Текст книги "Сашкино наследство"

Мой муж покончил с собой в свой 33 год рождения. Он всегда был немного чудаковат, постоянно говорил: «Возраст Христа – это святой год. В этот год должно произойти что-то необыкновенное, интересное и судьбоносное». Что именно он имел ввиду, теперь так и останется неясным. Но, его 33 день рождения, стал для меня и двух наших сыновей действительно судьбоносным днем: именно в этот день, я осталась совершенно одна с двумя маленькими детьми 3 и 5 лет, на руках. А еще, в большом кабинете, где мой муж просиживал целыми днями за своим компьютером, остался висеть его труп: он не стал слишком хитрить и повесился прямо на люстре. Люстра была очень прочная, выполненная из железа, расплавленного в красивые чудаковатые цветы. Я помню, что эту люстру, родители моего мужа, подарили нам на свадьбу. Она была очень дорогая, выполнена из прочных итальянских материалов. Я помню, как мой тесть, с пеной у рта, так долго и напористо рассказывал нам, что это за люстра и сколько она стоит. На меня, тогда еще простую девчушку, эта люстра действительно произвела огромное впечатление: отец Сашки утверждал, что люстра была выкуплена из самого Версаля. А вот мой будущий супруг –Саша, иронично добавил: «Да, считая, что нам с тобой платить ипотеку лет двадцать, эта люстра могла бы перекрыть половину нашего долга».

Папа Саши, Леонид Геннадьевич, был очень крупным бизнесменом. Он занимался переработкой мусора. Да, тесть очень любил копаться в мусоре, особенно в чужом. И это у него отлично получалось. Заказов от предприятий, которые мечтали утилизировать свои отходы, было просто немерено. Наверное, поэтому, мой тесть, богател, как на дрожжах. Но, Саше от этого практически ничего не перепадало: Леонид Геннадьевич всегда говорил, что всего добился сам, поэтому, и сын его будет всего добиваться сам. Образование ему дали хорошее: он учился в одном из престижнейших вузов Англии. И не встретились бы мы с Сашей, наверное, если бы не мой замечательный тесть. Когда он узнал, что его сын нашел очень хорошую работу в Англии: а Саша действительно был хорошим айтишником, он поднял такую бурю негодования, что последнему пришлось ретироваться и вернуться на родину: «Да, как ты можешь! Ты обязан Родине всем, и ты ей нужен». Мой тесть очень своеобразный человек: в нем как-то сочетаются коммунистические и социалистические взгляды с предпринимательской жилкой. Саша вернулся, долго не мог устроиться на работу, но все-таки и до матушки России дошла волна необходимости специалистов в области айтитехнологий – ему повезло: одна крупная компания потеряла своего главного айти-специалиста, он утонул на Ямайке, и теперь им срочно нужен был мега-мозг. Мой Сашка, как говорится, оказался в нужном месте, в нужное время. Правда никто не уточнил, что прежний айтишник утонул не просто так, и не сам. Но, когда Сашке предложили эту работу, он, даже думать не стал, и тем более подумать не мог, что кому-то было нужно утопить какого-то айтишника. Это позже моему мужу рассказали где и на кого он будет работать.

Мы познакомились с Сашкой случайно: на улице. Я шла с университета, а он проезжал мимо остановки, к которой я подбежала, чтобы спастись от хлынувшего дождя. Я промокла насквозь, а автобуса все не было. Я тогда училась на третьем курсе английской филологии: он подъехал на своем стареньком фольцвагене. И нам было, о чем поговорить: он – выпускник престижного английского вуза, а я мечтательница, которая грезила, закончив вуз, уехать на туманный Альбион, чтобы там, в оригинале, переводить Шекспира.

Когда он привез меня домой: я окончательно в него влюбилась. И мне, действительно, было все равно, кто он такой, чем он зарабатывает: мне было с ним хорошо и интересно. Вообще, с парнями мне всегда было очень трудно найти общий язык: они все казались мне глупыми, убогими и приземленными личностями, а Сашу я слушала, раскрыв рот.

