Текст книги "Седьмая чаша"

Глава 9

У причала Трех Журавлей нас ожидала одна из личных лодок архиепископа Кранмера, а в ней – четверо гребцов в белой форме. Харснет приказал им грести к Ламбету, и как можно быстрее.

Ледоход закончился, и река пестрела белыми парусами яхт и лодками, перевозившими лондонцев вдоль Темзы и с берега на берег. Вверх по реке ползли тяжелые баржи. Их матросы громко дули в трубы, сгоняя со своего пути более мелкие суденышки. Небо было светло-голубым, речной бриз – легким и прохладным. Но я думал о пучине под нами, из которой появились гигантские рыбы.

Позади нас высился Лондонский мост, утыканный домами и лавками, еще дальше мрачно темнела махина Тауэра. На арке в южном конце моста торчали длинные колья, на которые были насажены головы (к счастью, с такого расстояния их было не разглядеть) тех, кто бросил вызов королю или чем-то рассердил его. Среди них до сих пор находилась и голова моего старого хозяина, Томаса Кромвеля, а также головы Дирхэма и Келпепера, предполагаемых любовников казненной королевы Кэтрин Говард. Я вспомнил Томаса Келпепера, с которым познакомился в Йорке, – его красоту, петушиную гордость – и невольно поежился, оттого что снова попал в мир придворных интриг.

– Да, все еще холодно, – заметил Сеймур, неверно истолковав пробравшую меня дрожь, и плотнее запахнулся в свою шубу.

Я внимательно изучал его. Мне было известно, что он младший брат третьей жены Генриха, Джейн Сеймур, умершей при родах наследного принца Эдварда. Говорили, что она была единственной из пяти жен Генриха, кончину которой он искренне оплакивал. Старший брат Томаса Сеймура, Эдвард, граф Хартфордский, занимал высокое положение при дворе и был назначен лорд-адмиралом королевского флота. Лорд Хартфорд являлся единственным высокопоставленным реформатором, который удержался в Тайном совете после падения Кромвеля три года назад. Он был известен как серьезный, умелый политик и удачливый военачальник, который прошлой осенью успешно провел военную кампанию против шотландцев.

А вот его брат Томас заслужил репутацию безответственного ловеласа. Глядя на его красивое лицо, в это было несложно поверить: полуулыбка на пухлых губах, модная длинная борода – все говорило о чувственности этого человека. Барак рассказывал мне, что сэр Томас считался авантюристом, и поэтому его ни за что не включили бы в состав Тайного совета, но при этом он занимал ряд весьма доходных должностей и совсем недавно был послом при дворе германского императора, который в ту пору воевал с турками.

Сеймур изящно запахивался в полы шубы, нежно поглаживая длинный меховой воротник, Харснет, с его резкими чертами, серьезным взглядом и озабоченным выражением лица, был полной противоположностью сэру Томасу.

Лодка плыла по неспокойной поверхности Темзы, а я с тревогой гадал, каким образом Томас Сеймур может быть связан со смертью несчастного Роджера.

Мы в молчании достигли дальнего берега и быстро двигались по направлению к дворцу Ламбет. Позади осталась пустая ниша, где раньше стояла статуя Томаса Беккета, которой кланялись все лондонские лодочники. Теперь памятник этому архиепископу, бросившему вызов королю, разрушили. Мы миновали Тауэр, за толстыми стенами которого томились в заключении еретики. Я вспомнил встреченного мною в Йорке жестокого тюремщика, находившегося на службе у Кранмера, и снова поежился. Тогда, зная, что Кромвель доверяет мне, архиепископ заставил меня взяться за выполнение опасной миссии, однако потом в нем, видимо, проснулась совесть, и, пытаясь задобрить ее, он подыскал для меня должность в суде прошений. И вот мне предстояло снова встретиться с этим неистовым, не знающим покоя, фанатично преданным Господу человеком.

