Текст книги "Золотая клетка"

Мне трудно было скрыть, чего мне на самом деле хочется.

В глазах Крис я прочла, что моя предприимчивость произвела на нее впечатление. Но, к моему удивлению, она лишь пожала плечами и ответила:

– Может быть. Посмотрим. Сперва я хочу потанцевать.

– Мы могли бы пойти в «Стюрекомпаниет», – вставил Хенрик.

– Ненавижу стоять в очереди, – со вздохом проговорила Крис и тряхнула своими рыжими волосами.

– Всё в порядке; Як сделает так, что нас пропустят, – сказал Хенрик. – Правда, Як?

– Само собой, – ответил тот, не отрывая от меня глаз. – Без проблем.

Он встал и протянул мне руку. Я покосилась на свой телефон. Никаких сообщений. Виктор вдруг стал казаться мне не таким уж и важным. Засунув телефон в сумочку, я взяла руку Яка.

* * *

Как и пообещал Як, охранники сразу замахали нам рукой, пропуская без очереди. По пути в VIP-зал его все время останавливали парни, желавшие поговорить, и девушки, которые кокетничали с ним, хлопая ресницами и выпячивая губы. Я же воображала себе, что у меня иммунитет к притягательности Яка, и забавлялась, наблюдая, как и мужчины, и женщины совершенно очарованы им.

В VIP-зале он сделал круг почета, пожимая всем руки, как президент во время государственного визита. Мы с Крис и Хенриком пристроились у бара, пока Як заканчивал свой круг. Хенрик заказал коктейли и стопочки водки. Большинство народу в клубе уже достигло необходимого уровня опьянения. Кто-то кричал друг другу в уши, брызгая слюной. Женщины были одеты в платья минимальных размеров или открытые топы с коротенькими юбками; мужчины – в тонких рубашках пастельных оттенков и джинсах или брюках-чинос. Я в своем взятом напрокат платье оказалась достойной конкуренткой – ощущала на себе пристальные мужские взгляды. Меня оглядывали и оценивали, однако всеобщее внимание доставляло мне удовольствие. Не могла не заметить, как оно влияло на Яка, когда он то и дело появлялся в поле моего зрения.

– Он всегда так исчезает? – спросила Крис Хенрика, неуклюже двигавшегося в такт музыке.

– Да. Он ведь всех всегда знает… – Он вздохнул, но в следующее мгновение просиял: – Как здорово, что вы пошли с нами! Мне не приходится стоять тут одному.

Я шагнула ближе к ним, чтобы лучше слышать.

– Так здесь все его знают? – спросила я.

– Нет. Иногда я сам задаюсь вопросом, знаю ли я его. А мы как-никак давно дружим и собираемся вместе создавать фирму…

Наклонившись к барной стойке, Хенрик отпил пару глотков коктейля.

– Возможно, дело в том, что никто не может понять его до конца, этим он так всех берет. Во всяком случае, такова моя теория. Плюс эта комбинация благородного происхождения и декаданса в семье… И в довершение ко всему – несколько сочных семейных конфликтов и трагедий.

Язык у него заплетался, он потягивал коктейль через розовую трубочку. Потом выпрямился и поправил очки.

Як остановился перед компанией девушек у другого конца барной стойки. Девушки захохотали, когда он, шутя, сделал несколько танцевальных движений. А когда отошел от них, они проводили его хищными взглядами.

Як подошел к нам и обнял нас с Крис за талию. Я ощутила тепло его ладони. Он провел большим пальцем туда-сюда. У меня защекотало во всем теле.

– Разве вы не собирались танцевать? – весело спросил Як, прежде чем повернуться к Хенрику. – Почему ты не увел их на танцпол? Я что, все должен делать сам?

Хенрик развел руками.

– Ты же знаешь, танцор я неважный.

– О да, с болью вынужден это признать… Об этом знаю не только я, но и каждый владелец ночного клуба в городе.

Хенрик покраснел, но, кажется, не обиделся. В их отношениях не было ни капли злонамеренности.

Як подмигнул ему.

– По последней рюмочке – и пойдем танцевать?

Вид у Хенрика был усталый, однако он кивнул.

– Конечно.

Як позвал бармена, который поклонился, пожал ему руку и обменялся несколькими словами. Внезапно перед нами появились четыре шота.

