коляску Фло дальше. Я раздумывала над тем, умеют ли ламы жаловаться, когда вдруг заметила другое животное. Козочку. Маленькую и беленькую.

Она была привязана короткой веревкой к другому вагончику. Теперь я поняла, откуда доносилось блеяние по вечерам. И сейчас козочка снова заблеяла. Но голос у нее был совсем не такой, как у школьных Снежинки и Пятнышка, – у тех он звучал радостно.

– Бедняжка моя, – прошептала я и подошла поближе к козочке.

Я шла очень осторожно, чтобы не испугать ее. Но она совсем не боялась меня. Наоборот – пошла навстречу, а когда я протянула руку, подставила головку, чтобы я ее погладила. Нос у нее оказался сухой и горячий, а глаза сверкали, как у Белоснежки. Они казались влажными, как у моего папая, когда он тоскует по Бразилии.

– Почему тебя тут привязали? – шепнула я козочке, которая подошла уже совсем близко.

Уши у нее не висели, как у Снежинки. Они торчали в стороны, а то ухо, в которое я шептала, слегка подрагивало, словно от щекотки. Козочка с интересом принюхалась к моему карману.

– Эй! – рассмеялась я. – Там для тебя ничего интересного нет.

– А может и есть, – ухмыльнулась Фло.

Тут эта коза ловко вытащила из кармана скомканный листок бумаги. Сжевала его, проглотила и облизнулась, будто это и в самом деле было что-то вкусное.

– Не понимаю, – удивилась я. – Это же был листок с контрольной по математике!

– Тогда можешь считать, что она уже сыта, – заметила Фло. – Теперь у нее в животе тюльпаны герра Груэнштанге и покупки герра Пакманна.

Я снова рассмеялась.

– Только бы у нее не было расстройства желудка. Вот уж не знала, что козы едят бумагу.

– Козы едят все, – сказала Фло. – Я где-то читала, что они могут есть даже обледенелые ветки вместе со льдом!

Козочка принялась облизывать мои руки, и я снова рассмеялась, потому что это было щекотно.

– Моей кошечке следовало бы у тебя поучиться, – сказала я и почесала между рожками у козы.

В ответ она ткнулась в мою щеку своей мордочкой.

– Ты ей понравилась, – заметила Фло, и на сердце у меня от этих слов слегка потеплело.

Мы не видели артистов цирка в тот вечер, но когда уходили домой, мне ужасно хотелось прихватить с собой и белую козочку.

Вечером мама напекла блинчиков со шкварками. Я съела семь штук, а моя Белоснежка даже не прикоснулась к своей миске. А чему тут удивляться, если она слопала целых одиннадцать рыбных сухариков!

После ужина мы сели играть в карты. Мама играла с нами и страшно ругалась, потому что осталась в дураках семь раз подряд. Фло выиграла трижды, а я – четыре раза. Потом нас спровадили спать.

Вскоре моя подруга начала похрапывать, а я не спала – лежала и смотрела в темноту. Потом услышала, как заблеяла белая козочка возле циркового шатра, и вдруг подумала, что не хочу быть дрессировщицей животных. Даже в воображении. Львы в Париже от этого ничего не потеряют, и снежный барс тоже.

Лучше я стану защитницей животных. К тому же, имя Лола Львиное Сердце прекрасно подходит к такой роли. Львиное сердце сильное и мужественное, а какое же еще нужно для того, чтобы бороться за свободу всех зверей, которых держат в неволе!

Я закрыла глаза и открыла огромный огороженный парк-заповедник в горах. Там росли ивы и сосны, было много лесенок и горок, чтобы зверям не было скучно, и маленьких водоемов, где они могли бы купаться. Но для начала я освободила из цирка семерых львов, пятнадцать медведей, девять слонов, тридцать обезьян, четыре ламы и двух козлят, и на своем реактивном самолете доставила их туда.

– Здесь вы можете жить совершенно свободно, и никто не посмеет вас тронуть! – торжественно заявила я.

Животные, разумеется, были просто счастливы. Я тоже попробовала почувствовать себя счастливой, но тут в прихожей зазвонил телефон, и я услышала, как мама говорит с папаем.

– Пока, мое сокровище, – закончила она разговор. – Рада была тебя слышать.