Гладкую дубовую дверь, ведущую в кабинет Кранмера, я помнил еще по своему последнему визиту сюда. Харснет постучал и вошел, я и Сеймур – следом за ним.

Архиепископ Кентерберийский в белой сутане и черной епитрахили на шее сидел за большим столом. Темные, но уже седеющие волосы были не прикрыты. Морщины на щеках за прошедший год стали глубже. Большие синие глаза, насколько мне помнилось, всегда были наполнены страстью и жаждой борьбы. Кранмер был далек от радикального реформаторства, но тем не менее постоянно ощущал угрозу со стороны консервативных царедворцев. Многие из них с радостью сожгли бы его, будь на то их воля, но он давно пользовался расположением короля, и только это до поры до времени служило залогом его безопасности.

Рядом с архиепископом стоял второй человек, одетый в неброское, но дорогое платье. Крупный нос, вытянутое лицо и атлетическая фигура делали его до такой степени похожим на Томаса Сеймура, что сомнений быть не могло: это его брат. Однако те же самые черты, которые делали Томаса красивым, слегка измененные и чуточку смещенные, заставляли лорда Хартфорда выглядеть уродом. У него были большие глаза навыкате, слишком длинное и худое лицо, всклокоченная борода. И все же в безыскусно одетом Хартфорде чувствовалась глубина характера, неординарность личности, целеустремленность – все то, чего недоставало его брату. Я напомнил себе, что именно он вместе с архиепископом Кранмером отправил Адама Кайта в Бедлам, хотя Ричард Рич хотел уготовить парню гораздо более незавидную участь.

Сэр Томас изысканным движением снял шапочку и сжал руку брата.

– Рад видеть тебя, Эдвард.

Он повернулся к Кранмеру и поклонился.

– Милорд. Как видите, мы привезли его.

– Да, Томас.

Голос Кранмера звучал устало, а во взгляде, который он бросил на младшего Сеймура, угадывалась неприязнь. Он посмотрел на меня, сопроводив взгляд обычной для него печальной улыбкой.

– Ну вот, Мэтью Шардлейк, мы и снова встретились. И опять в связи с очень необычными обстоятельствами. Господин адвокат высшей категории, – добавил он, напомнив о ранге, присвоенном мне благодаря его покровительству. – Затем архиепископ повернулся к Харснету. – Ну что, все обстоит именно так, как мы и опасались?

– Да, милорд, все в точности соответствует другому случаю.

Кранмер переглянулся с лордом Хартфордом, а потом долго смотрел на языки пламени, танцующие за каминной решеткой. Я понял: эти люди чем-то не на шутку встревожены. При этом они являются наиболее влиятельными реформаторами при дворе. Кранмер снова обратил свой взгляд ко мне и с видимым усилием заставил себя улыбнуться.

– Что ж, Мэтью, как идут твои дела в суде прошений?

– Лучше не бывает, милорд, и я еще раз приношу вам благодарность за то, что вы помогли мне получить эту должность.

– Вы заслужили ее.

Я вдруг осознал, что все в комнате смотрят на меня: Кранмер, Харснет и лорд Хартфорд – серьезно, а сэр Томас – с циничной усмешкой. От неловкости я переступил с ноги на ногу. Молчание нарушил сэр Томас.

– Можем ли мы доверять этому горбуну? – осведомился он.

– Не смейте так называть его! – уже всерьез разозлился Кранмер. – Прошу прощения, Мэтью. Да, я уверен, что он заслуживает доверия.

– После того как коронер отложил слушания, он погнался за нами, как бешеная собака.

Кранмер пристально смотрел на меня.

– Мэтью, – негромко заговорил он, – вы обнаружили тело, и, как мне известно, вы являлись близким другом адвоката Эллиарда и его жены. Насколько глубоко вы вовлечены во все это?

– Я обещал миссис Эллиард найти убийцу ее мужа, – ответил я.

– Вы будете это делать для себя или для нее?

