Текст книги "Закалка клинка"

– А, вот и ты, – приветствовал его Геннадий сквозь раздвижное окошечко в двери. – Я уже начал беспокоиться, что ты не придешь.

Апартаменты Архимандрита в пять раз превосходили размерами келью Патриарха и были обставлены с большим вкусом: вдоль стен стояли золоченые резные стулья, по стенам развешены дорогие гобелены ручной работы, на низком помосте возвышалась огромная кровать под балдахином; несколько замечательных шкатулок и сундучков орехового дерева, высокий стол, инкрустированный перламутровой мозаикой с изображениями охотничьих сцен, подставка для ног из полированного китового уса и великолепный серебряный винный сервиз – все совершенно новое, пахнущее камфарой и пчелиным носком, У Патриарха не возникло и тени сомнения, что Геннадий может назвать рыночную цену всей обстановки и любого предмета в отдельности.

– Не одобряешь, – спокойно констатировал Архимандрит.

– В общем, нет, – покачал головой Алексий. – Ты живешь как крупный феодальный сеньор, каковым в конечном итоге и являешься. Красивые вещи меня слишком отвлекают, но я же не варвар, чтобы отрицать красоту как таковую. В любом случае ты ценишь их значительно выше, чем глупые бароны и расчетливые торговцы, которые наполняют свои дома дорогими безделушками лишь для того, чтобы доказать себе и другим собственную значимость.

– И все же ты осуждаешь, – заметил Геннадий. – По правде сказать, я бы с радостью обменял все это великолепие на твою мозаику, но сомневаюсь, что она продается.

– Не исключено, что когда-нибудь она будет твоей, – улыбнулся Алексий. – Или ты и дальше намерен притворятся, будто тебя не интересует патриаршее кресло?

– Не уверен, что я подхожу для этой должности, – раздраженно повел плечом Геннадий, – во всяком случае, на данный момент.

– Честный ответ на прямой вопрос. Предупреждаю, что это не значит, будто я поверил тебе.

– Честный ответ не обязательно искренний, – усмехнулся Геннадий. – Может, прекратим пикировку и перейдем к делу?

– Согласен, – кивнул Патриарх.

Когда Алексий закончил свой рассказ, Архимандрит сидел в своем великолепном кресле, поджав ногу, и задумчиво поглаживал свой короткий прямой нос указательным пальцем левой руки.

– Кажется, я понял, что произошло, – в конце концов сказал он, – Ты наложил не то проклятие, какое хотела девушка.

– В данном случае я выступал лишь в качестве орудия, и поэтому моя ошибка имеет большое значение. Равновесие сил в Законе нарушилось.

– Совершенно верно, – кивнул Геннадий, – ты нашел отверстие в природной кладке и поместил туда нечто совершенно неподходящее. Стена дала трещину, и теперь тебе приходится бороться с разрушением.

– Согласен, – печально произнес Патриарх. – Единственное, чего я не знаю, это как восстановить нарушенное равновесие.

– Так это же просто, воскликнул его коллега, – нужно вернуться назад и вынуть неподходящий камень. Иными словами, ты должен заменить одно проклятие на другое.

– Проблема в том, что я уже пытался, но безрезультатно, – ответил Алексий, нетерпеливо махнув рукой. – Это не мое проклятие, и не в моих силах изменить его. Единственное, что я могу, это поставить щит вокруг жертвы, чтобы нейтрализовать действие проклятия, но, по правде сказать, это тоже довольно сложно – защитное поле исчезает на следующий день после его установки. А меня вовсе не радует перспектива начинать каждый день своей жизни с установки нового щита вокруг этого парня.

– Да, задача не из легких, – согласился Архимандрит. – Предлагаю попробовать вместе. Не возражай, я тоже не уверен, что наши совместные усилия окажутся результативнее твоих самостоятельных попыток. Самое лучшее, что мы могли бы сделать, это разыскать девчонку.

– Боюсь, что ты прав, – вздохнул Алексий. – Давай начинать, если ты действительно хочешь помочь мне и готов рискнуть. Надеюсь, ты осознаешь последствия, которые ждут нас в случае неудачи.

