Текст книги "Дикая сердцем"

Глава 13

Двигатель снегохода работает громко и надрывно, пока я мчусь по дороге к самолету, надеясь, что он не заглохнет и что Джона заметит мое приближение до того, как взлетит.

Когда дверь самолета распахивается и Джона выскакивает наружу, я вздыхаю с облегчением.

Останавливаюсь на краю полосы и жду, пока он дойдет до меня – длинными и целеустремленными шагами, хмуря брови.

– Что-то случилось?

Я глушу двигатель.

– Ты не попрощался со мной.

Он ушел еще до того, как я проснулась этим утром, оставив после себя лишь запах сваренного кофе и слабое воспоминание о поцелуе на моем виске.

– Да, наверное. Ты еще спала.

– Тогда это не считается.

Он протягивает ко мне руки, чтобы натянуть края зимней шапки мне на уши. Согласно данным местной радиостанции, температура для этого времени года выше средней на несколько градусов, однако в воздухе витает ветреная прохлада.

– Я нашла твой маршрутный лист. Он заполнен и лежит на столе.

– Отлично. Спасибо.

Агнес учила меня, чтобы Джона никогда не улетал, не заполнив маршрутного листа. В нем указываются пункт назначения и план полета. Только так я буду знать, куда направить помощь, если он вдруг не вернется.

– Во сколько ты будешь дома?

– Где-то к пяти. Это далеко, и мне потребовалось время, чтобы завести эту дурацкую штуковину, чтобы я смог расчистить снег. – Он кивает подбородком в сторону трактора, на вишнево-красном плуге которого есть несколько вмятин.

Еще один двигатель, который нуждается в починке.

– Я позвоню тебе по спутниковому телефону, когда доберусь до Уналаклита.

– Сразу по прибытии? – Я одариваю его мрачным взглядом.

Еще Агнес предупреждала, что одним из немногих недостатков Джоны как пилота является его неспособность быстро и достоверно регистрироваться. Для такого парня, как он, который так гордится своими коммуникативными навыками, это странная и весьма нехарактерная черта.

– Да-да. – Он ухмыляется и наклоняется, чтобы украсть быстрый поцелуй, явно торопясь оказаться в небе.

Я хватаюсь за его шею, прежде чем он успевает отстраниться, и прижимаюсь к нему, продлевая ощущение его губ на моих.

Джона с любопытством хмурится, когда я его отпускаю.

– Неужели такое прощание будет каждый раз, когда куда-то улетаю?

– Да, – отвечаю я с большей серьезностью, чем мне хотелось бы. – Никогда не улетай, не попрощавшись со мной. Пожалуйста.

Он долго изучает мое лицо.

– Я не разобьюсь, Калла. Я обещаю. – Его голос звучит мягко и успокаивающе.

– Ты не можешь этого обещать.

Хотя мне отчаянно хочется ему верить.

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня еще раз, и на этот раз более сильно.

– Ладно. Но я всегда найду путь вернуться к тебе, – шепчет он мне в губы. – Люблю тебя. Увидимся через несколько часов.

– Я тоже тебя люблю.

Мое сердце поет, когда я смотрю, как он направляется к самолету; в походке Джоны ощущается то оживление, которое я и привыкла видеть в нем, когда он собирается подняться в небо – веселый, энергичный, но в то же время расслабленный, словно погружающийся во что-то уютное для него. Сегодня он выглядит более заряженным, чем обычно. Возможно, потому что со дня нашего приезда сюда, почти две недели назад, он еще ни разу не поднимался в небо. Это самый долгий промежуток времени, когда он не летал, пока живет на Аляске, как рассказал он мне вчера вечером, пока мы лежали голые и запыхавшиеся в блаженстве.

Внезапно он разворачивается ко мне и идет назад.

– Кстати, что это за штука в холодильнике? В той банке.

– Пудинг с семенами чиа. Я сделала его на завтрак. Тебе понравилось?

– Нет. – Он корчит гримасу. – И близко нет.

Я пожимаю плечами.

– Это полезно.

Джона отмахивается от моих слов и поворачивается ко мне спиной.

– Тебе нужно убегать! – кричит он через плечо. – Ты, наверное, уже заболела!

– Ага! Деревянной лихорадкой, благодаря тебе!

