Текст книги "Валерий Гергиев. Симфония жизни"

Августовский путч и предложение политического убежища

В августе 1991 года произошел путч, направленный против президента Горбачёва. В ходе этого инцидента возглавляемая вице-президентом группа людей, в ядро которой входили консервативные члены компартии и военные, попыталась свергнуть Горбачёва, отдыхавшего тогда на президентской вилле на берегу Черного моря в курортном городе Форос.

Сперва путчисты потребовали отставки Горбачёва, но получили отказ. Тогда они решили его изолировать, оборвав телефонное сообщение с резиденцией, и сообщить населению об отставке президента по причине болезни. И хотя популярность Горбачёва стремительно падала, народ категорически не желал возвращаться к тоталитарному доперестроечному укладу и в знак протеста выстроил баррикады против введенных путчистами танков.

Заговорщики даже созвали российских и зарубежных журналистов, чтобы объяснить справедливость своего намерения свергнуть Горбачёва, но вице-президент Янаев, солировавший на той пресс-конференции, предстал не в самом приглядном виде: будучи пьян, он не мог сказать ничего дельного, вдобавок у него тряслись руки. Какая уж тут народная поддержка? Вся эта шумиха с путчем закончилась через три дня, когда Горбачёв, спасенный, вернулся в Москву.

Причиной этого путча стало то, что президент для собственной сохранности пошел на компромисс с консервативными коммунистами и, отстранив от должности тех, кто поддержал перестройку, выдвинул людей вроде Янаева, не имевших ни популярности, ни способностей. Впрочем, настоящая глава не об этом.

Рассказать я хотел о том, как к этим событиям отнесся Гергиев. Шел третий год, как он стал главным дирижером Кировского театра. Грандиозные реформы были в полном разгаре, а годом ранее он с успехом дал оперный спектакль в Лондоне. Это было время, когда Гергиев, почувствовав в себе уверенность как руководитель театра, с большим энтузиазмом стал искать спрос на свои выступления за рубежом. Как раз этим он и занимался в английском Бирмингеме, когда произошел августовский путч.

Практически одновременно с началом этих событий ему позвонил американский промоутер и в ультимативном тоне сказал:

– Немедленно прилетай в США. Тебе грозит опасность, мы предоставим тебе политическое убежище.

– У меня есть семья. В России моя мать и сестры. Я не поеду в Америку и в политическом убежище не нуждаюсь!

Подлинность этого диалога, пересказанного мне лично Гергиевым, подтвердил и американский промоутер. Валерий тогда был тридцативосьмилетним холостяком, а с будущей супругой они еще даже не познакомились. Спустя пять лет после этих событий он впервые встретил Наташу, которая обучалась по классу баяна в его родной музыкальной школе во Владикавказе.

По Гражданскому кодексу РФ, гражданин достигает совершеннолетия, когда ему исполняется восемнадцать. В этом же возрасте девушка может официально вступить в брак. В окружении Гергиева были дамы, которые мечтали выйти за него замуж. Наблюдая за репетициями, я заметил, что одна из оркестранток с интересом посматривает в его сторону. Во взгляде этой обаятельной русской скрипачки недвусмысленно читалось сильное чувство. Но, по всей видимости, оно не было взаимным. Встретив Наташу, Валерий еще год ждал ее совершеннолетия, после чего они сыграли свадьбу у него на родине.

Кто-нибудь наверняка скажет, что я пишу здесь о слишком личных вещах, но в тех словах, которые Валерий произнес, когда стране грозила опасность переворота, содержится ключ к пониманию его внутреннего мира. В ответ на предложение эмигрировать он тогда сказал своему американскому промоутеру еще и такую фразу:

– У меня здесь Мариинский театр.

Чуть позже я еще вернусь к этой теме, а пока мне хотелось бы написать о его семье.