– Я угощаю! – крикнул бармен и, похлопав Яка по плечу, повернулся, чтобы принять другой заказ.

Мы подняли тост, откинули головы назад, выпили до дна и поморщились. Отставив от себя стопку, Як снова положил руку мне на талию и скользнул ею по моему боку до самого живота. Я бросила тревожный взгляд на Крис, но та, похоже, ничего не замечала, занятая беседой с Хенриком. Казалось, они нашли друг друга. В руке у меня оказался очередной коктейль, и алкоголь заглушил угрызения совести. Единственное, что имело значение, – прикосновение Яка к моему животу здесь и сейчас было очень приятным ощущением.

И все же я не могла не думать о Викторе. И о том, что совершенно неуместно стоять вот так с парнем, с которым я знакома всего несколько часов. Ведь я влюблена в Виктора – разве не так?

Кроме того, мне вовсе не хотелось нелепым флиртом портить только что завязавшуюся дружбу с Крис. Я безгранично восхищалась ею. В ней чувствовалась стихия. И Як, похоже, важнее для нее, чем для меня.

Однако было в нем нечто такое, от чего у меня голова шла кругом. Его рука остановилась, пальцы лежали у меня на бедре. И мне хотелось, чтобы он продолжал прикасаться ко мне…

Внезапно я поняла, что пора с этим заканчивать – еще до того, как что-то началось. Я высвободилась и отметила, что Як удивился – хотя изо всех сил постарался это скрыть.

– Мне пора, – проговорила я и поставила недопитый коктейль на стойку бара.

– Уже? Мы же собирались домой к Хенрику – закончить вечер у него…

– Мне нужно домой, – решительно ответила я. – К моему бойфренду.

– А, у тебя уже кто-то есть, – небрежно проговорил Як, но в его глазах мне почудилось разочарование. Впрочем, возможно, я просто видела то, что хотела увидеть.

– Да.

– Пожалуй, я все же тебя провожу.

– Что? Зачем это?

Он указал на что-то у меня за спиной, и я обернулась. Крис и Хенрик стояли, словно сплетенные вместе, и целовались взасос. Моя подруга положила руку Хенрику на затылок, крепко прижимая его к себе.

Я снова обернулась к Яку.

– Ну всё, пошла. Пока.

Як взял меня за руку выше локтя.

– Подожди. Дай я тебя провожу. Где ты живешь?

– В Ярдет. То есть там живет мой парень, и я собираюсь там переночевать. Зачем тебе провожать меня? Ты можешь выбрать любую девушку из тех, с кем разговаривал. Не представляю себе, чтобы кто-то из них сказал тебе «нет».

Я кивнула в сторону девушек, извивавшихся на танцполе под последний шлягер «Шугарбейб».

– Но только я этого вовсе не хочу. Я хочу проводить тебя. С тобой интересно. Ты красивая. И не такая, как все.

– Правда?

В животе у меня все на мгновение сжалось – я вспомнила все те случаи, когда мне говорили, что я не такая, как все, имея в виду совсем не это. Нечто совсем другое.

– Да, – ответил Як. – И еще мне нравится твое имя. Оно тебе очень подходит.

Он посмотрел мне прямо в глаза – умоляюще, как маленький мальчик. Я вздохнула.

– О’кей. Но тогда мы пойдем ко мне домой – на Виллагатан. И ты проводишь меня только до двери.

Як просиял.

Протиснувшись через толпу у дверей клуба, мы зашагали по улице Стюрегатан. Як закурил и протянул мне свою сигарету, а себе достал другую. Оказавшись на улице, мы не сказали друг другу ни слова, однако молчание казалось приятным.

Мимо проползло такси. Я скосила глаза на Яка – он улыбнулся мне. Мы свернули в сторону парка Хумлегорден.

– Что это за фирма, которую вы собираетесь создать?

– Сами пока не знаем. Ищем подходящую идею. Но как только найдем, возьмемся за дело на все сто – напишем профессиональный бизнес-план, найдем инвесторов, станем миллионерами…

– Инвесторов?

