Текст книги "Клятве вопреки"

– Знаю, знаю. Он спас тебя от князя, когда этот негодяй набросился на тебя, надеясь принудить стать его любовницей. Я вечно буду благодарна Колчестеру за его действия в той ситуации, но это не означает, что ты в постоянном долгу перед ним. Ты тоже пригодилась ему в жизни, не так ли? – Бабушка выразительно подняла бровь. – Полагаю, нравы Колчестера не изменились?

– Если ты спрашиваешь, безумно ли он еще влюблен в Джорджа Энистона, тогда ответ – да. Они вместе теперь уже почти год.

– Для него это слишком долго.

– Да, верно. Хотя «вкусы» Колчестера – это его собственное дело, но Энистон мне не нравится. Он все время просит денег и устраивает скандалы из-за пустяков. Мне хотелось бы, чтобы Колчестер порвал с ним.

– Похоже, этот Энистон не слишком-то приятный человек.

– Когда в плохом настроении – нет, но в хорошем – он очень обаятельный, и Колчестер без ума от него. Не думаю, что их отношения с таким количеством драматических сцен полезны для него… – Маркейл беспомощно пожала плечами. – Я сказала ему все, что думаю, а он просто отмахнулся, заявив, что иногда жизнь не позволяет находиться рядом с тем, в кого влюблен, и именно это происходит.

– В этом он прав. Иногда судьба толкает человека на дорожку, которую он сам не выбрал бы.

Маркейл молча согласилась. Она нежно любила Колчестера как брата, которого у нее никогда не было. Для высшего света он был холостяком, за которым все охотились и который ускользал от мамаш-сводниц и их дочерей с искусством, завоевавшим ему восхищение пэров. Никто никогда не догадывался о его тайне, и он жил теневой жизнью так долго, что носил вторую кожу так же естественно, как настоящую.

Маркейл всегда будет благодарна ему за помощь в те первые трудные дни.

Ситуация, возникшая с князем, напугала ее, безжалостно напомнив о ее беззащитности. Она была актрисой без положения в обществе, способного защитить ее, без семьи, которая могла держать на расстоянии тех, у кого нечистые намерения.

Но что еще хуже, в тот же период она как раз встретила – и сразу же горячо полюбила – Уильяма Херста. После шести месяцев урагана страстного ухаживания его призвали в трехнедельный морской поход в Дувр. Даже теперь, много лет спустя, сердце Маркейл билось с перебоями, когда она представляла, что могло бы случиться, если бы вспыльчивый, порывистый Уильям узнал об ухаживаниях князя. Реакция его, несомненно, привела бы к физической стычке, которая кончилась бы тем, что князь мог быть убит или изувечен. В итоге с карьерой Уильяма и с ее собственной было бы навсегда покончено, и в результате ее план поддержать сестер провалился бы. Это заставило Маркейл взглянуть в лицо неприятной, жестокой, холодной правде. Она была актрисой, красивой женщиной, и ее многие домогались, что не оставляло ей возможности продолжать отношения с Уильямом. Она была вынуждена или порвать с ним, или пойти на риск погубить их обоих.

Поэтому Маркейл сочла счастливым случаем предложение покровительства от красивого, франтоватого Колчестера в обмен на одну простую услугу: помочь ему сохранить его тайну от глаз и ушей великосветского общества.

Хотя для нее это было единственным выходом из затруднительного положения, Маркейл сопротивлялась, отчаянно ища способ сохранить свои прежние отношения с Уильямом. Но видимо, иного пути не существовало. С разбитым сердцем она написала ему, что ошиблась в своей любви к нему и что нашла себе другого.

Она надеялась, что холодный тон письма отобьет у него желание когда-нибудь снова увидеться с ней, но немедленно, как только он вернулся и получил ее письмо, Уильям бурей ворвался в ее театральную гримерную с лицом, полным гнева и обиды. Ей пришлось выслушать много обидных слов. Маркейл вздрогнула. Она тоже ему много тогда сказала лишнего. Это было такое ужасное, мучительное время, что даже теперь слезы обжигали ей глаза.

Но такова была цена пути, который она выбрала. Маркейл решительно отбросила воспоминания о прошлом. Какой в этом прок? Правда, в ее ночных грезах они с Уильямом все еще были вместе. Она видела его во сне каждую ночь с тех пор, как неделю назад оставила лежащим на полу каюты. Только в снах он не был сердитым, но был почему-то привязан к койке и не мог двигаться, на нем не было ничего, как в тот день, когда он появился на свет, а она ласкала его…

– Маркейл, ты вся горишь. Ты не подхватила лихорадку?

– Нет, я здорова. – Маркейл приложила ладонь к пылающей щеке. – Просто думала о… шантажисте, и это привело меня в негодование.

– Я тоже возмущена им. Жаль, что ты не можешь попросить помощи у Колчестера.

– Чем меньше людей знают правду, тем меньше вероятность, что она откроется, – покачав головой, отозвалась внучка. – Хотя я хорошо отношусь к Колчестеру, должна признать, что он ужасный сплетник. Собственные секреты будет хранить как могила, но чужие готов выболтать немедленно. – Она сжала в руках бабушкину руку. – Я упорно трудилась, чтобы добраться туда, где сейчас нахожусь, слишком многим пожертвовала. И не могу все бросить.

– Твои сестры должны быть благодарны тебе, – с потеплевшим лицом заметила бабушка.

– Они сделали бы для меня то же самое. Кто-то же должен был контролировать наше финансовое положение. Если бы я предоставила отцу вести дела, сейчас мы все находились бы в долговой тюрьме, а дом отошел бы кредиторам.