Тут я снова вспомнила про разговор с мамой Алекса. Я тоже была бы рада услышать его голос! Вечером этот разговор как-то вылетел у меня из головы, но теперь, когда я закрыла глаза, чтобы вернуться в свой заповедник, голос этой женщины зазвучал, словно эхо: «У Алекса больше нет времени для тебя. И пожалуйста, не звони сюда больше!»

8. Маленький человечек, завязанная узлом дама и клоун с двумя лицами

Я перестала звонить Алексу, но думать-то о нем я не перестала.

Я думала о нем, когда насыпала в мисочку корм для Белоснежки, и когда на уроке немецкого Целовальник обстреливал Аннализу шариками из жеваной бумаги. Я думала об Алексе, когда мы с Линой кормили свежим сеном Снежинку и Пятнышко в загоне, и когда я возвращалась домой после школы. А когда на светофоре загорелся красный, я так громко завопила «Сто-о-оп!», что два пожилых господина испуганно шарахнулись на тротуар и уставились на меня. Мне это происшествие пошло на пользу, потому что на весь остаток дня мне удалось начисто выбросить Алекса из головы.

Фло опять нужно было на лечебную гимнастику, поэтому я решила сводить свою маленькую тетю к цирку и показать ей козочку. Было без четверти три, и перед кассой уже выстроилась очередь. Ого, сколько взрослых и детей хотят посмотреть представление!

Когда все желающие купили билеты, из будочки-кассы вышел мужчина. Очень низенький, в огромной черной шляпе, а нос похож на картофелину.

– Ну? – спросил он. – Вы тоже хотите?

Тетя Лизбет так сильно кивнула, что ее голова чуть не отвалилась. Но мне пришлось его разочаровать.

– У нас нет денег, – ответила я.

Маленький человечек подмигнул мне, а потом прошептал что-то тете на ухо. Малышка просияла.

– Атся удель, Ибсель и Ола не надо леты, так.

Мужчина рассмеялся.

– Что говорит твой маленький братик?

– Это моя тетя, – поправила я.

Но из того, что она сказала, я рискнула перевести только вторую часть. В первой тетя Лизбет назвала маленького мужчину пуделем, и это было не очень-то вежливо.

– Моя тетя говорит: вы сказали, что нам можно пройти на представление и не платить, если мы хотим, – передала я.

Мужчина кивнул, и мы с тетей вошли в шатер. В представлении участвовали только три артиста: маленький мужчина, женщина и клоун. Само собой, они показывали всякие интересные штуки. Мужчина жонглировал тарелками, мячами и ножами, и при этом расхаживал на ходулях. Женщина балансировала на канате под самым потолком шатра цирка. И еще у нее был номер, когда она завязалась узлом, и я испугалась, что она больше не сможет развязаться. Но – алле оп! – и она уже, выпрямившись, как струна, стояла на манеже, и со всех сторон гремели аплодисменты.

Тете Лизбет больше всего понравился клоун.

– Лон круто! – завопила она, когда клоун стал доставать из ушей разноцветные платочки. Между номерами он плясал, то и дело спотыкаясь о свои огромные ботинки, а в конце убегал от ламы. Он перепрыгивал через барьеры и стулья, а лама бежала за ним.

Тетя Лизбет в восторге хлопала в ладоши и визжала:

– Ама смешно!

Другие дети тоже смеялись доупаду. Но мне было не до смеха. Если приглядеться, лама совсем не выглядела веселой, когда бегала за клоуном, – наверно потому, подумала я, что потом ей все равно придется возвращаться в свою клетку.

Козочка не появилась. Я увидела ее только после представления, когда зрители уже почти разошлись. Она все еще была привязана и жалобно блеяла.

– Коза рустно, – сказала тетя Лизбет, и я кивнула.

Да, козочка была очень-очень грустной, но сегодня она обрадовалась мне даже больше, чем вчера. Она тыкалась мордочкой в мои ладони и осторожно покусывала кончики пальцев. А когда она побежала за мной, и веревка натянулась, у меня прямо сердце заныло.

– Как бы мне хотелось тебя отвязать! – сказала я.

– А ну-ка отойди оттуда! – вдруг раздался сердитый голос.