Он взял мой номер телефона. А я счастливая помчалась домой. Так у нас все и завертелось. Мои родители, точнее мама, была просто в восторге от него: он покорил ее с первого взгляда, а может быть, ей было, как обычно –все равно, а вот с родителями Саши, нам пришлось немного повоевать. Они наотрез оказались меня принимать в любом качестве. Ничего плохого сказать о себе не могу, кажется, без вредных привычек, кажется, простодушная, добрая, умная, и очень даже симпатичная. Но, дело было в моей семье: то есть, в ее как таковом отсутствии: то есть она у меня была, и не была одновременно. Если говорить просто: все было очень сложно. И чтобы разобраться в хитросплетениях моей родословной, лучше немного посвятить вас в историю.

История моей семьи.

– Я беременна, – Людмила вплотную подошла к Николаю, ее грудь, всегда вызывающе открытая, вздымалась, как тесто, положенное у батареи, и вот-вот, готово было «выпрыгнуть из кастрюли». Она надула губки, и даже немного всплакнула. Она пыталась выдавить из себя хоть одну слезу, но у нее ничего не получалось: глаза предательски лгали.

– Ребенок… – Николай знал, что когда-нибудь ему придется жениться, когда-нибудь придется завести детей, воспитывать их. Но он точно знал, что никогда не захочет связать свою жизнь с ней. С ней было хорошо в постели, но, чтобы она – мать его детей? Никогда. Он даже подумать об этом не мог. Да и не хотел:

– Я достану денег на аборт. Мне сейчас надо срочно уехать в горно– разведывательную экспедицию. Как только я вернусь, через 3 недели, мне дадут денег, и ты пойдешь на аборт, – Николай, захлопнул чемодан и, небрежно поцеловав Людочку, так ее называли все соседи по коммуналке, вышел из комнаты. Он не хотел об этом думать, не сейчас, все решиться. Она не дура, чтобы рожать. Так что, об этом можно подумать чуть попозже.

Николай уехал в очередную экспедицию. Он обожал свою работу, обожал поездки, но не обожал Людочку. Он вообще относился ко всему слегка равнодушно: наверное, поэтому и к ее беременности отнесся тоже легкомысленно. Его не стесняло то, что он приходил к ней в коммуналку, где его ежедневно, недобрыми взглядами провожали соседи, пытавшиеся их пристыдить. Его, даже не смущала мама Людочки, очень порядочная и тихая женщина, которая, увидев их вместе у себя дома, постоянно извинялась, что пришла не вовремя. Николай постоянно удивлялся тому, что мама Людочки совершенно другой человек: с совестью, стыдом, даже слишком застенчивая, чего нельзя было сказать о Людочке. Ему казалось, что он очень умный и все понимает: да знает он, чего ей надо от этой жизни, и что она хочет за нее зацепиться, используя его: молодого дипломированного специалиста, с очень обеспеченными родителями. И он всегда полагал, что она не сможет обвести его вокруг пальца. И сейчас он решил, что беременность – это маленькая помеха, которую можно спокойно устранить. Только вот Людочка видела все совершенно в другом свете. Для нее беременность стала последней возможностью вырваться из нищеты и той жизни, которую, как она думала, она совершенно не заслуживала. Красивые девушки должны всегда жить красиво.

Она сидела в своей комнате, в коммуналке и смотрелась в зеркало. Недурна собой, даже очень хороша, а сидит здесь, вот еще теперь беременная. Все: догулялась. Что же теперь пеленки и распашонки? А как же молодость? – Она рассматривала себя в зеркале и не могла налюбоваться. Может, сделать аборт? И что потом? Коленька, скорее всего, уйдет, он уже смотрит на нее с равнодушием. А ей все-таки уже 23 года. Все подружки давно повыходили замуж и уехали из этой паршивой коммуналки. А на кого надеется мне? На маму, которая ночи напролет работает, да и днем тоже. Работать на 5 работах? Нет уж, это не мое. Я должна выйти замуж за Коленьку. У его родителей и квартира побольше, и условия намного лучше. Да и кто же сейчас сделает ей аборт? Ведь можно сказать, что уже ничего нельзя сделать? А ребенок? Ну, он же вырастет??? Когда-нибудь ему уже не нужно будет вытирать попу и кормить с ложки. Можно и потерпеть!