Этот вопрос задал Хартфорд. Я повернул голову и встретился с ним взглядом.

– Для нас обоих, милорд. Но обещание, данное мною миссис Эллиард, является долгом чести.

– Не пропадет ли у вас желание отдать этот долг, если выяснится, что сюда вовлечена политика? – спросил Кранмер. – Тщательно подумайте, прежде чем отвечать, Мэтью. Однажды вы заявили мне, что никогда больше не желаете участвовать в делах подобного рода, но если вы решитесь помочь нам докопаться до истины, вам придется это сделать.

Я колебался.

Томас Сеймур хохотнул:

– У него для этого кишка тонка. Да вы еще рассказывали, что в последний раз он потерпел фиаско, поскольку так и не нашел те бумаги.

Я опустил голову. Мне не хотелось, чтобы он видел выражение моего лица. На самом деле никакого фиаско я не потерпел, а просто решил сохранить в тайне то, что мне удалось узнать. При мысли о том, что эти мужчины способны сделать со мной, сердце забилось быстрее.

– Вы обладаете острым умом и большим опытом, – проговорил Кранмер. – И умением хранить секреты.

Я глубоко вздохнул. Перед моим мысленным взором возникло лицо Роджера: улыбающееся, дружелюбное, полное жизни. Я посмотрел на архиепископа.

– Если я смогу хоть чем-то помочь вам в этом, можете всецело располагать мною, милорд.

После того как я произнес эти слова, у меня возникло ощущение, что за моей спиной горит и рушится мост, по которому я пришел сюда.

Кранмер обвел глазами остальную троицу. Харснет и лорд Хартфорд кивнули, Томас Сеймур передернул плечами. Кранмер наградил его хмурым взглядом.

– Вы, Томас, находитесь здесь лишь благодаря вашему брату и из-за ваших особых отношений… с ней.

Сеймур покраснел и, казалось, был готов взорваться. Он перевел взгляд на брата.

– Архиепископ прав, Томас, – с серьезным выражением проговорил лорд Хартфорд.

Сэр Томас сердито сжал губы, но кивнул.

Кранмер повернулся ко мне:

– Вы, Мэтью, должно быть, гадаете, каким образом убийство вашего друга связано с политикой.

– Совершенно верно, милорд.

Он сделал глубокий вдох, словно до последнего момента не желая выдавать своих секретов, и сказал:

– Ваш друг – не единственный, кого убили столь ужасным способом.

От удивления у меня отвисла челюсть.

– То есть было еще одно похожее убийство?

– Не похожее, а в точности такое же. Совершенно идентичное, вплоть до мельчайших кошмарных деталей. Информация о нем держалась в секрете из-за личности убитого.

Архиепископ кивнул Харснету:

– Расскажите ему, Грегори.

Харснет перевел взгляд на меня и заговорил:

– Однажды утром, примерно месяц назад, в конце февраля, рабочий шел вдоль Темзы по ламбетскому берегу.

Харснет сделал паузу.

– На берегах в ту пору лежал снег, а лед на реке был не меньше ярда толщиной. Но приливы и отливы продолжали происходить даже подо льдом, образовывая на берегах большие лужи. В то утро рабочий обратил внимание, что вода в одной из таких луж красного цвета и в ней что-то плавает.

Мои глаза расширились. Харснет серьезно кивнул.

– Да, он нашел лежащего там мужчину с перерезанным горлом. Точно так же, как Эллиарда бросили на всеобщее обозрение в фонтан, этого несчастного оставили в луже на берегу, чтобы его без промедления нашли.

– Боже праведный!

– Наш рабочий отправился к констеблю, который, в свою очередь, вызвал коронера. – Харснет пронзил меня острым взглядом. – Мой коллега, коронер графства Суррей, является добрым реформатором и старается быть в курсе всех придворных новостей. Поняв, кем был убитый, он пришел ко мне, поскольку знал о моих тесных связях с архиепископом.

