Текст книги "Ндура. Сын Джунглей"

Javier Salazar Calle
Ндура. Сын джунглей

Ндура

Сын джунглей

–

Хавьер Саласар Калье

Дизайн обложки © Sara García

Оригинальное название: Ndura. Hijo de la selva

Copyright © Javier Salazar Calle, 2015

Перевод с испанского: Альберто Гарсия Самсонов

Издание первое

Об авторе:

● Web: https://www.javiersalazarcalle.com

● Facebook: https://www.facebook.com/jsalazarcalle

● Twitter: https://twitter.com/Jsalazarcalle

● Linkedin: https://es.linkedin.com/in/javiersalazarcalle

● Google+: https://plus.google.com/u/0/+JavierSalazarCalle_escritor

● Youtube: http://www.youtube.com/user/javiersalazarcalle

Все права защищены. Запрещается полное или частичное воспроизведение или копирование данного произведения любым электронным или механическим способом, включая фотокопирование, магнитную, оптическую или любую другую систему записи, хранения и восстановления информации без разрешения владельца авторского права.

Посвящается тем, кто, как и я, совершают фантастические путешествия и пускаются в увлекательные приключения, не выходя из дома. Потому что именно благодаря им сила воображения продолжает жить и будоражить наш рациональный мир.

Посвящается моему лучшему другу, который умер много лет назад, и моему сыну, Алексу, который носит его имя, и с которым связаны все мои надежды и мечты.

ДЕНЬ 0

Я нахожусь глубоко в дебрях тропической Африки. Сижу, опершись спиной о ствол какого-то дерева. Очередной приступ лихорадки заставляет все тело содрогаться в конвульсиях. Приступы повторяются все чаще. Боль во всем теле не отпускает. Боль – это единственное, что я сейчас чувствую. Не могу унять дрожь. Я на вершине какого-то холма. За моей спиной джунгли – густой, дикий и беспощадный тропический лес. Передо мной – исчезающие, как по волшебству, заброшенные лесоразработки. Видневшиеся тут и там пни, а чуть дальше, несколько заброшенных домов – свидетельства некогда интенсивной вырубки леса и зарождавшегося, но так и не состоявшегося города. Глина, опавшая листва, вперемежку с обломками кирпичей. Цивилизация.

Я нахожусь за тысячи километров от своего дома, от своих друзей, от своей девушки, от своей семьи. Я даже начинаю скучать по своей работе. Благоустроенная, беззаботная жизнь, возможность напиться воды, просто открыв водопроводный кран, поесть в любом баре и, конечно, спать в теплой и сухой постели – всё это так далеко! И безопасность, особенно безопасность! Как мне не хватает сейчас этого спокойствия, когда единственная озабоченность вызвана тем, что не знаешь, чем занять свободное после работы время!  До чего же абсурдными кажутся мне сейчас прежние мои тревоги: ипотека, зарплата, споры с другом, невкусная еда, футбол! Особенно еда!..

Совершенно очевидно, что необходимость выжить в экстремальных условиях меняет мировоззрение человека. Со мной, по крайней мере, произошло именно так. Что я делаю так далеко от своего дома, полумертвый, в самом сердце джунглей Центральной Африки!? Как я оказался в этой безвыходной и жуткой ситуации, достойной пера самого Данте? Как всё это началось?

Мысленно я прокручиваю в голове те обстоятельства, которые привели меня на самый край пропасти, отделяющей жизнь от смерти. Я возвращаюсь к исходному пункту этой скоростной автострады, ведущей прямо в потусторонний мир, и которая, скорее всего, приведет к завершению моего жизнеописания в Книге Жизни…