Хотя пробежка – неплохая идея.

Джона забирается обратно в самолет. Мгновение спустя двигатель начинает громко урчать, и затем Вероника взлетает.

Я кутаюсь в куртку и снимаю на «Кэнон» первый официальный полет Джоны с нашего аэродрома. Крылья Вероники подрагивают и покачиваются влево и вправо, пока она поднимается в небо до тех пор, пока самолет не становится просто пятнышком, и я остаюсь одна в окружении снега, деревьев и жутко безмолвной тишины.

Двигатель снегохода несколько раз протестующе пыхтит и кашляет, прежде чем наконец снова ожить. Я возвращаюсь к нашему пустому дому, и моим спутником всю дорогу остается только панорамный вид горного хребта на фоне сверкающего голубого неба.

* * *

Я замедляю шаг до прогулочного. От моего горячего дыхания вырываются клубы туманных облачков, тающих в ледяном воздухе. Мое тело в достаточной степени укрыто от мороза тремя слоями одежды, но легкие – горят от холода.

Шесть километров.

Именно такое расстояние мне пришлось пробежать мимо заколоченных подъездных путей и домов, из труб которых не шел дым, чтобы заметить признаки других живых существ.

Я делаю паузу, чтобы отпить маленький глоток воды из своей термофляги, и читаю кучку гофрированных вывесок впереди. Они прибиты к полумертвой ели справа от дороги, ведущей в гостиницу Трапперс Кроссинг, и обещают всевозможные блага: полностью оборудованные двух– и четырехместные домики, просторные палатки в аренду, отличную рыбалку, катание на собачьих упряжках, бесплатный Wi-Fi, горячий завтрак, а также ремонт малолитражных двигателей.

Фил хвастал рыбалкой в реках поблизости. Полагаю, это сезонное явление. Сейчас же деревянные домики с красными жестяными крышами и задернутыми занавесками безучастно стоят среди поредевших деревьев, а на заснеженной земле вокруг нет никаких следов.

Совершенно безжизненная картина.

Слева стоит административное здание – простой длинный и узкий бревенчатый дом, накрытый такой же крышей из красной жести в тон остальным строениям на участке. На его фасаде – от одного конца до другого – висит нитка старых разноцветных рождественских гирлянд, похожих на те, что я откопала в сарае моего отца. Над массивной зеленой дверью красуется яркая табличка с изображением рыбы и надписью «Пивной домик». В его окне мигает неоновая вывеска «Открыто», а на стоянке стоит всего один бордовый пикап, покрытый грязью.

Мой интерес вызывает вывеска «Ремонт малолитражных двигателей», указывающая стрелкой на металлический гараж по другую сторону от административного здания, что подталкивает меня приблизиться к зеленой двери «Пивного домика». Возможно, это подходящее место для ремонта наших снегоходов, пока мы не оказались в совсем уж затруднительном положении.

Я стряхиваю снег с обуви – специальных зимних кроссовок, которые мама подарила мне на Рождество, – перед тонким ковриком с надписью: «Собаки приветствуются, люди не допускаются» и прохожу внутрь.

Пока я позволяю своим глазам привыкнуть к темноте, меня окутывают тепло и запах свежесваренного кофе. Единственный свет в помещении исходит от лампочки на кофейнике, светящейся над барной стойкой, где над разложенной газетой сгорбился грузный мужчина в бейсболке и сером свитере, который теперь смотрит на меня.

– Привет, – слегка осипшим голосом здороваюсь я, все еще переводя дыхание. Я потеряла форму. С тех пор, как я покинула Торонто в декабре прошлого года, я бегала всего раз десять.

Мужчина окидывает меня оценивающим взглядом, вплоть до моих кроссовок, в то время как на заднем фоне звучит голос радиоведущего, наполняющего пустую тихую комнату прогнозом погоды на эти выходные.

– Вам что-нибудь нужно?

В отличие от Роя этот парень может оказаться местным – в его голосе звучит характерный акцент. Однако, как и Рой, он не проявляет ни малейшего намека на дружелюбие.

Мой желудок вздрагивает от беспокойства, что мы с Джоной, возможно, оказались в окружении придурков.

