Текст книги "Лола в свадебном путешествии"

Изабель Абеди
Лола в свадебном путешествии

Для моей немецко-бразильской семьи, включая Вовó Эдит и Тио Фердинандо.

Для Миры, которая подарила Лоле голос.

И для Прийянки, чье имя означает «любовь».

© Loewe Verlag GmbH, Bindlach/Germany, 2008

© ООО Издательство «Ранок», 2016

1. Я снимаю бункер и слышу кое-что странное

Говорят, что свадьба – самый прекрасный день в жизни. Но это только половина правды.

Вторая половина звучит так: свадьба может быть опасна для жизни. В особенности, для жизни невесты.

Достаточно одной крошечной ошибки, чтобы навеки погубить счастливый брак. Вы просто не поверите, сколько таких ошибок можно совершить всего за один свадебный день!

Начнем прямо с нижнего белья. Невеста должна надеть его шиворот навыворот, чтобы запутать злых духов. А если они не запутаются, то превратят первую брачную ночь в сущий ад.

Свадебное платье таит в себе в четыре раза больше опасностей. Во-первых, оно не может быть голубым. Во-вторых, его можно надевать только в день свадьбы. В-третьих, жениху нельзя видеть платье до свадьбы. В-четвертых, невесте нельзя шить свадебное платье самой, иначе она прольет столько же слез, сколько сделала стежков. Жемчуг тоже означает слезы, именно поэтому невесте ни в коем случае нельзя надевать жемчужное ожерелье, даже если оно из тех жемчужинок, которые раздают в нашей «Жемчужине юга» – а ведь они, как известно, в обычные дни приносят счастье. А еще невеста должна положить в одну туфельку монетку, чтобы у них с мужем никогда не было проблем с деньгами. Иначе ее детям придется ходить в школу босиком, потому что родители не смогут купить им даже поношенные ботинки, и есть один черствый хлеб. Лично мне кажется, что лучше пусть ноги мерзнут, чем в животе бурчит от голода.

Если невеста в день свадьбы посмотрится в зеркало слишком рано, тоже может случиться ужасная беда. Например, у них с мужем не будет детей. Она станет бесплодной, как говорят знающие люди.

Вот она какая, вторая половина правды.

Но теперь все желающие вступить в брак могут вздохнуть с облегчением: для того, чтобы свадьба прошла безупречно, надо просто обратиться к Лоле Лавкисс.

Я – организатор свадеб.

Мои глубокие познания и хорошо продуманные планы помогут сделать этот самый прекрасный день в жизни действительно самым прекрасным днем в жизни. Я не только помогу молодоженам не наделать ужасных ошибок, но и сама обо всем позабочусь: выберу церковь, организую торжественную часть, приглашу гостей и помогу спланировать незабываемый медовый месяц.

У меня много знаменитых клиентов со всех концов света. Я организовывала свадьбы поп-звезд и знаменитых журналистов, киноактеров и защитников животных, и, конечно же, секретных агентов.

Однажды ночью я как раз устраивала свадьбу русского шпиона и американской шпионки. Они должны были обручиться в ходе выполнения опаснейшей миссии. К тому же, свадьба должна была проходить в обстановке глубокой секретности, чтобы гостей не перестреляли враги. Но особенно внимательно надо было следить, чтобы не случилось никаких ошибок, иначе самый счастливый день этой пары мог превратиться в кровавую бойню.

Поэтому я арендовала подземный бункер в Гонолулу и доставила туда все, что требуется для венчания и приема гостей. На приглашениях был написан пароль. Гости должны были назвать его, и только тогда вооруженный охранник пустил бы их в бункер. Для полной безопасности я приготовила для всех присутствующих бронежилеты и проверила восьмиярусный свадебный торт с помощью специального устройства для просвечивания свадебных тортов. Только так я могла быть уверена, что никакой атомной бомбы в торте нет.