– Да-да, конечно, – вздрогнул коллега, – но кто не рискует… Кстати, я еще не назвал свою цену.

– Вероятно, вечное лицезрение моей мозаики? – предположил Патриарх. – Я не уверен, что могу пообещать это. Мы с тобой почти одного возраста, тебе придется долго ждать, чтобы получить свою плату, – он слабо улыбнулся – если ты, конечно, не предпримешь определенных шагов, чтобы получить ее раньше.

Геннадий выглядел неподдельно обиженным.

– Совсем нет, если бы я хотел стать Патриархом, я бы уже стал им, – заявил он, – или, во всяком случае, кашлял и хлюпал носом в Кании. Нет, я не амбициозен, меня не интересует политика. Я хочу, чтобы в качестве вознаграждения ты открыл мне седьмой принцип Закона.

Несмотря на обычное хладнокровие, Алексий не смог скрыть потрясения. Испокон веков тайна седьмого принципа была известна только Патриарху Перимадеи, Примасу благочестивых пиратов и ректору Академии Серебряной Стрелы. В сущности, знание всех принципов Закона означало принадлежность к высшей иерархии Ордена. Это был единственный секрет, который никогда, ни при каких обстоятельствах не становился достоянием непосвященных.

– Почему? – спокойно спросил он.

– Потому что я хочу знать, – вздохнул Геннадий. – Это так важно? Веришь или нет, но я вступил в Орден, чтобы постичь сокровенный смысл Закона. Для этого мне нужно узнать все семь принципов, без этого мои усилия теряют смысл.

– Похоже, что ты говоришь правду, – сказал Алексий, но от этого твое требование не становится менее оскорбительным.

– Я назвал свою цену. Естественно, что тайну я унесу с собою в могилу. В конце концов, человек не станет выбрасывать свое состояние из окна в руки голодной черни.

Патриарх задумался. Через некоторое время он поднял глаза и произнес:

– Подожди некоторое время, старику Теофрасту уже за восемьдесят. В скором времени должность Примаса станет вакантным, и ты на законных основаниях разделишь с нами знания седьмого принципа. Практический эффект будет тот же.

– С чего ты взял, что я захочу занять место Примаса? У меня нет ни малейшего желания покидать удобный и во всех отношениях приятный город и переселяться на скалистый остров посреди океана, в компанию воров и убийц.

– Это должность, ради которой людей похищают и убивают. Я думал, тебе будет приятно.

– Мне? Вовсе нет. Не отрицаю, там чудесная библиотека, но она не идет ни в какое сравнение с манускриптами, которые я могу достать в городе. Кроме того, что нового я найду в книгах, постигнув тайну седьмого принципа? Неужели моего слова тебе недостаточно?

– Это послужит мне хорошим уроком, как оказывать любезности юным особам. – Алексий выдавил из себя кислую улыбку. – Оплата после того, как будут получены результаты.

– Естественно, – мягко прожурчал Архимандрит. – Начнем?

Тонкий жестокий луч света пробился сквозь плотно закрытые ставни.

– Просыпайся, утро просто потрясающе.

Инстинктивно сжав рукоять Босмара, Лордан открыл глаза.

– Какого черта, – взревел он, – ты вообще думаешь, что делаешь?

– Пытаюсь разбудить тебя, – спокойно ответила Эйтли и настежь распахнула ставни. – Давай-давай, поднимайся!

В ответ Лордан натянул одеяло по самый подбородок.

– Ничто не заставит меня вылезти из кровати в такую рань! Убирайся!

Эйтли наполовину наполнила кубок вином из кувшина, долила его водой и протянула лежащему.

– Ты должен был быть на ногах два часа назад, а вместо этого валяешься здесь, как свинья. Тренировка. На, выпей и одевайся, десять кругов по стадиону, затем в классы. Ну давай, вставай же наконец.

– Ради всего… – Адвокат зажмурил глаза, но сон ушел. Ладно, выйди, мне нужно одеться.