Одна из причин, по которой Валерий женился на Наташе, – ее осетинское происхождение. Говорят, когда в семье Валерия зашла речь о потенциальной супруге, его мама, Тамара Тимофеевна, шепотом спросила:

– И на каком же языке ты будешь говорить с ней дома? На русском?

Несмотря на то, что ее обожаемый сын, выросший в осетинской глубинке, теперь успешный человек, который живет в большом городе и общается с людьми высшего света, видимо, ей все равно хотелось, чтобы в семейной обстановке он и его жена говорили на осетинском языке.

Полагаю, Валерий взял в жены осетинку во многом потому, что хотел сделать приятное своей маме. «Я не знаю, как ее благодарить за то, что она сделала для меня» – не это ли самое чувство руководило им тогда?

Помню, как уже потом я гостил у них в Петербурге, и Тамара Тимофеевна угощала меня знаменитыми осетинскими пирогами с мясной и овощной начинкой. Во время застолья Наташа – тогда уже супруга Валерия – исполняла на баяне народную осетинскую музыку, чем однозначно доставила большое удовольствие своей свекрови.

Валерий Гергиев у себя дома рассказывает мне об осетинском народе. Октябрь 1996 года. Санкт-Петербург

Приблизительно через год после свадьбы у них родился сын, которого в честь деда назвали Абисалом. Второму же сыну дали имя отца – Валерий. Ну а родившаяся следом дочь получила имя бабушки – Тамара. Давая имена своим детям, он тоже следовал осетинским традициям.

«У меня здесь Мариинский театр» – думаю, эти слова, сказанные американскому промоутеру, как ничто другое свидетельствуют о тех теплых чувствах, которые он питает к этому месту. Именно здесь, несмотря на юные годы, он был избран художественным руководителем; здесь он задумал реформы, в успех которых никто не верил; здесь он добился значительных успехов, в то время как за спиной его то и дело называли «зеленым юнцом» и «деревенщиной». Но теперь люди сплотились вокруг него, и реформы стали приносить плоды.

Августовский путч 1991 года совпал со столетним юбилеем Прокофьева, творчеством которого Валерий тогда сосредоточенно занимался. В первую очередь это были оперы «Война и мир», «Огненный ангел», «Игрок» и «Любовь к трем апельсинам».

Певцы и оркестранты, сперва озадаченные объемом и темпом работы, постепенно начинали привыкать. Маэстро говорит, что несмотря на шумиху, которая не прекращалась в российском обществе на протяжении нескольких месяцев, в труппе Мариинского театра особых волнений не ощущалось: все верили в великую силу музыки.

Что касается Горбачёва, в целом можно сказать, что он этот кризис преодолел. Впрочем, когда его вызволили из заточения и привезли обратно в Москву, он даже не вышел к москвичам, а ведь двести тысяч человек собрались, чтобы поприветствовать его. Поговаривали, что он не захотел участвовать в митинге, который был организован ненавистным ему Ельциным. Отказавшись выйти к собравшимся, которые радовались, что он вернулся относительно целым и невредимым, не сказав им ни слова благодарности за эту поддержку, Горбачёв достаточно быстро лишился доверия со стороны народа и уже спустя четыре месяца был вынужден уйти в отставку. На этом бесславно завершилась диктатура компартии, которая продлилась семьдесят лет. На смену ей в Россию пришла демократия.

Разумеется, такое серьезное событие, как смена государственной системы, не могло оставить сотрудников театра равнодушными, но тут немалую роль сыграл Валерий, который обратился к ним с призывом:

– Не робейте! Вся сила – в культуре, поэтому давайте работать над нашим исполнением! Тогда во всем мире на нас непременно будет спрос. Сейчас самое время хорошенько поработать!

Большое счастье, что за три года во главе Кировского театра Гергиев смог достичь результатов и завоевать сердца своих подопечных. Тем временем в Большом театре – еще одном храме русской культуры, расположенном в Москве, – такого человека, как Гергиев, не оказалось. Из-за отсутствия лидера, которому можно было бы доверять, в труппе начались протесты, произошло самоубийство, и в театре на долгое время воцарилась смута.