ДЕНЬ 1

КАК НАЧАЛАСЬ ЭТА УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Я посмотрел на часы. Наш обратный рейс в Испанию вылетал через два часа. Алекс, Хуан и я уже прошли в торговую зону аэропорта Виндхук. Здесь мы собирались избавиться от остатков местной валюты и, между делом, приобрести тот последний сувенир, который мы всегда оставляем на потом. Мы уже поели, и нам оставалось только сделать последние покупки. В подарок отцу я купил раскладной нож с деревянной рукояткой, на которой была выгравирована надпись «Намибия». Несколько фигурок различных животных, довольно искусно выточенных из дерева, я купил в качестве сувениров на подарки. Ещё раньше, в одной из типичных деревень африканской саванны, я купил для своей девушки Елены деревянную фигурку жирафа прекрасной ручной работы. Алекс купил сербатану со стрелами. Как он объяснил, она нужна была ему для того, чтобы внести кое-какое экзотическое разнообразие в виде первобытных атрибутов в игру дартс. С рюкзаками за плечами мы слонялись по аэропорту около часа, наслаждаясь последними минутами пребывания в этой живописной стране, пока нас не пригласили в самолёт. Так как чемоданы были уже сданы в багаж, мы прошли прямо на посадку и, вскоре уже сидели на своих местах в старом, четырёхмоторном, турбовинтовом самолёте, предварительно сфотографировав его пару раз на память. Итак, наше двухнедельное сафари на вездеходе по выжженной солнцем африканской саванне завершилось. И, хотя мы уже заранее начинали скучать по этим местам, нам очень хотелось, наконец, принять горячий душ и поесть чего-нибудь своего, испанского. Грустно было уезжать ещё и потому что, как нам сказали, через несколько дней должно было произойти самое значительное за последние десятилетия солнечное затмение, которое, как раз здесь, в этой части Африки, можно было наблюдать лучше всего.

Из нас троих я был самый отчаянный искатель приключений. Это я, в конце концов, уговорил ребят поехать со мной. Одно дело быть искателем приключений по духу и совсем другое дело искать приключения в одиночку. Сначала мои друзья без воодушевления отнеслись к моему предложению променять расслабляющий, комфортный отдых на севере Италии на экстремальное, в немалой степени, сафари с фотоаппаратом, в 40-градусную жару, с редкой возможностью укрыться в тени от палящего солнца. Однако, как оказалось к концу поездки, никто из них нисколько не разочаровался. Ребята повторили бы такое приключение с удовольствием, не задумываясь.

Самолет должен был доставить нас в международный аэропорт, который находился в 1.000 км к северу. Там мы должны были пересесть на современный и комфортабельный лайнер одной из европейских аэролиний, чтобы вернуться домой.

После взлета мы занялись просмотром фотографий на цифровой камере Алекса. Среди них была одна, особенно забавная: на ней Алекс и Хуан удирают во всю прыть от разъярённого гну. Пока мои друзья заканчивали обсуждение фотографий, со смехом вспоминая забавные истории, я погрузился в свои мысли, посматривая в иллюминатор на проплывающие мимо облака. Я чувствовал себя умиротворенно. Я возвращался домой со своими лучшими друзьями, которых знал еще со школьной скамьи. Позади остались увлекательные приключения в фантастическом по красоте краю. Как будто бы я был участником одного из репортажей Нэшнл Джеографик, которые я так любил смотреть по телевизору во время обеда.  Итак, мы провели сафари на вездеходе по следам больших миграций антилоп гну, мы фотографировали стада слонов и наблюдали воочию повадки львов буквально в нескольких метрах от себя в дикой африканской саванне. Мы видели бои бегемотов, видели крокодилов, притаившихся в ожидании очередной жертвы, видели гиен в лихорадочном поиске падали, грифов, планирующих кругами над какими-то бренными останками, видели каких-то странных рептилий и огромное количество разных насекомых. Мы ночевали в палатках посреди саванны, ужинали у костра под необычно ясным и звездным небом… Словом, это было чудесно! Особенно незабываемое впечатление оставило посещение национального парка Этоша.