– Да, мы хотим все сделать сами. На своих родителей я не рассчитываю. Папа… мы с ним не общаемся. Мама живет со своим новым мужем в Швейцарии, посылает мне открытки на Рождество – но не более того. А нам нужен капитал. Чтобы снять помещение, нанять сотрудников, потратиться на маркетинг и рекламу…

Небольшое, едва заметное изменение голоса. Я не поняла, что оно означало. Як проследил глазами за человеком, шедшим по другой стороне улицы. Сделал глубокую затяжку. Это была уже третья сигарета за время нашей краткой прогулки.

– Мы с Хенриком поклялись стать экономически независимыми до того, как нам стукнет тридцать. – Он выпустил колечко дыма.

– А у вас есть название? Вашей пока не существующей фирмы…

Я ухмыльнулась, чтобы показать, что я его поддразниваю.

Однако на мой шутливый вопрос Як ответил серьезно.

– У нас было несколько идей, но ни одна не пришлась ко двору. Я хочу, чтобы название сразу говорило – наша фирма лучшая, вне конкуренции.

Як выпустил еще одно колечко дыма.

– Что скажешь по поводу «Компэр»? – спросила я, подумав. – Самоуверенное название, которое показывает, что фирма не боится сравнения с другими[7]7
  От англ. To compare – сравнивать.


[Закрыть].

Як остановился и посмотрел на меня.

– Мне нравится, – проговорил он. – Приятно звучит.

– Не забудь поблагодарить меня, если вы решите его использовать, – сказала я, улыбаясь.

Мы вышли на Карлавеген, и я начала дрожать. Становилось холодно, а у меня не было верхней одежды.

Из открытого окна в нескольких метрах от нас доносилась музыка. Внезапно дверь подъезда в этом доме отворилась. Оттуда вывалились мужчина и женщина. Як сделал несколько быстрых шагов, успел придержать дверь ногой, открыл ее передо мной и театрально поклонился.

– Что ты делаешь? – спросила я, обнимая себя обеими руками.

– Продолжение вечеринки!

– Ты знаешь тех, кто здесь живет? – изумленно спросила я, заходя следом за ним в подъезд.

– Скоро узнаю. И ты тоже. Пошли. – Як взял меня за руку и повел по широкой каменной лестнице. – Выпьем пару коктейлей и свалим.

– Ты шутишь? – захихикала я, давая себя увести. – Ты собираешься прийти в незнакомый дом и просто позвонить в дверь?

– Да. – Як почти бегом поднимался по лестнице, волоча меня за собой.

– Ты сумасшедший! – воскликнула я, смеясь.

Як обернулся и быстро поцеловал меня. Легкое прикосновение подействовало, как электрический разряд.

Мне пришлось остановиться и перевести дух, прежде чем я смогла войти вслед за ним в квартиру, откуда доносилась музыка.

На табличке было написано «Линдквист». Мы позвонили. Дверь нам открыла женщина лет тридцати, раскрасневшаяся от выпитого. У нее за спиной звучали музыка, гул голосов, звон бокалов и смех. Як улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой, а я в смущении спряталась у него за спиной.

– Добрый вечер! – радостно заговорил он. – Мы не могли пройти мимо – услышали, что у вас тут вечеринка и вы веселитесь на славу! Можно мы с моей девушкой зайдем к вам и немного согреемся?

Я вздрогнула, когда Як назвал меня своей девушкой, но сохранила лицо. Все во мне перевернулось, когда он произнес это слово, имея в виду меня. Женщина сердечно рассмеялась, закивала и шагнула в сторону.

– Проходите. Меня зовут Шарлотта.

Мы представились. Все остальные гости, похоже, прошли в квартиру в уличной обуви, и мы сделали то же самое. Шарлотта зашла впереди нас в зал, где под гигантской хрустальной люстрой веселились около сорока празднично одетых людей. Остановившись прямо посреди зала, Шарлотта подняла бокал.

– Слушайте все! Это Як и Фэй. Им показалось, что у нас тут очень весело, – и они решили зайти к нам!

По залу пробежал смешок. Кто-то крикнул «Добро пожаловать!», кто-то – «Налейте им!». Не успев и глазом моргнуть, я уже стояла и беседовала с женщиной-юристом по имени Аманда, лет на десять старше меня.

Все здесь были такие веселые, открытые, дружелюбные и светские. Вскоре я и думать забыла о том, как неуютно почувствовала бы себя в этой ситуации Матильда. Фэй любила, когда вокруг люди, любила разговоры, смех, раскованную атмосферу, звуки, взлетавшие к потолку и роскошной хрустальной люстре. Фэй чувствовала себя здесь как рыба в воде.

