Текст книги "О чем мы солгали"

– Кто ее сделал? – спросила она.

– Какую именно? Ах, эту… – Мак встал рядом. – Мой друг Пит на моем дне рождения в прошлом году. Помнишь? Наткнулся на нее тут пару дней назад.

Она кивнула. Это был великолепный снимок. В черно-белом кадре, заснятые крупным планом, Клара и Мак смотрят друг на друга, они откинули головы, закатившись от смеха, а Люк улыбается прямо в камеру.

– Что нас так развеселило? – проговорила она.

– Одному богу известно. Просто подтруниваем над Люком по какому-нибудь поводу.

Она улыбнулась, и он ее обнял.

– Слушай. Почему бы тебе не перебраться ко мне на время? Не могу перестать думать, каково тебе одной в той квартире. Собери какие-нибудь вещи и поживи пока у меня. Если нам и суждено сходить с ума от беспокойства, лучше это делать вместе.

Клара задумалась над его предложением. У нее были еще друзья, у которых она могла бы остановиться, но никто не жил так близко к ее дому, как Мак. Переехав к Зои на другой берег, она отрезала бы себя полностью от прежней жизни, как если бы покинула Люка. К тому же она и Мак были Люку самыми близкими людьми, не считая его родителей, людьми, которые страстно желали его возвращения. Это имело смысл. Клара посмотрела на Мака с благодарностью.

– Отличная идея, – сказала она.

11

Лондон, 2017

Когда через пару часов Клара подъехала к дому, Хокстон-сквер почти опустел, притихшие бары и рестораны закрылись, вокруг не было видно никаких признаков жизни, лишь почтальон совершал обход, да зевала бездомная женщина в спальном мешке, выливая понемногу из бутылки воды себе на руку, чтобы напоить своего пса. В небе был рассеян холодный желтый свет, за черной оградой газона неподвижно лежали темные тени. Она пошла в квартиру с твердым намерением не задерживаться там, быстро накидать вещи в сумку, а затем поехать прямиком к Маку.

Дом был наполнен тишиной, Клара вошла и поднялась по лестнице. Она не заметила ничего необычного, пока не вставила в замочную скважину ключ и, не проворачивая его, открыла дверь. Клара застыла в недоумении: она хорошо помнила, что закрыла дверь на замок. По спине пробежали мурашки, когда она переступила через порог. Клара огляделась, и от ужаса у нее перехватило дыхание. Все было перевернуто вверх дном. Ящики открыты, их содержимое разбросано по всей квартире, выдернутые с полок книги были брошены на пол, диван раскурочен, гардеробы и шкафы полностью выпотрошены. Ничто не осталось нетронутым. Все выглядело так, словно кто-то искал какую-то вещь, но она не имела ни малейшего представления о том, что это была за вещь и удалось ли им ее найти.

Спустя много часов полиция наконец разрешила ей вернуться в квартиру. Клара закрыла дверь за полицейскими, когда они мрачно вышли, нагруженные сумками и ящиками с оборудованием, и, оставшись в одиночестве, принялась оглядывать царивший вокруг хаос. Кто мог это сделать и зачем? Входная дверь в подъезд не была взломана, поэтому оставалось непонятным, как они попали в здание. И кто бы это ни был, он знал, что Клара дома не ночевала. Она посмотрела на потолок; вместо привычно пульсирующей музыки – зловещее молчание. Тишина, казалось, наполнила комнату, пробралась в каждый уголок, надавила на стены, и когда зазвонил телефон, она подпрыгнула от неожиданности и поспешила ответить, отчаянно желая услышать человеческий голос.

Это был Андерсон.

– Клара? Как вы? Констебль Мансфилд сказала мне, что они закончили обыск.

– Вам удалось поговорить с моей соседкой? – спросила она. – О которой я вам рассказывала?

Последовала пауза.

– Ее не было, когда мы звонили, – ответил он. – Оставили сообщение и попросили связаться с нами как можно скорее.

На Клару вновь начала накатывать паника.