Внизу, как бы для контраста со всем видимым ранее, простиралось бесконечное зелёное море. Мы пересекали экватор. Густой тропический лес покрывал буквально всё – бескрайний зелёный ковер. Что-то в этом роде могло стать целью нашего следующего путешествия: вверх по Амазонке на лодке с остановками, чтобы насладиться созерцанием необычных форм жизни этого уникального края. Мы уже вдоволь насмотрелись на огромные, вырубленные человеком плеши в саванне, и теперь нам хотелось увидеть всё величие буйной, первозданной природы и бьющей через край, кипучей жизни, скрывающейся в ней. Нам хотелось прорубаться с мачете через непроходимые заросли, научиться добывать пищу, познакомиться с нетронутыми цивилизацией племенами, увидеть экзотических животных и редкие растения… Ладно, это уже планы на будущий год, если только мне удастся вновь уговорить своих друзей. Ну, а если нет, то и север Италии тоже не так уж и плох.

Сильный хлопок, как от взрыва, и последующий за ним резкий толчок самолёта, вырвали меня из мира фантастических мечтаний и вернули к действительности.  Самолет начало сильно трясти и, вскоре, я почувствовал себя как на русских горках. Меня выбросило из кресла на пол в проходе, прямо на какую-то женщину. Кое-как мне удалось подняться и вернуться на место, стараясь из всех сил не упасть. Отовсюду доносились панические крики. В салоне воцарилась полная неразбериха.

– Горим! Горим! В крыло попали! – прокричал кто-то с противоположной стороны кресел.

– В правое крыло! – уточнил один из пассажиров.

Сначала я не понял, о чем это они, но когда посмотрел в иллюминатор на противоположной стороне салона, увидел густой черный дым, застилающий небо. Дыма было столько, что казалось, неожиданно наступила ночь, трагическая ночь. Самолет бросало из стороны в сторону всё сильнее. Кто-то начал истерически кричать. Из динамиков донёсся едва различимый, нервный голос пилота. Он сообщил, что повстанцы Конго, над которым мы как раз пролетали, выпустили по нам ракету, и что придётся совершить вынужденную посадку в лесу. С какой-то женщиной случилась истерика, и её с трудом удалось усадить на место с помощью двух стюардесс и одного, вызвавшегося помочь пассажира. Все быстро вернулись на свои места, пристегнули ремни и приняли положение, которое нам демонстрировала стюардесса перед взлетом: согнуться, голова опущена к коленям. Мой взгляд упёрся в совсем не вызывающий оптимизма, металлический пол самолета. Нами овладевал ужас. Я вспомнил, как однажды, в новостях говорили об этих повстанцах. В частности, говорили о том, что они контролировали одну из алмазных разработок или шахту по добычи колтана, очень ценного минерала, который используется в производстве карточек для мобильных телефонов, микросхем или даже комплектующих для атомных электростанций. Словом, там было что-то вроде бесконечной и кровавой гражданской войны, длящейся уже более двадцати лет и в которой переплелись экономические и военные интересы многих соседних государств.

Самолет сотрясало с такой силой, что всякий раз, когда меня бросало вперед, я бился головой о спинку впереди стоящего кресла. Ремень безопасности так врезался мне в живот, что дышать мне удавалось с трудом. Вскоре я почувствовал, как нос самолета начал клонился к земле, началось головокружительное снижение. Всё это сопровождалось адским шумом. Казалось, что одновременно тысячи двигателей заработали на полную мощность. Перед этим в динамиках прозвучало последнее сообщение пилота о том, что он попытается посадить самолет на какую-то поляну, обнаруженную им в густых зарослях. Последняя мысль, промелькнувшая в моей голове, была о том, что мы все умрём при ударе о землю. Затем всё смешалось. Последовал оглушительный удар, скрежет, какие-то еще звуки и… темнота…