– Проводились ли коронерские слушания? – спросил я.

– Нет, – на сей раз ответил лорд Хартфорд. – Было крайне важно сохранить случившееся в тайне. – Он не сводил с меня своих выпученных глаз. – Это до сих пор необходимо.

Вновь заговорил Харснет:

– Погибший оказался врачом, доктором Полом Гарнеем. – Он помолчал. – Это был известный человек, личный врач лорда Латимера, последнего мужа леди Кэтрин Парр. Доктор Гарней лечил лорда Латимера с тех пор, как тот заболел прошлой осенью, и постоянно посещал его дом в районе Чартерхауса.

Так вот она, связь!

– Говорят, сам король обхаживает леди Латимер, – брякнул я.

– Правильно говорят, – кивнул Кранмер.

– Мы не можем рассказывать ему все! – взорвался Томас Сеймур. – Если что-то выплывет на поверхность, эта добропорядочная дама может оказаться в опасности.

– Мэтью не нарушит тайны, – отрезал Кранмер. – Если он даст мне обещание сохранить все, что мы расскажем ему, в секрете, он сдержит слово. И я думаю, наша позиция должна быть ему близка. Клянетесь ли вы, Мэтью, не говорить ни слова о том, что связано с этим делом, никому, кроме нас? Помните, это может означать, что, если убийцу найдут, вы, возможно, не сможете рассказать вдове своего друга о том, как это случилось.

Поколебавшись, я ответил вопросом на вопрос:

– Могу я сказать ей, что убийца найден и сейчас с ним разбираются?

– Да, тем более что так оно и будет, – мрачно проговорил лорд Хартфорд, и я вновь ощутил силу и безжалостность, которые излучал этот суровый человек.

– В таком случае я клянусь, милорд.

Кранмер с удовлетворенным видом откинулся на спинку кресла.

– Продолжайте, Грегори. Расскажите ему все без утайки.

– Я начал расследование, – снова заговорил Харснет, – втихомолку, никому ничего не говоря, но не нашел никаких зацепок. Как и в случае с мастером Эллиардом, доктор Гарней был человеком, уважаемым в своей профессии, имевшим много друзей и ни одного врага. Он был бездетным вдовцом, поэтому его знакомым мы сказали, будто он умер неожиданно, во сне. Тщательное расследование ни на шаг не приблизило нас к пониманию того, кто и зачем расправился с ним. Мы не узнали ровным счетом ничего. Тайные расспросы позволили выяснить, что доктор Гарней ушел из дома лорда Латимера поздно вечером накануне. В последнее время он безотлучно находился там, поскольку Латимер уже стоял одной ногой в могиле. У него на спине была огромная опухоль. Дворецкому доктор Гарней сообщил лишь, что должен отойти в город, чтобы выполнить некую «миссию милосердия».

– Получал ли он какое-нибудь письмо? Как Роджер?

– Об этом нам ничего не известно, хотя исключать этого нельзя. Доктор Гарней тоже помогал бедным людям, которые нуждались в его совете. И возможно, погиб из-за этого.

– Было ли произведено вскрытие тела?

– Нет, но, наверное, это следовало сделать. – Харснет нахмурился. – Сегодня этот мавр дал нам очень важную зацепку, связанную с наркотиком. Из этого следует, что мы должны искать человека, имеющего отношение к медицине.

– И к юриспруденции. Это человек, обладающий всесторонними познаниями.

– Я посоветовался с лордом Хартфордом, – продолжал Кранмер, – и мы решили, что о случившемся должно знать как можно меньше людей. Кэтрин Парр была замужем за лордом Латимером в течение десяти лет, они оба являлись видными фигурами при дворе, и король давно положил на нее глаз. Когда в январе стало известно, что лорд Латимер скоро умрет, король перестал скрывать свою заинтересованность. Теперь он предложил ей выйти за него замуж.