– А почему бы вам не… В смысле, вдруг ей что-нибудь известно? Возможно, она как-то связана с произошедшим? У того, кто это совершил прошлой ночью, был ключ от входной двери в подъезд – надо полагать, это кто-то из жильцов? Может, она странным образом помешана на Люке, может…

– На данном этапе у нас нет оснований так считать. – Андерсон продолжал говорить с ней с прежним раздражающим спокойствием. – Но мы обязательно пообщаемся с ней, обещаю, Клара. Мы работаем над этим. А пока я предложил бы вам переехать куда-нибудь, хотя бы на ближайшее время.

Клара почувствовала себя маленькой девочкой, которую отец отправляет пойти к себе в комнату, чтобы успокоиться.

– Но, – сказала она.

– Я позвонил напомнить вам о сегодняшней пресс-конференции, – продолжил он. – В Отделе по расследованию убийств хотели бы знать, насколько вы готовы сказать несколько слов о Люке, о том, что он за человек…

Клара прикрыла глаза. Сложно было представить, что бы она сделала еще с меньшим удовольствием.

– Есть новости о фургоне? – спросила она.

– Нет, пока нет, мне жаль, Клара. Понимаю, насколько все происходящее расстраивает вас, но мы уверены, что…

Клара опустилась на диван, почувствовав внезапную слабость в ногах. Она выслушала обещания Андерсона, что они делают все возможное, и, попрощавшись с ним, тупо уставилась в телефон, тщетно стараясь представить ужасающий и совершенно невероятный сценарий развития событий, при котором любимый человек может умереть или уже умер, убит.

Позже Клара попыталась успокоить себя механической бездумной работой, расставляя стулья и раскладывая вещи по местам в ящиках и, дойдя до небольшой комнатки без окон, которую они использовали под офис, обнаружила там фотографии. Металлический шкаф для файлов, в котором Люк хранил личные документы, был перевернут, его содержимое перерыто и разбросано по полу. Она начала рассовывать обратно по ячейкам различные квитанции и выписки по банковским счетам, но закрыть выдвижной ящик ей не удалось. Нахмурившись, она просунула руку внутрь и ощупала стенки, пока не наткнулась на препятствие – большой конверт из манильской бумаги, застрявший под ящиком. Клара вытащила его и достала оттуда три фотографии – это были снимки одной и той же девушки.

Она в замешательстве рассматривала лицо незнакомки. Очень хорошенькая, но кто она? Одна из бывших? Тогда, почему Люк запрятал так далеко снимки – в шкаф для файлов, куда, как ему было известно, Клара никогда не заглядывала? Они не скрывали своих прошлых увлечений: Люк частенько обращал внимание Клары на бывших подружек, чьи лица мелькали среди друзей, с улыбкой взирающих со страниц дорогих его сердцу фотоальбомов. Она знала про Эми, девушку из школы, с которой его связывали первые серьезные отношения, и про Джейд из университета, и про всех, кто был между тем и после, но эту девушку Клара определенно никогда не видела раньше – она бы точно запомнила такое красивое личико. Если бы речь шла о мимолетной интрижке до момента знакомства Клары с Люком, зачем прятать фотографии таким способом?

Внезапная догадка подействовала на нее, как холодный душ. Конечно, эта девушка – его настоящая, а не прошедшая любовь. Колющая обида разлилась внутри нее желчью. Кто она такая? Он любил ее? Это было невыносимо жестоко – так ухищренно прятать фотографии в доме, чтобы потом украдкой смотреть на них за ее спиной. Клара безмолвно взирала на широкую улыбку и ослепительно голубые глаза. Она только сейчас поняла, что совсем не знала Люка, вела себя, как глупый доверчивый ребенок, игнорируя то, что происходило у нее под носом, слепо веря в любовь, которой и не было вовсе.

Ее отвлек от мыслей громкий звонок домофона.

– Кто там? – спросила она.

– Клара?

Она поморщилась: ей был незнаком этот голос.

– Извините, кто..?

После потрескивающих помех она услышала:

– Том, брат Люка.