По окончании праздника я отправила молодоженов на своем суперкосмическом экспрессе для путешествий по Вселенной на планету любви Венеру, где они должны были безмятежно провести медовый месяц. И как только счастливые молодожены затерялись в космосмическом пространстве, все гости закричали: «Да здравствует организатор свадеб Лола Лавкисс!» А я в ответ завопила не своим голосом «Ай!», потому что пять острых иголок впились в большой палец моей ноги. Сначала я решила, что на меня напали враги, но потом присмотрелась, заметила подрагивающий хвост Белоснежки и, вздохнув, вернулась к действительности.

Наверно, мне ничего не надо вам объяснять, но так уж положено. Поэтому повторяю: каждый раз, когда я не могу уснуть, я представляю, кем бы я могла стать, если бы не была собой. Вот уже три недели подряд я представляю себя организатором свадеб.

На самом деле я Лола Фелозо – дочка мамы и папая, внучка бабушки и дедушки, племянница тети Лизбет, подруга Алекса из Парижа, лучшая подруга своей лучшей подруги Фло и хозяйка Белоснежки – черной кошечки, которая перепутала мой палец со своей игрушечной мышкой.

– И вовсе не смешно, – проворчала я и покосилась на будильник. Двадцать минут двенадцатого. Самый прекрасный день в моей жизни приближается с каждой минутой.

Нет, только не подумайте, что я собираюсь замуж. Я, конечно, влюблена, но мне всего лишь десять, а значит, я еще слишком молода, чтобы, как говорится, «вступить в брак». Вместо этого женяться самые близкие и дорогие для меня люди. А именно – тамм-тамм-та-та-а! – мои родители.

Все начнется через семь часов десять минут. Правда, это будет еще не свадьба, а отъезд в аэропорт.

Потому что сначала мы летим в Бразилию, на родину папая. Мои родители хотят пожениться именно там, они уже давно об этом договорились. И это гораздо лучше, чем свадьба в подземном бункере или в суперкосмическом экспрессе для путешествий по Вселенной, или даже на Венере.

Наконец-то я смогу познакомиться с бразильской половиной моей семьи: бабушкой Елизаветой и семью сестрами папая, у которых все имена начинаются на букву «М». Одна из них, тетя Мема, недавно открыла свой мотель. Это что-то вроде гостиницы. Он находится в Сан-Паулу, на маленьком острове Морро. Папай утверждает, что это одно из самых волшебных мест в Бразилии.

Папай еще на прошлой неделе разослал приглашения всем бразильским гостям. Одно было для бабушки и моих семерых тетушек с семьями. Я украсила все карточки красными сердечками и темно-фиолетовыми отпечатками губ и побрызгала конверты любимыми мамиными духами. Мы запланировали свадьбу на следующие выходные в Бразилии. Но в списке приглашенных были и гости из Германии: моя подруга Фло и ее мама Пенелопа решили отправиться вместе с нами. Кроме того, с нами летела тетя Лизбет.

Это были хорошие новости.

Плохая новость – маман Алекса опять сказала «нон». Маман – французское слово, оно означает «мама», и произносится так, как будто вам в нос что-то попало. Ну, а «нон» по-французски означает «нет». Это значит, что Алекс не сможет полететь в Бразилию, потому что должен ходить в школу во Франции.

Небольшим утешением для меня была промежуточная посадка в Париже. Там живет Алекс, и он обещал, что приедет в аэропорт, чтобы побыть со мной хоть немного.

– Лучше четверть часа, чем вообще ничего, – сказала я Белоснежке, которая снова разлеглась на моем одеяле. – Как думаешь?

Кошечка зевнула, а я вздохнула, потому что сон пропал. Планировать чью-нибудь свадьбу сегодня мне не хотелось. А больше всего хотелось убедиться, что мама и папай уже собрали все, что может понадобиться для свадебного путешествия.

Я прокралась в прихожую, где уже стояли три чемодана. Большой желтый – это мой. Я упаковала его еще пять дней назад.

Папай еще не вернулся из «Жемчужине юга», где они с дедушкой обсуждали все важные моменты на следующую неделю. Впервые со дня открытия папай оставляет ресторан так надолго. Но это не страшно, потому что половина ресторана принадлежит дедушке. А Пенелопе, которая по-прежнему работает у нас официанткой, тоже нашли замену.