Когда я пришел в себя, голова просто раскалывалась от боли. Я провел рукой по лбу и почувствовал кровь. Всё тело было покрыто синяками и ссадинами.  Там, где ремень безопасности врезался в тело, зияла открытая рана. Я провел пальцами по ней и, почувствовав острую боль, сильно сжал зубы. Тут я увидел своих друзей. Хуан, казалось, был в полуобморочном состоянии, он издавал какие-то жалобные стоны и слегка шевелился. Алекс… Алекс не двигался совсем. Его лицо, прежде веселое и полное жизни, теперь было абсолютно белым, окаменевшим. Кровь обильно сочилась из раны на затылке. В отчаянии я позвал его по имени несколько раз. Прикоснулся к его лицу. Оно оказалось очень твердым на ощупь. Я принялся его трясти, пытаясь привести в чувства. Я звал его, умолял отозваться, но все было напрасно. Алекс был мертв. Это слово эхом отдавалось в моей голове. Мертв.

Потрясенный, убитый горем и полностью побежденный обстоятельствами, я отчаянно попытался собраться с мыслями. В голове моей продолжали монотонно звучать барабаны, «бум-бум-бум», наверное, последствия катастрофы. Однако вскоре я понял, что это было не в моей голове. Вдалеке я отчетливо расслышал повторяющийся как эхо перестук барабанов. Как будто кто-то, таким образом, передавал сообщения на расстоянии.

– Вот же дерьмо! – подумал я.

Пошатываясь, я поднялся на ноги. У меня вдруг возникла мысль о том, что если нас сбили повстанцы, они непременно придут сюда и схватят нас, а то и просто убьют. Надо было немедленно уходить. Первой моей реакцией было предупредить Алекса, но когда я повернулся к нему, до меня, наконец, дошло, что его больше нет, что он умер. На несколько секунд я опять потерял связь с реальностью и никак не мог собраться с мыслями. Затем, с трудом придя в себя, я подошел к Хуану. Он по-прежнему сидел в своем кресле и пребывал в полуобмороке, только часто вздрагивал, как будто во сне его мучали кошмары.

– Хуан – с трудом произнес я – нам надо уходить отсюда.

– А Алекс? – еле слышно пробормотал он сквозь зубы, не открывая глаз.

– Алекс? Алекс мертв, Хуан – ответил я, изо всех сил стараясь не потерять сознание.

– Давай! Алекс умер и мы умрем, если не уберёмся отсюда. Алекс умер.

Спотыкаясь, я бросился искать свой рюкзак. Вокруг царил неописуемый хаос, но рюкзак я всё-таки нашел. Подобрав его, я направился в хвостовую часть самолета. Здесь ещё горела часть фюзеляжа, и ощущалось настоящее пекло. Тут и там, в самых нелепых позах, лежали пассажиры. Многие были серьёзно ранены, кто-то пытался выбраться наружу, кто-то только приходил в себя. Многие были уже мертвы. Со всех сторон доносились крики, стоны, бормотания. Я добрался до кухни и стал совать в рюкзак всё, что попадалось под руку: банки с напитками, бутерброды, какие-то коробки без надписи и даже одну вилку. С полным рюкзаком я вернулся к Хуану, нашел его рюкзак, который оказался на какой-то женщине, и сложил в него одеяла, которые нам выдавала стюардесса перед полетом. Тут я вспомнил об аптечке, и мне пришлось снова возвращаться в хвост самолета. Аптечку я нашел на полу, она была открыта, и её содержимое было разбросано по всей кухне. Я собрал всё, что оказалось под рукой, и вернулся к Хуану.

– Давай, Хуан, мы уходим.

– Я не могу – прошептал он – у меня всё болит.

– Давай, Хуан, надо встать или нас всех убьют. Я только оставлю рюкзаки снаружи и сразу вернусь за тобой.

– Ладно, ладно, я постараюсь, – ответил он, слегка пошевелившись.