– Еще один старый муж! Латимеру было за сорок, – с горечью в голосе проговорил Томас Сеймур.

Я вспомнил слова Барака о том, что, помимо Генриха, интерес к Кэтрин Парр проявляет кое-кто еще. Неужели это Сеймур? Они с вдовой, вероятно, ровесники.

Кранмер сцепил руки.

– Это был бы благоразумный, крепкий брак, а у нашего короля, видит бог, таких было мало.

Архиепископ помолчал, словно раздумывая, стоит ли расшифровывать свою реплику, и посмотрел мне прямо в глаза.

– Леди Кэтрин заинтересована в проведении религиозной реформы. До поры до времени она не афишировала свои взгляды, поскольку лорд Латимер был отъявленным консерватором, а нам сейчас так нужен влиятельный союзник! Епископ Винчестерский Гардинер вместе с епископом Лондона Боннером, заседая в королевских советах, делают все, чтобы сокрушить реформаторов.

Он сделал многозначительную паузу и добавил:

– Даже я не могу чувствовать себя в безопасности.

Хартфорд предупреждающе мотнул головой, но Кранмер поднял унизанную перстнями руку.

– Нет, Эдвард, уж если мы решили посвятить его в суть дела, то должны рассказать все. Тем более что через какое-то время все это и так станет достоянием гласности. Мэтью, консерваторы наступают сразу на многих фронтах. Кампания преследования уличных проповедников Лондона, которую проводит епископ Боннер, вскоре наберет новые обороты, в парламент будет внесен законопроект, предлагающий разрешить чтение Библии только аристократам и людям знатного происхождения. Для простолюдинов и женщин Священное Писание станет недоступно.

Архиепископ сделал паузу, и этим воспользовался Харснет.

– Они отберут у народа священное слово Христа, – горько сказал он.

Я бросил на него косой взгляд. Так обычно говорили радикалы. Кранмер слегка нахмурился.

– И наконец, – продолжил он, – они пытаются свалить меня. Не исключено, что и лорда Хартфорда тоже, но в первую очередь меня. Уже арестованы некоторые радикалы из числа моих людей в Кентербери, а также среди молодых придворных из Виндзора. Их обвинят в ереси. Молодые люди, которые слишком много болтают, – вот кто представляет для меня наибольшую угрозу.

Левая щека Кранмера непроизвольно дергалась, и я понял: архиепископ боится. Но он сумел совладать с собой и вновь посмотреть на меня.

Заговорил лорд Хартфорд, негромко и размеренно:

– Сейчас нас в наибольшей степени защищает то, что в окружении короля до сих пор остались умеренные реформаторы, люди, которым он доверяет. Это его врач, доктор Баттс, и новый секретарь Уильям Паджет. Пока такие, как Гардинер и Норфолк, нашептывают на ухо королю ядовитые речи, эти люди, пользуясь почти неограниченным доступом к персоне монарха, в силах противостоять им. Но королева, придерживающаяся реформаторских взглядов, могла бы помочь нам еще больше.

– Но будет ли этот брак безопасен для нее? – вклинился в разговор Томас Сеймур. – Анна Болейн пыталась оказывать на короля давление по религиозным вопросам и была казнена. А меньше года назад была обезглавлена Кэтрин Говард.

Мне вспомнился затравленный и испуганный взгляд Кэтрин Парр, которую я увидел в карете похоронной процессии.

Кранмер кивнул:

– Верно. Поэтому нечего удивляться тому, что она до сих пор не приняла предложения короля. Впервые, Мэтью, потенциальная жена отказала королю в ответ на предложение руки и сердца. Но на старости лет он нуждается в компаньонке. Я знаю, леди Кэтрин отдала решение этой дилеммы в руки Господа. Более щекотливой ситуации не придумаешь. Жестокое убийство, совершенное в ее окружении, а теперь и второе – все это должно было бы насторожить короля, который, как известно, крайне суеверен. Две шокирующие, бессмысленные смерти. Люди непременно станут говорить, что убийца одержим дьяволом.

