Текст книги "Мастерица Ее Величества"

Глава пятая

– Слава Богу, ты пришла, – сказал Джон Баркер в тот момент, когда я вошла в лавку, где двое цирюльников-хирургов, согнувшись, бальзамировали труп. Джон был умелым бальзамировщиком. Он занимался телами и Уилла, и Эдмунда. – Какая неприятность, – продолжал он, – смерть накануне всех этих королевских свадебных празднеств. А я ждал, что навощенный саван принесет твоя сестра.

Томас Мерридью, богатый галантерейщик, внезапно умер за день до того, как испанская принцесса должна была торжественно появиться в Лондоне. До меня доносились сдавленные рыдания и причитания с верхнего этажа дома Мерридью. Даже его лавка, в которой его тело лежало на прилавке для бальзамирования, была затянута черной тканью.

– Ты, наверное, знаешь, – продолжал Джон, – что его семья и гильдия должны будут отложить похороны на три дня, до тех пор, пока пройдет свадьба. Смерть никого не ждет, но король постановил, что похороны и траур сейчас не приветствуются, а что этот король постановит, то и получает, – сказал он, слегка вздрогнув. Его помощник, другой цирюльник-хирург, чьего имени я не могла вспомнить, не сказал ни слова, он продолжал работать, не поднимая взгляда.

В самом деле, весь Сити трепетал, как от возбуждения, так и от порывов холодного ноябрьского ветра. Пропитанные воском саваны в Почтенную Компанию Цирюльников-Хирургов, гильдию, которая готовила тела к могиле и в которой Джон Баркер был влиятельным человеком, обычно приносила моя сестра Мод, но сейчас Мод лежала в постели – она тяжело переносила месячные. И это лежание в постели каждый месяц, как ни грустно, означало, что ей опять не удалось зачать дитя.

Сегодня был четверг, одиннадцатое ноября. А королевская свадьба должна была состояться четырнадцатого. Сегодня также был первый за несколько недель день, кроме суббот, когда я не проводила несколько часов во дворце, работая над статуями для королевы. Я была благодарна за этот перерыв, но, по правде говоря, мне недоставало Ника.

– Значит, ты поможешь нам завернуть его? – спросил Джон Баркер, когда я подошла ближе.

У меня не вызывали брезгливости мертвые тела, так как много раз мне приходилось видеть различные стадии подготовки их к могиле, но мне не хотелось сегодня провести за этим занятием много времени. Я должна была встретиться с Кристофером и несколькими другими свечниками в соборе Святого Павла, чтобы помочь присмотреть, как расставляют двести двадцать высоких свечей для благодарственного молебна принцессы Екатерины. Если будет светить солнце, то света в большом каменном соборе хватит, но если будет облачно, как сегодня, нам понадобится еще множество их, не говоря уже о свечах на алтаре.

Я аккуратно отмерила три локтя голландского полотна, которое мы пропитали воском в своей мастерской. Оно облегало тело, задерживало влагу – во всяком случае, люди предпочитали думать, что оно предохраняет тело от земли и холода могилы. Требовалось немалое мастерство, чтобы пропитать светлый лен достаточным количеством воска при надлежащей температуре, затем расправить его и оставить так до высыхания, потом сложить и хранить так, чтобы он не растрескался.

Когда они поворачивали или приподнимали тело, я завертывала его, чтобы ткань плотно прилегала, руки трупа лежали вдоль туловища, ноги вместе, и аккуратно подтягивала ткань к голове. Некоторые семьи предпочитали, чтобы лица покойников были видны, пока гроб открыт, но все же считалось, что лучше попрощаться с усопшим до бальзамирования.

Я была благодарна цирюльникам-хирургам за то, что они выполнили свою работу до моего прихода, ведь в их обязанности входило не только лечить болезни кровопусканием. Если не говорить об эпидемиях чумы, уносившей массу народа, или потливой горячки, которая свела в могилу моих родных, из каждого тела, которое должно было быть похоронено в Сити, следовало извлечь все внутренности из грудной и брюшной полости. Иногда эти органы хоронили в одной могиле с телом в отдельной урне или, если речь шла о важных персонах, органы зарывали где-то еще.