– Ага. Я была на пробежке и заметила вывеску «Ремонт двигателей». – Указываю большим пальцем себе за спину, на дорогу. – В общем, хотела спросить, чините ли вы снегоступы. Простите, снегоходы. Все еще привыкаю к их названиям, – бормочу я больше для себя. – Мы только что переехали на участок вниз по дороге, а снегоходы, что достались нам вместе с домом, звучат так, будто вот-вот умрут.

Когда мужчина нахмуривает брови, я уточняю:

– Вы знали Фила Гормана?

– Да, точно. Я слышал, что он продал дом. – Мужчина проводит большим пальцем по своей короткой коричневой бородке. – Это все объясняет.

– Объясняет что? – осмеливаюсь спросить я, не будучи уверенной, что хочу слышать его ответ.

Я бы сказала, что ему где-то около тридцати, но внезапно его лицо расплывается в широкой улыбке, которая смягчает жесткие черты и заставляет выглядеть лет на пять моложе.

– Сразу четыре медвежьих колокольчика. Вы не отсюда, правильно?

Я не могу удержаться от смеха, даже когда мои холодные щеки начинают пылать от смущения, а рука инстинктивно тянется, чтобы накрыть колокольчик, закрепленный на запястье противоположной руки. На каждом моем кроссовке болтается по еще одному, а последний висит на нагрудной сумке со спреем, отпугивающим медведей.

– Вообще-то я из Торонто. Но я хочу заметить, что их мне подарил на Рождество уроженец Аляски, и он взял с меня обещание, что я ни за что не буду бегать без них.

– И вам обязательно стоит пользоваться хотя бы одним из них. Особенно когда медведи проснутся из спячки в следующем месяце.

Мужчина отрывается от стойки – у него бочкообразная фигура, и он всего на несколько сантиметров выше меня, – и обходит бар, чтобы протянуть мне огрубевшую ладонь с потемневшей кутикулой. Это руки механика, понимаю я. Ремонтом двигателей, обещанным на вывеске у входа, занимается явно он.

– Тоби Мак-Гивни.

Его манера поведения, к моему облегчению, полностью изменилась.

– Калла.

Мой взгляд снова окидывает интерьер: дровяную печь в углу, маленькие столики, покрытые разномастными виниловыми скатерками, вывески, чучела рыб и бесчисленные фотографии людей с их уловом, прикрепленные к стенам с помощью канцелярских кнопок. Если бы мне пришлось строить догадки, то я бы сказала, что все, что здесь есть, было вытащено из подвала, с гаражной распродажи или из какого-то эконом-магазина. А может, даже со свалки.

На стене возле двери висит доска объявлений. Она пестрит всевозможными флаерами и клочками бумаги с нацарапанными внизу отрывными номерами телефонов. Хорошее место для рекламы новой компании чартерных самолетов в городе, быть может. Я замечаю, что между контейнером с салфетками и бутылкой кетчупа лежит небольшая стопка ламинированных меню. Еду здесь, видимо, тоже подают.

– Вы владелец этого местечка?

Тоби поднимает свою бейсболку, чтобы обнажить неухоженные соболино-коричневые волосы, прежде чем надеть ее обратно.

– Ага. Ну, это собственность моей семьи. Мы живем на другой стороне. – Он указывает на стену и, как я предполагаю, на другую половину деревянного строения. – Как вам пока тут в Трапперс Кроссинг?

– Это действительно… – Я запинаюсь, подбирая слова для описания города. – Какие у людей здесь развлечения?

– Убираться отсюда? – с ухмылкой спрашивает он. – Я шучу. Здесь масса досуга для людей подходящего типа. В основном на свежем воздухе. Рыбалка, походы… Охота здесь, правда, не очень хорошая.

– Какая жалость.

Я изо всех сил стараюсь не допустить сарказма в своем голосе, но не могу не отметить выбор слов – «людей подходящего типа». Неужели Тоби уже понял, что я не подхожу для Трапперс Кроссинг?

Он тепло и легко усмехается.

– Летом тут кипит жизнь. – Он протягивает руку к полному кофейнику и спрашивает: – Хочешь? За счет заведения.

– Нет, спасибо. Благодарю.

Над кофеваркой висит фотография в золоченой рамке, на которой Тоби и еще один парень в камуфляжных охотничьих куртках стоят бок о бок над тушей лося. Их лица озаряют абсолютно одинаковые улыбки. Кузены или братья, видимо.