Людочка все разузнала уже давным – давно: Коленька с родителями живет в красивом высоком доме, в который не просто так попасть: отдельные ворота и очень внимательная вахтерша. Она узнала номер квартиры, разузнала все о родителях. Сегодня она собиралась сама пойти к ним: она быстро переодела свое платье с глубоким декольте, на скромное платье в горошек, заплела кудри в косичку, немного смыла помаду и подводку глаз. Ее лицо было очень красивым и выразительным: большие красивые глаза, пышные ресницы, пухлые губы и совершенно маленький аккуратненький носик. Ей и без косметики было очень хорошо.

Людочка схватила свою маленькую сумочку, с адресом родителей Николая. Она уже была на третьем месяце беременности, и заранее все продумала, разузнала адрес, имена родителей и только и ждала, чтобы Николай отправился в очередную экспедицию.

Она выбежала на улицу. Город был красивый и солнечный. Троллейбус довез ее точно до родительского дома Николая.

Люда посмотрела на высотку, на эту огромную махину, даже немного поежилась. Но, гордо подняв голову, все же вошла в подъезд.

Консьержка ее остановила.

– Вы к кому девушка?

– Я к Ковалевым. Дмитрию Ивановичу и Маргарите Николаевне. Они дома? – Люда, как хозяйка посмотрела на старушку.

– Дома, дома, проходите, – Евлампия Тарасовна, сразу разгадала, что за барышня Людочка: «Да, чую скоро сюда переселится. Эх, Николай, Николай!» – она закрыла за собой дверь и вновь принялась за чтение газеты.

Люда поднялась на лифте и подошла к квартире 38. Еще раз поправила воротничок, немного потерла глаза, чтобы казались красными и позвонила.

Дверь открыла Маргарита Николаевна. Она была очень ухоженная, статная дама, со светлыми каштановыми волосами. В ушах ее блестели сережки, а на ней был надет красивый гипюровый халат.

– Здравствуйте. Вы к кому? – Она оценивающе посмотрела на Люду.

– Я к вам, разрешите войти, – Люда понизила голос до срывающегося и разрыдалась.

Дмитрий Иванович и Маргарита Николаевна, люди интеллигентные, уже не молодые, старой советской закалки, холили и лелеяли своего сына, как могли: хорошая школа, хорошее высшее образование, платные экспедиции. Но, отец, всегда придерживался мнения: мы тебе помогли, дали направление, теперь действуй сам! Ни денег, ни трудоустройства не будет. Все сам. И Николай пытался сделать себе карьеру сам. Но, продолжал жить с родителями. И когда, они узнали, что у них будет внук, и что аборт делать уже опасно, и что, бедная девушка готова исчезнуть и не мешать ему жить, но она считала своим долгом все-таки поделиться этим с родителями Николая, «самыми близкими и родными людьми», они никак не могли выгнать ее из дому.

Сначала они просто опешили. Им не хватило наглости выгнать ее, они пригласили ее войти и даже дали ей платок, от которого пахло духами.

– Так, Людочка, вы успокойтесь, сядьте, выпейте воды, – папа Николая, усадил е в кресло, и налил воды. – Никто аборт делать не будет. Мы с Маргаритой Николаевной, люди не молодые, Коля, наш долгожданный и очень поздний ребенок. И вот сейчас, такое счастье привалило.

Людочка и не сомневалась, что папа ее ухажера сразу же согласиться на все условия. Она уже представляла себе, как будет жить в этой башне, как будет красиво одеваться, ездить на машине. Ее мечты прервал голос Маргариты Николаевны: «А вы дорогуша работаете?»

– Я учусь в техникуме, иногда помогаю маме. Она у меня на пяти работах работает».