Тело мыли изнутри и снаружи и часто набивали травами и специями, в зависимости от достатка семьи. Кровь из главных артерий спускали перед тем, как тело завертывали в несколько слоев нашей вощеной ткани.

Но даже сегодня, клянусь всеми святыми, эта работа вызывала столько тяжелых воспоминаний, что я с благодарностью вспоминала о Мод, которая в последнее время взяла ее на себя. С помощью Уилла и Джила я заворачивала в саван тела родителей и брата, но помогать с телом Уилла мне не позволили. А маленькое тельце Эдмунда – я завернула его и держала в объятиях, пока меня не увели…

– И еще одна неприятность, – сказал Джон Баркер – он всегда во всем видел затруднения, – то, что Их Величества собираются наблюдать завтра приезд принцессы и всей ее свиты из окна галантерейщика Уильяма Джоффри на Чипсайде, а он должен возглавлять похоронную процессию этого человека. Заверни тело хорошенько, потому что ему предстоит дожидаться похорон, по меньшей мере, до следующего после свадьбы дня, и к тому же, возможно, похороны будут тайные, потому что в течение нескольких дней в Вестминстере будут происходить турниры и всяческое веселье и все завершится пиром в замке Бейнард. Врачи и цирюльники-хирурги должны быть наготове на случай, если кого-то из рыцарей ранят копьем.

Я не поддержала разговор об этих празднествах, хотя Ник много рассказывал мне о них и даже обещал, что я смогу на них взглянуть. Я взяла свою плату от Джона и Клемента – да, конечно, его звали Клементом – и ушла. Этот дом находился неподалеку от Уолбрука, а оттуда было рукой подать до Сент-Мэри-Абчерч, где была похоронена моя семья. Сначала я посещала эти могилы часто, потом реже, даже могилы Уилла и Эдмунда, потому что не могла вынести этой боли. Но сегодня я решила сначала отправиться туда, а уж затем пойти в собор Святого Павла.

Наша приходская церковь стояла на небольшом холме, к юго-западу от Уолбрука. Серое каменное здание, окруженное с трех сторон поросшим травой кладбищем, находилось на пересечении улиц Абчерч-лейн и Кендвик-стрит. Моя семья была похоронена на южной стороне, потому что по традиции считалось, что север – это владения дьявола, место захоронения некрещенных младенцев, самоубийц и преступников. Высокие, тонкие тисы клонились над покрытыми мхом камнями, ведь эти вечнозеленые деревья должны были напоминать нам о вечной жизни, а их красные ягоды – наводить на мысль о крови Христа, пролитой ради нас. Я прошла за каменную ограду через крытый проход с навесами над сиденьями, на которых в скверную погоду часто отдыхали могильщики.

Ворота скрипнули, хотя я тщательно их прикрыла. Тут я заметила человека, которого не увидела раньше, он шел на небольшом расстоянии за мной. Он кивнул и тоже вошел. В черном плаще с капюшоном, развевавшемся при порывах ветра и цеплявшемся за его шпагу, он направился в обход церкви с северной стороны. Никого больше на кладбище не было, но было позднее утро, рядом мелькали прохожие, и я не испытывала страха.

Я медленно подошла к одинокому маленькому надгробному камню, отмечавшему участок Весткоттов. На нем было написано WCOTT[26]26
  ВКОТТ (Весткотт).


[Закрыть], а на многих камнях поменьше были вырезаны, тоже сокращенно, имена. На камне, который отмечал могилы Ваксманов, где лежали мои родители и брат, были изображены молитвенно сложенные руки и WXMN[27]27
  ВКСМН (Ваксман).


[Закрыть]. Честно говоря, мне казалось, не так важно, как читаются земные записи, потому что здесь могут лежать человеческие кости, но души этих людей давно отсюда улетели.

Почему я не могу изгнать Эдмунда из своей памяти? Я испытывала боль, преклонив колени у его могилы. И почему Ее Величество до сих пор терзают ее утраты, особенно утрата братьев, так давно умерших? Хотя, если они и в самом деле были убиты, разумеется, она жаждет справедливости либо мести.

