Текст книги "Доминион"

Глава 15

Фрэнк сидел в облюбованном им кресле и смотрел на улицу. Тем утром стоял легкий туман. День был воскресный, часть пациентов отправилась на службу в церковь, поэтому в отделении царила тишина.

Сегодня приедет Дэвид. После вчерашнего телефонного звонка Фрэнк сильно разволновался, задумавшись о том, как он сюда попал и что знает. Он боялся, что может выболтать секрет. Сидя в кресле, Фрэнк замечал, что возвращается мыслями в школу. Возможно, причиной была полученная недавно доза ларгактила, но он вдруг обнаружил, что думает о ней как-то отстраненно, словно все это происходило с кем-то другим.

На второй и третий год жизнь в Стрэнгмене превратилась в странную рутину. Фрэнка по большей части сторонились, хотя мальчишки еще кричали ему вдогонку в коридорах: «Мартышка», «Покажи лыбу, шимпанзе» и прочие обидные слова, включая прозвища «Дебил», «Отросток» и, по временам, «Английская сука». В школе учились и другие мальчики из Англии, но происхождение стало еще одной палкой для избиения Фрэнка – метафорической, поскольку в школе твердо верили, что если палками и камнями можно переломать кости, то от прозвищ вреда не будет. Случалось, что в клоповнике с кровати Фрэнка крали простыню или мочились в стакан с водой на его тумбочке, но у него оставались книги, и большую часть времени Фрэнк жил, или существовал, в своем вымышленном мире. И все-таки сознание того, что другие ребята и большинство учителей питают к нему презрение, порождало в нем глубокую, гложущую сердце тоску.

В начале четвертого года обучения, когда ему исполнилось четырнадцать, вновь произошел поворот к худшему. Эдгар только что уехал в университет, а ребята из класса стали другими. Менялись не только их тела, увеличивавшиеся в размерах и покрывавшиеся волосами, – это происходило и с самим Фрэнком. Изменилось поведение: одни сделались отстраненными, другие же кипели от бурной энергии. Фрэнк слышал их разговоры в классе до прихода учителя: о девочках и сексе, о том, как вставлять член в женщину. У Фрэнка были свои сексуальные фантазии, но совсем другие, чрезвычайно романтические и не будоражившие плоть. На каникулах в Эшере он часто ходил в кино – один. Шел 1931 год, звуковые фильмы становились привычным делом. Романтические сцены, которые Фрэнк наблюдал в кино, как правило чистые и скромные, волновали его: для него они стали своего рода окном в мир счастья.

Ламсден, так докучавший Фрэнку на первом курсе, вернулся в его жизнь. Он сделался высоченным, под шесть футов, а его жир превратился в тренированные мускулы. Шумный, нахальный, он, как всегда, стоял во главе шайки дружков. Однажды Фрэнк проходил мимо по коридору; Ламсден наклонился и, не сказав ни слова, сильно ударил его в живот, как в тот далекий день, когда Фрэнк наскочил на него. Фрэнк согнулся пополам, отчаянно задыхаясь, а Ламсден с приятелями расхохотались и пошли дальше.

После этого случая Ламсден не давал ему покоя. Подойдя к Фрэнку, он с друзьями приседал и размахивал руками на обезьяний манер. Однажды Ламсден встал на пути у Фрэнка в коридоре и спросил, почему он – долбаный бесполезный шимпанзе с идиотской улыбкой, почему он, черт возьми, не может постоять за себя? Он ждал ответа и не собирался удовлетворяться обычным молчанием жертвы. Фрэнк посмотрел в глаза обидчика за стеклами очков: большие, ярко-синие, они словно сверкали и горели от злости.

– Пожалуйста, – взмолился Фрэнк. – Я ничего такого не делал!

В его голосе прорезался истошный вопль обиды.

– Какого хрена нам тебя отпускать? – Здоровяк нахмурился в непритворном гневе. – Ты безмозглый лыбящийся идиот, позор школы, расхаживаешь тут повсюду, как глупая обезьяна. Что, не так?

– Нет! Просто отстаньте от меня. – Потом, выйдя из себя, Фрэнк выкрикнул: – Ты злой!

Ламсден ухватил руку Фрэнка своей влажной, мясистой лапой, крутанул ее и завел ему за спину.

– Ты долбаный лыбящийся мелкий шимпанзе! Понял? – Он вывернул руку сильнее, заставив Фрэнка закричать от боли. – Ну же, скажи это!