В бабушкином книжном магазине, к сожалению, замены ей не нашлось. Поэтому бабушка тоже сначала сказала «нет», когда тетя Лизбет пожелала слетать в Бразилию.

– Вики и Фабио устроят еще одну свадьбу в Гамбурге, – сказала она своей младшей дочери. – Тогда ты тоже сможешь принять в ней участие и будешь бросаться цветами, сколько душа пожелает!

Но тут тетя бросилась на пол, замолотила кулачками по полу и завизжала, как поросенок.

Говорить как следует моя тетя еще не умеет, но визжать у нее получается просто гениально, особенно, если она хочет чего-то добиться. Обычно тетю Лизбет можно чем-нибудь отвлечь и успокоить, но на этот раз об этом не могло быть и речи. Тетя визжала так, словно речь шла о жизни и смерти. Со стороны можно было подумать, что включили на полную мощность пожарную сирену. Лицо малышки покраснело, потом стало фиолетовым, а потом синим. Тетя начала махать руками и задыхаться. Она хватала воздух ртом, а на выдохе визжала, и делала это все быстрее и быстрее.

Бабушка от страха побледнела, как свадебное платье. Я тоже испугалась. А вдруг и в самом деле можно умереть от визга?

К счастью, этого я так и не узнала. Бабушка встряхнула свою дочку за плечи и крикнула:

– Лизбет, ты слышишь меня? Я говорю – да! Да, ты можешь ехать в Бразилию!!!

Тут тетя перестала визжать, и вопрос был окончательно решен.

Наверно, думала я, пробираясь босиком в прихожую, стоило бы позвонить Алексу и объяснить ему, как можно уломать маман. Хотя, учитывая ее характер, она, пожалуй, позволила бы ему умереть, чем поменяла свое «нет» на «да».

Тут я услышала озабоченный голос бабушки. Он доносился из кухни.

– Обещай мне, что будешь хорошо присматривать за Лизбет! Особенно в Сальвадоре и на пляже, и рядом с лошадьми, и там, где бегают на свободе всякие там обезьяны…

– Мама, – успокоила ее моя мама, – у меня самой когда-то была маленькая дочь. Уж как-нибудь я справлюсь с трехлетним ребенком.

Бабушка ничего не ответила, только вздохнула. Я уже хотела войти в кухню и напомнить, что там будем еще и мы с Фло, так что тетя Лизбет не останется без надзора, но тут бабушка спросила:

– А ты? Я из-за этих переживаний все забыла. Ты была вчера у Франца?

– Да, – ответила мама.

– И? – бабушкин голос дрогнул. – Говори, Вики!

– Да, – подтвердил мамин голос.

Не знаю, что меня встревожило. Имя Франц, которого я никогда раньше в нашем доме не слышала, или дрожь в голосе бабушки, или то, как мама дважды произнесла «да». Негромко и как бы… с опаской, что ли. Такое впечатление, что ее «да» повисло в воздухе, а потом наступила тишина. Насчет этой тишины было непонятно, хорошая она или плохая.

Мне стало не по себе. Я бы, может, и прижалась ухом к кухонной двери, чтобы узнать, чем закончится этот разговор. Но тут я вспомнила, как уже однажды подслушивала, стоя босиком в прихожей. Ночью перед моим десятым днем рождения. Только в кухне тогда были дедушка с папаем. Они беспокоились за «Жемчужину юга», потому что у нас не было денег, и через пару недель ресторан пришлось бы закрывать.

Не хотелось бы мне сейчас услышать что-нибудь в этом роде.

Собственно, мне вообще ничего не хотелось ни слышать, ни знать.

Я хотела радоваться свадьбе моих родителей, первому в своей жизни полету через океан, моим бразильским родичам, лошадям и обезьянам, пересадке в Париже, – словом, всем предстоящим пяти неделям каникул. Поэтому я зажала уши ладонями и на цыпочках пробежала в свою комнату.

Белоснежка все еще сидела на кровати, а когда я забралась под одеяло, моя маленькая кошечка мяукнула.