Совершенно озадаченная Клара была так ошеломлена, что не сразу нажала кнопку на домофоне, чтобы впустить Тома. Как его сюда занесло? Он бывал в Лондоне наездами, и уж точно никогда вот так запросто не заходил к ним, их не связывали с Люком настолько близкие отношения. Наверное, ему стало известно о проникновении в квартиру, возможно, Роуз уже успела пообщаться с Андерсоном. Но он, определенно, не успел бы доехать сюда из Нориджа. Звук шагов и последовавший резкий стук в дверь всего в нескольких дюймах от ее лица вывели Клару из оцепенения; она вовремя спохватилась, что все еще держала в руке фотографии. Она молниеносно засунула их обратно в конверт и спрятала его в кухонный ящик, внезапно охваченная чувством стыда при мысли о том, что Люк ее ни во что не ставил и не питал к ней особого уважения.

– Том, – промолвила она вяло, открывая дверь. – Вот так сюрприз…

Клара отметила про себя, что вид у него был потрепанный, черные круги под глазами, небрит – все это так не вязалось с его привычной чопорностью и холеной внешностью.

– Я слышал о фургоне, – сказал он, проходя за ней в комнату. – Мама позвонила вчера вечером. Не могу поверить. – Он прервал себя, тревожно оглядываясь вокруг. – Господи, что здесь творится?

– К нам залезли в квартиру, – ответила она. – А ты не знал?

– Залезли? Нет, я… когда они..?

– Я вернулась домой сегодня утром и обнаружила вот это.

Его глаза расширились.

– Боже мой! – Он опустился в кресло и принялся слушать рассказ Клары о том, с чем ей пришлось столкнуться сегодня утром.

Не переставая говорить, она продолжала прибираться, чувствуя, как он неотрывно следил за ее перемещениями по комнате. Клара вдруг поймала себя на мысли, что еще никогда не оставалась с ним наедине, и, как ни странно, почувствовала себя крайне неуютно в его присутствии, под его пристальным взглядом ее движения стали медленными и неуклюжими. Она увидела, как он взял в руки ее фотографию с Люком из парка Хэмпстед-Хиз и внимательно посмотрел на нее с непроницаемым выражением лица. Ей захотелось поскорее его выпроводить.

– Так что же привело тебя, Том? – спросила она.

Том поднял лицо, она поймала взгляд его холодных голубых глаз.

– Я был по делам в городе, встречался с клиентом, потом решил навестить тебя.

– Правда? – Клара не смогла скрыть удивления.

– Я беспокоюсь, что ты здесь предоставлена сама себе, Клара. Мы с родителями можем поддержать друг друга, но… что ж, – он помедлил, а потом продолжил тихим голосом, – мне жаль, если тебе показалось, что я не проявил должного сочувствия, когда стало впервые известно об исчезновении Люка. Я подумал, что он решил свалить куда-нибудь на пару деньков – ему свойственны импульсивные поступки, как ты знаешь. Но мне и в голову не могло прийти… – Том вновь осекся, затем откашлялся. – У полиции есть какие-нибудь предположения о том, кто мог к вам вломиться?

– Нет. Они искали отпечатки пальцев, но думаю, я нескоро услышу от них новости. – Клара беспомощно оглядела царивший в комнате кавардак. – Проблема в том, что здесь, должно быть, полно отпечатков. А тот, кто влез, наверняка орудовал в перчатках. – Она пожала плечами. – У меня создалось впечатление, что они проверили квартиру так, для проформы. Нет у них никаких зацепок. Ни хрена они не знают. – Клара почувствовала, что сейчас расплачется, и, не желая показывать Тому слезы, извинилась и побежала в ванную комнату, где приглушила всхлипывания, прижимая к лицу полотенце.

Лишь несколько минут спустя Клара смогла взять себя в руки и вернуться в комнату; Том стоял у окна и глядел вдаль, явно погруженный в свои мысли. Молчание затягивалось, в другой бы раз Клара постаралась заполнить неловкую паузу в разговоре, но сейчас она без слов опустилась на диван, не в силах собраться с духом. Клара изучающе посмотрела на Тома. Он резко отличался от Люка. Высокие и широкие в плечах – по своему телосложению они оба походили на Оливера, но Люк взял от отца смуглую кожу и более мягкую, юношескую внешность, Том же унаследовал от Роуз прозрачные голубые глаза, светлые волосы и правильные строгие черты лица. Даже одевались они по-разному: Том носил модные костюмы и дорогую обувь – прямая противоположность стилю Люка с акцентом на удобство и практичность, предпочитавшему джинсы и футболки. Том работал адвокатом, и Кларе всегда казалось, что эта профессия как нельзя кстати подходила ему, так как, по ее представлению, требовала проявления особого рода педантичности.