– Хорошо, только не тяни время.

Лордан уже не помнил, когда последний раз бегал дистанцию, поэтому десять кругов по стадиону оставили его без сил: колени отчаянно дрожали, и что-то мучительно болело в груди. Он счел это достаточным основанием, чтобы прервать тренировку и отправиться домой, но Эйтли оставалась непоколебима.

– Ты похож на моего деда, который вечно ворчит и дремлет у камина. Утро в классах тебе не повредит.

К тому времени, когда лестница, ведущая к Среднему городу, закончилась, Лордан чувствовал себя совершенно больным. Диагностировав у себя апоплексический удар или как минимум сердечный приступ, он вновь предпринял по пытку отправиться домой.

– Брось притворяться, – последовал на его жалобы непреклонный ответ.

Классы располагались в длинном узком одноэтажном здании между заброшенным цирком и цистернами для дождевой воды. В главном зале, как водится, было шумно, Огромное количество юных особ обоего пола в ультрамодных (и совершенно непрактичных) костюмах толпились вокруг кучки профессионалов, занятых повседневными упражнениями. Помощники сновали туда-сюда с соломенными муляжами и ведрами сырой глины. Раздавались окрики тренеров, бессменные лоточники переходили от одной группы к другой, предлагая вино и колбасу, торговцы оружием неспешно вершили сделки под сводами колоннады в противоположной стороне зала.

– Думаешь, нам стоило приходить сюда? – обреченно спросил Лордан. – Не выношу этого места.

– К делу, – равнодушно скомандовала Эйтли.

Для начала Бардас решил быть реалистом: даже в лучшие годы ему не давалось это упражнение, потому он отверг серебряный полупенс, с которым упражнялись лишь виртуозы и хвастуны, и тщательно разметил муляж из соломы.

– Семь из десяти, – предложил он.

– Девять.

– Я не обязан следовать твоим указаниям, – возмущенно огрызнулся Лордан, – адвокат здесь я, а ты лишь жалкий помощник.

– Девять, – беспощадно повторила Эйтли.

Бардас отмерил три шага и вынул Босмар.

– Девять из десяти. Готов?

Фехтовальщик кивнул. Цель упражнения – сделав с места полный выпад, пронзить метку. Сложность заключалась в том, чтобы нанести удар в последний момент, едва заметным движением запястья. Бардас успешно поразил семь.

– Хорошо, начинаем сначала. Девять из десяти.

Следующая попытка оказалась еще менее успешной – шесть из десяти, затем результат повторился. Лишь с четвертого раза Лордан сумел поразить все мишени.

– Вот видишь, – довольно улыбнулась девушка, – количество переходит в качество.

– Заткнись, а? – ответил он, схватившись за муляж, чтобы перевести дух. – Теперь, полагаю, мне предстоят «числа»?

Снаряд представлял собой широкий плетеный щит, по которому в произвольном порядке были разбросаны числа от одного до двенадцати размером с большой палец. Задача фехтовальщика – пронзить названное тренером число, сделав только один выпад. Пятнадцать попаданий из двадцати считалось хорошим результатом.

– Готов?

– Шестнадцать, хорошо?

– Восемнадцать.

По счастью, Лордан справился с задачей с первой попытки. Теперь ему предстояло проделать то же самое, но в два раза быстрее. Результатом десять из двадцати уже можно гордиться. Бардас поразил все двадцать.

– Отлично, – сказала девушка, – теперь повторим то же самое со свинцовым отвесом.

Отвес представлял собой кусок свинца, висящий в том месте, где предположительно мог бы находиться клинок противника. Фехтовальщик должен отстранить препятствие, сделав выпад, пронзить число и вновь отразить отвес на обратном пути. Четырнадцать из двадцати при нормальной скорости и семь при двойной считалось отличным результатом даже для профессионала. Срезанные грузы не засчитывались

– Неплохо, – констатировала Эйтли, когда Бардас поразил девятнадцать.

Они повторили то же самое, сначала удвоив, а затем утроив скорость. При результате четырнадцать из четырнадцати (остальные грузы пали жертвой усердия Лордана) Бардас отказался дальше испытывать свою удачу.