Я испуганно оглянулась. Позади меня стоял клоун, которого я смогла узнать только по ярко-рыжим вихрам. Я думала, что это парик, но волосы у него оказались настоящими. Вместо клоунского костюма на нем были джинсы. Грим с лица он уже смыл, а вместе с ним, похоже, смыл и веселье.

– Козочка такая несчастная! – сказала я тоненьким-тоненьким голоском.

– Это никудышная коза! – проворчал клоун. – Она не поддается дрессировке, и выдергивает мне волосы! А недавно у нее был понос, и теперь она вся грязная.

Я поперхнулась. Мне хотелось сказать клоуну, что он говорит ужасные вещи, но я не решилась. Тетя Лизбет потянулась ко мне, и я взяла ее на руки.

– Лон плохо, – прошептала она мне на ухо.

Да, моя тетя была совершенно права.

Дедушка как-то сказал, что есть хорошие люди с плохими качествами, и плохие люди с хорошими качествами. Мне кажется, клоун относился ко второй категории. Его хорошим качеством было то, что он умел смешить людей. Но без грима он был очень злым.

9. Мотель в Бразилии и моя новая школа в Гамбурге

– Подставляй губы! – скомандовала я дедушке, когда он вошел ко мне в комнату в воскресенье утром.

Белоснежка пряталась в моем суперкосмическом экспрессе для путешествий по Вселенной, и иногда было слышно, как она там шевелится. Я решила последовать маминому совету и отвлечься. С тех пор, как я познакомилась с цирковой козочкой, мне стало проще не обращать внимания на свою трусливую кошку. Похоже, Белоснежку это вполне устраивало.

Дедушка подставил губы, и я сжала их пальцами.

– Теперь скажи: «цирковая коза»! – скомандовала я.

– Ырка-а-а! – промычал дедушка, надув щеки.

Я рассмеялась: это наша с дедушкой любимая игра. Но потом вздохнула, потому что она напомнила мне о поцелуях, а поцелуи сразу же напомнили мне про Алекса. Прошло уже пять дней с тех пор, как его мама швырнула трубку. И ни слова от него! А Пенелопа уже могла бы оклеить целую комнату открытками от Джеффа!

Со стороны цирка донеслась музыка. Наверно, начиналось дневное представление. В своих фантазиях я каждую ночь похищала козочку из цирка, но в действительности старалась навещать ее как можно чаще.

– Бывают чудесные цирки, в которых нет животных, – сказал дедушка. – «Цирк дю Солейль», например. Сходим, когда они приедут в Гамбург?

Я кивнула, но снова вздохнула. Название цирка напомнило мне о Франции, а Франция напомнила об Алексе.

– Есть новости из Бразилии! – возник на пороге папай. – Я только что разговаривал с тетей Мемой. Она открыла мотель.

– Что? – я мигом спрыгнула с дедушкиных коленей. Это и есть тот сюрприз, о котором моя бразильская тетя говорила по телефону?

– Мотель – это что-то вроде небольшой гостиницы, – объяснил папай. – Тетя Мема говорит, что он красивый и расположен в чудесном месте. Она собирается прислать фотографии и спрашивает, не хотим ли мы приехать погостить.

У меня зачесалась голова. Отличная новость!

– Конечно, хотим! – закричала я. – Разве нет?

Папай улыбнулся. Он уже больше десяти лет не был на родине, и по его глазам было видно, каким заманчивым кажется ему это приглашение.

– Я поговорю с мамой, – сказал он. – А теперь собирайся! Пора в школу. Ты вообще-то готова?

Что? Какая школа?

– Сегодня воскресенье, – напомнила я папаю.

– Будто я не знаю, – ответил он. – Сегодня же день открытых дверей.

Ох ты! Совсем забыла. Конечно, папай имел в виду новую школу, в которую я перейду после летних каникул!

Мама была на дежурстве, поэтому в новую школу отправились мы с Фло и Пенелопа с папаем.