Тот факт, что новая российская власть доверяет Гергиеву, давая выступать на открытии таких мероприятий, как зимние Олимпийские игры и Чемпионат мира по футболу, говорит о признании его лидерских качеств.

Глава 2
Музыка объединяет людей

«Я возвращаю то, что в молодости брал взаймы»

В октябре 1977 года Гергиев был удостоен первой премии на Международном дирижерском конкурсе им. Г. фон Караяна, который проходил в Берлине. В тот момент имя двадцатичетырехлетнего юноши узнал весь мир.

За полгода до этого Валерий, бывший тогда студентом дирижерского отделения Ленинградской (ныне Петербургской) консерватории, участвовал во Всесоюзном конкурсе дирижеров. Это стало возможным благодаря тому, что о нем высоко отзывались преподаватель дирижерского отделения Илья Александрович Мусин, а также преподаватели фортепианного отдела. Однако среди конкурсантов были уже сформировавшиеся дирижеры, одному из которых было и вовсе тридцать семь лет. Поэтому Валерий не питал особых надежд относительно результатов.

Но в итоге он победил. Это было отправной точкой, с которой начался его полет в мир большой музыки. Эта победа стала для него полной неожиданностью, но каково было его удивление, когда он узнал, что будет представлять СССР и на таком престижном состязании, как Конкурс им. Г. фон Караяна.

В то время Советский союз с большим вниманием относился ко всякого рода международным и глобальным событиям, на которых решались вопросы национального престижа. Всю страну охватила идея о том, что уже в следующем поколении миром должен править коммунизм. Запуск первого в мире искусственного спутника Земли, первый в мире полет человека в космос, первая в мире женщина-космонавт, первая в мире атомная электростанция и прочее, и прочее. Советская коммунистическая система должна была продемонстрировать всему миру, что будущее человечества именно за ней.

Как следствие, ограничивалась свобода слова, устранялись те, кто бросал хотя бы тень сомнения на коммунистическую идеологию. До простых людей не доходила информация из внешнего мира о том, что где-то существуют материальные блага и свободы, – за громкими словами о величии коммунизма скрывалась действительность, полная ограничений. Но нельзя сказать, что люди, лишенные доступа к информации из-за границы, не замечали, что в их обществе не все благополучно.

– В нашей стране что ни возьми, все самое лучшее. У нас даже часы самые быстрые в мире! – иронизировали они над собой. В то же время на черном рынке за баснословные деньги продавались часы марки SEIKO или бесшовные колготки, привезенные тайком из-за рубежа.

Учитывая это расхождение между идеологией и действительностью, советское руководство понимало, что на мероприятиях глобального и международного уровня решаются вопросы национального престижа. Решение об участии Гергиева в знаменитом Конкурсе дирижеров им. Г. фон Караяна было делом государственной важности.

Чрезвычайное значение это имело еще и потому, что в Европе особенно распространено было представление о России как культурно отсталой стране. Советское же правительство ломало голову над тем, как развенчать этот стереотип.

Для самого Гергиева сообщение о том, что на конкурс поедет именно он, было полной неожиданностью: это решение принималось не только руководством Ленинградской консерватории, но и Министерством культуры. И, конечно же, оно должно было получить одобрение в ЦК. Я наверняка не ошибусь, если скажу, что на протяжении этой поездки за ним присматривали люди из органов.

Это был действительно большой конкурс: помимо Валерия, от СССР поехал еще один представитель, от Штатов – двадцать человек, от Японии – пятнадцать. Всего же участников, включая немцев, французов, англичан и итальянцев, было около восьмидесяти.

Сразу скажу, что Гергиев был удостоен первой премии. На дебютном концерте победителю выпала честь дирижировать Берлинским филармоническим оркестром. Валерий до мельчайших подробностей помнит свое общение с Гербертом фон Караяном во время репетиций перед тем концертом.