Внезапно Том обернулся.

– А соседи что-нибудь слышали или видели? – спросил он.

Она покачала головой.

– Вероятно, нет. Соседка с верхнего этажа в отъезде уже несколько дней. – Клара в очередной раз сочла это обстоятельство странным, ведь обычно эта дама бесконечно торчала у себя в квартире, денно и нощно врубая музыку. – Соседи снизу сказали, что ничего не слышали, поскольку, как я полагаю, все произошло ночью.

Неожиданно Том подошел и опустился рядом с ней на диван и Клара отпрянула немного назад – ей было не по себе от того, что он сидел так близко, пристально глядя ей в лицо.

– Извини, наверное, мне не стоило приходить. Я и не думал тебя беспокоить – просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

– Ладно, эм… знаешь… бывало и получше, – промямлила она.

– Прости, – сказал он, – глупость сморозил. – Потом спросил: – Что собираешься делать?

Клара пожала плечами.

– Полиция хочет, чтобы я участвовала в телеобращении. Думаю, потом поеду на ночь к кому-нибудь из друзей. К Маку, вероятно.

Он кивнул.

– Если я могу хоть чем-нибудь помочь, или если тебе захочется поговорить, я здесь. Оставлю тебе мой номер телефона, можешь… ну… в любом случае… – Он осекся, достал ручку из кармана и нацарапал номер на железнодорожном билете.

Клара постаралась скрыть удивление.

– Спасибо, – проговорила она, когда он протянул ей билет.

– Не за что.

К ее счастью, он поднялся и направился к двери.

Они смущенно остановились в тесном коридоре. Обычно Клара целовала или обнимала на прощание Роуз и Оливера, но в отношении Тома она и представить себе такого не могла. Она постаралась вспомнить, возникала ли уже между ними подобная дилемма, но поняла, что это было впервые: до настоящего момента их встречи и расставания сопровождались кивком или взмахом руки из противоположного конца комнаты. Том откашлялся.

– Хорошо…

Чтобы срыть замешательство, Клара бросилась к двери и распахнула ее перед Томом, сказав при этом неестественным, излишне бодрым голосом:

– Ну, ладно, была рада встрече!

Он кивнул.

– Пока, Клара!

Том протянул руку и Клара, желая покончить со всеми досадными формальностями, с легким смешком неловко протянула свою руку в ответ. Почувствовав холод его пальцев и то, как он смотрит на нее, словно желая насквозь пронзить взглядом, Клара замерла, не в силах пошевелиться. Том порывался ей что-то сказать, но промолчал, и когда тишину разрезал ревущий звук мотоцикла, он отпустил ее руку, развернулся и ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.

12

Кембриджшир, 1989

Забавно, но опомниться не успеешь, как редкие приемы чего-нибудь тонизирующего незаметно перерастают в жизненно важную потребность. Когда-то лишний бокал вина был для меня не более, чем наградой – приятным способом расслабиться после длинного или утомительного дня, но постепенно все начало меняться. Видите ли, мне так и не удалось жить дальше, навсегда позабыв о том случае с Ханной, когда я обнаружила ее на кухне и поняла, что она все слышала, обо всем знала. Ночами я шла в кровать и тщетно пыталась заснуть, только чтобы раз за разом во сне переживать тот шок, который я испытала, увидев около двери в кладовку Ханну с глазами, полными ужаса от внезапного прозрения.

Многие недели после того случая я не выпускала Ханну из поля зрения, опасаясь, как бы она не выкинула очередной фортель. Но, к моему удивлению, Ханна выглядела намного счастливее, чем когда-либо раньше. Нам практически перестали звонить из школы с жалобами, ложь и воровство сошли на нет, жизнь вдруг потекла своим нормальным чередом. Часами напролет я изводила себя, пытаясь найти этому объяснение. Я холодела от ужаса при мысли, что она обо всем расскажет Дагу – он никогда не простил бы, что я действую за его спиной, тайно встречаясь с человеком, которого Даг хотел бы навсегда вычеркнуть из нашей жизни.