Несмотря на то что лето недавно кончилось, трава на могиле моего ребенка так и не выросла. Мне казалось, что изготовление детских статуй для королевы поможет мне одолеть печаль, но я снова чувствовала себя раздавленной тяжестью горя. Как мне хотелось, чтобы сейчас рядом был Ник – чтобы он слушал или говорил, или я просто знала бы, что он здесь и…

– Простите, миссис, кажется, вам знакомы эти места.

Я вздрогнула, но тут же пришла в себя и поднялась с колен. Это был человек, который вошел в кладбищенские ворота следом за мной, я не слышала, как он приблизился.

– Да, к сожалению. Вы ищете какую-то могилу?

– Да. Я из сельской местности, приехал в преддверии великих событий. Я полагаю, что здесь похоронен мой кузен по фамилии Стоукер. Вы не видели его могилы? И разрешите мне представиться – Алан Бейнтон из окрестностей Колчестера.

– Мне жаль, но я не знаю никого по фамилии Стоукер в этом приходе, – ответила я, решив не называть в ответ своего имени.

Алан Бейнтон был высок и тонок, но от него исходила сила. Его надвинутый капюшон для защиты от ветра, трепавшего одежду, затенял лицо и седоватую бороду, но орлиный нос и темные глаза были хорошо видны. Хотя капюшон мешал сказать наверняка, мне показалось, что у него седые волосы. Я не могла угадать его возраст. Говорил он почти шепотом, хриплым голосом, словно у него болело горло, но, удивительно, не расслышать его было нельзя. Он был одет довольно просто, но, судя по начищенным сапогам и щегольским шпорам, он, хотя я не видела его коня, прискакал верхом.

– Возможно, я ошибся, разыскивая могилу здесь, – сказал он.

– Церковь соседнего прихода – это Сент-Суитинс, вам надо спуститься вот здесь, – объяснила я и показала направление. Мне пора было уходить. Я спешила в собор Святого Павла.

– Я так и сделаю и расспрошу обоих священников, – сказал он. – У меня тяжело болен один из родственников, и я хочу похоронить его рядом с кузеном.

Слишком хорошие для его одеяния перчатки для верховой езды указывали на то, что у него водятся деньги.

– Если вам понадобятся вотивные свечи или навощенный саван, моя семья владеет Свечной мастерской Весткоттов на Кендлвик-стрит, на вывеске синяя свеча. Это квартал свечников, наша вывеска синего цвета, – повторила я.

Он слегка поклонился.

– Я запомню это, и благодарю вас за ваше теперешнее и будущее содействие. – Когда он повернулся, чтобы выйти через ворота, я поняла, что затаила дыхание. Он вышел на улицу, а я поспешила к собору. Один раз я обернулась, чтобы удостовериться, что он пошел в указанном мной направлении, но никого не увидела.

* * *

Когда я пришла, в соборе уже царила суматоха. Снаружи строительство огромных высоченных деревянных помостов, на которых должно состояться венчание, уже завершилось, и простой народ гудел вокруг их основания, как пчелы. В самóм соборе, дышавшем прохладой, я поспешила пройти через неф, где были воздвигнуты деревянные сиденья для знати, затем через клирос к главному престолу. Кристофер и Робин Лонгфелло, глава гильдии Свечных дел мастеров, давали указания, а остальные, тоже знакомые мне мастера, суетились вокруг. Лучшие тонкие восковые свечи, которые производили наши лондонские свечные мастерские, стояли или были закреплены на деревянных и железных подставках, которые предстояло поднять вверх на талях, сейчас проверяли веревки.

– Ах, Верайна, дорогая, – воскликнул Кристофер и жестом пригласил меня пройти. – Посмотри, пожалуйста, свечи в светильниках по обе стороны алтаря – проверь, отвесно ли они стоят – это была бы громадная помощь.

– Наша дама с нового герба. – Робин приветствовал меня улыбкой и поклоном. Похоже, он собирался поцеловать меня, но, бросив взгляд на Кристофера, передумал. Наши голоса отдавались эхом, хотя мы говорили шепотом. – Я видел герб – он почти готов, но я собираюсь подать прошение, чтобы к нему были добавлены какие-нибудь геральдические звери, возможно, единороги, подобающие изображенной деве.