Фрэнк с отчаянием обвел взглядом друзей Ламсдена: они ухмылялись, с восторгом глядя на вожака.

– Я… ухмыляющийся… мелкий… шимпанзе! – проговорил Фрэнк, задыхаясь.

Послышался хохот. Один из приятелей Ламсдена радостно выкрикнул:

– Мелкий идиот вот-вот расплачется!

Тут один из ребят сообщил шепотом: «Учитель!»

С дальнего конца коридора к ним направлялась фигура в черной мантии. Ламсден отпустил Фрэнка. Пока тот, шатаясь, отходил, здоровяк прошипел:

– Злой, говоришь? Мы тебе покажем долбаное зло, Мартышка, не волнуйся на этот счет.

Фрэнк резко очнулся: дверь в главное отделение была наполовину открыта, оттуда донесся звон разбитого стекла, потом крики, топот и возня. Фрэнк перепугался. Секунду спустя дверь распахнулась и вошел Бен. Он был мрачен, но, когда увидел Фрэнка, лицо его разгладилось.

– А, вы опять здесь, – сказал он с улыбкой.

Фрэнк вжался в кресло.

– Что происходит в отделении?

– Не о чем беспокоиться. Новый пациент, Копторн, разбил кулаком стекло. Пытался вскрыть вены на запястье.

Бен говорил своим обычным тоном: попытки суицида в клинике случались часто, вопреки всем предосторожностям.

– Почему?

– Точно не знаю. – Бен пожал плечами. – Он был на церковной службе; может быть, что-то в проповеди обеспокоило его. Ну да ладно, ваш приятель должен приехать через пару часов. Можете поговорить с ним здесь, если хотите, – я разгоню всех прочих.

– Спасибо.

Бен внимательно посмотрел на него:

– Вы на вид какой-то затуманенный. Не вполне с нами.

– Со мной все хорошо.

Фрэнк чувствовал, что в комнате холодно, радиатор центрального отопления в углу, как всегда, был еле теплым. Покалеченная рука ныла. Он потер ее.

Снаружи доносились голоса. Фрэнку показалось, что один из говорящих – доктор Уилсон.

– Мне пора, – сказал Бен. – Большая шишка желает узнать все про Копторна. А вы, когда пойдете на прогулку после обеда, проветрите хорошенько голову, чтобы она прояснилась ко времени приезда вашего друга, ладно?

Фрэнк посмотрел в проницательные карие глаза Бена и снова подумал: «Зачем тебе все это нужно?»

В течение того ужасного осеннего семестра Фрэнк постоянно ощущал опасность. Проходя мимо него по коридору или сидя рядом с ним в столовой, приятели Ламсдена бросали убийственные взгляды. Однажды Ламсден, расположившись в двух-трех столах от него, угрожающе провел пальцем по горлу. Фрэнк чувствовал себя спокойнее, когда «дневные мальчики» уходили, тогда он возвращался в клоповник. Там имелась спокойная учебная комната, где обычно дежурил учитель, – самое безопасное место, чтобы провести вечер. А вот после полудня, когда многие «дневные мальчики» задерживались, играя в регби или упражняясь в составе школьного отряда кадетов, Фрэнк рисковал попасть в беду.

Красно-белый автобус из Эдинбурга проезжал мимо школьных ворот, по утрам доставляя «дневных мальчиков» из города, а в конце дня увозя их обратно. Конечная остановка находилась немного южнее, у подножия Пентлендских холмов. После обеда, когда уроки заканчивались, Фрэнк отправлялся к воротам, садился в почти пустой автобус, добирался до конечной остановки, а потом ехал обратно. Дорога в одну сторону занимала примерно полчаса. Он брал с собой книгу и читал. Иногда он совершал такое путешествие дважды за день. Кондукторы посматривали на него с любопытством и пару раз спросили, чего ради он катается туда-сюда. Он отвечал, что ему просто нравится ездить. И всегда держал наготове пенни, чтобы заплатить за билет.

Конечная остановка представляла собой маленькую площадку в окружении холмов. До отправления в рейс автобус ждал двадцать минут, водитель и кондуктор сидели в маленькой дощатой беседке, пили чай из термосов и курили. Временами Фрэнк прогуливался по тропе, что вела в холмы. Если выдавался ветреный день, один из тех, когда облака неслись по небу, холмы благодаря игре света и тени казались прекрасными. Иногда Фрэнку хотелось идти вот так, углубляясь все дальше в Пентленды, пока в конце концов, глубокой ночью, он не упадет от усталости. Но вот осень сменилась ранней шотландской зимой, пришли холодные дожди, высоко в холмах стали появляться полосы снега. Фрэнк думал с вызовом: «разве я должен из-за этих мерзавцев уйти и замерзнуть насмерть?»