И что самое странное, отношения Ханны и ее отца тоже начали меняться. Я все чаще заставала их вместе: Ханна, широко улыбаясь, обычно сидела у него на коленях, и они со склоненными друг к другу головами обсуждали, как она провела день. Мне становилось не по себе от того, как радуется и удивляется Даг переменам в его маленькой девочке. Иногда она смотрела на меня, наши взгляды встречались и вновь холодок пробегал по моей спине. Как будто Ханна сознательно мучила меня.

Когда, наконец, нам позвонили из приемной психолога, в чьем листе ожидания мы были записаны, и предложили согласовать дату визита, я чуть было не расплакалась, пытаясь от них отделаться, рассыпаясь при этом в извинениях. Конечно, сейчас об этом не могло быть и речи. Не могла же я так рисковать и позволить доктору копаться в голове у Ханны? Не могла рисковать и разрешить Ханне рассказывать о том, что ей было известно? Мне казалось, что я живу в постоянном леденящем душу страхе: я понятия не имела, что мне делать дальше.

Так, по чуть-чуть, стаканчик или два в конце дня превратились в три, потом в четыре. Бутылку, иногда и больше. Я привыкла к осуждающим взглядам Дага, а потом и вовсе перестала обращать на них внимание. «Тебе разве не хватит?» – повторял он, когда за ужином я вновь тянулась к вину. Иногда его лицо принимало замкнутое, жесткое выражение, когда он замечал растущее количество пустой тары в мусорном баке. Но я никогда не выпивала днем, скажем так – пока следила за Тоби. Я всегда-всегда дожидалась момента, когда он мирно засыпал в своей кроватке на всю ночь, по крайней мере, – на первых порах. Знаете ли, я не могла открыться Дагу, рассказать ему о том, что натворила.

– Похоже, она преодолела кризис? – сказал он с удовлетворением однажды вечером, когда Ханна послушно отправилась переодеваться ко сну.

Я уставилась в свой бокал с вином.

– Хммм, – сказала я.

– Может, ее все-таки не стоит водить к этому мозгоправу? – добавил он. – Как считаешь?

– Не стоит, – пробормотала я. – Наверное, ты прав. Я уже отменила визит. – Я сделала над собой усилие и улыбнулась в ответ. Когда он, насвистывая, вышел из комнаты, я наполнила свой бокал до краев и осушила его тремя большими глотками.

Единственной радостью для меня оставался Тоби. Только он мог скрасить мое существование. И Ханна это знала. Ей было известно: Тоби – все, что у меня есть.

Это произошло вечером в октябре, год спустя; у меня был долгий тяжелый день: ночью накануне я не выспалась, да еще и Тоби капризничал после обеда, почти не переставая, – ему к тому времени стукнуло уже два года. Я себе твердо пообещала не брать в рот ни капли до тех пор, пока дети не лягут в кровать, так что изо всех сил поторапливала Ханну. Тоби должен был давно спать, но он никак не мог угомониться, и я взяла его с собой в ванную комнату, где не спускала глаз с его сестры.

– Ну же, Ханна, – сказала я, казалось, уже в сотый раз, пока Тоби играл на полу, без устали повторяя: «брым, брымм-брымм», – толкая машинку вокруг моих ног. – Выходи из ванной, сейчас же – уже поздно.

Она бросила на меня красноречивый взгляд.

– Нет. Я еще не готова.

И тут я завелась. Я всегда старалась быть начеку с Ханной, но сейчас, уставшая, в состоянии небольшого похмелья после вчерашней ночи, я вышла из себя, когда она смерила меня взглядом, полным презрения.

– Сию же минуту, вылезай из ванной, – проорала я так, что Тоби вскочил с пола и принялся плакать. – Я уже сыта по горло твоим непослушанием.

Бесконечно медленно, с раздражающей самодовольной ухмылкой, она сделала то, о чем я ее просила. Казалось, это заняло у нее целую вечность, и мне вдруг нестерпимо захотелось выпить. Я протянула ей полотенце.

– Иди надень пижаму, – выдохнула я. – Вернусь через две минуты. – Я выскользнула из ванной комнаты и направилась к лестнице, думая лишь о холодном вине, ждущем меня в холодильнике.