– Я буду скучать по тебе, – шепнула я. – Но Вивиан Балибар за тобой присмотрит.

Я осторожно протянула руку к кошке. Вивиан Балибар – наша соседка. Несколько недель подряд она была единственным человеком, которому удавалось погладить мою кошку.

Но теперь Белоснежка и мне доверяла. Она ткнулась мне в руку своим холодным носом, потом забралась ко мне на живот и начала тихонько мурлыкать.

Под эти успокаивающие звуки я и уснула.

2. Ужасный крик и диво дивное

Утром, ровно в половине шестого, меня разбудил сердитый голос бабушки.

– Нет, нет и еще раз нет! – доносилось из прихожей. – Это мое последнее слово!

– Да! – выстрелило, словно из пушки. – Да, да, да! Рюшки Азили!

Бабушка застонала и крикнула маме:

– Она не хочет ничего оставлять!

Я рассмеялась и выпрыгнула из постели.

«Азили» – так моя тетя называет Бразилию, а «рюшки» – это ее тряпичные зверушки. Их у нее – ползоопарка. Пару месяцев назад она настояла, чтобы ее любимцев отнесли в детский сад в черном чемоданчике. Теперь этот чемоданчик стоял у нас в прихожей, рядом с другим, таким же большим, на который я под присмотром тети прилепила наклейку «Ибсель Пэк».

– Не знаю, сможем ли мы взять все это, – папай озабоченно нахмурился.

В конце концов мы смогли.

Через три часа мы помахали бабушке и дедушке и прошли через стойку паспортного контроля к самолету. Моя тетя выудила из чемодана три «рюшки» и заявила, берет их с собой в салон. Это были безрогий носорог, ухмыляющийся телепузик и белый медведь, испачканный вареньем.

– Рюшки окно, Опа каю! – твердо сказала тетя Лизбет Пенелопе, когда мы подошли к нашим местам.

Мы вошли в салон самолета первыми, и стюардесса придержала меня за плечо, потому что я сразу же направилась вперед – к лучшим местам.

– Ваши кресла в хвосте, – улыбнулась она и показала цифру на билете.

Ой! А я-то думала, что те, кто пришел первым, занимают места в самом начале салона. Наверное, в самолетах все по-другому. В общем, мы пошли к третьему с конца ряду и стали решать, где кому сесть.

– Твои зверюшки будут сидеть с тобой у окна, а я сяду возле прохода. Я правильно поняла? – смеясь, переспросила Пенелопа.

– Рально, – подтвердила довольная тетя и звучно чмокнула Пенелопу в щеку.

Теперь у Пенелопы тоже было красное пятно на щеке, как у белого медведя, потому что по дороге в аэропорт тетя жевала булочку с вишневым джемом.

– Надеюсь, нас все-таки покормят, – озабоченно пробормотала Фло. – У меня сегодня утром кусок в горло не шел. Сол принес мне бутерброд с крабами. В шесть утра он уже стоял под дверью, чтобы попрощаться, – Фло поплотнее затянула ремень безопасности. – Завтра он улетает в Кито к бабушке и дедушке. Говорит, что в следующем году я тоже должна туда полететь.

На лице у Фло появилось мечтательное выражение. Сол – ее друг, и, конечно, она будет скучать по нему так же, как и я по Алексу.

– Ну что, Кокада? – спросил папай. Они с мамой сидели позади нас. – Как себя чувствуешь перед первым полетом? Волнуешься?

Кокада – это меня папай так называет. Вообще-то, по-бразильски это значит «кокосик», а папай любит кокосы так же, как и меня.

Я кивнула. От волнения во рту у меня пересохло, и язык еле ворочался.

Когда самолет тронулся, я вцепилась в руку Фло. Страшновато было отрываться от земли. Но говорить я все равно не могла. И есть тоже. Когда через полчаса стюардесса подошла к нам с завтраком, я отдала Фло свой бутерброд с сыром, а папаю – пирожок. Выпила только стакан сока. Только перед самой посадкой я смогла произнести:

– Надеюсь, Алекс приедет вовремя.

Зря я надеялась.