– Хорошо, переходим к более сложным приемам, – безжалостно заявила девушка.

Следующий снаряд представлял собой деревянное колесо с четырьмя расходящимися под прямым углом спицами, которое вращалось на уровне груди фехтовальщика. Задача тренирующегося ударить по первой спице и, когда колесо повернется, отразить вторую. Хитрость же заключалась в том, что чем сильнее удар, тем быстрее приходится парировать последующий. Усложненный вариант предполагал работу с первой и третьей спицей, это означало, что фехтовальщик должен успеть вовремя опустить клинок, вместо того чтобы просто поворачивать кисть.

– У меня рука отваливается, – заявил Лордан после четырех повторений обоих упражнений. – Будет только хуже, если я заявлюсь в суд с болящими мышцами.

– Лентяй, – бросила Эйтли. – В таком случае займемся упражнениями для ног.

Речь адвоката превратилась в поток нескончаемых жалоб и стонов, но оставила девушку абсолютно равнодушной. Они переместились на площадку, на поверхности которой были изображены пронумерованные контуры стоп. По команде тренера фехтовальщик начинал перемещаться по отпечаткам, постепенно наращивая скорость. Продвинутый курс требовал проделать то же самое, но вслепую.

– Можно мне наконец отдохнуть? – взмолился Лордан, вытирая пот. – Сколько раз я говорил тебе, что ненавижу тренировки, но ты же никогда не слушаешь.

Серию с завязанными глазами пришлось повторить трижды, прежде чем Бардас сумел выполнить ее в совершенстве. Тридцать один из сорока считалось великолепным результатом.

– Довольна? – язвительно поинтересовался Бардас.

– Неплохо, – согласилась помощница. – Обруч.

– Эйтли!

– Обруч, – спокойно повторила девушка.

Снаряд представлял собой кольцо размером с яблоко, которое свешивалось с балки, закрепленной под потолком. Под ним был очерчен круг диаметром в пять шагов. Тренирующийся перемещался по периметру полувыпадами, каждый раз продевая меч сквозь кольцо. Усложненный вариант включал необходимость отразить привязанный к обручу отвес, который неотступно преследовал движущегося фехтовальщика. Это упражнение вызывало у Лордана наибольшую ненависть.

Вскоре вокруг собралась толпа восторженных зрителей, не всякий день увидишь человека, способного проделать упражнение целиком, а два полных круга свидетельствовали о непревзойденном мастерстве.

– Пошевеливайся, я не собираюсь ночевать здесь, – бросила Эйтли.

– Значит ли это, что я могу наконец пойти домой? – безнадежно поинтересовался Бардас.

– Только после того, как выполнишь «мешок» и «вязанку».

«Мешок» представлял собой кожаную грушу, наполненную влажной глиной, и по консистенции напоминал человеческое тело. На нем отрабатывались сквозные удары. «Мешок» имел неприятное свойство через некоторое время разваливаться, поэтому зимой Классы использовали забракованные свиные туши, но летом из-за жары приходилось довольствоваться глиной. «Вязанка» составлялась из охапки плетеной соломы толщиной в шею человека, плотно стянутой посередине. Хороший фехтовальщик был способен разрубить ее с одного удара.

– Я же вымажусь грязью с головы до ног, – запротестовал Бардас, глядя, как помощник наполняет мешок глиной.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего, просто констатирую факт, – пробурчал в ответ Лордан. – По-твоему, у меня целый гардероб рубашек?

Адвокат нанес дюжину ударов, когда Босмар наткнулся на что-то твердое, чего в этом мешке быть никак не должно. Клинок изогнулся, как мокрая соломина, и сломался на расстоянии фута от острия. Фехтовальщик угрюмо посмотрел на оставшийся в руке обломок и грубо выругался. Эйтли сочла разумным воздержаться от комментариев.

– Ну, вот и все, – сказал Лордан, швырнув клинок на пол. – За десять дней до поединка я потерял свой лучший меч. По-моему, все ясно.