Я плеснула себе в стакан вина и, стоя у раковины, наслаждалась первыми глотками. Было слышно, как переговаривались дети, их голоса становились все громче – значит, они уже вышли из ванной комнаты. Я прикрыла глаза, собирая остатки энергии, и допила свой стакан. В это мгновение я услышала истошный вопль. Я выбежала из кухни с бутылкой в руке и увидела Тоби, лежащего у подножия лестницы. Помню, как выкрикнула его имя, опустившись рядом с ним на колени. Время словно остановилось: я ничего не соображала от ужаса. Не могу описать облегчение, которое я испытала, когда он поднялся на ноги и бросился в мои объятия.

– Ты в порядке? – спросила я сквозь истерический плач Тоби. – Дорогой, как ты? – Я лихорадочно ощупала его, но, удивительным образом, обошлось без видимых переломов.

Еще никогда в жизни я не пребывала в таком бешенстве. Подняв голову, я увидела, как по лестнице, не спеша, к нам спускается Ханна, с безмятежной улыбкой на лице. Признаюсь, на какую-то долю секунды я была готова убить ее.

– Что ты сделала? – завопила я. – Что, черт возьми, ты сделала?

– Ничего, мамочка, – ответила она.

– Это ты его толкнула, Ханна? Ты спихнула брата с лестницы?

Она остановилась на нижней ступеньке и пристально посмотрела на меня.

– Неа, он сам упал, – ответила она, пожимая плечами. – Я здесь не при чем.

И потом я сделала это. Я влепила ей пощечину. Прежде я никогда не поднимала руки на своих детей, но в тот момент внутри меня все кипело. От удара ладонью на ее щеке осталась багрово-красная отметина.

– Ты, маленькая сучка, – крикнула я. Я совершенно вышла из себя, в ту минуту я была способна думать только о том, что Тоби мог умереть. – Не смей никогда больше прикасаться к моему ребенку. Поняла? – Я так громко голосила, что не услышала, как Даг ключом открывает дверь.

– Бет? – Он, не раздевшись, стоял в коридоре с перекошенным от ужаса лицом. – Бет, что, черт возьми, ты делаешь?

Стоило Ханне увидеть отца, как она тут же разревелась.

– Мамочка ударила меня, папочка! Но я ничего не сделала. Тоби расстроился, потому что мамочка надолго исчезла, она пошла за вином и все не возвращалась – потом Тоби упал, а мамочка меня ударила. Она меня ударила, но я не знаю за что!

Я мотала головой, не веря своим ушам, а затем повернулась к Дагу.

– Она врет. Я только на минуту отлучилась. Это она его столкнула.

Все еще с круглыми от ужаса глазами, Даг нагнулся и забрал от меня Тоби, беря его себе на руки.

– О’кей, малыш, – сказал он успокаивающе. – Все хорошо, все хорошо.

– Нет, – закричала я ему в ответ, – не о’кей! Ничего не хорошо! Она спихнула нашего сына с лестницы!

Его взгляд упал на бутылку вина, которую я в приступе паники выпустила из рук и она покатилась по полу.

– Ты что, пьешь? – сказал он. – Смотришь за нашими детьми и в то же время выпиваешь?

– Не смей, блин, говорить, что это моя вина, – проговорила я дрожащим голосом. – Я выпила только один бокал. Меня не было меньше минуты.

Я опустилась на колени, стягивая Тоби с рук Дага.

– Милый, – сказала я, – расскажи папе, что случилось. Золотце, это Ханна тебя толкнула?

Но у Тоби была истерика, он ничего не мог ответить.

– Хочу к папочке. – Единственное, что он сказал, поворачиваясь к Дагу и пряча лицо на груди отца. – Хочу моего папочку!

Одновременно рыдания Ханны достигли наивысшей точки.

– Да что с тобой не так? Что, черт тебя подери, с тобой происходит? – Во мне перемешались чувства злобы, вины и страха, подогреваемые выпитым мною вином.

Я ощутила, как Даг схватил меня за плечи и оттащил от Ханны.

– Прекрати, Бет! – закричал он. – Это ни к чему не приведет. Иди успокойся, я сам все улажу.

Я взглянула на Тоби, который, всхлипывая, все еще жался к Дагу, на довольный блеск в глазах Ханны, на винную лужицу на ковре и бросилась прочь из дома.