На последнем собрании перед рождественскими каникулами директор объявил, что в следующем семестре по средам, после обеда, будут проходить забеги по пересеченной местности, если только не случится сильного снегопада. На Рождество мать Фрэнка, сетуя на непомерную дороговизну, купила ему спортивные туфли.

Фрэнк надеялся, что снег помешает забегам, но когда он вернулся в школу в январе, стояла теплая и сырая погода. И вот, в первую же среду, Фрэнк оказался в большой раздевалке рядом с гимнастическим залом; там пахло потом и грязными носками. Как он и опасался, рядом оказался Ламсден с парой дружков; облачаясь в безрукавку и шорты, Фрэнк избегал их взглядов. Он решил, что надо держаться поближе к учителю, который шел вместе с ними.

Они пустились в путь: сотня мальчишек прорысила через ворота школы, направляясь к холмам. Учитель физкультуры, здоровенный шотландец по фамилии Фрейзер, раньше выступавший за сборную Шотландии по регби, покрикивал на ребят: «двигайтесь поживее, чтобы не замерзнуть, держите ровный темп, и все будет в порядке!»

Фрэнк старался держаться рядом с Фрейзером, но, когда всю жизнь проводишь, сидя в классах или автобусах, прячась под креслами, трудно быть в форме. Новые спортивные туфли жали и вскоре начали натирать ноги. Длинная цепочка мальчиков растягивалась: быстрые и выносливые оказались впереди, слабаки вроде Фрэнка – позади. Фрейзер бежал ближе к первым, иногда оглядываясь, а Фрэнк все больше оттягивался к хвосту, хотя его радовало, что Ламсден и два его друга находятся далеко в голове.

По мере подъема на первый холм все больше ребят начало отставать. Мистер Фрейзер не заметил – или не хотел замечать, – что многие ученики не способны выдерживать заданный им темп. К тому времени, как запыхавшийся Фрэнк добрался до вершины первого холма, Фрейзер и бежавшие первыми мальчики уже скрылись за гребнем следующего. Один из учеников, чуть впереди Фрэнка, со стоном рухнул на мокрую траву, держась за ноющий бок. Немного погодя двое других, сообразив, что учитель их не видит, тоже перестали бежать и сели.

Фрэнк не сдавался, держа курс на заросли кустарника и рябины, что приютились в ложбине между двумя холмами. Он был теперь замыкающим. «Я смогу спрятаться там», – подумал он. Голова слегка кружилась, сердце стучало, ноги стерлись в кровь. Между деревьями шла узкая тропинка, и там, скрытый от взглядов, он со вздохом опустился на ковер из мокрых листьев, привалившись спиной к стволу рябины. Фрэнк с облегчением разулся, дав свободу ноющим ступням, и закрыл глаза. Дыхание постепенно вернулось в норму. Он ощущал листья под босыми ногами, чувствовал, как остывает и высыхает на теле пот. А затем уловил еще что-то: знакомый запах, густой, но резкий. И тут же сел с колотящимся сердцем. Ламсден и его дружки, все с сигаретами в зубах, были в считаных ярдах и смотрели на него, их руки и ноги покраснели и сделались пятнистыми от мороза. Ламсден ухмылялся. Направленный на Фрэнка взгляд был холодным и хищным, как у кота.

– Только посмотрите, – произнес он очень резким и отчетливым голосом. – Дитя в лесах. Детеныш обезьяны, притом.

Трое мальчиков подошли ближе. Фрэнк поднялся, но Ламсден с силой толкнул его, снова притиснув спиной к дереву.

– Давненько ты нам не попадался, Мартышка, – сказал Мактаггарт, рослый, поджарый паренек с черными волосами. Тон его был вроде как дружелюбным, но с намеком на угрозу.

– Ага-ага, – согласился третий. – И раз он нас избегает, можно решить, что мы ему не нравимся.

– Так и есть, – подхватил Ламсден. – Он был чертовски груб, когда в последний раз говорил с нами. А теперь вот бросил гонку и спрятался в кустах.

В его голосе прозвучала нотка праведного гнева.