Не глядя по сторонам, адвокат направился к выходу. Возле клетки с птицами его встретила плотная толпа. Пробираясь сквозь нее, Лордан неожиданно узнал виновника сборища и остановился посмотреть. Внутри высокой узкой клетки находился его оппонент в грядущем процессе, знаменитый адвокат Зиани Олвис. Пространство у его ног было усеяно трупиками колибри, и помощник как раз собирался запустить следующую партию птичек. Обычно для этих целей использовались воробьи – убить колибри значительно труднее.

В момент, когда помощник закрывал клетку, сквозь прутья решетки, справа от Олвиса, влетела муха. Не поворачивая головы, тот взмахнул клинком, рассек муху на две половинки и опустил клинок как раз вовремя, чтобы лишить жизни первую колибри из новой серии.

Остаток дня Лордан провел в кабаке, приводя себя в состояние полного бесчувствия.

Перимадея, Тройственный Город, невеста моря и владычица мира, пребывала в упадке. Периоды депрессии с ней случались и раньше, но никогда не было так плохо, как сейчас. Еще семьдесят пять лет назад ее владения простирались от Зимики в отрогах далеких гор до Таядрии у подножия двуглавой горы, охранявшей вход в Серединное море. Теперь на существование Зимики указывали лишь конские следы в высокой степной траве да развалины каменного кремля, а обе крепости Тандрии заняли враждующие бароны, каждый из которых провозгласил себя истинным императором и управлял группкой скалистых островов и населяющими их пиратами.

Кания, последнее морское владение Империи, в сущности, являлась независимым государством; ее флот, бороздящий священные воды, наносил в сто раз больший урон торговым кораблям Перимадеи, чем символическая дань, ежегодно вносимая в имперскую казну. При всем своем великолепии, «невеста моря» фактически владела лишь землей, на которой стояла: ее границы сузились до клочка земли, со всех сторон окруженного водой.

Нельзя сказать, что это никого не беспокоило, просто граждане твердо знали, что стены города несокрушимы. Пять сотен воинов могут удержать город, даже если все армии мира будут осаждать его, как это случилось при Императоре Теогене, два с половиной века назад. Так было всегда. Внешнее влияние Перимадеи могло возрастать и падать, как волны прилива: в одну эпоху территория Империи простирается до пределов известного мира, в другую – замыкается в окружении городских стен, как птица в клетке, а сотню лет спустя на островах и на равнинах вновь правят наместники императора.

К такому положению дел привыкли; это никого не волновало. Торговля, а не земли и крепости, имела истинную ценность в Перимадее, а сейчас город достиг невиданного роста торговли и прибылей. В этом была своя логика: военные походы и захват территорий стоили денег и людских ресурсов. Когда нет колоний, не нужно платить военные подати и снаряжать армию, множество здоровых молодых людей остаются работать в литейных, гончарнях, верфях, кожевнях, мельницах и пекарнях вместо того, чтобы гибнуть на полях сражений. В мирное время развивается производство. На протяжении тысячи лет перимадейцы хвастались, что каждый третий предмет, продаваемый в мире, сделан в шуме и духоте мастерских Нижнего города; сейчас, впервые за всю историю «владычицы мира», это стало правдой.

Не веря в богов, которые могли бы обесценить их труд или завладеть вниманием, перимадейцы любили товары, как ни один другой народ в мире. Жители Тройственного Города относились к жизни как к восхитительному, хотя и короткому промежутку времени между рождением и смертью, за который надо успеть сделать как можно больше. А если богатые торговцы изредка и покупали землю или строили замок, так это потому, что не оставалось ничего, на что они могли бы потратить деньги.

При условии, что стены останутся на месте, но в этом вряд ли кто сомневался. Что касается пиратов, они являлись не более чем досадным недоразумением. Их наличие означало, что вместо того, чтобы экспортировать товары в другие страны, перимадейцы подождут, когда покупатели приплывут сами, беря на себя ответственность за сохранность груза в пути. Раньше или позже какой-нибудь заморский принц устанет от бесконечных потерь и очистит море от этого сброда. Так зачем тратить деньги и силы на то, что другие с радостью сделают за них? То же относилось и к сухопутным врагам. Поговаривали даже о роспуске флота и гарнизона: зачем содержать дорогостоящую армию, которая не понадобится, какой бы ни была обстановка за стенами города?