Трудно сказать, радовалась я новой школе или побаивалась ее – скорее всего, было и то, и другое. Эта школа находилась довольно далеко от нашего квартала, и когда мы туда добрались, двери, ясное дело, уже давно были открыты. Здание было огромное, гораздо больше нашей школы с козами, в школьном дворе толпились сотни детей и родителей. Я увидела даже старшеклассников – двое, парень и девушка, спрятались за деревом и целовались. И тут я в третий раз подумала про Алекса и быстро отвернулась к лотку с вафлями, перед которым собралась куча детей. Среди них я обнаружила Фредерику, Сола и Целовальника. И, к своему ужасу, – Аннализу.

Еще в пятницу, на короткой переменке, мне хотелось впиться в ее щеки ногтями.

– Вчера Муки лизнула меня в нос, – говорила она во всеуслышание. – А позавчера Муки решила поспать прямо у меня на груди. Муки ест кошачьи сухарики, только если я кормлю ее с руки. А как поживает твоя кошка, Лола?

– Моя кошка поживает отлично, большое спасибо! – прошипела я и подумала, не рассказать ли, как цирковая козочка ест у меня из рук. Но тут же прикусила язык.

– Что понадобилось этой корове в нашей новой школе? – сердито проворчала я. Аннализа топталась возле лотка с вафлями и слышать нас не могла.

Фло поморщилась. И вдруг улыбнулась. К нам подошла девочка с темной кожей и черными кудряшками. Это была Глория, и еще совсем недавно я даже представить не могла, что буду рада ее видеть. Ведь именно Глория получила вторую главную роль в фильме про вампиров. Тогда я ужасно ей завидовала и считала ее задавакой. Но после несчастного случая с Фло мы подружились.

– Ой! – приветствовала я Глорию. По-бразильски это значит «Привет!». – Ты тоже переходишь в эту школу?

– Я уже здесь учусь, – ответила Глория. – После каникул иду в шестой класс. Фло говорит, что вы подали сюда документы. Супер! Теперь будем чаще видеться. Показать вам школу?

Мы кивнули, и я пошла к папаю и Пенелопе, чтобы предупредить их. Они как раз беседовали с учителем и учительницей. Учитель, к которому обращалась Пенелопа, был одет в джинсы, кроссовки и оранжевую футболку с черными цифрами. У него оказалась очень славная улыбка, и я понадеялась, что он будет нашим преподавателем математики. Учительница, с которой беседовал папай, была похожа… на рыбу-шар, по-другому и не скажешь. Она была такая круглая, что и не поймешь, где бедра, а где талия, и вдобавок коротенькие ручки и ножги. На ней было вязаное лиловое платье с вышитыми цветами.

– Это фрау Шмидт-Меллендорф, – сказал папай, когда я подошла поближе. – Она преподает математику и французский.

Фрау Шмидт-Меллендорф протянула мне руку. Рука была маленькой и тугой, будто в нее накачали воздуха.

– Привет, Лола, – сказала она. – Я слышала, у тебя есть приятель в Париже. Ну, тогда французский у нас пойдет легко!

Я ахнула и сердито покосилась на папая. Как это понимать? Как мог папай рассказать почти незнакомой женщине про моего друга?

– Глория покажет нам школу, – буркнула я.

Только отвернувшись, я смогла перевести дух. Ведь сам папай всегда говорит, что людей нельзя обсуждать за глаза. И мне не очень хотелось, чтобы моей учительницей стала эта рыба-шар. Лучше пусть будет мужчина в футболке с цифрами. А еще лучше – моя любимая фрау Вигельманн.

– Ну как, познакомились с Мелли? – поинтересовалась Глория, когда мы уже шли по длинному коридору на первом этаже. – Она супер, особенно по математике. В начальной школе у меня всегда были у нее пятерки. А этот новый учитель, наверно, будет преподавать физкультуру и физику.

Я только хотела спросить, какие еще здесь есть учителя, но мы уже свернули в огромную кухню. Там стояли десятка два газовых плит, а над ними висели полочки с тысячами приправ.

– Здесь учат готовить, – пояснила Глория. – У нас есть такой предмет. Каждый может выбрать свой любимый рецепт. На следующей неделе моя очередь, и мы будем готовить фейжоаду.

– Ух ты! – восхитилась я.