– Как и вы, – отчаянно огрызнулся Фрэнк. – Вы ведь тут курите.

Ламсден угрожающе навис над ним:

– А ты нам мораль решил читать, дебил мелкий?

– Какая дерзость, – сказал Мактаггарт.

– Ну и наглый типчик. – Ламсден сложил на груди мощные руки. В его речи теперь слышались учительские интонации. Он бросил взгляд на спортивные туфли Фрэнка. По большому круглому лицу медленно разлилась улыбка. – Пара ударов тоузом[13]13
   Тоуз – в Шотландии кожаный ремешок с раздвоенным концом, использовавшийся для порки учеников.


[Закрыть] ему не повредит. Вот это сойдет.

Он наклонился, поднял одну из туфель Фрэнка, и провел своей ручищей по шипам на подошве. Мактаггарт хмыкнул, а третий, невысокий крепыш по фамилии Вайн, помрачнел.

– Ты что задумал, Гектор? Мы ведь не хотим вляпаться в историю из-за какого-то Мартышки?

– Не вляпаемся, – отрезал Ламсден.

Фрэнк вскочил в попытке удрать, но не тут-то было: Мактаггарт и Вайн ухватили его под руки. Фрэнк дико брыкался, однако его снова усадили на землю. Ламсден склонился к нему и, глядя в глаза, ухватил за подбородок:

– Мы намерены задать тебе порку, обезьяна ты этакая, – тихо проговорил он. – Просто чтобы поучить манерам. – В его голосе звучало радостное возбуждение. – Когда вернешься, то скажешь, что снял тут туфли, а когда поднимался, упал на одну из них. Понял? Если не скажешь, – добавил Ламсден очень медленно, – твое слово будет против наших трех, а в следующий раз, сучонок мелкий, мы тебя убьем.

– Ты ведь не хочешь ударить его шипами, Гектор? – спросил Вайн.

Ламсден сердито повернулся к нему:

– Тебя тоже угостить?

Вайн и Мактаггарт переглянулись. Черноволосый на миг задумался, потом криво ухмыльнулся.

– Порядок. Будет немного крови, только и всего.

– Пожалуйста, Ламсден, не надо! – взвизгнул Фрэнк. – Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, не делайте…

– Ты назвал меня злым, мелкий ублюдок!

Ламсден вытащил и кармана шорт грязный носовой платок и засунул в рот Фрэнку. Когда Вайн и Мактаггарт подняли бедолагу на ноги, его крики перешли в приглушенное мычание. Ламсден ухватил его за правую руку и подтащил к себе. Ладонь Фрэнка инстинктивно сжалась в кулак.

– Раскрой руку, – рявкнул Ламсден. – По костяшкам больнее будет.

Говорил он строго, как учитель, которого и изображал из себя.

– Вы только поглядите на него с тряпкой во рту! – это был Мактаггарт.

– Держите его! – отрезал Ламсден.

Вайн обхватил Фрэнка за талию, а Мактаггарт распрямил его руку. Фрэнк в ужасе смотрел на Ламсдена, когда этот здоровяк занес спортивную туфлю, шипами вниз, примеряясь, чтобы нанести удар. Когда рука Ламсдена с силой опустилась, Фрэнк зажмурил глаза. Боль была ужасной, острые шипы впились в ладонь, и Фрэнк охнул, почти задохнувшись. Он открыл глаза. После удара осталось несколько глубоких порезов, обильно кровоточивших, а один из шипов проник в запястье, и кровь из раны хлестала, как вода из насоса.

– Черт побери, Гектор, – тихо выругался Мактаггарт и выпустил руку Фрэнка. Потом вытащил у него изо рта платок и прижал к пульсирующему запястью. Ткань почти мгновенно стала красной. По руке Фрэнка бежал ручей крови. Он начал стонать.

– Вот дерьмо, Гектор! – воскликнул Вайн. – Как нам остановить кровь?

Ламсден сделался бледным.

– Не знаю. Надо что-то сделать, до долбаной школы ведь целая миля.

Фрэнк привалился к дереву, зажимая кисть, кровь лилась ему на жилет.

– Нужно жгут наложить, – выпалил Мактаггарт.

– Что?

– У меня сестра один раз упала с дерева и рассекла ногу. Отец перетянул ей платком ногу и велел держать ее поднятой. Сказал, что так они делали с ранеными в окопах.

– Ну так давай! – крикнул Ламсден. – Валяй, или нам кранты!