– А чем же это вы думали, дорогая? – Людочка ожидала от мамы Николаши такой реакции, поэтому была готова: она опустила глаза, начала всхлипывать, из ее больших ясных глаз потекли слезы. Она демонстративно вздохнула и встала: «Я сама решила, что оставлю это дитя, просто пришла вам об этом сказать, я не собираюсь ничего у вас просить, просто знайте, что где-то у вас будет жить и расти внук или внучка», – она взяла сумочку и пошла к выходу.

– Ну, что вы…успокойтесь, Маргарита Николаевна просто очень переволновалась! – Дмитрий Иванович усадил Людочку в кресле. – Конечно же, мы не оставим своего внука…никогда. – Отец Николая посмотрел умоляюще на супругу. Он понимал, что если Маргарита Николаевна что-то решила, то этого решения уже не изменить. Поэтому, Дмитрий Иванович всегда старался действовать хитро: он умоляюще смотрел на супругу, как будто ждал ее разрешения, а затем делал так, как он и хотел.

В этот раз, слова, что внук может быть вылитая копия Коли, смягчили сердце Маргариты Николаевны.

Так на свет появился мой старший брат Ярослав. Мама, конечно, глубоко ошиблась, думая, что ее поселят в башне и оденут в хорошие одежки. Напротив, приехавший из экспедиции папа, увидел строгую маму и спокойного папу, которые решили, что нельзя оставлять девушку одну, с ребенком на руках. А значит, как истинный и порядочный человек, Колю обязали жениться. Мой папа попался в сети, сам того не заметив. Он расстроился, но спорить и противиться не стал: надо, так надо. Пофигизм во всем снова сыграл с ним злую шутку.

– Так что сын, раз наделал делов, отвечай за них. Теперь у тебя будет ребенок, твоя плоть и кровь.

Это было единственное, что сделали для сына родители – дали совет: жениться и растить ребенка. Больше они ничем не помогли.

Николай, долго не думал. Раз надо, значит надо, тем более, по словам Люды, срок уже был большой, делать аборт было бы очень опасно.

Люда прибежала домой счастливая, стала собирать свой старый потрепанный чемодан, единственное, что оставил ей в память о себе ее папа, мой дед. Чемодан был когда-то кожаный, а сейчас уже весь пообтерся, кое-где были дыры, но по всему чемодану были наклеены марки разных стран, где побывала нога, и не только нога, как говорила мама, ее отца. Он был гитаристом, разъезжающим автостопом по городам и странам. Видимо характер и взгляд на жизнь мама в больше степени унаследовала от моего никчемного деда.

Больше она своего отца не видела. Бабушка работала на двух работах, чтобы хоть как-то прокормить свою дочь, одеть, обуть, но всегда была угрюма и строга. Она не была такой жизнерадостной и веселой, как папа. Поэтому Люда ее недолюбливала. Бабушка всегда была уставшей, нервной. Люда не обращала внимание на то, что новые туфли на выпускной покупала ей именно мама, а не папа, который всего лишь один раз прислал ей открытку откуда-то из дружественной тогда Советскому Союзу, Кубы. Но, Люда все равно гордилась своим отцом. Она всегда знала, что у нее папин характер: жизнерадостный и стойкий. И всем об этом говорила, а потом еще немного привирала, что папа сейчас в плавании, и вернется еще не скоро, но обязательно с целым чемоданом заморских подарков. Иногда Людочка так сказочно и складно рассказывала, что и сама начинала в это верить. А когда в ее светлой головушке все-таки всплывали не очень хорошие мысли об отце, она старалась об этом просто не думать.

Мама Люды, Татьяна Владимировна, была скромной и не менее доброй женщиной. Она не жаловалась на жизнь, она просто жила: «Я сама попала в сети к этому человеку, твоему отцу, сама теперь и расплачиваюсь. Хотя ведь знала, какой он человек. Но, купилась на его серенады и красивые слова» – так она постоянно повторяла дочери, но в ее глазах был какой-то неестественный блеск, как будто она что-то скрывала, но Людочке до этого не было никакого дела. Татьяна Владимировна, всегда, после каких-то слов об отце Люды, вставала перед иконой и молилась. Почему -никто не знал. Татьяна Владимировна на жизнь не жаловалась, думала только о дочери и о ее будущем. Правда видела, что та растет ветряной, жестокой и бездушной. Но, это была ее дочь, и она ее любила больше жизни. Другого смысла в жизни она не видела: бог дал ей такую жизнь. И она решила, что будет нести свой крест до конца. Хотя, очень часто повторяла – что плохой характер дочери – это божья кара за то, что она совершила. Однажды, когда Людочка услышала в очередной раз эту тираду от мамы – она спросила – что та имеет ввиду, но Татьяна Владимировна лишь снова пошла молиться к иконе.