– Об этом уже говорят, – вставил Харснет. – Поначалу мы полагали, что цель убийцы – устроить скандал, который поставил бы под угрозу брачные переговоры. Но если так, то зачем он нанес второй удар?

– Может, для того, чтобы устроить представление, которое прочно связали бы со смертью доктора? – предположил я.

– В таком случае он был недалек от цели, – сказал Кранмер, – но этого нельзя допустить. Именно поэтому мы официально положили под сукно расследование убийства мастера Эллиарда. А неофициально я переверну каждый камушек, чтобы отыскать душегуба. Кстати, Кэтрин Парр, как и все остальные, думает, что доктор Гарней умер от удара.

Я понял, почему все они были так напряжены. Король не любил, когда от него что-то держали в тайне. Меня снова втянули в нечто чреватое крупными неприятностями со стороны короля, в нечто весьма опасное. Во второй раз я могу и не уцелеть. Но ведь я дал клятву, и обратного хода нет.

– Способ, которым совершены эти убийства, ужасен, – сказал Кранмер, прикоснувшись к серебряному наперсному кресту, висевшему у него на груди.

Томас Сеймур мрачно рассмеялся:

– Не ужаснее того, что мне довелось видеть в Венгрии.

Он положил руку на свои инкрустированные золотом ножны.

– Я видел, как побежденная армия императора возвращалась из Буды. Им не удалось отбить этот город у турок, но в качестве трофея они привезли целую повозку отрубленных голов. На вершине этой страшной пирамиды сидел один живой турок, весь в крови, прикрывавшийся тряпками от тюрбанов своих казненных товарищей. Все смеялись, когда задняя часть повозки открылась, и турок, вопя, скатился с груды отрубленных голов на землю.

Сэр Томас улыбнулся, и я понял, что, наблюдая описываемый им случай, он тоже смеялся.

– То была война, – возразил его брат. – Она велась жестоко, но с достоинством.

Я поглядел на Хартфорда и подумал: а что он сам видел и делал в Шотландии?

– Что ж, Мэтью, – проговорил Кранмер, – вы новый человек в этом деле, и вы хорошо знали бедного Эллиарда. Что, по вашему мнению, нам следует предпринять?

Все опять смотрели на меня. Я как мог расправил плечи.

– Для начала я предложил бы выяснить, имели ли доктор Гарней и Роджер общих знакомых или клиентов. Хотя было бы странно, если бы кто-то до такой степени ненавидел их обоих.

– У меня имеется обширный список друзей и пациентов доктора Гарнея, – сообщал Харснет.

– А я могу составить такой же список применительно к Роджеру, – сказал я и, посмотрев на помощника королевского прокурора, добавил: – С помощью его вдовы.

– Очень хорошо, – кивнул Кранмер. – Но она не должна ничего знать про Гарнея.

Мне была ненавистна мысль о том, что придется обманывать Дороти, но я понимал, что без этого не обойтись.

– Сколько лет было доктору Гарнею?

– За пятьдесят. Он был уже стар.

– Как он был сложен?

– Как сложен? – озадаченно переспросил Харснет. – На вид небольшой, худощавый…

– Как и Роджер. Наш убийца перенес Роджера к фонтану Линкольнс-Инн, а Гарнея к приливным лужам. Это выглядит так, будто он предпочитает убивать субтильных мужчин, достаточно легких, чтобы хватило сил донести жертву на руках до определенного места.

– Каковы были религиозные воззрения мастера Эллиарда? – поинтересовался Харснет.

– Он принадлежал к сторонникам реформ.

– В точности как доктор Гарней, который, правда, был весьма умеренным реформатором. Из соображений безопасности.

В словах Харснета прозвучало что-то похожее на осуждение.

– То же самое я могу сказать про Роджера. Вот видите, между ними обнаруживается все больше общего.