– Смотри, кто там! – воскликнула Фло, когда мы с мамой, Пенелопой и тетей Лизбет вошли в маленькое кафе в парижском аэропорту.

Папай застрял у информационного бюро, чтобы выяснить, откуда отправляется самолет в Бразилию. Я проследила за пальцем Фло и увидела Паскаля, младшего брата Алекса. Но рядом с ним стоял не Алекс, а высокая женщина. На ее очень-очень длинных ногах были красные кожаные сапожки на высоких каблуках и с голенищами до коленей. Потом на ней ничего особенного не было, а дальше шло все черное: облегающая юбка, крошечный пиджачок и огромные солнцезащитные очки.

Я сглотнула. Женщина держала Паскаля за руку, значит, это была мама Алекса. Паскаль помахал рукой, и женщина широко улыбнулась. Когда они подошли к нам, она сняла солнечные очки. Я сглотнула еще раз. Мне были знакомы эти широко распахнутые зеленые глаза с густыми изогнутыми ресницами. У Алекса были такие же.

И тут я сглотнула в третий раз. Точнее, попробовала это сделать, но в горле у меня вдруг появился комок.

Где же Алекс?

Женщина протянула маме руку:

– Люсиль Шевалье. Я есть мама Алекс, – она сочувственно посмотрела на меня. – Ты есть Лола, уи? Мне ощень жаль, но Алекс иметь температура.

– О, – ответила за меня мама. – Какая жалость! Я Вики Юнгхерц, мама Лолы. А это Пенелопа, Фло и Лизбет.

Фло что-то пробормотала, а Лизбет спряталась за спиной у Пенелопы. В тех случаях, когда моя тетя сталкивается с незнакомым человеком, она становится пугливой.

Паскаль вытянул изо рта леденец и протянул его тете.

– Будешь конфетку? – спросил он.

Тетя Лизбет покачала головой.

Я тоже покачала головой. Но не из-за Паскаля, а из-за того, что говорила его маман. Ее слова сначала попали мне в живот. Потом поднялись наверх – в голову. И там и засели, требуя немедленных действий.

– Да, но… – пропищала я.

– Это все ощень неожиданно, – продолжала тем временем маман Алекса. – Утром он пощюствовал себя нехорошо, я думала, это из-за волнения. Но щерез щас он имел уже ощень высокую температуру. Даже не смог встать с постели. Естественно, мальщик ощень расстроился. И попросил нас встретить Лолу…

– Но я не хочу, чтобы вы меня встречали! – выпалила я. – Я хочу видеть Алекса! Мы не можем по-быстрому съездить к вам домой?

Маман Алекса покачала головой.

– До вашего рейса ощень мало времени, – ответила она.

– Тогда мы сядем на следующий! – в отчаянии я схватила маму за руку.

– Ах, мышка, – ответила мама. – Самолет – не поезд. На следующий так запросто не сядешь.

– Но тогда… тогда… – у меня перед глазами все поплыло, ладони стали мокрыми. Я не знала, что сказать и зажмурилась изо всех сил. Вспомнила Алекса, как он называл меня «мон шери» или «Лола-львица», и поняла, что не смогу сесть в самолет, не повидав его в Париже.

«Пожалуйста, – попросила я, толком не понимая, к кому обращаюсь. – Пожалуйста, пусть что-нибудь случится!»

Хоть что-нибудь!

Прямо сейчас!

– Наш рейс… – раздался голос у меня за спиной. – Наш рейс откладывается!

Я открыла глаза, обернулась и с открытым ртом уставилась на папая.

– У них, видите ли, технические проблемы, – мрачно продолжал он. – Какая-то дверь не закрывается.

Ох, как у меня зачесалась голова! Так что там говорит папай?

Мама тоже заволновалась. Но совсем иначе, чем я. Так, словно все это ей ужасно неприятно.

– Что же теперь делать? – спросила она.

– Ждать, – сокрушенно развел руками папай. – Придется переночевать в Париже. Авиакомпания оплатит гостиницу. Самолет вылетает завтра в 12:15.

