Текст книги "Алессио Гаспари. Вместо мавзолея"

Калле Каспер
Алессио Гаспари. Вместо мавзолея

Любимой

Перемещения в пространстве и времени

1

 
Родившись в городе, где Стеcихор ослеп,
Оклеветав Елену —
За что? Конечно, за измену,
Как будто не было измены,
Разрушившей Приама стены —
Я вырос и окреп.
 
 
Родившись в городе, где Эмпедокл
В жерло вулкана бросился отважно,
Надеясь богом стать – и это важно,
Бессмертья ведь иначе не добиться,
Надо биться,
Я крылья отрастил как сокол.
 
 
Родившись в городе, где Энкелад,
в оковах, под землею
С огнем шалит порою —
Титану скучно,
Пользуется тем, что подручно —
Я юности был рад.
 
 
……………………………………………………..
 
 
А ныне в городе, где мутная река
И триста лет гранит не омывает,
Где ветер, замерзая, завывает,
Где небо серое не видело Страбона,
Анхиса на руках Энея, Цицерона,
Тоску свою вручаю вам, века!
 

2

 
О, слоник славненький, слоненок-мини!
О, Этна грозная на горизонте!
О, сладкозвучные мелодии Беллини!
Я предал вас… ради чего?…
насмешки Данте?
 
 
Доступных дев, вседневного разврата?
Шипящего змеею языка?
Онегина, убившего дружка?
Зловонного, как вероломство, мата?
 
 
И, главное – ведь нет уже возврата.
 

Я помню

1

Савонарола

 
Я помню зеркала, натертые до блеска,
Наряды помню – шелк, парча и мех.
Любая, помню, как писалась фреска
И Симонетты помню звонкий смех.
Неужто красота – смертельный грех?
 
 
Я помню голос – голоса – в соборе,
Призывы все изысканное сжечь.
Я роковую помню эту речь!
«В костер картины, украшенья – в печь!»
В те времена он был еще в фаворе.
 
 
Потом его сожгли. Так, изощренно,
Монаху отомстили зеркала.
Спровадила Fiorenza[1]1
  Fiorenza – Флоренция (город цветов; ит.)


[Закрыть], приняла Геенна
Того, кто думал, что искусство тленно.
И били радостно колокола.
 

2

Константин

 
Я помню Палатин опустошённый,
Когда из Рима убыл Константин.
Туман в то утро выполз из низин,
Парил как будто в небе паланкин.
Все думали: о, царь наш умудрённый…
 
 
Все думали, что царь наш умудрённый,
Столицу бросив, царство сохранил.
На каждый городок не хватит сил:
Византий впредь – мерило всех мерил.
Все думали: он мудрый, умудрённый!
 
 
Он умудренный, воцарилось мненье —
А он всего лишь от химер бежал.
Фаусте бы он яду дал бокал!
Но он рассвирепел и возжелал
Убить жену мучительно в бассейне.
 
 
Узрев жену ошпаренной в бассейне,
Он сдал столицу, сдал свой Пантеон,
Венеру, Аполлона предал он —
И погрузились наши боги в сон…
У нас о нем другое было мненье.
 

3

Весталки

 
Я помню смрад и рокот Колизея,
Львов на арене, venationes, кровь[2]2
  venationes – травля зверей (мн.ч., лат.)


[Закрыть].
И каждого я помню дуралея,
День убивающего вновь и вновь
Тут, на ступеньках, от восторга млея.
 
 
Я помню гладиаторов свирепых,
Жизнь против жизни, слава или смерть,
И помню императоров нелепых
На крыше собственного мавзолея,
Внизу толпы довольной круговерть.
 
 
Я помню целомудренных весталок
На мраморных ступенях Колизея —
Особо почитаемых особ.
Удел у них, на самом деле, жалок,
Неведом им земных страстей озноб.
 
 
И полюбивших помню я весталок,
Зарытых заживо, другим в урок…
Десяток, помню, написал я строк
В честь этих, самых милых мне весталок,
Строк десять – вместо мавзолея.
 