Все-таки учиться готовить в школе – это здорово! Музыкальный класс, куда нас потом повела Глория, мне тоже понравился. Там были гитары, саксофоны, трубы и даже ударные. И два бразильских барабана. За одним сидел мальчик со светло-карими глазами и темно-коричневой кожей и отбивал какой-то сложный ритм. На нем была желтая футболка с цифрой 10.

При виде нас он оставил в покое барабан и подошел к Глории.

– Ой, – сказал он. – Тудо бем?

Я улыбнулась, но промолчала. Естественно, я поняла, что сказал мальчик. В переводе с бразильского это значит «Привет. У тебя все в порядке?».

– Тудо бем, – ответила Глория.

Я подумала, не сказать ли и мне что-нибудь, но заметила, что мальчик искоса меня рассматривает. Уголком глаза.

– Эла э линда, – сказал он Глории.

Ох ты! Он сказал, что я красивая!

Глория рассмеялась.

– Осторожно, она понимает наш язык! – предупредила она.

Мальчик взглянул мне прямо в глаза, и мне показалось, что его темно-коричневое лицо чуть-чуть покраснело. В его глазах как будто солнышко засияло, а я просто не знала, что сказать.

Тут, к счастью, появился Сол. Он тоже пришел в музыкальный класс, сел за ударные и принялся барабанить. Глория схватила треугольник, а Фло – бубен.

Мы с мальчиком остались ни с чем. Тогда он сказал:

– Муй номе э Фабио.

Ну и ну! Моего папая тоже зовут Фабио, и когда я сообщила об этом мальчику, он рассмеялся. Потом я сказала, что меня зовут Лола, и что я наполовину бразильянка, а мальчик спросил, не хочу ли я посмотреть другие классы. Я кивнула и оставила Фло с Глорией и Солом.

Фабио показал мне кабинет химии, кабинеты рисования и информатики, и новая школа вдруг начала мне нравиться. В нашей школе с козами мы почти все время сидели в одной классной комнате, и там не было учеников-бразильцев.

– Давно ты живешь в Германии? – спросил Фабио, когда мы добрались до кабинета биологии.

– Всю жизнь, – ответила я, трогая ребра чьего-то скелета. – А ты?

– Скоро пять лет, – ответил Фабио. – Мы приехали из Рио. Мой папа теперь преподает в Гамбургском университете. Мама была танцовщицей, но сейчас она ведет занятия по капоэйре в нашей школе.

– А что такое капоэйра? – спросила я.

– Это такой афро-бразильский боевой танец, – ответил Фабио. – Тебе полагалось бы знать!

– Наверно. – Мне стало чуть-чуть стыдно. – К сожалению, я никогда не бывала в Бразилии.

– Тебе бы там понравилось. В Бразилии за тобой будут бегать толпы мальчиков, – Фабио опять улыбнулся, и у меня вдруг зачесалась голова. Может, рассказать ему, что у меня был друг в Париже, но я его бросила? Эх, Алекс еще пожалеет, что у него не нашлось для меня времени.

– А это что? – Я указала на стену, где висели фотографии.

– Конкурс, – сказал Фабио. – На лучшую фотографию животных. Моя сестра заняла второе место.

– Замечательно! – я повнимательнее присмотрелась к фотографиям. На одной маленькая белая мышка выглядывала из красного клубка, на другой крошечный щенок спал в ботинке.

– Это второе место? – спросила я с любопытством.

– Нет, – ответил Фабио и кивнул на фотографию в зеленой рамке.

Я увидела темно-коричневое лицо девочки, губы, сложенные в поцелуе, и раскрытую ладонь. На ней сидело что-то зеленое. Очень зеленое и очень большое! В глазах у меня потемнело. В голове стало пусто, а руки и ноги отказались слушаться. Если бы не Фабио, я бы точно грохнулась на пол. А так я упала прямо ему в руки и изо всех сил зажмурилась.

– Что с тобой? – спросил он.

– У меня фобия, – едва смогла выдавить я. – Я жутко боюсь лягушек.

– Бедняжка, – Фабио погладил меня по спине. – Ты лучше закрой глаза, а я тебя выведу отсюда.

Когда через час мы с Фло, папаем и Пенелопой возвращались домой, в моей сумочке лежал листок бумаги. На нем был записан телефон Фабио, а в голове у меня творилось Бог знает что.