Люда упаковала свой чемодан и стала кружиться вокруг мамы: «Мамочка. Я теперь буду жить в башне. Замуж выхожу за геолога!»

Мама присела на кровать и вытерла руки о передник. Но, она не успела сказать ни слова, в дверь постучали. Это был Николай. Он стоял в дверях с чемоданом.

– Привет! А ты что это опять в экспедицию? – Люда пропустила его в комнату.

Николай поставил чемодан, пожал руку Людкиной маме: «Добрый день. Я Николай, женюсь на вашей беременной дочери. Пока, придется пожить у вас, а потом, мне на работе обещали комнату выделить. И мы сразу от вас съедем. Вы не против? Вы не бойтесь, меня практически не будет дома, я большую часть года провожу в Сибири на горных разработках, поэтому, думаю, вам не помешаю». Он посмотрел ясным взглядом порядочного человека, на маму Люды. И она поняла, что ее бесшабашной дочери, все-таки повезло в жизни, с таким мужем.

Людка рвала и метала, орала на него, плакала, уходила из дома: «Как мы будем жить в таких условиях с ребенком? Тебя нет, ты не знаешь, что это такое».

– А что ты предлагаешь? Я тебе предлагал другой выход. Ты не захотела. У меня пока ничего нет, я только начинающий геолог. Может потом, Бог даст, что-нибудь и появится. Тем более твоя мама великодушно согласилась нас приютить. ТЫ же, кажется, так сильно меня любишь, что готова на все.

– Конечно, живите сколько хотите, – мама Людки, Татьяна Владимировна никак не могла нарадоваться на своего зятя. Теперь она его никак по-другому и не называла, кроме как сыночек.

– Мама ты что с ума сошла? У него родители богачи! – Люда рыдала в своей коммуналке, будучи уже на сносях, а ее муж в это время был в очередной экспедиции.

Так на свет появился Ярослав. Папины родители, вежливо пришли поздравить молодую семью с рождением сына. Принесли пирог и немного денег. Тут же и состоялось их знакомство с мамой Люды. Посидели, поздравили и разошлись: родители к себе в башню, а Николай, в очередную экспедицию. Мама с Людой остались там же.

Людка порыдала – порыдала, и оставив сына на попечении матери, пошла гулять. Ее не было дома неделями, а один раз она пропала на целый месяц. Тогда Татьяна Владимировна поседела, но никому не сообщила, она боялась, что Николай бросит ее беспутную дочь и заберет ее счастье – внука.

Когда Николай приезжал, то он понимал, что все больше и больше ненавидит свою жену и ту жизнь, которой от нее пахло. Он видел, что мама Люды перестала работать и смотрит внука, а живут они на деньги, которые привозит он. Он и сам понимал, что бедная женщина тянет на себе весь быт и все заботы. Ему было ее жалко. Но Людку он просто возненавидел. От нее пахло дешевыми духами, вульгарными платьями и еще более ужасными разговорами.

– Ты что же это, не работаешь? Чем ты занимаешься? – Николай просто ненавидел свою жену, все больше и больше. Но, видя своего сына, сразу остывал. Он не видел в Ярославе свою копию или копию Люды, но, как говорила сама Люда – он похож на деда, точнее на ее отца, которого никто никогда не видел.

– Я ищу, ты же знаешь, что работу трудно найти! Может, мы немного поживем у твоих родителей? – Людочка все надеялась, что Николай все-таки заселит ее в теплое гнездышко.

– Нет, мы уже об этом говорили. Скоро дадут комнату, и мы не будем больше мешать твоей маме.