– Что-нибудь покрепче? – осторожно предлагает Тоби, наполняя свою кружку и кивая подбородком в сторону пяти пивных кранов, торчащих из стойки.

Я смеюсь.

– Нет, если я когда-нибудь буду бегать сюда трусцой, чтобы выпить, это будет означать, что Аляска вконец меня достала. Пожалуйста, окажи мне тогда услугу и избавь меня от страданий. Привяжи к моей шее стейк, а меня саму – к дереву, чтобы меня сожрали медведи.

Его глаза расширяются в удивлении.

– Э-э-э… Так что тогда привело тебя сюда?

– Взлетно-посадочная полоса. – Густые брови Тоби непонимающе хмурятся, и я снова смеюсь. – Мой парень – пилот, и он мечтал иметь свою собственную взлетно-посадочную полосу. А мне хотелось жить поблизости от Анкориджа. – Я пожимаю плечами. – Он просто влюбился в дом Фила и заманил меня туда. Это приключение началось так.

– Понятно. – Тоби кивает и тихо добавляет себе под нос: – Ну разумеется.

– Сара звонила! – доносится громкий мужской голос откуда-то из-за стены. – Ты слышал, что Джекса затоптал лось?

Мгновение спустя через двустороннюю распахивающуюся дверцу в стиле салуна протискивается круглый мужчина с длинной кустистой бородой белого цвета, одетый в горчичный комбинезон. Он резко затормаживает, увидев меня и ужас, который, должно быть, отразился на моем лице.

– Извини, не хотел тебя напугать, дорогая. Джекс – это наш пес для упряжки.

– О, понятно.

Я не уверена, стало ли мне легче от этой информации.

– Ага. Он попал под копыта матери и ее детенышу во время гонки Iditarod. Те вылетели на дорогу слишком быстро.

– Пап, это Калла. Она переехала в дом Фила. Калла, это мой папа, Тедди.

– Тоби и Тедди. Думаю, я смогу запомнить.

– Он играет Санту на рождественском ужине в городе каждый год. Ни за что не догадаешься почему.

Тедди шутливо отвешивает Тоби подзатыльник, прежде чем протянуть мне руку.

– Фил говорил, что продает дом милой паре. Вы из Канады, верно?

Улыбаюсь.

– Я – да.

– Слышал, ваш муж – отличный пилот.

Не поправляю его насчет мужа, поскольку в моей груди расцветает гордость. Я уже знала, что Джона один из лучших – так всегда говорил мой отец. Но слышать, как это произносят совершенно незнакомые люди, звучит как более достоверное подтверждение.

– Так и есть. Он десять лет работал в «Дикой Аляске», а теперь мы открываем здесь свой собственный чартерный бизнес.

Это все еще звучит как нечто нереальное. Я – и совладелица чартерной авиакомпании?

– «Дикая Аляска». – Тедди в задумчивости поглаживает бороду. Под копной жилистых белых волос его щеки розово-красные, а на коже отчетливо проступают крошечные линии капилляров. – Она ведь разорилась, правильно?

– Нет. – Этот ответ вырывается у меня резче, чем я хотела, но «Дикая Аляска» и Рен Флетчер не прогорели, нет. – Мой отец был болен раком на последней стадии. Он решил продать компанию.

В голубых глазах Тедди сквозит сочувствие.

– Ну, к нам заходят самые разные люди. Мы обязательно посоветуем вашего мужа, если кто упомянет, что ищет попутку.

– Было бы замечательно.

– Без проблем. Тоби чинит также и самолеты, так что если вам когда-нибудь понадобится механик, то одного вы найдете прямо здесь.

– Правда? – Судя по всему, пробежка по трассе длиной в шесть километров принесла свои плоды. – Потому что бивер[1]1
  Одномоторный легкий многоцелевой самолет короткого взлета и посадки, предназначенный для эксплуатации в сложных условиях неосвоенных районов.


[Закрыть] Фила нуждается в ремонте, мы хотим снова поднять его в воздух.

Я с трудом сдерживаю свою глупую ухмылку, когда понимаю, что начинаю называть самолеты по их моделям, как будто это само собой разумеющееся для меня. Помню времена, когда все вокруг меня делали так, и тогда это звучало странно.