В программе была Шестая симфония Чайковского («Патетическая»). Караян подробно изучил партитуру Гергиева, в которой тот сделал множество пометок.

– Для меня партитура – это все равно что блокнот для журналиста, – вспоминает маэстро. – Вот, например, у Чайковского есть партия гобоя: сначала я сделал себе пометку, что она должна исполняться espressivo, а потом еще уточнил – making joke. Я постоянно выдумывал что-то новое. Каждая партия у меня ассоциировалась с каким-то образом, о чем я делал соответствующие пометки.

В этих записях Валерий во многом подражал манере Мравинского – дирижера, которого он глубоко уважал. Караян внимательно просмотрел партитуру и, указав на расхождение с оригиналом, спросил:

– Почему так?

– Это подражание Мравинскому, – ответил Гергиев.

– Ах, так вы из Ленинграда? Мравинский, конечно, выдающийся дирижер, но в этой части лучше придерживаться оригинала.

Во время репетиции Караян сидел среди альтов и слушал. Третью часть Валерий обычно играл в ускоренном темпе, как его учил Мравинский, но сейчас он дирижировал Берлинским филармоническим оркестром – коллективом со старейшими исполнительскими традициями. Понимая это, Гергиев решил сыграть немного медленнее обычного. Тут Караян прервал исполнение и попросил начать заново в чуть более подвижном темпе – он согласился с трактовкой Гергиева.

Также Валерий рассказывал, что после репетиции Караян подошел к нему и, легонько пнув по ноге, сделал замечание:

– Ноги дирижера должны стоять прямо, а не ходить под ним ходуном!

Уже после концерта он сказал Валерию слова, которые тот вспоминает до сих пор:

– Ваша музыка звучит. Ее звучание интенсивное и сконцентрированное.

Расплываясь в улыбке, Гергиев признался, что в ту минуту был совершенно счастлив.

– Он тогда еще рассказал мне, как контролировать темп. Для этого дирижер должен постоянно тренировать свой внутренний метроном. Даже во время прогулок в парке. А еще Караян отзывался о Ленинграде как о великом городе, хотя в России он никогда и не был. Все это я бережно храню в своем сердце.

В подробностях описывая эти события своей молодости, Валерий сказал, что и Караян, давший ему такие искренние советы, и преподаватели из консерватории, отправившие его на этот престижный конкурс, заложили тогда основу всей его будущей жизни. И поскольку сегодня он уже не может отблагодарить своих учителей за тот опыт, который они ему дали, своей обязанностью он считает передачу этого опыта молодому поколению.

– Смысл моей жизни в том, чтобы вернуть все то, что я взял взаймы у своих учителей.

От этих слов у меня становится тепло на душе.

«Что сделало меня тем, кем я являюсь?» – именно эта мысль побуждает его вкладывать столько сил в воспитание молодых музыкантов.

Рассказывая об этом конкурсе, ставшем отправной точкой в международной карьере Валерия, нельзя не упомянуть еще один эпизод, который замечательно характеризует его отношение к жизни. Перед приездом всем участникам давали подробные указания: сколько денег нужно привезти с собой, каков размер конкурсного взноса и т. п. Среди прочего просили взять с собой фрак: он был необходим для участия в финале конкурса, а также для выступления на концерте лауреатов. У Гергиева фрака не было.

И не то чтобы он не надеялся пройти в финал, но тогда, перед отъездом в Берлин, он решил: «Что-нибудь придумаем». И вот – он в финале. У других участников костюмы, конечно же, при себе. Самое время что-то придумывать.

Он поспешил в магазин проката одежды, который кто-то ему посоветовал. Весь комплект – фрак, брюки, рубашка, жилет и бабочка – обошелся в семьсот марок.