Вскоре комнату дали: но закончилось все это плачевно: в очередной раз, оставив сына одного дома, Люда, побежала к подружке, той привезли новый материал для платья, она забыла убрать ножницы со стола, а смышленый и очень активный Ярослав, быстро нашел их и поранил себе лицо: пройдясь по щеке и, остановившись в миллиметре от глаза. Шрам на всю жизнь. Как плакала мама Люды, как рыдала, даже готова была от дочери отказаться: «Что же ты из парня урода – то сделала? Мой мальчик, такой красивый был». Ярослав и вправду был очень красив. Если бы не этот шрам через весь глаз. Слава богу, что родители Николая, смогли найти опытного лицевого хирурга, который умело зашил рванную рану на лице, оставив огромный.

Николай забрал с собой Ярослава и перевез его жить к родителям, пообещав Люде, тюрьму и долгую ссыльную зиму, но ее мама, очень добрая женщина, уговорила его не ломать ей жизнь.

– Ваша дочь и так уже себе жизнь сломала, – Николай спокойно посмотрел на маму Люды, и ему стало ее жалко: «Я не буду писать заявление, но жить с вашей дочерью тоже не буду. Вы можете приходить к моим родителям, навещать Ярика, но большего не ждите и не просите».

Но, жизнь иногда так шутит над нами, что хочется истерически плакать: хотя папа и говорил, что больше маму ни на шаг не подпустит к Ярославу, но сам, видимо, все-таки к маме подходил очень близко…. Люда снова постучалась в высотку и заявила, что снова беременна. На этот раз, родилась дочь. Правда, мама уже немного остепенилась, поняла, что может вообще остаться ни с чем и ни с кем. Поэтому, после долгого разговора, слез, молитв и всего прочего, они с папой переехали в комнату, которую ему выделили на работе. Мама тогда была на 6 месяце беременности. Они заехали в комнату, вместе я Ярославом. Через 4 месяца на свет появилась я. Мама стала хорошей хозяйкой, стала даже готовить, слушать мужа, не требовала слишком много, стала даже, кажется, любить Ярослава, а потом и меня. Меня назвали Валерией. Правда, мама, почему-то всегда звала меня Лерка. И в отличии от Ярослава, не похожего ни на маму, ни на папу, я росла маминой копией, и, видимо, очень злила отца.

Папа не любил маму. Он ее тихо ненавидел, но, как и многие мужчины, послушно возвращался после экспедиции домой, приносил зарплату и проводил недолгие вечера в кругу своей разрастающейся семьи. После меня, каким-то образом на свет появился наш младший Паша: сорванец и вредитель. Если, Ярослав имел папин характер, я внешность мамы, то Паше досталась и внешность, и характер мамы. Дедушка с бабушкой боготворили, если это можно так назвать, только Ярослава, может потому, что он был покалечен с детства, а может потому, что двое остальных детей, были Лидочкиными копиями, а значит не заслуживали любви и ласки, и вся их любовь доставалась Ярику. Только бабушка Таня, кажется, любила всех одинаково. Я помню, как папина мама, которая все-таки была к нам очень строга, а это я стала понимать только спустя года, как-то предложила сделать тест ДНК – мой и Пашин. Про Ярика речи не было. Мне тогда стало обидно. Я не понимала, почему бабушка нас не любит. Сначала мне казалось, что я хулиганю, потом, что не очень аккуратная, потом, что плохо учусь, но, когда все веские доводы закончились – я поняла – она просто нас не любит. Даже спустя уже очень много лет, я всегда видела в ее взгляде только презрение и снисходительность.

Наверное, поэтому, богатые бабушка с дедушкой, сделали все, чтобы Ярик, как они его называли, пошел учиться в хорошую школу, за которую они сами платили. Они брали его с собой за границу, на море, и, конечно же, оплатили учебу в престижном московском вузе, потом, кажется в Лондоне и Сингапуре. Все точно и не припомню. У меня сохранились открытки, которые он присылал нам. Он, как и отец, стал геологом. Ярослав, на самом деле, очень хороший парень, замечательный человек и хороший брат. Но, как только он закончил институт то сразу же уехал в экспедицию на Аляску и остался там жить, потом перебравшись в США. Тогда, СССР уже давно рухнул, поэтому папа, да и бабушка с дедушкой, наоборот, за него порадовались. Он, присылал открытки на каждый праздник. А потом он женился на кореянке, и у них родилась прекрасная дочь, с которой они переехали жить в Сингапур.