– Что ж, хорошо тогда. Рад, что мы можем помочь друг другу. Здесь все так и работает.

Все идет так хорошо, что я решаю пойти чуть дальше.

– Вообще-то, если вы не возражаете, я бы с удовольствием оставила здесь несколько наших брошюр, когда получу их. Или даже повесила бы одну на доску объявлений.

– Без проблем. Вперед, дорогая. Для этого она и существует. – Тедди машет рукой в ее сторону, а затем привлекает внимание Тоби, хлопнув по стойке. – Звонил Хантер. Он привезет свою машину сюда. Двигатель заглох на середине озера. Им пришлось тащить ее на буксире до самого дома.

– Тогда, пожалуй, пойду затоплю печь в гараже. Прогрею его. – Тоби секунду изучает свои потрескавшиеся руки. – Уверена, что не хочешь кофе, Калла?

– Нет. Мне уже пора.

Скоро должен позвонить Джона.

– Ладно. Приходи завтра, и я посмотрю этот двигатель. Возможно, ему просто требуется техобслуживание. Фил никогда не следил за этим.

Щеки Тедди приподнимаются в веселой улыбке.

– Заглядывай, когда захочешь, дорогая. Уверен, Мюриэль будет рада с тобой познакомиться. Они с Колетт проводили много времени вместе, возились в саду. И отправь своего пилота сюда в пятницу вечером! Было бы здорово с ним познакомиться. – Брови Тедди вздергиваются. – Это мальчишник.

– Мальчишник? – повторяю я, разглядывая гигантское чучело рыбы на стене рядом с надписью: «Люблю большой размерчик», прежде чем встретиться взглядом с Тоби.

– В пятницу здесь будет ровно четыре старых пьяных мужика, – спокойно подтверждает он. – Никаких леди.

– Одна леди, – поправляет его Тедди, выгибая бровь. – Твоя мать всегда здесь.

– Только она не леди, – возражает Тоби. – Она сама так говорит.

– Ладно, хорошо. Никаких леди, – соглашается Тедди со смехом. – До мая, то есть пока это место не проснется. В любом случае, мы будем рады в любое время. И вот что… – Он берет клочок бумаги и ручку и кладет их перед сыном на стойку, тыча в листок корявым указательным пальцем. – У вас должен быть наш номер, на всякий случай. У нас тут сплоченная община. Мы всегда полагаемся друг на друга, когда возникает необходимость. Обязательно съездите познакомиться с соседями.

– Мы уже познакомились с Роем. – Я изо всех сил стараюсь не скривиться.

– О боже. – Тедди бросает на меня понимающий взгляд. – Общаться с этим парнем все равно что подкидывать монету – в девяти случаях из десяти она ляжет не той стороной. Просто не забывайте, что его лай пострашнее, чем зубы.

– Его лай довольно неприятный, – отзывается Тоби, записывая свой номер.

– Да, Мюриэль и он несколько раз серьезно собачились. Они еще не перестреляли друг друга, но шанс все равно остается. Он не в восторге от индустрии туризма и… – Тедди обводит рукой пространство вокруг себя. – Но это то, что нас кормит.

Неудивительно, что наше знакомство с Роем не задалось. Большая часть заказов «Йети» будет приходиться на перевозку туристов. Фил, должно быть, упомянул о наших планах Рою во время их переговоров касательно животных.

Я принимаю листок бумаги, который с улыбкой передает мне Тоби.

– Спасибо.

– Угу. Если возникнут вопросы или вам что-нибудь понадобится, то звони нам, дорогая. – Тедди замечает мой аэрозоль от медведей с колокольчиками и кивает сам себе. – Никогда нельзя быть слишком подготовленным, так?

– Точно.

Я сияю улыбкой от столь приятного и выгодного знакомства и в последний раз окидываю взглядом «Пивной домик» во всем его разношерстном великолепии. Сейчас это место кажется мне гораздо менее пустым и неуютным, чем когда я только вошла сюда. Эти соседи, хотя они и находятся в шести километрах от нас, с лихвой компенсируют другого, более занудного.

– Завтра утром приеду с одним из снегоходов, – обещаю я и направляюсь к двери, скользя взглядом по оленьим рогам на дальней стене.

И тут меня осеняет мысль.