– Прежде я таких денег в жизни не видал. От такой суммы кружилась голова, – вспоминает маэстро.

Как бы то ни было, именно в этом прокатном костюме двадцатичетырехлетний юноша дирижировал Берлинским филармоническим оркестром. Тогда он надел фрак впервые.

– Откровенно говоря, я человек суеверный. Если бы я взял с собой фрак, это значило бы, что я уверен в победе. А у меня принцип: не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Возьми я тогда с собой костюм, не видать мне первой премии, – Валерий засмеялся.

Этот очаровательный оптимизм, с которым он иронизирует над своей тогдашней бедностью, списывая все на суеверность, всегда сопутствует нашему маэстро.

«Музыка должна быть живой, но все же и запись оставить хочется»

У меня есть четкий критерий, по которому я могу отличить хороший концерт от плохого. Критерий этот весьма своеобразный, так что заранее прошу меня извинить: для меня хороший звук – такой, от которого возникает чувство голода. После отличного концерта мне хочется, не задумываясь о возможностях своего кошелька, хорошенько выпить и сообразно закусить. Я отдаю себе отчет в том, что истинные ценители найдут такое отношение к музыке если не порочным или дикарским, то по крайней мере достойным презрения.

Когда мне устанавливали домашний кинотеатр, у меня было только одно требование: чтобы прослушивание оперы помогало мне наслаждаться вином. Уже потом я понял, что своей просьбой доставил установщику немало хлопот: как же сделать звук таким, чтобы вино можно было пить с наслаждением?

Есть вещь, о которой я задумываюсь всякий раз, когда решаю побаловать себя роскошным ужином после концерта. Я думаю о том, что эти звуки, которые доставили мне столько удовольствия и пробудили во мне аппетит, навсегда растворились. Они, конечно, остаются в сердце, но как здорово было бы иметь возможность услышать их вновь, когда появится такое настроение!

Живая музыка безусловно хороша тем, что звучит лишь однажды: в этом и есть смысл походов в концертные залы. Умом я все это понимаю, но разве не прекрасно было бы воспроизвести эту музыку?

Однажды я познакомился с Исао Харадой – специалистом по акустике и директором фирмы Stereo Sound. Будучи первоклассным инженером, он к тому же прекрасно разбирается в вине и кухне и даже выпускает журнал «Королевство вина». Я пошел на отчаянный шаг и рассказал ему о своей постыдной мечте. Нельзя ли воспроизвести прекрасные звуки концертного зала, чтобы трапеза всегда приносила удовольствие?

Кроме того, меня беспокоила еще одна мысль: каково же людям, которые эти звуки созидают? И дирижер, и музыканты всякий раз выкладываются на полную катушку, заранее зная, что их музыке суждено растаять. Вероятно, это придает живым концертам атмосферу особой напряженности. И все же: неужели им не обидно, что рождаемые звуки сиюминутны? Разве им не хочется, чтобы их музыка осталась в веках? Да, существуют CD и DVD, но удовлетворяют ли современные технологии самих музыкантов? Быть может, они ждут, пока появится новый, более совершенный способ увековечить их музыку? Вот бы заглянуть творцу музыки прямо в душу!

– У посредственного музыканта спрашивать об этом нет смысла. Было бы интересно поговорить с первоклассным исполнителем. Но кто бы это мог быть? – сказал Исао Харада.

И в эту минуту мне на ум пришел Валерий.

– А как насчет Гергиева?

– Это было бы просто замечательно, но осуществить такое чертовски сложно!

Исао Харада отлично знал, каким спросом пользуется маэстро во всем мире.

Здесь, наверное, нужно объяснить одну особенность российского менталитета. В этой стране связи между людьми играют большую роль в любого рода ситуациях. По-русски эти связи называются знакомства, что на английский обычно переводится как connections. Эти самые знакомства – как в плохом, так и в хорошем смысле – могут быть очень сильной вещью.