Я взял наши рюкзаки и, слегка покачиваясь от головокружения, выбрался из самолёта наружу. Мне стоило огромных усилий не остановиться и не броситься помогать остальным пассажирам. Но я не знал, сколько времени у нас в запасе, и очень хотел жить, дожить хотя бы до рассвета. Мы находились на самом краю большой поляны. Видимо, пилот попытался посадить самолет именно здесь, на открытом месте, но его немного отнесло в сторону, так как он зацепил крылом верхушки высоких деревьев. Огромный столб черного дыма поднимался к небу, и мог быть виден невооруженным глазом на многие километры вокруг. Я нырнул в заросли и оставил наши рюкзаки у подножья какого-то огромного дерева. Едва я развернулся, чтобы пойти назад к самолету, как на поляне появилась группа чернокожих и хорошо вооруженных людей. Они появились с противоположной от нас стороны поляны.  Я быстро присел и спрятался за дерево. Что-то сильно кольнуло в животе. Партизаны, одетые кто в камуфляж, кто в гражданское, окружили самолет, что-то громко крича и угрожая оружием.  Невозможно было понять ни одного слова, но судя по местности, где мы оказались, это должен был быть язык суахили, хотя, кто его знает, это мог быть какой угодно язык.

– Нитока! – кричали они раз за разом – эний, нитока, мааруси!11
  Язык суахили: enyi!, nitoka, maarusi!: Вы! Выходите! Быстро!


[Закрыть]

Тут же некоторые пассажиры стали выходить из самолета, растерянные и смущенные. Их сразу же укладывали на землю, и, нисколько не церемонясь, начинали тщательно обыскивать. Тем временем подходили ещё повстанцы.  Один пассажир, сидевший в полете перед нами, вдруг резко поднялся и бросился бежать – видимо сдали нервы. Его тут же расстреляли  несколькими автоматными очередями. Он умер мгновенно. Тем временем Хуан, видимо, решил воспользоваться общим замешательством, и бросился бежать в противоположную сторону.

– Баси!22
  Язык суахили: basi:  Стой!


[Закрыть] Баси! – закричал кто-то из повстанцев, заметив рывок Хуана.

– Нифьетуа!33
  Язык суахили: nifyetua!: Стреляйте!


[Закрыть]– громко прокричал тот, который был похож на командира, когда Хуан уже почти добежал до кромки леса.

Не медля ни секунды, двое повстанцев выпустили ему вслед две очереди из автоматов. Одна пуля просвистела рядом со мной, и я резко пригнулся, зажмурив глаза, наивно полагая, что так я мог спастись от пули. Хуан упал на колени метрах в пяти от меня. Его угасающий взгляд на мгновение остановился на мне, на моей съёжившейся в страхе фигуре, и, прежде чем его тело рухнуло на землю, он одарил меня своей последней улыбкой.

– Нитока, мааруси! – продолжали кричать повстанцы тем, кто ещё оставался в самолёте.

Мне не пришлось даже сдерживаться, чтобы не закричать. Я просто онемел от шока. Меня полностью парализовало. Не знаю, сколько времени я пребывал в таком состоянии, но когда я снова пришел в себя, я вдруг осознал, что мне осталось только одно: спасать свою жизнь. И этим спасением было бегство. Я схватил оба рюкзака и поспешно скрылся в зарослях леса, стараясь не шуметь, хотя и получалось это плохо. Все тело болело, я спотыкался на каждом шагу, ноги не слушались.  Я не знал, куда бежать, однако прекрасно понимал, что чем больше будет расстояние между мной и этими дикарями, тем больше у меня будет шансов остаться в живых.