Поэтому, когда до Перимадеи докатился слух, будто варвары наводнили долину Эйнакс – широкую плодородную равнину, которая на две трети обеспечивала город продовольствием и защищала от угрозы со стороны степи, – никто и ухом не повел. Стоит ли паниковать из-за того, что племя Белого Медведя заключило союз с племенем Огненного дракона и их вождем стал некто с непроизносимым именем Сосурай? Цены на рынке от этого не стали ниже. А если кочевники, обитающие в городе, ожидают бесчинств и жестокой расправы, они лишний раз убедятся в терпимости и благородстве своих космополитичных хозяев.

Примером тому может послужить юный Темрай. Утром следующего дня после того, как новость разнеслась по городу, он пришел в арсенал, и, обменявшись дружелюбными кивками с коллегами, приступил к работе; тема нашествия осталась не тронутой ни тогда, ни позднее. Хотя трудно предположить, как бы реагировали его соратники по цеху, знай они, что молодой варвар приходится Сосураю сыном.

Патриарх Алексий и Архимандрит Геннадий стояли в 3 суда, глядя на мужчину и девушку в центре зала.

Иерархи прорывались сюда в течение двух суток и были совершенно вымотаны. По иронии судьбы именно утомление позволило им оказаться здесь, когда оба уснули в апартаментах Архимандрита, и здание суда было лишь фоном в их общем сновидении.

– Ты слышишь меня? – прошептал Алексий.

– Я слышу, а вот они, похоже, нет, – отозвался Геннадий. – Я прибыл сюда чуть раньше тебя и провел несколько подготовительных экспериментов. Насколько я понимаю, мы на самом деле не здесь.

– Замечательно, – ответил Патриарх, – мне неприятно думать о том, что я стою в суде на виду у всего города в одной сорочке.

– По-моему, это очень хороший суд, – сказал Геннадий, окидывая взглядом ряды зрителей. – Хотел бы я знать, в насколько отдаленном будущем мы оказались.

– Девушка выглядит старше, – констатировал Алексий. – К сожалению, наш довольно ограниченный опыт не может позволить точно определить, насколько старше. Она повзрослела, это единственное, что я могу утверждать наверняка.

– Что происходит?

Прежде чем Патриарх дал ответ, прозвучал сигнал, в помещении воцарилась тишина, и адвокаты начали поединок. Как и в прошлый раз, Лордан стоял спиной к Алексию, но в этот раз в руке фехтовальщика оказался сломанный меч. Патриарх шепнул об этом коллеге, тот в ответ кивнул.

– Если бы я мог понять, что это значит, – пробормотал Геннадий.

– Не отвлекайся, он умрет почти сразу.

Вопреки ожиданиям этого не случилось, хотя Лордан с самого начала занял оборонительную позицию. Адвокат сопротивлялся с отчаянием, свидетельствующим о том, что он знает, в каком безнадежном положении находится. Каким-то непостижимым образом фехтовальщику удавалось отразить все выпады и удары, означавшие для него верную смерть, и хотя его контратаки встречали непреодолимое сопротивление, Бардас выигрывал время, чтобы продолжить защиту. Это было зрелище почти достойное того, чтобы ожидать его двое суток.

– Все идет совсем не так, – пробормотал Алексий. – У меня мурашки бегут по коже, когда я думаю, что все это время я был защищающейся стороной.

Геннадий не сводил глаз с пары. Архимандрит любил фехтование и был экспертом в юридических вопросах.

Девушка сделала левый выпад, Лордан успел увернуться, но это был обманный маневр, и ее клинок оказался прямо напротив его горла. Рефлекторно фехтовальщик подставил руку и отразил удар, но не сумел защитить кисть. Со своего места Патриарх видел, как кончик меча пронзил ладонь адвоката с тыльной стороны.