– В связи с новым девизом «Истина – это Свет», как ты думаешь – что должна держать в руках эта дама, свечу или фонарь?

– Если тот, кто смотрит, не знает, чем гордится наша компания, это доказывает его неосведомленность, – надулся Робин, а Кристофер кивнул и одновременно сделал мне знак рукой: давай работай!

И я занялась работой, проверяя и выстраивая высокие свечи у главного престола, где королевской чете предстояло соединить руки и жизни – и страны. Ник говорил мне, что принц Артур не говорит по-испански, а принцесса Екатерина – по-английски, так что до того времени, пока они выучат языки друг друга, им придется объясняться на ученой латыни. У скольких супружеских пар, размышляла я, возникают проблемы с общением, даже если они говорят на одном и том же языке. У нас с Уиллом были свои небольшие разногласия, которые в конце концов почти всегда разрешались в его пользу. Иногда, когда меня ругали или брали надо мной верх, я думала, что в следующий раз найду себе мужа, который будет больше прислушиваться к моему мнению – и едва ли это будет Кристофер Гейдж.

Выполнив порученное мне дело, я немного постояла у колонны, которая соединялась наверху с другой, образуя широкую арку, и чувствовала себя очень маленькой. Я собиралась взять сына и с Джилом и Мод, вместе с толпой на улицах, хоть одним глазком увидеть завтрашний приезд принцессы, а потом найти местечко, откуда можно будет посмотреть саму воскресную церемонию.

– Верайна, – сказал Кристофер, внезапно появляясь передо мной, – внизу, в скрипте, сейчас никого нет, ты не хочешь спуститься туда со мной и посмотреть на часовню гильдии Святого имени Иисуса? Я обещал, что ты сможешь пожертвовать свои вотивные свечи, и постараюсь сдержать обещание – но только если ты, в свою очередь, дашь мне одно обещание.

Он взял меня за руку, я не протестовала. Мне больше хотелось посмотреть часовню, чем обсуждать возможности нашего союза, хотя следовало бы обратить внимание на его слова. Я признаю, что ясно видела: брак с этим человеком был бы лучшим решением для моей семьи, моей лавки, моего собственного престижа. Но мне мешало упрямство.

Он повел меня от алтаря туда, где клирос соединялся с большим нефом, и, оглядываясь, явно чтобы убедиться, что нас никто не видит, отпер маленькую деревянную дверь с закругленным верхом. Он взял зажженный фонарь с большого крюка у входа и, держа его высоко, чтобы мы оба видели узкие ступени винтовой лестницы, повел меня вниз.

Я была взволнована и заинтригована. Мы спускались все ниже. Я молилась в душе, чтобы целью нашего путешествия не была маленькая комнатка, потому что эти стены находились слишком близко, на мой взгляд. Каменные ступени были стоптаны поколениями ног, а сама лестница чисто вымыта – ни грязи, ни паутины. Внизу не было темно, оттуда пробивался неяркий свет. Интересно, есть ли там стражник?

Но когда ступеньки стали еще уже, мои шаги замедлились.

– Что случилось? – спросил Кристофер, оборачиваясь и глядя на меня. Пляшущие не его лице тени от фонаря делали его похожим на призрак.

– Я просто… в последнее время я побаиваюсь небольших замкнутых пространств.

– Вздор. В самой часовне есть купол, а находящаяся за ней крипта довольно просторна. Там есть старинные погребения и памятники, но последнее время она не использовалась в этих целях. Я с тобой, Верайна, бояться нечего.

Мне очень хотелось увидеть место, где собирается влиятельная религиозная гильдия, связанная с Почтенной гильдией Свечных дел мастеров. Я выдумала теорию, довольно фантастическую, что, если смогу поставлять вотивные свечи для алтаря гильдии или молиться здесь, Господь облегчит мою скорбь по умершему Эдмунду. Разве Он уже не подарил мне благо – работу во дворце, увековечивающую умерших детей для нашей возлюбленной королевы?