К тому же я знала, что Як где-то рядом. Его присутствие придавало мне уверенности. Разговаривая с Амандой, я постоянно ощущала, где он находится. Словно все помещение склонялось к нему. Як всех ослепил, кружил по комнате, шутил, смеялся, всем подливал, словно был хозяином дома и вечеринки. Во всем, что он делал, была колдовская очаровательная самоуверенность. Никогда еще мне не приходилось общаться с человеком, блиставшим так, как Як Адельхейм.

Наши глаза встретились. Он подмигнул, улыбнулся и поднял бокал. Пузырьки в шампанском бурлили в свете хрустальной люстры.

Кто-то положил руку ему на плечо, и Як обернулся. Исчез. Внезапно мне стало его недоставать. Его взгляда, нашего взаимопонимания без слов, его улыбки. Я отвернулась и стала прислушиваться к Аманде, рассказывавшей о невыносимых условиях труда в одном из крупнейших адвокатских бюро Стокгольма. Теперь, когда взгляд Яка не сопровождал меня, салон вдруг стал казаться холодным и пустым. Кто-то вложил мне в руку еще бокал шампанского.

* * *

Час спустя гости стали расходиться. За окнами начало светать. Мы покинули квартиру в числе последних. Як выудил откуда-то недопитую бутылку вина и приставил к губам.

– На посошок, – с ухмылкой заявил он.

– На халяву, – ответила я.

– Да ладно.

Сделав пару больших глотков, он протянул мне бутылку. Я подумала о том, что его губы только что прикасались к горлышку – мне казалось, я ощущаю его вкус, смешанный с тепловатым белым вином.

Мы брели по пустынному городу, болтая без умолку. Я едва успевала вдохнуть между приступами смеха. Як пересказывал разговоры, изображая в лицах участников вечеринки. Я же рассказала про Крис и парня в автобусе.

До моего подъезда мы добрались слишком быстро. И замерли в молчании. Сразу показалось странным и диким, что я сейчас наберу код, открою дверь и войду в подъезд без него.

– Ну что ж, – выговорил Як, внезапно смутившись. – Увидимся.

– Ага.

– So long, Faye![8]8
  До скорого, Фэй! (англ.)


[Закрыть] – произнес он, словно повторяя реплику из дешевого голливудского фильма, и развернулся на месте.

– Подожди!

Як остановился на ходу, обернулся, провел рукой по волосам и вопросительно посмотрел на меня.

– Да?

– Да нет, ничего…

Он снова развернулся. Пошел прочь. Поднял бутылку.

Я стояла как столб. Ждала, что он обернется. В последний раз взглянет на меня. Помашет. Кинется обратно. Поцелует меня – на этот раз по-настоящему. Я все еще помнила прикосновение его губ.

Но он лишь закурил, шагая вразвалку по Карлавеген. Потом повернул налево и исчез из виду.

Держа Жюльенну за руку, Фэй другой рукой толкала перед собой тележку в «Ика Карлаплан». Их кухарка уже два дня как болела, а ей хотелось порадовать Яка домашней едой. Своим знаменитым блюдом – спагетти болоньезе. Секрет заключался в сельдерее. И в трех сортах лука. А еще соус должен тушиться долго-долго.

Когда они были молоды и бедны, каждую неделю по понедельникам Фэй готовила целую кастрюлю, которой им обоим хватало до четверга. Размышляя об этом, она взяла красный лук, желтый лук, белый лук и сельдерей.

– Я хочу покатить тележку, – заявила Жюльенна.

– Справишься?

– Да-а, – протянула дочь, закатив глаза.

– Ну хорошо, моя дорогая.

Фэй передала ей ручку тележки, взъерошила волосы Жюльенны, на мгновение задержала на ней взгляд, стоя посреди супермаркета. Она так любила дочь – иногда казалось, что сердце вот-вот разорвется на части…

– Скажи, если будет тяжело, – сказала Фэй и пошла в сторону прилавка с заморозкой, чтобы взять мясной фарш.

Жюльенна тащила тележку за собой.

Они миновали пожилого мужчину, помогавшего женщине такого же возраста достать с полки консервную банку. Фэй не могла оторвать от них глаз. Он протянул банку женщине, которая стояла, тяжело облокотившись об роллатор. Она похлопала его по руке – в мерцающем свете потолочных ламп сверкнуло обручальное кольцо.