– Мой шанс, – прошептал Алексий, и в тот момент, когда Бардас сделал выпад в сторону незащищенного корпуса девушки, встал между ними.

Он не почувствовал боли, когда клинок Лордана пронзил его тело – каким образом, если на самом деле его там не было? – но глядя на меч, исчезающий в груди, Алексий понял, что совершил самую ужасную ошибку в своей жизни. Секундой позже девушка обошла его с боку и нанесла противнику сокрушительный удар. Адвокат рухнул на пол лицом вниз, оставив меч торчать в теле Патриарха, который продолжал изумляться, каким образом Лордан использовал в поединке сломанный меч.

Алексий очнулся от сильной боли в груди и руках. Он не мог ни говорить, ни пошевелиться, чтобы разбудить все еще спящего Геннадия. Неожиданно Патриарх подумал о том, что вполне может умереть, но тут же отвергнул эту мысль.

– Все в порядке, – сказал коллега, приподняв голову, – не беспокойся, ты жив.

Боль прекратилась.

– Сохраняй неподвижность, – продолжал Геннадий, – и успокойся. Постарайся дышать ровнее.

Взъерошенный после неудобного сна Архимандрит неуклюже встал и наполовину наполнил кубок крепленым белым вином.

– Выпей, полегчает, – сказал он. – Если бы тебе было суждено умереть, ты бы уже умер.

Вино обожгло пищевод, и Алексий скривился.

– Что произошло? – спросил он. Сердечный приступ, или меня действительно проткнули?

– И то, и другое, – ответил Геннадий. – Моя вина. Верни кубок, я налью еще.

– Твоя вина?

Архимандрит кивнул:

– Нужно было что-то предпринять, иначе он проткнул бы девчонку. Единственное, что пришло мне в голову, это сунуть тебя между ними. Если бы ты действительно находился там, это могло закончиться очень плохо.

– В любом случае, – Патриарх неопределенно качнул рукой, ты понимаешь, что совершил. Теперь я попал под действие собственного проклятия. А девчонка снова убила его, все усилия пошли прахом.

– Подумай, – покачал головой Архимандрит. – Ты уже находился под этим проклятием, иначе ты бы не чувствовал себя так плохо на протяжении последних недель. Я всего лишь вытащил это на поверхность. Более того, – продолжал он, – если бы не я, все могло бы закончиться гораздо хуже. Лордан бы прикончил девчонку, и что тогда?

– А сейчас мы в лучшем случае вернулись к началу.

– Нет, ты ошибаешься, – возразил Геннадий. – Во-первых, мы проделали ценное практическое исследование аспекта Закона, о котором до сих пор было прискорбно мало известно, я обязательно напишу об этом статью.

– Ты отвлекаешься, – устало сказал Алексий, за крыл глаза и глубоко вздохнул.

– А во-вторых, – непринужденно продолжил Архимандрит, – вместо предположения, что ты подвергся действию негативной реакции, мы имеем четкую картину, что на самом деле произошло. Кроме того, мы успели как раз вовремя, чтобы предотвратить катастрофические последствия вторичного вмешательства, а это немалый успех. Добавлю, что сила противодействия не коснулась меня лично, поэтому, я полагаю, мы можем поздравить друг друга с отлично выполненной задачей. – Геннадий довольно улыбнулся. – Попытайся уснуть. Я распорядился, чтобы тебе приготовили комнату. Сам знаешь, с сердцем шутки плохи.

– Меня удручает то, что нас считают специалистами мирового класса, а мы способны лишь на убогие фокусы, – вздохнул Алексий. – Предполагается, что своим мастерством мы обеспечиваем себе достойную жизнь.

– Жизнь, – эхом откликнулся коллега и многозначительно посмотрел на Патриарха. На твоем месте я бы перефразировал последнюю мысль.

– Действительно, – раздраженно заключил тренер, – иногда можно встретить женщину-адвоката. Некоторые из них даже доживают до двадцати пяти, но лишь потому, что мало кто хочет нанять их, и большую часть времени они сидят без работы. Это не ваша профессия, уходите.