Здесь было прохладно и, по ощущению, температура постоянно снижалась, у меня стучали зубы и колотилось сердце. Затем свет стал ярким – кто-то оставил зажженными четыре фонаря – мы оказались в часовне гильдии Святого имени Иисуса.

Вокруг – пустынно, тихо, как в могиле. Но по стенам висели гобелены, у восьми деревянных скамей были простеганные сиденья, рядом стояли скамеечки для коленопреклонения, за украшенным резьбой алтарем с золоченым распятием виднелся яркий триптих.

– Пойдем, – сказал Кристофер и, поставив свой фонарь, снова взял меня за руку и повел вперед.

На мгновение меня ошеломила вся эта красота, огромное богатство и тончайшая отделка часовни. Позади распятия, на триптихе над скромными яслями в Вифлееме, по небу летели ангелы. Удивительные ангелы с позолоченными крыльями и нимбами, в мерцающих одеждах, с золотыми трубами и арфами в руках. Погрузившись в мысли и в молитвы, я не противилась тому, что Кристофер поставил меня на колени на скамеечку перед алтарем.

– В этом священном месте, – произнес он шепотом, – я спрашиваю тебя, Верайна Ваксман Весткотт, в четвертый и последний раз: станешь ли ты моей женой?

Это вырвало меня из мира грез. Он снова снял с пальца свой перстень и держал его между нами, словно собираясь пожертвовать. В отраженном свете камень отблескивал кроваво-красным цветом.

– Над нами главный престол, – продолжал он, в то время как я молчала, – перед которым принц Артур будет венчаться со своей принцессой Екатериной, и я тоже прошу тебя быть моей спутницей жизни. Разве ты не дашь сейчас этой священной клятвы перед Господом, перед этими ангелами, которых ты так любишь вырезать? И тебе воздастся сторицей.

Он имел в виду, что делает мне здесь предложение в последний раз. Что, это на самом деле либо сейчас, либо никогда? Если я откажу ему, не станет ли он моим врагом?

– Верайна, надень мое кольцо, пусть все видят его, как все видят мою любовь к тебе.

– Это… Эта окончательность так неожиданна. Я восхищаюсь тобой и уважаю тебя, но не мог бы ты дать мне еще времени?

– Неожиданна? Да я стою перед тобой на коленях месяцами! Уилл умер год назад, и ты знаешь, что он хотел бы самого лучшего для тебя, для Артура и для мастерской. А это означает, говорим ли мы о работе или о делах сердечных, союз со мной.

– Я знаю.

– Правда? Но ты в нерешительности, как самая слабая представительница твоего пола, Ева, когда захотела съесть то роковое яблоко с древа познания, в то время как она должна была доверять Адаму и повиноваться Господу.

– Значит, я буду повиноваться Господу, выходя за тебя?

– Тебе обязательно говорить как адвокату? Святой Павел сказал: «Пусть вступают в брак».

– Если ты действительно желаешь мне добра, дай мне еще немного времени, уладить кое-какие дела.

– Выходи за меня, и я помогу тебе их уладить! Ты должна перестать цепляться за свою скорбь об Эдмунде, потому что я подарю тебе сыновей, чтобы занять его место, они заставят тебя позабыть его.

Мне показалось, что я произнесла «никогда», но очевидно, я сказала это про себя. Потому что он несся дальше:

– Тебе нужен мужчина, который мог бы подсказывать, куда повернуть, чтобы ты не сбилась с пути.

Сбиться с пути – это об искушениях Евы и о моей принадлежности к слабому полу. Но я осмеливалась мечтать, желать чего-то другого, думать, что могу руководить своей собственной лавкой и даже, возможно, в какой-то мере, собственной жизнью.

– Сколько еще времени тебе нужно, чтобы ты решила? – спросил он, снова втискивая перстень с рубином себе на палец. – А если я дам тебе еще две недели, мое терпение, при том, что я нетерпелив, убедит тебя, как сильно я хочу тебя и уважаю твое решение? Разве это не любовь?

– До Рождества, – выпалила я. Конечно, думала я, к тому времени я почти завершу статуи и мое пребывание во дворце рядом с королевой и с Ником должно будет скоро закончиться. – До Рождества, потому что зима – хорошее время для свадеб.