Папа был рад, что его любимый сын, хорошо устроился в жизни, поэтому, тоже собрав вещи, уехал в Сибирь, в 5-летнюю экспедицию, как он заявил маме. Мама сначала рвала и метала, но потом правда успокоилась, потому что после комнатушки в общаге, где мы ютились всей нашей большой семьей, после коммуналки, наконец-то, каким-то чудесным образом, папа приобрел квартиру. Она, конечно же, была не очень большая, но для нас казалось, что трехкомнатная квартира – это просто роскошь!! Поэтому мама горевала не долго. Квартиру она, все – таки получила. А то, что папа в ней жить практически не будет, это ее не очень волновало.

– ТЫ меня бросаешь! – Мама устроила истерику. – Я всю молодость на тебя положила, все тебе отдала.

– Ой, голубушка, не смеши меня. Если бы не я, то была бы ты сейчас…знаешь где, – папа не стал продолжать фразу, но мы с Пашей все поняли. Паша ненавидел папу, зато боготворил маму: она постоянно доставала ему денег, которых он просил все больше и больше. Исполняла любые его капризы.

– А что? Раз у Николая есть любимчик, значит, у меня тоже может быть! – Она постоянно ругалась из-за этого с бабушкой.

– Дочь, ты его так до нехороших дел доведешь! Он и так лентяем растет. В институт не захотел пойти. Шляется теперь по улицам!

Ярослав был любимцем папы и бабушки с дедушкой. Мама и бабушка постоянно говорили о Паше. А вот я, как-то выпала из семейного круга. На учебу мне денег не выделили, как сделали это для Ярослава, но и, как Паше, расслабиться не дали: бабушка с дедушкой, постоянно мне повторяли, что я должна пойти учиться. Папе было все равно. Он меня не долюбливал, хотя у меня был полностью его характер. И бабушка с дедушкой это понимали. А папу просто тошнило, что я так была похожа на маму.

Поэтому на филфак, я пошла поступать одна. Папу я давно не видела. Мама смотрела на меня, как на сумасшедшую, когда я заявила ей, что пойду поступать в мед.

– Ты что собралась учиться 6 лет?? А потом подтирать попы пенсионерам? – Мама была искренне удивлена. – Ты красива, умна, обаятельна. Стоит ли тратить свою жизнь на это?

–А что ты мне предложишь? – Я решила, наверное, за многое время, прислушаться к мнению мамы.

– Ну, мне кажется, главное, это удачно выйти замуж, – мама красила ногти в красный цвет.

– Как ты? – Я любила свою маму, но, видимо, где-то очень глубоко, потому что, во мне с каждым днем все сильнее и сильнее становилось то чувство, которое папа питал к ней очень давно. Я злилась на маму за то, что из-за нее папа меня не любит, что дедушка и бабушка так пренебрежительно относятся ко мне и Пашке. Он, конечно, тот еще оболтус, но неплохой парень.

Как говорит дед, неплохой, это значит никакой. Ну, это его личное мнение.

– Молодец, внученька, умница. – Бабушка, мамина мама, меня всегда поддерживала. Наверное, она одна это и делала. После того, как отец уехал на 5 месяцев в Сибирь, а потом позвонил оттуда и сказал, что ему предложил контракт еще на 3 года, и он, конечно же, решил остаться там, мама даже не стала его просить вернуться, даже не всплакнула. Она сразу же перевезла бабушку к нам на квартиру. А я и рада была: там, где появлялась бабушка, всегда становилось уютно, тепло, всегда вкусно пахло, и было очень чисто. Бабушка стала хозяйкой. Мама вечно пропадала на своей так называемой работе: папа пристроил ее секретарем в одну организацию, где она, как я думала, начала крутить роман со своим начальником.