4

Художники

 
Я помню красный цвет Фиорентино,
Блаженного – аквамарин.
Марию помню, томную, Бронзино,
Пармеджанино молодого сплин.
 
 
Лукрецию, со сломанным кинжалом —
Кровь капает с нагой груди.
Мадонну с гарпиями помню, в алом…
Буди, о память, лица все, буди!
 
 
Я помню кардинала ди Биаджо,
С змеею там, срамные где места,
И помню проститутку Караваджо —
Красавицу, родившую Христа.
 
 
Я помню Рафаэля Галатею,
Чистейшую, среди морских зыбей,
И больше никого упомянуть не смею —
Ни девушки, ни фрески нет нежней.
 

Моему отцу

1

 
Отец сказал: «Мы родом из Коринфа,
Оттуда заселялись Сиракузы…»
А я, у грота Аретузы,
Вдруг закричал: «Праматерь наша нимфа!»
 
 
Потом увидели каменоломню,
Афинских пленников могилу,
Teatro greco… Кланялись Эсхилу.
Все это помню, помню!
 
 
Спустя полгода он уже в гробу.
«Проклятый мотороллер!» – плачет мама.
Немного крови высохшей на лбу…
Такая драма.
 

2

 
Он пел везде, по всей стране,
В Милане, Риме и Катанье.
В Вероне, помню, на коне,
В грязи – в Палермо, на спине,
В Тревизо – в ванне.
 
 
Он Верди пел, легко брал «до»,
Мог страстным быть, особенно в терцете.
Беллини пел, все роли, «от» и «до».
Про Марьо говорил: «Вот повезло —
Погиб красиво, с честью, на рассвете!»
 
 
Мы ездили втроем, по всей стране,
На сцене – он, мы с мамой в зале.
Мы слушали и кулаки держали.
«И сколько же», – сказала мама мне,
«Быть может в голосе печали…»
 

3

 
«Ты помнишь теорему Пифагора?»
Спросил отец, не ведая стыда…
(Запутался. Чужое. Ох, беда!
Вот как бывает, раз задула бора
И льет из крана мерзкая вода[3]3
  Писано в Новороссийске.


[Закрыть]).
 
 
Начнем с начала. Было се в Кротоне.
Мы отдыхаем, я, отец и мать.
Купаемся. Вздох мамы: «Благодать!»
Вдруг видим, из воды выходит рать,
Сияют латы на небесном фоне.
 
 
«Так это ж греки!» закричал отец.
«Пирр молодец! Ура! Вот будет пьянка!» —
«Ты, может, грек, но я уж – итальянка!»
Ругаются. (Привык). И вот конец.
 
 
Сидим за ужином, и папа держит речь:
«Все-все хорошее нам дали греки,
Искусство – греки, мысли тоже – греки,
Без них мы все – духовные калеки.
И вот, сейчас, лишившись их опеки…»
А мать зевает: «Не пора бы лечь…?»
 
 
…………………………………………………………..
 
 
Теперь читаю – «из какого сора»,
И думаю – ведь я уже не грек.
Забыл я теорему Пифагора
И розоперстый продал оберег.
 

4

 
«Но римляне – моральные уроды,»
За завтраком сказала мама.
(А за окном – какая панорама!
Вид нà море, что может краше быть!)
Увы, мне с ними жить…
«А термы, храмы, своды,
Все вместе – мраморные города,
Прекрасная, чистейшая вода
Из акведука…»
(Какая скука…)
«Рабы! Кровь на арене!»
«И что нам дал твой жиденький Христос?
В науке он – молокосос,
Застрял на Диогене».
«Не смей так говорить!» – как завопила мать,
«Христос вполне способен покарать».
Вскочил отец и выбежал из дому.
Его я больше не увидел.
На мото в пинью врезался… Впал в кому
И хана…
 
 
Теперь другая за окном страна.
 

5

 
Еще я помню, рассуждал отец:
«Марию почему предпочитаешь Леде,
Христа – Гермесу непоседе?
А Зевс – каков самец!
Исусик рядом с ним – скопец».
 
 
«Он – счастья мира нашего кузнец!»
Мать крикнула. Отец расхохотался.
«Ты хочешь, чтоб в монахи я подался?»
 