– Тогда скрепим наш договор, – сказал он и левой рукой с кольцами взял меня за подбородок. Он поцеловал меня крепко, страстно. Как хорошо было когда-то предаваться ласкам с Уиллом в нашей постели! Но меня тревожило, что сейчас я не ощущаю жара, возносящего меня вверх, похожего на полет ангелов над нашими головами, – охватывавшего меня просто от взгляда Ника Саттона.

Ах, какая же я дура, думала я, возвращаясь вслед за своим недовольным поклонником по ступенькам винтовой лестницы в реальный мир.

Глава шестая

Распевая псалмы и аккомпанируя себе на арфе, над нашими головами плыл ангел. Толпа, выкрикивавшая приветствия, смолкла, и я ясно услышала, как Екатерина Арагонская произнесла что-то по-испански. Я стояла на цыпочках, пока ноги не свело, чтобы увидеть ее и ее свиту, остановившуюся на улице посмотреть на представление, которое устраивала влиятельная гильдия бакалейщиков.

Да, хорошо, что мы догадались прийти сюда за два часа и теперь стояли в этой толкотне и давке. Артуру хотелось посмотреть представление с красным валлийским драконом и нарисованным на холсте замком, но я отвела его сюда вчера, чтобы он увидел, как возводят декорации, я знала, нам никогда не пробиться так далеко сквозь такую массу людей, как та, что собралась сегодня. Нам даже удалось увидеть, как чудовище изрыгало дым, так что Артур был очарован не меньше, чем я сейчас этим летящим ангелом.

Наша будущая принцесса и королева въехала в Сити через Лондонский мост, мы услышали, как нарастают рукоплескания. Мы, те, кто знал ее маршрут, могли сказать точно, где она находится, вести об этом распространялись по толпе, набившейся в узкие улицы, словно сельди в бочку. Мы слышали, как ее приветствовали, когда она повернула на Фенчерч-стрит по направлению к улице Корнхилл и к Чипсайду, где под сенью Элинор-кросс ее официально приветствовал лорд-мэр Лондона. Затем она проследовала к собору Святого Павла на благодарственный молебен в честь ее благополучного прибытия в Англию. Как бы мне хотелось дожидаться ее там, но сегодня там были только руководители Почтенной гильдии Свечных дел мастеров, чтобы зажигать в соборе свечи.

По счастью, принцесса ехала не в паланкине, а верхом на ярко разукрашенной лошади, так что мы могли разглядеть ее. Мод и я – и Джил с Артуром, сидевшим у него на плечах, – не сводили глаз с фантастических одеяний инфанты и ее испанских придворных. Как мы и ожидали, их одежда была украшена тонкой ювелирной работой и обильной вышивкой, юбки и рукава объемные, хорошей формы. Эти наряды казались такими иностранными нам, англичанкам в платьях в складку, с обтягивающими рукавами. На принцессе была маленькая шляпка с низкой тульей и широкими полями, похожая на кардинальскую. Сама она была невысокой, и казалось, она слегка утопает в своем костюме.

Я слышала, что она всегда появляется на публике в вуали. Но сегодня было видно ее красивое округлое лицо с двумя локонами, спускающимися по щекам и прикрывающими уши. Не один раз я слышала в толпе разговоры о том, что цвет лица, золотисто-рыжие волосы и голубые глаза она получила в наследство от английской прабабушки королевской крови из рода Плантагенетов. От этого мы любили ее еще больше. Какая красавица жена достанется нашему дорогому принцу Уэльскому!

Среди развевающихся знамен и свисающих из окон гобеленов все еще паривший ангел – красивый белокурый паренек – перестал бренчать на своей бутафорской арфе и жестом призвал к тишине. Наверное, его босые ноги замерзли под белыми шерстяными одеждами, потому что он чихнул. Металлический нимб съехал на сторону, но держался на проволоке, идущей от громоздкого корсета, на котором крепились крылья, – и белое куриное перышко проплыло мимо моего лица. Но все это не могло испортить впечатление. Мне кажется, Эдмунд был бы похож на этого паренька, если бы дожил до его возраста.