Фэй задалась вопросом, как долго они женаты. Разве не так и они с Яком будут когда-то относиться друг к другу? Она всегда ясно видела перед собой, как они, неразлучные всю жизнь, вместе стареют, вместе покрываются морщинами и слабеют. От этого образа будущего она никогда не откажется. Хотя у них с Яком сейчас непростой период, в конце концов все будет именно так. Если б она спросила эту пожилую пару, те наверняка тоже могли бы рассказать о трудностях, с которыми сталкивались в жизни. О трудностях, с которыми они справились…

Жюльенна подняла глаза.

– Мама, почему ты плачешь?

– Потому что это так мило…

Жюльенна растерянно огляделась.

– Что мило?

– Что он… эээ, ничего особенного.

Пожилая пара свернула в проход между полками и скрылась из глаз.

Взяв последнее необходимое, Фэй направилась к кассе. Жюльенна – за ней. Вечерние газеты обещали, что именно они разгадали загадку – как похудеть просто и быстро. Фэй взяла «Экспрессен» и еще раз проверила, что ничего не забыла. От соков она отказалась – и за три дня набрала то, что скинула. И еще немного.

Фэй выбрала ту кассу, за которой сидела молодая симпатичная девушка, работавшая быстро и эффективно. Какая-то женщина положила на ленту упаковку тампонов. В тот момент, когда кассирша считывала сканером штрих-код, Фэй сообразила, что у нее задержка. И весьма серьезная. Месячные должны были прийти две недели назад. Скорее всего, это вызвано диетой, однако она хотела знать точно.

Подошла их очередь.

– У вас есть… – Фэй покосилась на Жюльенну, которая была полностью поглощена маленьким пуделем у входа, – тест на беременность?

– Вон там, в автомате, – ответила кассирша, показывая рукой.

Вздохи и косые взгляды, когда Фэй вышла из очереди. Выбрав в автомате аптечные товары, она нашла тест на беременность. Жюльенна все еще разглядывала маленького пуделя. Фэй взяла две упаковки и вернулась на кассу.

– Четыреста восемьдесят девять крон, – сказала кассирша, просканировав тесты.

Фэй достала карту «Американ экспресс» и расплатилась.

– Простите, – проговорила она, – вы, случайно, не знаете… Макс в отпуске?

Кассирша приподняла брови. Кажется, она даже чуть заметно улыбнулась.

– Макса уволили. Говорят, он приставал к покупательницам.

– Понимаю, – пробормотала Фэй. – Спасибо.

И, крепко держа Жюльенну за руку, поспешила прочь из магазина.

Як добился, чтобы Макса уволили. В этом она не сомневалась. И это должно означать, что он все же неравнодушен к ней? Несмотря ни на что?

Жюльенна, державшая в руках газету, прищурившись, разглядывала фото на первой странице.

Что произойдет, если выяснится, что она беременна? Как отреагирует Як? При первой встрече он сказал, что мечтает иметь четырех детей. Но с тех пор, как появилась Жюльенна, не высказывал никакого интереса к этой теме. О детях даже не заходила речь. А сама она? Хочет ли еще ребенка? Да, конечно. Особенно сейчас. Маленькая сестричка или братик для Жюльенны помогли бы им с Яком снова сблизиться, так что закончилось бы то странное состояние, в котором они сейчас пребывали.

И Жюльенне было бы веселее иметь братика или сестричку. Они могли бы подружиться. Сама она всегда мечтала о сестре. О союзнице.

Фэй поспешно отогнала эти мысли. Она давно уже научилась держать их в узде, не давая пускаться вскачь. Бессмысленно думать о том, что от тебя не зависит.

* * *

Когда они вошли в квартиру, Жюльенна кинула газету и куртку прямо на пол. Фэй повесила свою куртку на крючок, внесла пакеты в кухню и начала доставать продукты. Уголком глаза она видела, как дочь вышла из своей комнаты с «Айпэдом» в руках и кинулась на диван, не снимая сапог.

– Сними обувь, прежде чем ложиться на диван! – сказал Фэй.

Ответа не последовало. Отставив сковородку, она отправилась в гостиную и принялась стаскивать с Жюльенны грязные и мокрые зимние сапоги.