При Ельцине, например, люди со связями могли втереться в доверие к президенту (особенно когда тот бывал нетрезв) или к его семье. Самыми аморальными способами они наживали огромные состояния.

Но есть и оборотная сторона медали: связи в России – это неотъемлемая часть бескорыстных межличностных отношений. Не понимая той важности, которой обладают знакомства, не понять и саму Россию.

Так какой же слышит свою музыку Гергиев? Как он хотел бы сохранить свои творения? Благодаря нашему с ним знакомству появилась возможность задать ему эти вопросы напрямую и таким образом осуществить нашу с Исао Харадой задумку.

Когда я сообщил Гергиеву о нашем желании встретиться и поговорить о звукозаписи, маэстро сказал, чтобы мы приезжали в Россию в мае, и тогда он выделит пару недель, в течение которых мы сможем без лишней спешки все обсудить. Он также пригласил нас навестить его в новом доме.

Вместе с Исао Харадой и Ёсио Мори (специалистом по аудиотехнике из фирмы Sony, который устанавливал мне домашний кинотеатр) мы отправились в Россию. Это было в разгар весны 2002 года.

И хотя в это время Валерий действительно находился в России, график у него был ужасно напряженный. 1 мая – День труда. 9 мая – День Победы. А тут еще и 7 мая – двухлетняя годовщина президентства Путина. Наконец, в том же 2002 году на 4 мая пришлась православная Пасха. Всего праздники продлились тринадцать дней – ну не роскошь ли?

Воспользовавшись этим, Гергиев тогда провел свой первый музыкальный фестиваль в Москве, в рамках которого он выступил в Концертном зале Московской консерватории и на площади Победы.

Тем временем в Петербурге, где находится дом Валерия, ожидалась премьера свежей постановки оперы «Борис Годунов», которая сначала игралась на сцене театра Ла Скала, а теперь – на сцене Мариинского театра. Это была совершенно новая интерпретация старого произведения. Среди солистов были воспитанные Валерием молодые певцы. В этой постановке действие разворачивалось не на Руси, а в некотором абстрактном месте, а эмоции персонажей передавались при помощи особой светотехники. Стоит ли говорить, что и руководство молодыми артистами, и переезд спектакля на другую сцену отнюдь не были простыми задачами.

В театре было множество молодых людей, которые просто мечтали работать под началом Гергиева. Весь день от рассвета до заката у него уходил на прослушивание кандидатов, а глубоким вечером ждала звукозапись. Человеку, обладающему заурядной силой – как физической, так и моральной, – подобный график не по плечу. Как говорит сам Валерий, он выполняет такой невообразимый объем работы за счет энергии, которую дает ему «невидимая длань».

Он пригласил нас к себе домой, но разве возможно при таком расписании еще и гостей принимать? Когда Харада-сан узнал, что Гергиев вертится, как белка в колесе, на его лице появилось выражение, точно говорившее: «Да, Кобаяси-сан, поторопился ты с походом в гости…» Но маэстро сдержал обещание. Он пригласил нас к себе на ужин в перерыве между репетицией «Бориса Годунова» и ночными звукозаписями. Слову этого человека можно доверять.

Его апартаменты находились прямо по соседству с Эрмитажем, на улице, протянувшейся вдоль Невы. Тут же поблизости был дом виолончелиста Ростроповича. Гергиев жил в роскошном особняке. Его новая квартира находилась на последних двух этажах – шестом и седьмом. Кстати, в Петербурге существуют жесткие ограничения на строительство высотных зданий.

Нас встретила жена Наташа, мама Тамара Тимофеевна, а также сестра Светлана вместе с семейством. Я уже и прежде писал, что для осетин чрезвычайно важны кровные и этнические связи.

– Валерий пока еще в театре. Но вы проходите, пожалуйста, сюда, – с этими словами нас проводили в его фонотеку.