Испанская свита, английские прелаты, сановники, аристократия и рыцари, сопровождавшие принцессу, даже охрипшая толпа – все замолкли и стали смотреть вверх. К сожалению, ангел говорил по-латыни, и мало кто в толпе, включая и меня, мог уловить смысл его слов, но я поняла, что он изображает провозвестника архангела Гавриила.

Но тут один толстый священник позади нас прошептал своему спутнику:

– Архангел напоминает принцессе слова Гавриила, обращенные к Деве Марии: «Благословен плод чрева твоего»[28]28
  Лк., 1:28.


[Закрыть]. Как я понял, это должно означать, что самый важный долг принцессы – это рождение детей для упрочения трона Тюдоров. Производить на свет детей, объясняет Гавриил, – вот зачем Господь Бог дал человечеству способность к «страстям и желаниям».

– Вот это да! – со смешком воскликнул его собеседник. – Так значит, теперь телесная страсть не только дозволяется, но и благословляется? Так почему же мне казалось, что похоть – один из семи смертных грехов?

– Только вне брака, сын мой, – сказал священник, но тоже хмыкнул. Даровое вино лилось рекой весь день, и, ручаюсь, он хорошо приложился.

– Бóльшая часть моей паствы, – продолжал он, – возможно, никогда не приблизится к этому освященному веками состоянию супружества, но лишь к дару «страстей и желаний». Обсуждая их, давай-ка пойдем попробуем еще этого привозного вина, которое выставили нам их величества, а?

Хотя мне никогда не приходилось спорить со священником, ручаюсь, я могла бы опровергнуть «мудрость» этих людей. Желание заключить брак, по-моему, может возникнуть от стремления прибрать к рукам еще одну процветающую свечную мастерскую и изобретательность прилежной вдовы. Могу себе представить вдову, которая выходит замуж, чтобы дать детям хорошего отца. Или, в случае Ника, возможно, женитьба на аристократке помогла бы ему восстановить собственность семьи и ее положение. Неужели он не задумывается над этим, сидя на боевом коне, вместо того чтобы жаждать кровавой мести этому предателю Ловеллу, который на самом деле, может быть, жив только в горьких воспоминаниях и в слухах?

Но мне не пришлось вызывать в воображении Ника Саттона, как моего умершего сына. Нет, потому что Ник во плоти был здесь, неподалеку. Нарядный, в тюдоровских цветах, белом и зеленом, он сидел на огромном черном коне, на каких участвуют в турнирах рыцари. Кругом раздавались приветственные крики, мимо нас двигалась свита. Тут я поняла, что Ник здесь среди тех, кто будет принимать участие в турнирах, которые устраиваются в честь королевской свадьбы в ближайшие три дня. Ник находился среди рослых мужчин, державших вертикально копья, на которых трепетали зеленые знамена с побегами алой и белой роз, перевитыми с побегом граната.

Мне показалось, я поймала его взгляд в этом море голов и шляп, разделявшем нас. У меня перехватило дыхание, так что Мод, взглянув на меня, спросила, все ли в порядке.

Я кивнула, тронутая ее заботой. Я не могла отвести от Ника взгляд и помахала ему. Он кивнул, как будто тоже видел меня, а не просто случайно.

Королева Елизавета Йоркская

Несмотря на это чудесное событие, свадьбу моего сына, королевская корона в тот день казалась мне тяжелой, но мое пурпурное бархатное платье, отделанное горностаем, при этом холодном ветре подошло для такого случая как нельзя лучше. Мы стояли снаружи, и на этот раз наши места у собора Святого Павла были куда лучше, чем помост у окна второго этажа в доме галантерейщика в Чипсайде, откуда мы наблюдали за прибытием Екатерины в Лондон двумя днями раньше. Деревянные подмостки, на которых мы сидели теперь, площадью в двенадцать футов и высотой в четыре, затянутые красным сукном, примыкали к северному трансепту[29]29
  Трансепт – поперечный неф (корабль) в крестообразных по плану храмах, пересекающий основной (продольный) неф под прямым углом.