– Не хочу!

Жюльенна стала дрыгать ногами в воздухе, задевая диван – грязь и глина попали на обивку. Проклятье, теперь ей придется срочно постирать и высушить чехлы, пока Як не вернулся домой… Глина попала и на ковер.

– Не хочу! Не хочу! Не хочу!

Жюльенна продолжала остервенело дрыгать ногами.

Фэй удалось снять сапоги, она стащила Жюльенну с дивана, но та тут же с криком кинулась обратно. Фэй пошла в кухню и вернулась с тряпкой. Может быть, ей удастся оттереть грязь, если поторопиться? На Жюльенну она не обращала внимания. С облегчением обнаружила, что бо́льшую часть грязи удалось отчистить, и склонилась, пытаясь отмыть ковер. Жюльенна дрыгнула ногой в ее сторону, и Фэй схватила ее за ногу.

– Так нельзя!

– Можно!

Изнутри поднималась тьма. И знакомая, и непривычная. Фэй тяжело сглотнула, сжала и разжала кулаки.

Должно быть, Жюльенна заметила перемену в настроении матери – всхлипывая, она изумленно уставилась на Фэй.

Последний раз проведя тряпкой по ковру, та поправила прядь волос и повернулась спиной к Жюльенне.

– Ты – толстая, – сказала дочь.

Фэй обернулась.

– Что ты сказала?

Жюльенна смотрела на нее с упрямым блеском в глазах.

– Толстуха, – проговорила она, указывая на мать маленькой ручкой. – Ты – толстуха.

Фэй шагнула к ней.

– Я вовсе не толстая. Так говорить нельзя!

– Ты – толстая. Так папа говорит!

– Папа сказал, что я толстая?

Голос не повиновался ей. Внезапно она растерялась, замерла посреди комнаты, не зная, что делать. Жюльенна поняла, что зашла слишком далеко, и снова заплакала.

Фэй поплелась прочь. Все вокруг вращалось. Она не понимала до конца, где находится. Слышала за спиной голос Жюльенны, которая, всхлипывая, звала ее.

Фэй заперлась в туалете. На несколько секунд прислонилась лбом к двери, чтобы остудить голову. Достала тест на беременность. Жюльенна стояла под дверью, колотилась в нее и кричала. Фэй спустила до колен брюки и трусы. Села на унитаз, открыв зубами упаковку. Держа полоску теста между ног, расслабилась, чтобы струйка мочи попала на полоску, не заботясь о том, что капли брызгают на пальцы. За дверью продолжала кричать Жюльенна.

Стокгольм, сентябрь 2001 года

Сидя в автобусе, я разглядывала машины, проносившиеся мимо. Было жарко и душно. Водитель открыл люк на потолке, чтобы впустить свежий воздух, но почти ничего не изменилось – лишь легкий сквозняк пробегал по плечу. На сиденье рядом со мной сидела крупная потная женщина с плачущим ребенком на коленях.

Проехали парк Хумлегорден. Здесь мы с Яком гуляли. В душе у меня события той августовской ночи проигрывались сотни и сотни раз.

С тех пор я хваталась за малейший повод отправиться в Чайна-таун – так Крис называла кварталы между Торгово-экономическим институтом и Северным реальным училищем – в надежде встретить Яка. Но он так и не появлялся.

Помимо этого, жизнь впервые стала веселой и увлекательной. Учеба давалась мне легко – впрочем, так было всегда. С того дня, как я пошла в первый класс, школа стала для меня заповедником – тем местом на земле, где я легко достигала успехов. Преподаватели не скупились на похвалу. Предметы были интересными и увлекательными и безумно мне нравились.

Почти все свободное время мы с Крис проводили вместе. Ни ей, ни мне не нужно было много зубрить. Крис – потому, что ее вполне устраивала оценка «удовлетворительно»; мне же потому, что я еще с малых лет легко могла запомнить любой текст, прочтя его пару раз.

Виктор, ранее игравший в моей жизни главную роль, теперь превратился в статиста. Даже самой себе я не могла до конца объяснить, что же изменилось, но после встречи с Яком мои чувства к Виктору остыли. Я стала отдаляться от него. Придумывала несуществующие контрольные и зачеты, чтобы объяснить, почему у меня нет времени встречаться с ним. Не снимала трубку, когда он звонил, и порой не перезванивала ему дня два-три. Мой запланированный переезд к нему в квартиру я откладывала и тормозила, пока он не перестал заводить об этом речь.