Подгоняемый страхом, я прошагал около двух часов без остановки, пока ноги мои окончательно не подкосились.  Я повалился в траву, почти без чувств от полного физического истощения. Рюкзаки, казалось, были набиты камнями.  Моё левое колено сильно болело. Когда-то, играя в футбол, я получил травму, которую так и не залечил, и которая до сих пор напоминала о себе при чрезмерных нагрузках. Я порылся в своём рюкзаке и достал банку освежающего напитка. Она всё ещё  была прохладной, и я выпил её c жадностью. Пот лил ручьём, обильно стекал по подбородку, как будто я побывал под проливным дождём или только что вышел из бассейна. Мне не хватало воздуха, и я начал дышать глубже, широко разевая рот. Один такой вдох оказался слишком глубоким, и я, поперхнувшись, зашелся в приступе нестерпимого кашля и чихания. Мне показалось, что я сейчас задохнусь. Когда мне удалось успокоиться, но все ещё с трудом восстанавливая дыхание, я увидел, что свет слегка померк, начинало темнеть. Алекс погиб при крушении самолета, Хуан – хладнокровно расстрелян из автомата, два моих лучших друга погибли в течение очень короткого отрезка времени. Причиной всему была какая-то нелепая гражданская война, к которой мы не имели никакого отношения, и смысла которой я не понимал. Почему эти люди не убивают своих прямых врагов или друг друга? Почему они убивают нас? Почему они убили моих друзей, Алекса и Хуана? Вот же сволочи! По мне, так поубивали бы друг друга, и дело с концом! По их вине я оказался один, в этом дерьмовом месте, весь мокрый от пота, обессиливший, задыхающийся и без своих друзей. Почему это происходит со мной, с нами? Смерть Хуана, хладнокровно расстрелянного этими зверями, всплывала в моей голове, как повторяющиеся кадры фильма ужасов. Тускнеющий блеск его глаз, смотрящих прямо на меня в то роковое мгновение. Я попытался не думать об этом, спрятать эти мысли где-нибудь глубоко в складках моего мозга, но безрезультатно. Всего несколько часов назад мы были вместе, смеялись, вспоминая забавные приключения сафари, а сейчас…

Я немного поплакал, и мне стало легче. Я почувствовал себя лучше, во всяком случае, спокойней. Тем временем стемнело. Сумрачный, дикий лес погружался во тьму. Пора было искать место для ночлега. Я боялся спать прямо на земле, в основном из-за опасения, что так меня легко найдут повстанцы. Однако перспектива провести ночь на дереве также не особо радовала. Я боялся змей, крикливых обезьян, да мало ли  ещё какого голодного и свирепого зверья может принести на мою голову. Надо было решать – змеи или обозлённые вооруженные люди? Змеи мне сейчас казались наименее опасным выбором. По крайней мере, они не сделали мне пока ничего плохого. Я начал поиски подходящего дерева, где можно было бы устроиться на ночлег, доступного и удобного для меня и неудобного для змей.

И только тут я обратил внимание на то, какое невероятное количество разных деревьев и растений окружало меня со всех сторон. От самых маленьких, почти микроскопических экземпляров, до огромных деревьев высотой более 50 метров, возвышающихся над всей остальной растительностью и верхушки которых разглядеть отсюда было невозможно. Меня окружала причудливая смесь всевозможных и разнообразных представителей флоры. Среди этого разнообразия выделялись, например, высоченные пальмы c растрепанными листьями в несколько метров длинной и с плотными пучками цветов44
  Флора: Масличная пальма, Elaeisguineensis


[Закрыть]. Там был как бы первый ярус, состоящий из деревьев высотой более 30 метров и некоторых экземпляров значительно выше среднего уровня. Второй ярус состоял в основном из деревьев с кроной продолговатой формы, похожих на кипарисы, которые у нас сажают на кладбищах, только высотой они были здесь от 10 до 20 примерно метров. Третий ярус представляли растения примерно от 5 до 8 метров высотой. Здесь внизу света было уже намного меньше, чем наверху. Пониже росли многочисленные кусты и редкие молодые деревца. Толстый слой мха покрывал почти все вокруг, и многочисленные лианы обвивали почти каждый ствол и свисали с каждой ветки. Повсюду были цветы и какие-то фрукты. Особенно их было много на верхних ярусах, но там мне их было не достать. Чувствовалось присутствие и представителей животного мира. И, хотя увидеть кого-то было трудно, но птичьи голоса, крики обезьян, шелест листвы, потревоженной чьим-то движением, насекомые, жужжащие над цветами, даже поступь какого-то наземного животного, можно было прекрасно расслышать. Повсюду порхали бабочки и прочие насекомые. Если бы не трагические обстоятельства, я бы с удовольствием воспользовался бы случаем оценить всю красоту этих мест. Но сейчас я видел во всем, что меня окружало, только препятствия и угрозу моему выживанию. Меня пугало буквально всё.