[Закрыть] собора, так что мы без труда могли пройти внутрь к началу службы. Внутри собора, на деревянных подмостках, ожидала английская и прибывшая из Испании аристократия.

Разумеется, матушка моего мужа короля, Маргарет Бофорт, леди Стенли, занимала место по другую его руку, суровая, царственная, словно у нее было столько же прав созерцать эту церемонию и предстоящие празднества, сколько у меня. Упрекнув себя за недостаток благодарности за то, что здесь присутствует бóльшая часть нашего семейства, я сморгнула слезы, глядя, как ноябрьское солнце вспыхивает на белых атласных одеждах Артура. Наша старшая дочь, двенадцатилетняя Маргарет, только что обручившаяся с королем Яковом IV Шотландским, сидела прямо за бабушкиным стулом и смотрела во все глаза. Малышке Мэри разрешили присутствовать с условием, что она будет сидеть тихо, но время от времени я слышала скрип ее стула у себя за спиной.

Но все глаза были устремлены и на Генри, нашего второго сына, потому что он редко появлялся на публике. Мальчик выглядел старше своих десяти лет, и гордость, с какой он держался, стоя позади Артура как его сторонник, снова дала мне возможность понять, что из него не выйдет хорошего священника, несмотря на его прилежание в обучении. Да, Генри сегодня был совершенно поглощен своей миссией. В его обязанности, по установленным правилам, входило сопровождение нашей новой испанской невестки по проходу огромного собора навстречу мужу, ожидавшему ее у алтаря для торжественной мессы. Пока не состоялась эта церемония и не завершилась месса, венчание не было закончено и празднества – три дня пиров, танцев, турниров – не могли начаться.

Принцесса выглядела сегодня и серьезной, и восторженной. Мои надежды, что я смогу стать ей второй матерью, заметно угасли после нашего разговора через переводчика. Но, конечно, она должна вскоре овладеть английским. Она тоже была в белом атласе – в испанском стиле, как объяснила она мне: рукава с буфами и широкая, в складках юбка поверх жесткого каркаса, который называется «фижмами».

Не знаю, будет ли у нас принят испанский стиль, но думаю, саму Екатерину примут: толпа, кажется, уже стала обожать ее.

Генри Дин, архиепископ Кентерберийский, и Уильям Уорхэм, епископ Лондонский, совершали церемонию. Я пыталась следить за знакомой латынью молитв, но мысли мои блуждали. Наши двое умерших детей тоже должны были бы быть здесь. А если бы здесь были оба моих бедных брата, я была бы сестрой короля, а не женой, и не ощущала бы этой огромной тяжести вины за их гибель – во всяком случае, за гибель Ричарда.

Мне думалось, что, если моя восковая женщина сделает их статуи, мне станет легче, но теперь я понимаю, что ничто, кроме расплаты, не сможет принести мне спокойствие. Мне отмщение, я воздам, говорит Господь[30]30
  Римл.: 12,19.


[Закрыть], но я должна знать, кто злодей, убивший моих братьев, потому что жажду мести.

Их убийцей может быть какой-нибудь йоркист-фанатик, наподобие лорда Ловелла, который поднимал против нас мятежи и сражался с нами, а потом исчез. Если он еще жив и если будет найден, я стану просить мужа казнить его. Само его имя неприятно мне. У меня внутри все переворачивается от мысли о нем, и я слышала из достоверных источников, что он, возможно, вернулся в Англию. Просто слухи? Бунтарская ложь йоркистов? Не знаю, но мне страшно.

Если моего дядю, короля Ричарда, следует обвинять в смерти моих братьев, то он, по крайней мере, уже мертв, и этот смертный грех на его черной душе. Я также слышала, что это злодеяние совершил сэр Джеймс Тиррелл, который когда-то был рыцарем-телохранителем короля Ричарда. Но как могло случиться, что мой муж простил Тиррелла и отправил его служить комендантом крепости Гин в наших владениях в Кале? Он дважды получил прощение, хотя я должна заметить, что он не сражался против войска Тюдоров при Босворт-Филде. Но призывать его снова в Англию в честь празднования свадьбы нашего наследника – что мой муж думает?