Сначала я пыталась выдавить из себя хоть каплю сожаления, что наша, казалось бы, такая большая семья, теперь и вовсе не семья. Это потом, спустя какое время я поняла, что мне стало даже как-то легче, что наша назывная семья, которой и никогда не было, сейчас кажется, переживает свой самый лучший период – расцвет! Потому что папа не ненавидит маму, потому что он ее просто не видит, да и нас тоже. Ярослав, счастливо создал свою семью, подальше от Родины, мама, кажется, тоже немного успокоилась: у нее появился обожатель, который дарит ей цветы, уделяет внимание – она получила то, чего ей так не хватало. Бабушка с дедушкой тоже рады, что их любимый внук, наконец-то обрел свое счастье, а сын, тоже, кажется, хорошо устроился: как я потом узнала, папа увез с собой в Сибирь одну из своих сотрудниц, тоже геолога, где счастливо с ней сожительствует. И ничего, что ей примерно столько же лет, сколько и мне. Пашка, кажется, тоже был счастлив: мама стала работать, у нее стали водиться хоть какие-то деньги, поэтому он щедро названивал ей каждый день и клянчил копеечку. Бабушка Таня, как мне казалось, была счастлива: она считала себя хранительницей семейного очага нашей семьи, за который она так переживала, и всячески старалась сохранить, поэтому пирожки в духовке, накрахмаленная скатерть на кухне, красивый сервант и наши фотографии на стенке – вот то, что она так тщательно оберегала и хранила. И она старалась меньше думать, что фотография на серванте, единственная фотография с какого-то праздника, где нашу семью удалось запечатлеть вместе: папа сидит рядом с Ярославом, потом иду я и мама, Паша стоит сзади, его рука на плече у папы и Ярослава – так вот эта фотография всего лишь пустое фото, на котором люди, называемые семьей, на самом деле, просто отдельные личности, которые терпят друг-друга. Я часто брала это фото в руки и долго на него смотрела. Да, я хотела, чтобы там появились эмоции … точнее я каждый раз пыталась найти в наших выражениях хоть что-то отдаленно напоминающее семью и любовь, нежность, радость и заботу. Я всматривалась в глаза папы, пытаясь найти хоть капельку радости и нежности, глаза мамы, которая наконец-то хоть что-то осознала в этой жизни, хотела найти смысл даже в пофигистическом выражении Паши. Но радость и нежность я видела только в глазах Ярослава.

Вот примерно так выглядела моя семья, по крайней мере на фото. Поэтому, когда я пришла в дом к Сашке, то на какую-то долю секунды почувствовала себя мамой в молодости. Я гнала от себя эту мысль: я все-таки другая, я не пытаюсь никого на себе женить, я готова долго и упорно работать и вообще: что это еще за сравнения такие. И тут же я мысленно отругала саму себя: как же можно стыдиться своей мамы? Хотя, я считала себя благодарной дочерью, мамино прошлое не было для меня примером, я его даже стыдилась. Поэтому, конечно же, раскрывать карты мне совершенно не хотелось, особенно перед Сашкиными родителями.

– И что же вам еще надо? Да, она же настоящее золото! – Саша просто не мог поверить, что его родители, а в особенности мой будущий тесть, будет так протестовать.

–Она, конечно, очень хорошая девушка, – мама пыталась как-то смягчить ситуацию, но конфликт назревал нешуточный.

–Но, что же тогда? Мама? – Саша просто готов был взорваться от негодования.

– Она тебе неровня. – Отрезал мой тесть. Это волшебное слово «неровня».

– Вы уже приняли за меня решение, когда я хотел остаться в Лондоне. Вы даже не представляете, что лишили меня моей жизни: там было все: любовь, счастье, настоящая работа и жизнь. Но, вы решили по-другому. Так вот, в этот раз, я не дам вам разрушить мою жизнь. Я ее люблю и женюсь на ней. – Саша собрал сумку и ушел из огромного родительского особняка в неизвестность.