6

 
Я помню Реджо в сумерках осенних,
Весь город выходил на променад,
И помню вечер – самый незабвенный,
Я весел, даже более – я рад.
Еще полгода, и начнется ад.
 
 
Я помню вечер – самый незабвенный,
Мать за руку с отцом. Толпище. Зной.
Верчусь вокруг, на них гляжу, блаженных,
На лицах – удивительный покой.
Остановись, мгновенье!
– Папа, спой! —
 
 
Просил я после, спрятавшись в постели.
И он запел: «Луной был полон сад…»
(Опять запутался! Из окон лезет смрад.
Задуло. Закрываю. Быть метели).
Он пел другое, пел, что жизнь есть ад![4]4
  La vita è il inferno – Ария Альваро из оперы Джузеппе Верди «Сила судьбы».


[Закрыть]
 

7

 
Сказал однажды папа-вокалист:
– Свет если подобрать к Беллини,
Конечно, это будет синий.
Россини – серебрист.
 
 
У Верди алого и черного гибрид,
Сиреневым я вижу Доницетти.
Мне оперы бы все их спеть и,
Привет, Аид!
 

Моя Италия

1
Сицилия

 
Несчастный остров, лакомый форпост!
Кусок земли – кусище – страж морей.
– Беру его! – Нет, я! – Плыви скорей!
– Он занял Запад, но за нами – Ост.
– Зарезать всех, и взрослых, и детей!
 
 
Однако – Гиероны, и Дион,
Пиндар и Симонид, конечно же, Платон,
Здесь испытавший власти эталон
(Рабом за это чуть не кончил он) —
В анналах сколько числится имен!
 
 
Придумщик, гениальный Архимед,
Спаливший зеркалами римский флот.
Но римляне – тот еще скот —
(скот умножай на скот, получится народ)
Его убили. Но оставил след!
 
 
А Велизарий: – Ох, хорош форпост,
Вандалы с-час получат нагоняй.
Давай быстрее снасти, ну, давай!
Еще бы в Африку построить мост…
 
 
Арабы, и норманны, и Анжуй…
Вечерня – миг. Испанцы и Бурбон.
Кто больший острову нанес урон?
Чей ненавидели сильнее трон?
Теперь ликуешь? Ну, ликуй, ликуй…
 
 
Италии красивый, яркий хвост —
Ты был, и есть, и будешь лишь форпост.
 

2
Кротон

 
Великий, восхитительный Кротон,
Обнявший, как родитель, Пифагора.
Театры, храмы, людная агора.
С венком вернулся снова наш Милон…
Неужто запах лавра тоже сон?
 
 
Неужто тут не строил козни Пирр,
Слонища не трубили Ганнибала?
Тебя, Кротон, не Гера опекала?
Не разогнал ты сибаритов пир?
Не уважал тебя весь греков мир?
 
 
Где всё теперь? Что ни на есть
Провинция, притом второго сорта.
Великой Греции забыта честь.
Мятежникам сурова Рима месть.
 
 
Добраться бы до аэропорта…
 

3
Мантуя

 
Хорошую я знаю Ма́нтую,
И знаю дерзкую, в разврате.
 
 
Туман как с города немного сдую,
Исправлю век на циферблате,
И – за́мок.
Двое на кровати.
Жена – уродина, иль немка, иль австрийка,
Муж – князь.
(Комната для sposi)[5]5
  sposi – супружеская пара (ит.)


[Закрыть].
Не смотрят друг на друга. Каменные позы.
Откуда дети-то? От лилии, от розы?
Тычинка где? Где завязь?
(Поэзия бывает многолика).
 
 
Теперь окраина.
Зданьице низкое, «для чаепитья».
(Хотя на самом деле для соитья).
Оформлено… Кто тут жила? Таис иль Фрина?
Все голые, Юпитер (князь)
С готовой кочергой, впрямь у камина
(Тычинку чтобы заменить, и завязь).
Повторюсь, без одежды, люди, боги,
И ни одной не видно недотроги.


...

конец ознакомительного фрагмента