Я вцепилась в руку Фло и забыла, что надо дышать.

Моя подруга улыбнулась и шепнула:

– Твоя бабушка часто говорит, что Господь некоторые желания исполняет сразу.

Лицо у папая вытянулось, а мама вдруг улыбнулась.

– Ночь в Париже, – мечтательно протянула она.

– И с Алексом! – вырвалось у меня так громко, что его маман испуганно вздрогнула.

– Фрау… мадам… э-э… мадам Шевалье! – от волнения я забыла, как к ней обращаться. – Теперь у нас, кажется, есть время. Очень-очень много времени!

– Точно, – согласился Паскаль. – И мы все вместе можем поехать к нам!

– Круто! – закричала моя тетя, высовываясь из-за спины Пенелопы.

Маман Алекса снова вздрогнула и стала теребить пуговицу на своем пиджачке, а Паскаль склонил голову набок и уставился на маман снизу вверх своими огромными глазами:

– Ведь ты же сама сказала, что сегодня тебе не нужно работать целый день!

Люсиль Шевалье надела солнечные очки.

Потом ее густо накрашенные губы дрогнули, и я успела подумать, что если с этих губ слетит «нон», я умру от горя.

3. Неожиданный звонок на Рю де Бак

Умирать мне не пришлось!

Маман Алекса сказала «уи» и попросила называть ее Люсиль. Ярко сияло солнце, а мы мчались в элегантном черном спортивном автомобиле по предместью Сен-Жермен-де-Пре. Мы – это мама, папай и я. Остальные погрузились в такси.

– Сен-Жермен-де-Пре – один из самых прекрасных районов Парижа, – шепнула мама мне на ухо. Ее растерянность уже прошла, и сейчас она была похожа на тетю Лизбет, когда та от восторга начинает бросаться виноградом. Мама наклонилась вперед и что-то сказала Люсиль. Обе рассмеялись. Ой! Мама, оказывается, говорит по-французски! Вот уж не знала. Зато по-бразильски она едва-едва понимает, говорить папай научил только меня.

Я запрокинула голову. Небо было синее-синее. Мои волосы трепал парижский ветер, и я чувствовала себя настоящей кинозвездой. Или человеком, чье самое большое желание только что осуществилось. Люсиль была права. Конечно, нам не хватило бы времени повидаться с Алексом, если бы самолет вылетел вовремя. До Рю де Бак мы добирались почти час.

Название этой улицы я писала уже раз сто – на конвертах с письмами Алексу. Но я даже не представляла, что она такая красивая. Раньше, когда я слышала слова «Рю де Бак», мне представлялось что-то вроде шеренги мусорных баков. Но теперь я точно знаю, что это прекрасная улица. Гораздо лучше, чем знаменитые Елисейские Поля, по которым я дефилировала в мечтах со своими львами в ту пору, когда представляла себя знаменитой укротительницей.

На Рю де Бак было много маленьких магазинчиков. Одежда из бархата и шелка, украшения с драгоценными камнями и даже чучела львов, которые мне, если честно, показались ужасными, – там можно было купить, что угодно. Правда, для этого вам понадобилась бы целая куча денег и масса времени. Денег у меня совсем не было, а время на парижские магазины тратить совершенно не хотелось. Пусть этим занимаются другие.

Мама хотела купить кое-какие мелочи, потому что наш багаж остался в аэропорту. Паскаль хотел показать тете Лизбет магазин с мягкими игрушками. Пенелопа и Фло хотели есть, а папай хотел позвонить в Бразилию, чтобы сообщить тете Меме о задержке рейса. Кроме того, ему нужно было взять ключи в гостинице. Она находилась неподалеку, и как сказала Люсиль, была маленькая, но симпатичная.

– Мы с Паскалем вас проводим, – предложила она, когда мы стояли перед дверью их квартиры. И подмигнула мне: – А ты удивишь Алекса. Могу себе представить, какие у него будут глаза!

Люсиль сунула мне в руку ключ.

– Только не подхвати какой-нибудь вирус, – сурово сказал папай.

Фло подняла вверх большой палец и улыбнулась.