Вскоре я нашел подходящее, как мне казалось, дерево и полез наверх с обоими рюкзаками за спиной.  Колено молило о привале, и рюкзаки весили слишком много.  Поднявшись достаточно высоко, чтобы чувствовать себя в безопасности, и не так высоко, чтобы разбиться или серьёзно покалечиться при падении, я расположился между двумя толстыми ветками, которые росли почти параллельно, и накрылся маленьким одеялом, которое я прихватил ещё в самолете. Второе одеяло я приспособил под голову как подушку. В небе огромное количество больших летучих мышей темно-коричневого цвета сновало в характерной для них хаотичной манере, как будто не зная, куда лететь. На самом же деле, они руководствуются строго определенными импульсами.55
  Фауна: Пальмовый крылан, Eidolonhelvum


[Закрыть]  Я не знал, можно ли их как-то сосчитать, но их должно было быть тысячи. Они садились в основном на пальмы, видимо, чтобы полакомиться их плодами или чтобы поохотиться на насекомых, которые поедали эти плоды.

Должно быть, я проспал около двух часов, урывками по пятнадцать, двадцать минут. Звуки ночного леса донимали меня со всех сторон. Шорохи, чьи-то шаги,  топот, гоготание, визг, жужжание, шёпот и бормотание то усиливались, то стихали в ночи. Несколько раз мне казалось, что я слышу истошный детский плач и трубление слонов. Я не мог понять, было ли это тем, что казалось, или это на самом деле мне только казалось. Порой я различал негромкое рычание, внушающее тревогу и вызывающее в голове образ свирепой дикой твари, пожирающей меня, пока я сплю. Страх сковывал моё дыхание, сжимал сердце до боли. Каждый звук, каждое движение, каждый шорох, всё, что происходило вокруг меня, вызывало ощущение болезненного и мучительного удушья. Стоило мне забыться хоть немного, любая мелочь заставлял меня просыпаться от страха вновь и вновь. Пару раз я видел блеск чьих-то глаз в мрачном сумраке ночи. Чтобы хоть как-то успокоиться, я начинал уверять себя, что это была обычная сова или её местный близкий родственник. Однако такие попытки думать положительно длились недолго и заканчивались тем, что кругом мне начинали мерещиться крупные и свирепые хищники из семейства кошачьих, не знающие жалости в своих инстинктах, или ядовитые змеи. Несколько раз мне показалось, что я слышал выстрелы и короткие автоматные очереди недалеко, но прислушавшись снова, я так ничего и не расслышал.

– Хавьер – позвал меня Алекс.

– Да. Где ты? – произнес я, резко проснувшись.

– Хавьер – вновь услышал я.

Я огляделся, в растерянности, ожидая увидеть своего друга. Я не сразу вспомнил, что Алекс уже мертв, и что я один, без какой-либо помощи, оказался посреди дикого тропического леса. Больше всего меня пугало то, что рядом никого не было, рассчитывать было не на кого. Не с кем было разделить боль от потери друзей, боль физическую и отчаяние своего положения. Но ни в коем случае нельзя было поддаваться панике. Надо было выкинуть из головы дурные мысли. Только так можно было выжить. Но сейчас сделать это я был не в состоянии. Удручающее ощущение одиночества ввергало меня в пучину страха и отчаяния.

– Хавьер, Хавьер!

Этот зов продолжался всю ночь – постоянный, настойчивый, влекущий. И я бы ушел за ним, если бы знал куда идти.