– И это укрепляет меня во мнении, что преступления совершили паписты в надежде расстроить брачные планы короля, – заявил Харснет. – Боже правый, они способны на что угодно! Они сожрут бедных протестантов, как скот пожирает траву.

– А к какому лагерю вы относите себя, мастер Шардлейк? – вкрадчиво спросил Хартфорд. – Каковы ваши религиозные взгляды? Я слышал, что вы чуть ли не лаодикиец, человек неусердный в вере.

– Взгляды Мэтью не станут нам помехой, – вклинился Кранмер. – По крайней мере, до тех пор, пока он считает, что мы действуем праведными методами. – На его лице вновь появилась грустная улыбка. – Тут проблем не будет.

– И кто же станет решать, что есть праведно? – фыркнул Томас Сеймур. – Горбатый адвокат?

Его брат повернулся к нему, внезапно вспыхнув от гнева.

– Клянусь ранами Христовыми, Томас, еще одно слово, и я вышвырну тебя отсюда! Уверен, что от этого человека будет во сто крат больше пользы, чем от тебя.

Томас Сеймур выглядел как побитая собака. Ему недвусмысленно указали, кто здесь хозяин.

Кранмер повернулся ко мне:

– Мэтью, я снова приношу извинения за поведение сэра Томаса.

– Это не имеет значения, милорд, – поклонился я, хотя и чувствовал себя глубоко задетым.

Зачем только они связались с этим глупым невежей?

– Мне хотелось бы поговорить с тем рабочим, который обнаружил первое тело, и осмотреть место преступления. Сходство между двумя убийствами настолько очевидно, что это может помочь нам в расследовании.

Кранмер посмотрел на Харснета:

– Где этот человек сейчас, Грегори?

– Я велел на несколько дней посадить его в камеру, чтобы он осознал необходимость хранить молчание. Сейчас он, наверное, вернулся домой. Я велю послать за ним.

– Благодарю вас, коронер.

– Я хотел бы, чтобы вы с Грегори совместно вели расследование, – сказал Кранмер.

– Могу ли я привлечь своего помощника Барака? Он может оказаться весьма полезен.

– А-а, тот самый… – Кранмер улыбнулся. – Да, я знаю, что лорд Кромвель доверял ему. Но больше – никого, в том числе и этого бывшего монаха, а ныне врача. С доктором Гарнеем он нам не поможет, поскольку тот уже несколько недель как похоронен.

– Я понимаю.

– Обо всем происходящем вы будете немедленно информировать меня. Будете приходить только сюда и иметь дело только с моим секретарем Ральфом Морисом. Больше я никому не верю.

– Да, милорд.

Кранмер встал. Мы с Харснетом последовали его примеру и низко поклонились.

– Грегори, Мэтью, – сказал Кранмер, – я буду молиться нашему Спасителю о том, чтобы ваши труды увенчались успехом.

– Аминь, милорд, – с чувством откликнулся Харснет.

– Вы, вероятно, вынесли дело Адама Кайта на рассмотрение суда прошений? – неожиданно для меня спросил Кранмер.

– Да, милорд. Я подал прошение о том, чтобы ему обеспечили должный медицинский уход, а его родителям не выставлялись счета. Кроме того, я добился медицинского освидетельствования на предмет определения его психического здоровья.

– Я позабочусь о том, чтобы Тайный совет не чинил вам препятствий. Что касается счетов за содержание парня в Бедламе, то вчера этот вопрос поднимался, и при упоминании вашего имени сэр Ричард Рич пришел в крайнее возбуждение. Кто будет производить освидетельствование? Доктор Малтон?

– Да, милорд.

Кранмер кивнул, подумал и опять воззрился на меня своим всепроникающим взглядом.

– Ни лорд Хартфорд, ни я не хотим, чтобы мальчика выпустили. По крайней мере, до тех пор, пока его не вылечат, чтобы он больше не доводил окружающих до исступления своими сумасшедшими выходками. Пока его следует держать в безопасном месте.