– Эй, ребята, знаете, что могло бы вам здесь пригодиться?

Тедди и Тоби хмурятся, и, хотя они совершенно не похожи друг на друга, в этом их выражении улавливается определенное семейное сходство.

Я улыбаюсь.

– Несколько охотничьих трофеев на стену.

Глава 14

Я замираю на месте, мое сердце гулко колотится в груди, пока обшариваю взглядом деревья в поисках того, что только что пошевелилось среди стволов. Уже второй раз за эти несколько минут улавливаю краем глаза движение. В первый раз я сочла это плодом моего встревоженного воображения. Но когда это произошло снова…

Там, среди бела дня, есть что-то, крадущееся за мной среди теней, и от этого осознания каждый волосок на моем затылке встает дыбом.

Трясущимися руками достаю прикрепленный к сумке баллончик с медвежьим аэрозолем и крепко сжимаю его, держа перед собой. Осторожно двигаюсь в сторону дома вдоль дороги. При каждом моем шаге звенят колокольчики, кровь пульсирует в ушах, голова вертится туда-сюда, а взгляд мечется то в одну, то в другую сторону. Стараюсь не сорваться на бег, чтобы неведомое существо не бросилось за мной в погоню.

Я так нервничаю, что, когда в кармане моего пальто звонит спутниковый телефон, вскрикиваю от неожиданности.

– Джона! – кричу я в трубку.

– Эй, я приземлился в Уналаклите. Как у тебя дела? – Его голос звучит немного издалека и искаженно.

И я не помню, была ли когда-нибудь так рада слышать его.

– Кажется, за мной что-то идет, – громко говорю я, надеясь, что звук моего голоса отпугнет это.

– Что ты сказала? – переспрашивает Джона, и я легко могу представить, как он хмурится и кладет руку на бедро.

– Там, среди деревьев что-то есть. Я вышла на пробежку и… – Торопливо объясняю ему все за тридцать две секунды, пока продолжаю идти по направлению к дому.

– Ладно. Расслабься, Калла.

– Пытаюсь! Но я здесь одна, в глуши, и вокруг меня множество диких тварей.

– Где ты сейчас?

– На полпути между ангаром и домом.

Я уже могу различить впереди зелень нашей крыши. Сегодня утром Джона перегнал грузовик к самолетам. Если бы я умела водить, то прыгнула бы в него и быстро домчалась до дома.

– Хорошо, ты уже не так далеко. Просто продолжай идти. Я буду здесь, пока ты не вернешься домой.

– Спасибо тебе.

Хотя он и не сможет защитить меня через телефон, разговор с ним действует на меня успокаивающе.

– Должно быть, это та лиса. У нее где-то в этом месте логово.

– Нет. Мех не оранжевый. Оно коричневое или серое, что-то вроде того. – Это было мимолетное неразборчивое пятно. – И большое.

– Тогда, вероятно, это лось.

– О да. Отлично. Ты в курсе, что мамы-лосихи обожают топтать все окружающее?

– Расскажи о своей пробежке. Где ты была? – спрашивает Джона, отвлекая меня от моих мыслей.

Это простая тактика переключения внимания, но я с радостью хватаюсь за возможность.

Джона слушает меня все то время, пока я иду и рассказываю ему о гостинице, стоящей дальше, о Тоби и его отце Тедди, и мой голос дрожит и сбивается, в отличие от моего ровного темпа. К тому времени когда я дохожу до двери, ведущей в наш подвальный этаж, мой страх немного ослабевает.

– Ладно, я дома.

– Ты в порядке?

– Ага. – Мне становится немного стыдно за то, что так испугалась чего-то, чего на самом деле так и не увидела. – Я точно знаю, что там что-то было, Джона.

– Может быть, это был йети.

– Не смешно.

– Что бы это ни было, оно, вероятно, уже в полукилометре от тебя.

– Уж надеюсь.

В трубке раздается тяжелый вздох.

– Но тебе придется привыкнуть к этому, Калла. Ты живешь в провинции Аляски. Ты будешь постоянно видеть животных, особенно если собираешься бегать. Но пока ты не трогаешь их, они не будут трогать тебя.

– Я знаю. Я просто… Я знаю.