И вот наконец я стояла перед этой дверью. Тяжелой лакированной дверью в конце длинной прихожей с до блеска отполированным паркетом. На двери красовались серебряные звездочки. Я тихонько открыла замок, и голова моя жутко зачесалась.

Алекс никаких «глаз» не сделал. Он спал.

Чтобы добраться до его кровати, мне пришлось перевалить через гору одежды, школьных тетрадей и компакт-дисков, в беспорядке разбросанных по полу. На стене висел огромный плакат с изображениями планет, а на столике рядом с кроватью стояла фотография в рамке. Моя фотография!

Я почесала голову сразу обеими руками.

А потом осторожно села на краешек кровати и стала смотреть на своего друга.

Алекс спал на боку.

Лицо у него пылало, темно-русые волосы прилипли ко лбу. Я положила ладонь на его лоб: тот просто горел.

– Лола, – пробормотал он, не открывая глаз.

Я чуть не разрыдалась.

– Я здесь, – прошептала я и взяла Алекса за руку. – Открой глаза.

Веки у него дрогнули. Медленно-медленно, будто через силу, он открыл глаза.

– Ну? – сказала я. – Ты рад?

На губах у него появилась блаженная улыбка. Он повторил мое имя и снова закрыл глаза. Вытащил свою руку из моей и перевернулся на другой бок. Раздался французский храп, и я подумала, что так дело не пойдет.

– Эй! – закричала я и стала трясти своего друга за плечо. – Ты что, хочешь видеть меня только во сне? Я здесь, на самом деле здесь!

Алекс обернулся и так удивленно уставился на меня, словно я была пасхальным зайцем и Санта Клаусом в одном лице. Его глаза блестели, и я никак не могла понять, это от температуры, от страха или от радости.

Алекс сел, и тут раздался звонок в дверь.

– Что… – Он никак не мог прийти в себя. – Я… Лола? Но я думал… что ты в аэропорту!

– Я там и была, – улыбнулась я.

Я бы сказала еще что-нибудь, но тут в дверь снова позвонили. И снова.

Вот нетерпеливые! Алекс обессилено рухнул на подушку, а я вздохнула и пошла открывать. Могли бы оставить нам и побольше времени.

Но это были не наши.

За дверью стояла девочка. У нее были темно-русые блестящие волосы и симпатичное лицо с крошечными веснушками на носу. В руке у нее была книга.

Мы уставились друг на друга. Потом девочка что-то спросила. Прозвучало это так:

– Алекзандр, этилья?

Наверное, она хотела узнать, дома ли Алекс. Но прежде чем ответить, мне нужно было кое-что выяснить.

– Ты Мари-Лу? – сердито спросила я.

На случай, если она не поняла, я ткнула ее в грудь и медленно и отчетливо произнесла:

– Мари-Лу? Ты?

Девочка кивнула. Она посмотрела на меня снизу вверх и подняла бровь. Я окончательно рассердилась. Конечно, я знала про Мари-Лу. Она помогала Алексу с математикой и несколько раз одалживала ему свой телефон. Но тогда я еще не знала, как выглядит его репетитор. Про себя я называла ее коровой Лу, и воображала, что у нее постоянно заложен нос. Она мне казалась настолько смешной, что ревновать к ней было просто глупо. Но сейчас я имела дело не с фантазиями. Мари-Лу попыталась пройти мимо меня в комнату, и моя ревность вспухла, как воздушный шарик.

– Слушай меня внимательно, Мари-Лу! – прошипела я, загораживая ей дорогу. Указав на себя, я проговорила: – Я Лола Фелозо. Алекс – мон шери! Это понятно? Сегодня Алекс болеет! Никакого этилья! Никакой математики! Оревуар!

Кажется, «оревуар» – это «до свидания». Но я не была уверена. Лучше бы, конечно, я сказала «прощай».

Мари-Лу сморщила нос. Насморка у нее никакого не было. А глаза у нее были, как у Бэмби, – большие и голубые. И смотрели они на меня с насмешкой.

Я захлопнула дверь и вернулась в комнату Алекса.

Мой друг опять спал.