Моя холодность подействовала на Виктора, сделав его неуверенным и сентиментальным. Он все больше старался, назойливо окружал заботами; я же становилась все холоднее. Наши отношения явно сходили на нет, но он цеплялся за меня, как утопающий за соломинку. Названивал мне днем и ночью, осыпал меня подарками и знаками внимания, постоянно спрашивал, где я и чем занимаюсь. Неожиданно начал интересоваться моим прошлым, моей семьей, моей жизнью до него. Я отказывалась отвечать. Да и что я могла бы рассказать? Но моя замкнутость, нежелание рассказывать о себе толкали его на все более отчаянные попытки. Словно я стала шифром, который Виктор пытался разгадать. Казалось, он всерьез надеялся, что я снова полюблю его – стоит только ему разгадать мою тайну.

Самое ужасное – то, что с Виктором все было в порядке. Он был красивый, добрый, нацеленный на успех. Обращался со мной как с принцессой. Проявлял преданность и надежность – редкие качества в стокгольмских джунглях.

Однако он не был Яком Адельхеймом. И я все отчетливее понимала, что мне придется с ним расстаться. Но все же оттягивала этот момент. Впрочем, дальше откладывать уже было невозможно.

Когда автобус остановился у парка Тессина, я не испытывала ни малейшего сомнения. Тяжело будет причинить ему боль, но с этим пора заканчивать.

– Простите, я выхожу, – сказала я.

Женщина с ребенком тяжело поднялась, пропуская меня. Вид у нее был усталый и подавленный. Под узкой футболкой виднелись валики жира по бокам, свисавшие на пояс джинсов. Мальчишка пускал слюни. Зеленые сопли висели на носу, как гроздья винограда. Боже мой… Я никогда не стану такой. Мой ребенок всегда будет идеальным. Мой ребенок от Яка… Я вздрогнула и покраснела, стыдясь своих мечтаний. Однако все мои мечты теперь были о Яке. И во сне, и наяву. Для Виктора просто не оставалось места.

Двери автобуса зашипели, распахнулись, в глаза мне брызнул солнечный свет. Виктор ждал меня, как обычно, в центре парка. Я представила себе, как он в прекрасном настроении заходит в ворота – в уверенности, что мы пойдем есть пиццу. А затем двинем домой, посмотрим фильм, займемся сексом и заснем вместе. Между тем этому не суждено сбыться.

Умом я жалела его, но не испытывала никаких чувств. Тоска по Яку заслоняла все, и я становилась равнодушной. К тому же поведение Виктора все больше стало раздражать меня. Он вырос в благоприятной атмосфере, ему все далось легко. Поначалу я запала на его наивность, но теперь она вызывала у меня лишь досаду. Он ничего не знал о жизни, о которой я, увы, знала слишком много. Виктор понятия не имеет, кто я. Вернее, что я из себя представляю.

Он был в джинсовой рубашке и светлых брюках-чинос. Широко улыбнулся мне, наклонился вперед и чмокнул меня в щеку.

– Я скучал по тебе, – сказал, обнимая меня за талию. – Ты слишком серьезно относишься к учебе. Куда пойдем? В «Вальхаллу» или в «Теодорас»?

– Нам нужно поговорить, – сказала я. – Пойдем сядем.

Потянула его за собой к зеленой скамейке. Виктор обернулся ко мне и снял солнечные очки. Медленно сложил их, убрал в карман рубашки. Глаза его беспокойно забегали.

– Что-нибудь случилось? С тобой всё в порядке? – спросил он, делая вид, что не понимает, что я собираюсь сказать.

Неподалеку от нас группа местных алкашей играла в петанк[9]9
  Петанк – изначально провансальский национальный вид спорта, бросание шаров.


[Закрыть]. До нас доносились их веселые хриплые голоса.

– Я больше не хочу быть с тобой. Между нами все кончено.

Я и сама слышала, как холодно прозвучал мой голос. Сделала над собой усилие, чтобы казаться расстроенной. Виктор смотрел перед собой пустым взглядом.

– Понятно… Я что-то сделал не так?