Жизнь в доме отца была совсем не такой. Вероятность того, что вокруг будут бродить опасные животные, была невелика. Чтобы встретить черного медведя или лося, нужно было подняться вверх по реке.

– Ладно. Мне пора. Увидимся через несколько часов.

Я убираю спутниковый телефон в карман пальто, уже с нетерпением собираясь войти в дом, и вставляю ключ в замок, когда слышу позади себя хруст снега. Мои волосы встают дыбом, я оборачиваюсь, а в горле у меня поднимается крик.

В трех метрах от меня оказывается Зик.

– О боже! – восклицаю я, приваливаясь спиной к двери, когда меня охватывает облегчение. – Как ты выбрался из загона? – обвиняюще спрашиваю я.

Он отвечает громким блеянием и идет ко мне, оставляя маленькие круглые следы на снегу своими копытами.

– Нет. Что ты… Кыш!

Козел не обращает внимания на мои дикие размахивания руками, придвигаясь все ближе, чтобы щипнуть за колокольчик на моем правом запястье. Я отдергиваю руку и отступаю назад. Но Зик не отстает и делает еще одну попытку, оскаливая свои шершавые коричневые зубы. Я морщу нос от запаха его шерсти.

Как бы мне не хотелось зайти в дом и просто бросить Зика тут до тех пор, пока Джона не вернется домой, чтобы разобраться с ним самому, всегда остается шанс, что козел куда-нибудь уйдет или его съедят. Я так и вижу картину, как Джона прилетает домой и находит тушу Зика, лежащую на взлетно-посадочной полосе, и уже понимаю, что мне придется сделать.

– Уф… ну пойдем.

Я иду по следам Джоны, оставленным ранее, к задней части дома, где находится загон, несколько раз оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что Зик идет следом. Снег здесь глубокий, и к тому времени, когда я добираюсь до распахнутой дверцы ограды на некотором отдалении от нашего дома, мои лодыжки уже леденеют от снега, а волосы на затылке снова встают дыбом от жуткого ощущения, что за мной кто-то наблюдает. Осторожно оглядываю деревья, но не вижу никакого движения.

– Расслабься, Калла, – вслух произношу я, открывая ворота – единственную часть вольера, к которой не подведено электричество, – надеясь, что собственный голос придаст мне смелости.

Но это мало помогает.

Слышу стрекотание Бандита за мгновение до того, как из двери, ведущей в курятник, высовывается его крошечная черно-серая треугольная мордочка. Он принял свой новый дом и компаньона быстрее, чем мы ожидали, хотя будет интересно посмотреть, станет ли он так же охотно сидеть там в теплую погоду.

– Это ты его выпустил, да? – обвиняю я Бандита, подманивая Зика обратно, стараясь не наступить в кучи козьих какашек, усеивающих утоптанный снег.

Захлопываю за козлом ворота, потратив несколько минут на то, чтобы разобраться, как задвинуть засов. Если бы я не знала Бандита, то ни за что не поверила бы, что это под силу еноту.

Когда козел оказывается надежно заперт, я останавливаюсь, чтобы изучить две морды, смотрящие на меня. И качаю головой.

– Неужели это и есть моя жизнь теперь? Проводить дни, разговаривая с енотом и козлом?

Зик блеет в ответ и бьет ногой по забору, сотрясая всю конструкцию.

И я спешу в дом, окидывая взглядом окружающий лес по пути.

* * *

Джона вваливается в дверь, неся с собой волну пронизывающего холода. Из-за надвигающейся непогоды температура воздуха понизилась.

– Привет, детка.

Я бросаю взгляд на часы, хотя и так знаю точное время, вплоть до минуты.

7:04. Это на два часа позже, чем он обещал вернуться. До захода солнца остался всего один час.

– Привет, – цежу я сквозь стиснутые зубы.

Когда тридцать минут назад я услышала, что самолет вернулся, в каждом волоске моего тела разлилось облегчение. Теперь же у меня было целых полчаса, чтобы как следует разозлиться.

Джона вешает пальто на крючок и снимает ботинки.

– Пахнет чем-то вкусным.

– Это суп.

– Из той смеси, которую ты купила на днях?