Девушка не проронила ни слова. Вместо этого она вытащила увесистый кошелек и положила его на ладонь. Инструктор заметил, что кошель полон.

– Мы не принимаем девушек, – сказал он мягче. – Понадобятся специальные комнаты для переодевания, для которых просто нет места. Не говоря уж о дуэнье, – словно что-то вспомнив, быстро добавил тренер. – И не говорите мне, что вы не нуждаетесь в компаньонках, попробуйте сначала убедить в этом Канцелярию Общественной Нравственности. Я не хочу, чтобы мою школу закрыли. Кроме того, в чем вы намерены тренироваться? – спросил он, удивляясь, что ни один из его доводов не произвел на юную особу ни малейшего впечатления. – Для женщин не существует специальных костюмов! Вы же не можете фехтовать в брюках! Вы станете посмешищем!

Девушка продолжала хранить молчание, держа на ладони кошелек. Смущенного тренера охватило чувство отчаяния. Как избавиться от упрямой девчонки? За минувшие годы он столько раз убеждал несмышленых юнцов отказаться от профессии, в которой у них нет шансов выжить. Совесть не позволяла бывшему адвокату пойти на уступки, кроме того, его могли лишить лицензии. Кошелек, конечно, выглядел увесисто, но не настолько, чтобы терять работу, которая кормит его уже на протяжении девяти лет.

– Пожалуйста, – взмолился инструктор, – если вы не хотите прислушаться к голосу разума, прошу вас, уходите и добавьте хлопот кому-нибудь из моих конкурентов. Я дам вам список.

– Вы лучший, – спокойно произнесла девушка. – Я хочу учиться в вашей школе.

Позади них в огромном тренировочном зале стоял лязг мечей и раздавались раздраженные окрики преподавателей. Пол сотрясался от того, что тридцать ног одновременно выполняли шаги Традиционной и Южной защиты, парировали удары, выполняли атаку стрелой, защитный выпад и вращение.

Каждый день приносил новых юных глупцов с горящими азартом глазами, за ними следовали обезумевшие от горя отцы, единственные отпрыски которых оставили родительский кров и семейное дело, чтобы осуществить безумную мечту стать юристом. Каждую неделю приходилось присутствовать на похоронах и вносить новые имена в списки бывших учеников, положивших жизнь на алтарь профессии. На своем веку старый тренер повидал немало молодых людей, на лицах которых читалось желание умереть, но ни один из них не был таким настойчивым. Девушка не просила, не умоляла; она требовала, словно имела на это право, и не принимала его отговорки. Возможно, стоит дать ей шанс.

– Хорошо, – сказал тренер, – я приму вас при условии, что вы назовете истинную причину, почему вы хотите стать адвокатом.

Молчание. В первый раз инструктор почувствовал некоторое замешательство. Вероятно, у юной особы имеются свои, весьма сомнительные причины, и этим он сможет обосновать свой отказ. Тренер решил не упускать шанс.

– Существует только одна причина, – назидательно произнес он, – чтобы присоединиться к Коллегии адвокатов, все остальное ведет к моментальной дисквалификации. А у меня сложилось впечатление, что вами движут другие мотивы.

Девушка не проронила ни слова и залилась краской. Бывший адвокат почувствовал брешь в ее защите и, являясь профессионалом до мозга костей, решил переходить в наступление.

– Единственная причина, которая может оправдать убийство человека, это деньги. Не любовь к справедливости, не слава, не мужество, не желание быть лучшим и уж тем более не жажда убивать или быть убитой до того, как наступит старость. Это могут быть только деньги. И не вздумайте объяснять, что по окончании курса вы не собираетесь работать по специальности, что вы здесь лишь для того, чтобы получить образование. В таком случае, сударыня, вам лучше покинуть мое заведение прежде, чем я вышвырну вас вон. Самым грязным, самым скверным словом из тех, что мне известны, является слово любитель. Оно подходит вам, не так ли?