– В годину испытаний христиане должны быть мудры, как змеи, и просты, как голуби, – проговорил Хартфорд.

У него было очень грустное лицо.

– Я понимаю, милорд.

Кранмер улыбнулся:

– Вот и хорошо. Позаботьтесь о том, чтобы этот ваш старый экс-монах не превратил его в паписта.

Значит, ему известно о прошлом Гая, подумалось мне. Он наверняка навел справки.

Лорд Хартфорд бросил на меня любопытный взгляд, прошел мимо, поклонившись на прощание, и удалился, оставив меня наедине с Харснетом. Мы вышли одновременно. Как мне показалось, Харснет чувствовал себя со мной немного не в своей тарелке. После некоторых раздумий он все же сказал:

– Я приношу извинения за то, как мне пришлось вести слушания. Надеюсь, теперь вы понимаете, что так было нужно.

– Я понимаю, почему вы сделали это, сэр, – нейтральным тоном ответил я и, искоса взглянув на него, невольно подумал: каково будет работать с этим человеком?

Когда десять лет назад король порвал со Святым престолом, чтобы жениться на Анне Болейн, он позволил Томасу Кромвелю допустить в королевское окружение людей, которые были даже большими реформаторами, чем он сам, даже лютеран. После падения Кромвеля король постоянно шел на попятную, двигаясь к прежней религиозной практике, и реформаторы в большинстве своем вели себя подобно флюгеру, по крайней мере публично. Но некоторые радикалы все же остались на своих постах благодаря недюжинным способностям и хитрости.

– Я боюсь за леди Кэтрин Парр, – признался Харснет. – Я встречался с ней. Она хорошая, милая женщина. Надеюсь, убийца подобрался к доктору не через кого-нибудь из ее близких.

– Он и к Роджеру не так подобрался.

– Нет, но в чем тогда связь между двумя этими случаями? – Он серьезно посмотрел на меня. – Мы должны выявить ее, адвокат Шардлейк. Я согласен, вам стоит поговорить с человеком, обнаружившим тело доктора Гарнея. Я устрою эту встречу и пришлю вам весточку. А вы тем временем приготовьте список всех, с кем был знаком мастер Эллиард: клиентов, друзей, возможных врагов.

– Да, я поговорю с его клерком. – Я тяжело вздохнул. – И с его вдовой. А что с телом? Можно ли забрать его для похорон?

– Разумеется.

Харснет снова почувствовал себя неловко.

– Благодарю вас.

Где-то один раз пробили часы. На сегодня в Линкольнс-Инн у меня была назначена встреча с Кайтами, и еще я должен был зайти к Дороти.

Мы вышли во двор дворца Ламбет, и на нас повеяло запахом мокрой травы, забытым за долгие месяцы, в течение которых на земле лежал снег.

Я повернулся к Харснету:

– Я не понимаю, для чего вы привлекли к этому сэра Томаса Сеймура. Он выглядит…

– Ненадежным? Безмозглым хамом? – Коронер холодно усмехнулся. – Он сочетает в себе не только все эти качества, но и многие другие, куда более непривлекательные. Это человек невиданного самомнения и зазнайства, рожденный, чтобы повсюду приносить вред. Он сидит на шее у брата. Но без него нам не обойтись.

– Почему?

– Томас Сеймур хотел жениться на Кэтрин Парр, а она была влюблена в него. Почему? Это только богу известно. Видимо, иногда ум за разум заходит даже у самых здравомыслящих женщин. Из-за короля ему пришлось уйти в тень, но теперь он заставил брата привлечь его к этому делу. По его собственным словам, ради ее безопасности. Если у лорда Хартфорда и есть слабость, то это привязанность к брату. Но Томас – хуже любого паписта.

– Чем?

На лице Харснета появилась гримаса отвращения.

– Он атеист. Человек, отрицающий Бога.