Он ерзал на скамейке, избегая моего взгляда. Сглотнул, потом еще раз.

– Нет. Ты ни в чем не виноват.

Мне трудно было смотреть ему в глаза – я боялась, что он заметит мое презрение, поэтому стала следить за матчем по петанку. Из-за алкоголя, гулявшего в крови участников, шары попадали то туда, то сюда, но мужики все равно радовались и ликовали. Позади алкашей споткнулась и упала на дорожке какая-то девочка. Ее мама подбежала к ней. Обтерла грязные окровавленные коленки, взяла ее на руки, обняла.

– Я могу что-то изменить? Может быть, тебе просто нужно время…

Голос звучал глухо. До него начали доходить мои слова, и он был близок к тому, чтобы заплакать. Я огляделась. Если Виктор расплачется, я встану и уйду. Не выношу, когда кто-то плачет. План по слезам у меня перевыполнен на всю оставшуюся жизнь.

– Нет. Мне очень жаль, но я больше не влюблена в тебя.

– Но я-то влюблен в тебя! Ты – самое лучшее, что у меня есть. Самый прекрасный человек, которого я встречал…

Виктор положил руку поверх моей ладони. Гладил, массировал, словно это могло заставить меня изменить свое решение. Словно меня, а не его надо было утешать.

Большая проблема большинства людей, как я поняла, состоит в том, что они перекладывают свои печали на других. Хотят ими поделиться. Они верят, что мы все автоматически грустим по поводу одних и тех же ситуаций – только потому, что у нас похожие ДНК. Но горе не становится легче от того, что ты им поделился. Напротив, оно становится еще тяжелее. А Виктор и понятия не имеет, что такое настоящая беда.

– О’кей, я понял, – проговорил он, кивая. – Но могу я попросить тебя пойти со мной ко мне домой, чтобы мы могли поговорить обо всем в спокойной обстановке? Мне так невыносимо сидеть тут у всех на глазах… Подари мне последний вечер. Только один. Потом я исчезну из твоей жизни – уйду без всяких протестов. Пожалуйста!

Он так крепко сжал мою руку, что мне стало больно. Я знала, что мне следовало бы сказать «нет». Все равно один вечер его не утешит. Однако это был самый простой выход из сложившейся ситуации, и я решила воспользоваться им.

Пока мы шли до его квартиры, я успела много раз пожалеть об этом – но, может быть, разрыв пройдет легче, если дать ему выговориться? Вместе с тем мне хотелось оттянуть неприятный разговор – сил не было выслушивать его упреки и заверения в любви. Ему нужен был ответ, а я не могла ему ничего дать. Знала только одно: мое сердце принадлежит другому, я должна идти дальше.

Чтобы выиграть время, я предложила сходить за пиццей, подозревая, что впереди долгий вечер и мы оба успеем проголодаться. Виктор не ответил мне. Молча сидел на кровати, уныло опустив плечи.

– Скоро вернусь, – сказала я, избегая смотреть в его глядящие на меня с упреком глаза.

Достав из сумочки бумажник, закрыла за собой входную дверь. Подумала: «Один вечер я ему подарю. А потом – свободна».

Двадцать минут спустя я вернулась. Виктор поглядел на меня странным взглядом, когда я поставила коробки с пиццей на стол в его однокомнатной квартирке. Почти с триумфом. Он по-прежнему сидел на незастеленной кровати, а рядом лежал предмет, который я узнала. Сердце замерло в груди. Мой дневник. Виктор рылся в моей сумочке. Тут же лежал и мой блокнот – тот, в который я записывала лекции и который в последнее время заполнился наивными рисунками. Имя Яка – в сердечке. Мое имя с его фамилией. Глупо. Нелепо.

Но в глазах Виктора все это было вовсе не нелепо.

– Теперь я знаю, кто ты на самом деле, – спокойно проговорил он.

Голос звучал невыразительно и глухо. Словно что-то в нем сломалось.

– Я знаю, кто ты такая. Вопрос в том, знает ли он…

Слово «он» прозвучало как угроза. Меня охватила паника. Никто не должен об этом узнать. В дневнике – моя прошлая жизнь. Правда, которая изменит все. На меня будут бросать те же взгляды, как когда я была Матильдой. Меня ждет то же унижение. Никто не должен снова смотреть на меня такими глазами. Особенно Як.