Мактаггарт склонился над Фрэнком, взял окровавленный платок, поднял руку Фрэнка и туго повязал платок посреди тощего предплечья.

– С тобой все будет хорошо, малыш, – сказал он. Голос его вдруг стал на удивление ласковым. Из раны брызнул фонтан, и Фрэнк вскрикнул, но затем поток стал ослабевать, сделавшись струйкой. Рука заметно побелела.

– Держи руку поднятой, – посоветовал Мактаггарт.

Фрэнк тупо смотрел на него, поэтому Мактаггарт сам поднял его руку и стал ее держать. Ручеек стал течь еще медленнее, но не иссяк.

Ламсден шагнул вперед.

– Мы вернемся в школу, – произнес он тихо. – И сообщим, что нашли тебя здесь и принесли. Скажешь им, что упал на шипы, ладно? – Фрэнк тупо смотрел на него, зубы его застучали. Ламсден заговорил громче, в голосе его угадывался испуг. – Ты скажешь им это, Манкастер, или мы просто бросим тебя здесь на хрен!

Взгляд Фрэнка остановился на красном, перепуганном лице Ламсдена. Он кивнул.

– Клянешься на Библии?

Фрэнк снова кивнул.

– Скажи: «Я клянусь на Библии!»

– Я клянусь, – пролепетал Фрэнк. – На Библии.

– Ну тогда пошли. Пусть рука будет кверху. Вот, я ее держу.

Они подхватили Фрэнка, помогли ему обуться, вывели его из лощины, подсказывая, где глядеть под ноги, чтобы не споткнуться об упавшую ветку. Было странно видеть, как они теперь заботятся о нем, словно были его спасителями.

На полпути Фрэнк потерял сознание.

Очнулся он на больничной койке. Вокруг лежали мужчины, по большей части пожилые, которые читали или спали. Правая рука Фрэнка лежала поверх одеяла, забинтованная почти до локтя. Он попробовал пошевелить пальцами, и рука запульсировала от боли. Появилась медсестра, дородная женщина в синей форме и в огромном белом колпаке, и склонилась над ним:

– Привет! Ну что, проснулся?

– Где я? – прохрипел Фрэнк.

– Эдинбургская королевская лечебница. Тебя привезли из школы. Мы прооперировали тебе руку, ты еще немного одурманен после анестезии.

Сестра положила холодные пальцы на его искалеченную руку и нащупала пульс.

– С… с моей рукой все будет хорошо?

Медсестра улыбнулась.

– Посмотрим, – ответила она уклончиво.

После разговора Фрэнк еще поспал. Его осторожно растолкала другая медсестра. С ней был доктор – худой седовласый человек в очках и белом халате, со стетоскопом на шее. Он улыбнулся Фрэнку:

– Как чувствуешь себя, сынок?

– Рука. Если я шевелю рукой, больно. Но я ее толком не чувствую.

На глаза Фрэнка навернулись слезы. Доктор придвинул стул и сел рядом.

– Боюсь, у тебя в запястье поврежден нерв, – сказал он тихо. – Посмотрим, что получится, могут быть проблемы с некоторыми пальцами. – Врач улыбнулся. – Но большой и указательный в порядке, писать сможешь. – Он помолчал немного. – В школе сказали, что у вас был забег по пересеченной местности, ты будто бы снял туфлю и упал на шипы. Это так, сынок?

Фрэнк замялся, потом сказал:

– Да.

– Но ты, должно быть, упал на туфлю всем весом своего тела.

– Да. Да, так и было.

– Странное падение.

– Правда?

– Хорошо, что те мальчики оказались позади и нашли тебя.

Доктор пытливо посмотрел на него. «Быть может, если я скажу правду, не нужно будет туда возвращаться», – подумал Фрэнк. Но доктор улыбнулся и продолжил:

– Стрэнгмен – моя бывшая школа. Славное место. Мальчики, которые тебя нашли, выказали настоящее присутствие духа, наложив жгут. В противном случае, скажу я тебе, ты умер бы от потери крови.

Фрэнк закрыл глаза.

На следующий день его навестила мать. При виде забинтованной руки она стала плакать, качать головой и ахать: как можно быть таким неосторожным, таким неловким? Он спросил, нельзя ли ему вернуться домой, но мать ответила, что ей не справиться, – после случившегося, как она думает, ему надо оставаться в школе, где его рука получит надлежащий уход. По ее словам, так сказал отец с той стороны, через миссис Бейкер.