В этой комнате, расположенной в пролете между этажами, были деревянные полы без единого коврика, два рояля, а стена возле окна была увешана почетными трофеями, которые маэстро привез со всего света. Нас же больше всего заинтересовала аудиотехника, которая сразу же бросалась в глаза, так как в комнате она была повсюду. По периметру стояло пять динамиков и низкочастотных репродукторов фирмы Nautilus. И, конечно же, проигрыватель для Super Audio CD фирмы Sony.

У стены напротив главного динамика располагался диван: не слишком мягкий, но и не слишком жесткий – как раз то, что нужно для прослушивания музыки. Вернувшись из театра, Гергиев сел на этот диван.

Как вы уже знаете, во взгляде маэстро есть одна особенность: когда он смотрит на тебя своими неподвижными зрачками, ты точно оказываешься под действием магии. Его большие глаза словно перекликались с двумя динамиками, в середине каждого из которых было по большому отверстию – разве не идеальная композиция?

Оба моих спутника всем своим видом показывали, какое впечатление произвел на них Гергиев своим появлением. Но Валерию явно было не до этого. Желая направить разговор в нужное нам русло, я без обиняков задал ему вопрос:

– Маэстро, а ведь ваша прекрасная музыка тоже не вечна, не правда ли?

– Конечно, первоклассное исполнение хочется записать при помощи первоклассных технологий. Особенно трудно с оперой: заставить большого солиста петь на пределе своих возможностей практически невозможно. Но попытаться хочется. Сейчас появились новые технологии, которые позволяют делать записи весьма высокого качества. Я внимательно слежу за тем, что происходит в мире аудиотехники.

Впервые мне довелось услышать Super Audio два года назад, и я сразу понял, что хочу себе такую систему. С моим оркестром мы записываем одно и то же произведение в разных залах, у каждого из которых есть свои особенности. Было бы крайне интересно провести эксперимент, чтобы узнать, насколько эти особенности можно воспроизвести.

Когда Мори-сан заговорил о том, что Караян, интересовавшийся новыми технологиями звукозаписи, оказал большое влияние на распространение CD, маэстро увлеченно продолжил:

– Крайне важно, чтобы акустика в зале была сбалансированной. Иногда бывает слишком большое эхо. А бывает, напротив, сухой, необъемный звук, который тут же улетучивается, но именно в таких залах можно расслышать мельчайшие детали в игре оркестра. Любопытно было бы в рамках эксперимента записать как раз сухой звук, чтобы передать музыку во всех ее подробностях.

Я впервые узнал, что у залов с плохой акустикой есть такая любопытная особенность.

– Мне бы хотелось опробовать новейшие технологии, чтобы записать наши выступления в Мариинском театре, а затем сравнить эти записи с теми, которые уже имеются на обычных CD и Super Audio CD. Крайне любопытно узнать, как они будут различаться. Записывать можно не только в Мариинке, но и, например, в Suntory Hall, в Festival Hall в Осаке или же в Концертном зале Московской консерватории.

Беседа получилась долгой и оживленной. С современных технологий мы переключились на семью, затем поговорили о том, как важно, работая по всему миру, не забывать свои народные истоки.

Разговор продолжился и во время общего застолья. Тамара Тимофеевна, Наташа и Светлана угощали нас знаменитыми блюдами осетинской кухни, среди которых были, разумеется, и пироги с мясной, овощной, а также сырной начинкой.

Проведя с нами два с лишним часа, маэстро расцеловал всех членов своей семьи, начиная с сыновей, и со скоростью ветра умчался на ночной сеанс звукозаписи.

Впоследствии Валерий создал собственный концертный зал, где под своим же лейблом стал делать записи выступлений. Так сбылась мечта, которой он поделился с нами в тот вечер.

Гергиев – невероятно предприимчивый человек, у которого от слова до дела – один шаг. О том, что за спиной Валерия тогда стояла состоятельная японская меценатка, почитавшая его талант, я бы хотел рассказать отдельно.