Я колеблюсь, прикидывая, насколько моя вежливость сильнее раздражения. Как оказалось, Джона презирает консервированный суп, поэтому, когда я увидела готовую смесь, содержащую специи и прочие сушеные ингредиенты, с рекомендацией добавить в кастрюлю мясо и овощи, я бросила в тележку сразу три штуки.

– Да, – резко отвечаю я.

– Отлично. Я тут подумал вот о чем. Похоже, нас завалит снегом, начиная с сегодняшнего вечера. Мне нужно бы принести побольше дров.

Джона выкладывает содержимое карманов на стол: пачку денег – предположительно, оплату за сегодняшний полет, чек на топливо, спутниковый телефон и айфон. Джона наклоняется, чтобы поцеловать меня.

И я подставляю щеку.

Возможно, это первый раз, когда я делаю так.

Наконец, он, кажется, начинает что-то понимать.

– Что-то не так?

– Серьезно? – Я встречаюсь взглядом с его голубыми глазами, и он хмурит брови. Неужели он настолько забывчив? – Ты собирался быть дома в пять.

– Я заболтался с Бо Стерлингом и в итоге подвез его до Талкитны. Это было по пути.

– И ты не подумал о том, чтобы позвонить мне?

– Я позвонил тебе. Когда приземлился в Уналаклите. Помнишь? Я разговаривал с тобой почти десять минут, пока ты шла домой.

– Джона! Я была в двух секундах от того, чтобы позвонить в полицию штата и заявить о твоей пропаже! – Мой голос срывается.

– Ой, да ладно, – стонет Джона, сжимая переносицу пальцами. – Ты слишком бурно реагируешь…

– Я реагирую не слишком бурно, и ты это знаешь! В первый же день работы ты опоздал на полтора часа! – Из моих глаз вырываются сердитые горячие слезы. – У тебя есть маршрут, которому ты должен следовать, и спутниковый телефон, по которому ты должен звонить мне, если у тебя меняются планы. Это просто! И это единственный способ для меня узнать, что с тобой ничего не случилось. – Я вытираю щеку ладонью, досадуя на себя за то, что не могу держать эмоции под контролем. – У меня нет кучи людей, которые могли бы связываться с тобой и искать тебя. Мне пришлось позвонить Агнес!

Она была первой, кому я позвонила, пока шли минуты, а от Джоны не было ни слуху ни духу, а я не была уверена, стоит ли мне вообще волноваться. Агнес сказала мне подождать, пока она сделает несколько звонков и сможет получить подтверждение, что Джона покинул взлетно-посадочную полосу в Уналаклите – что случилось, как оказалось, на час позже, чем полагалось, в компании с этим парнем Бо. Это подсказало Агнес позвонить диспетчеру в аэропорт Талкитны – потому что она знает Бо и в курсе, что он живет там, – и уже подтвердить то, что Джона действительно приземлился в Талкитне.

Но я не знаю, кто такой Бо. У меня нет знакомых, которые работают в аэропорту Уналаклита, или диспетчеров, которые могли бы оказаться в Талкитне в то же время, что и Джона. Я знаю только то, что Джона должен был быть здесь к пяти часам, однако его тут не было, и он не звонил мне, чтобы предупредить об обратном.

– Такое могло сойти тебе с рук, когда ты работал на моего отца. Но здесь мы вдвоем. А я одна, когда тебя нет на месте. И я не знаю, кому звонить или как проверить, где ты находишься, если пропадаешь.

Я не могу звонить Агнес, чтобы она разыскивала тебя, каждый раз, когда ты не выходишь на связь, когда должен. Я не могу сидеть здесь и гадать, нужно ли мне паниковать, кому-то звонить или делать что-то еще. И думать, не сидишь ли ты где-нибудь посреди груды металла в снегу! – У меня вырывается поток ругательств. – Нужно думать, прежде чем менять планы, никого не предупредив!

Джона так и сказал мне в тот день, когда мы покинули ту хижину и отправились на поиски пропавших туристов. Он знал, что мой отец и Агнес будут недовольны, но все равно сделал это.

И теперь, когда я сижу у телефона и жду от него весточки, когда я – тот единственный человек, который знает обо всех его отлетах и прилетах, я понимаю, насколько по-мудацки он себя ведет, когда так поступает.

Джона стискивает челюсть, и я затаиваю дыхание, ожидая, что он снова станет перечислять, почему он прав, а я нет.