Когда он вернулся в школу, никто из ребят ему больше не докучал. Ламсден с дружками обходили его стороной. Учителя теперь обращались с ним ласковее прежнего. Судя по взглядам, которые они на него иногда бросали, Фрэнк предположил, что руководство знает или подозревает, что случилось на самом деле, но официально говорилось только об ужасном несчастном случае. В конце семестра Ламсден перешел в другую школу. Фрэнк с облегчением вздохнул, гадая, не перевели ли его туда по просьбе руководства школы. Учитель английского, прежде насмехавшийся над Фрэнком за отсутствие интереса ко всему, кроме научной фантастики, терпеливо и заботливо помогал ему заново учиться писать. Фрэнк работал и работал, почти не общаясь с другими детьми. Однако он слышал их разговоры и смутно ощущал, что жизнь проходит мимо, а он не поспевает за ней. Он даже не понимал многих сленговых словечек, бывших в ходу у ребят.

Как-то раз по весне мистер Маккендрик, преподаватель естествознания, попросил Фрэнка задержаться после урока. То был крупный мужчина средних лет, в неизменном потертом костюме под черной мантией. Он обладал мягким, жизнерадостным характером: редкое явление в Стрэнгмене с его черствыми учителями. Учитель сел за свой стол, стоявший на возвышении, и воззрился на Фрэнка.

– Как рука? – спросил он по-приятельски.

– Все хорошо, сэр.

Это было не так – рука часто ныла и болела, но врач сказал, что тут ничего не поделаешь.

– Ты умный мальчик, Фрэнк, и знаешь это.

– Правда, сэр?

– Да. Ты способен ухватить научную идею, как никто другой из ребят, которых мне доводилось учить. Ты можешь пойти в университет и посвятить свою жизнь настоящей научной работе.

Во Фрэнке шевельнулась гордость и другое чувство, совсем незнакомое: надежда.

– Но надо подтянуться по другим дисциплинам, – продолжил Маккендрик. – С английским у тебя неплохо, зато отметки по остальным предметам оставляют желать лучшего.

– Да, сэр.

Мистер Маккендрик, похоже, погрузился в размышления. Потом наклонился вперед и сказал:

– У тебя, как понимаю, нет друзей, Манкастер?

– Нет, сэр.

Фрэнк слегка съежился, радость сменилась стыдом.

– Постарайся завести их. – Маккендрик просительно посмотрел на него. – Почему бы тебе не подналечь на спорт, допустим, когда рука подживет?

– Да, сэр, – деревянным голосом отчеканил Фрэнк. Он ненавидел регби и возликовал, когда врачи сказали, что в этом семестре ему играть нельзя. Никто не хотел брать его в свою команду, и стоило ему оказаться рядом с мячом, как его принимались пихать и толкать.

– Эх, Манкастер, убери с лица эту свою ухмылку, пожалуйста. – Маккендрик вздохнул. – Я только хочу, чтобы ты не растратил попусту свой талант, вот и все. – Он помолчал и тихо продолжил: – Растрата – ужасная вещь. Помнится, во время войны я читал списки потерь, видел имена, которые запечатлены ныне в актовом зале. Но для меня это были не просто имена. Я глядел на парты и думал: этот мальчик сидел вот здесь, а тот – вон там. Я молю милосердного Бога, чтобы войны никогда больше не было.

Фрэнк уставился на него. Он понимал, что имеет в виду Маккендрик, говоря о войне, на которой сам Фрэнк потерял отца. Но в остальном его слова были лишены смысла. Как будто остальные ребята возьмут его с собой в армию! При этом он решил, что ему действительно стоит подналечь на учебу. Идея попасть туда, где можно посвятить себя науке, впервые породила в нем стремление к цели. Жить в далеких краях, подальше от Стрэнгмена!

– Фрэнк!

Сэм, другой санитар, окликнул его с порога. Фрэнк устало поднялся – видимо, пришло время гулять по двору. Однако Сэм сказал:

– Тебя вызывают в кабинет доктора Уилсона. Какие-то люди хотят тебя видеть.

Фрэнк озадаченно нахмурился. Для Дэвида было слишком рано, и потом, он рассчитывал встретиться с ним здесь. Сердце заколотилось. Но он приехал. Дэвид может спасти его.

Но тут Сэм заявил:

– Это из полиции. Наверное, из-за того, что случилось с твоим братом.