– Он эгоист, и я не понимаю, почему Люсинда решила выйти за него замуж. Ей следовало быть более предусмотрительной. Ее ведь именно так воспитывали.

– Думаю, он обольстил ее, говоря, что она лучше всех остальных.

– Лучше меня, – сверкнув глазами, уточнила бабушка.

– Мама не права, – мягко сказала Маркейл. – Она упряма и не хочет признать свою ошибку, хотя я думаю, уже раскаивается. С отцом нелегко жить.

– Мне хотелось бы, чтобы моя дочь ушла от него, но, боюсь, этого никогда не произойдет, – сказала бабушка и вся как-то ссутулилась.

– Не нужно так печалиться. Во всяком случае, долги оплачены, и денег достаточно, чтобы обеспечить сезон для Элизабет. И если все получится так, как я планирую, то к тому времени, когда она освоится в свете, я накоплю достаточно средств для Марго. А потом придет очередь Джейн и… – Маркейл вздохнула. – Но ничего из этого не осуществится, если в обществе узнают, что они – родственницы простой актрисы.

– Значит, я не увижу никого из них, когда они будут в городе. – Бабушка погрустнела.

– Даже не думай о таком! Они могут объявить себя твоими родственниками. Ты ведь была замужем за аристократом. К тому же прошло так много времени с тех пор, когда ты выступала на сцене, что я сомневаюсь, чтобы кто-то об этом помнил.

– Достаточно, чтобы помнил хотя бы всего один человек, дорогая. Люди не так забывчивы, как ты думаешь.

– Тогда им же хуже, потому что более доброй и замечательной женщины не существует в целом мире.

– О, ты слишком великодушна. К сожалению, хорошими словами ничего не изменить, и будет лучше, если я не увижусь со своими внучками.

– Пока никто не догадывается о моем родстве с тобой, все будет в порядке. Я очень осторожна, когда навещаю тебя; на мне всегда вуаль, и я беру наемный экипаж, вместо того чтобы пользоваться собственным, который могут легко узнать.

– Ты всегда заботишься о других, дорогая. А как же ты сама, Маркейл? Как же твой сезон?

– Мне уже двадцать семь, и мое время давно прошло. – Маркейл усмехнулась, заметив решительное несогласие на лице бабушки. – Перестань! Быть актрисой – это же не рабский труд в какой-то угольной шахте. У меня замечательная профессия, я прекрасно зарабатываю и в состоянии обеспечить свою семью. К тому же у меня есть ты, с кем я в любое время, когда захочу, могу посоветоваться. Что еще желать?

– Кого-нибудь ты, возможно, убедишь поверить этой чепухе, но только не меня, – нахмурилась бабушка. – Я знаю об оскорбительных и непристойных предложениях молодым актрисам, об отсутствии уважения к твоему искусству. – Она наклонилась вперед. – И догадываюсь, чего лично тебе стоит весь этот маскарад.

Маркейл жалела, что тогда, много лет назад, рассказала бабушке об Уильяме, но теперь этого не исправишь. Тогда она страдала от потери, которая оказалась гораздо мучительнее, чем предполагалось, и на протяжении нескольких недель была не в состоянии встать с постели.

Бабушка каждый день присылала к ней Бриггза с записками и судками с горячим супом и в конце концов пригрозила, что приедет сама. Мысль о том, что старушка с трудом преодолевает ухабистые улицы и безуспешно борется с порывами ветра, заставила Маркейл подняться. Хотя несколько месяцев она пребывала в подавленном состоянии, но благодаря такой заботе немного приободрилась.

– Я стараюсь не думать об этом, – махнула рукой Маркейл, словно стирая тяжелые воспоминания. Так было до прошлой недели.

– Что ж, понимаю. У тебя хватает забот на плечах. Дитя мое, мы должны остановить этого шантажиста. Нельзя бесконечно давать и давать ему деньги, как ты это делаешь.

– Я бы что-нибудь предприняла, если бы только узнала, кто он.

– Послушай, а не может ли посланница этого негодяя, рыжеволосая женщина, о которой ты мне рассказала, открыть тебе секрет?

– Мисс Чаллонер? У меня сложилось твердое убеждение, что она сама боится шантажиста, – покачав головой, ответила Маркейл. – Я прочитала это у нее в глазах. – А ведь она, как мне кажется, не из пугливых.

Посланница ее мучителя была эффектной, уверенной в себе женщиной, довольно высокой и поразительно красивой, с пушистыми рыжими волосами и яркими зелеными глазами. Были случаи, когда у Маркейл появлялось ощущение, что ненависть мисс Чаллонер к шантажисту почти равна ее собственной, но эта женщина наотрез отказывалась вступать в разговор, не являющийся, по ее мнению, необходимым, и лишь с вежливым выражением лица принимала пакет, который Маркейл передавала для доставки. Интересно, что есть у шантажиста против этой дамы? Должно быть, что-то весьма веское. Следующий раз, когда она останется наедине с ней, попробует выяснить. Хуже от этого не станет.

– Я очень надеюсь, что ты ведешь себя осмотрительно, дорогая. Меня тревожит, что моя внучка имеет дело с такими людьми. Меня бросает в дрожь от одной мысли, что тебе приходится носить такие огромные суммы денег в эти бандитские районы.

– На этот раз мне не нужно идти в опасную часть города. Теперь этот негодяй уже не просит денег. – В Маркейл на мгновение вспыхнуло раскаяние, но она решительно погасила его. Если бы рядом был Уильям… Не похоже, чтобы до того, как она украла у него драгоценный предмет, он питал к ней нежные чувства. Во всяком случае, своим поступком она лишь подтвердила его низкое мнение о ней.

– Что же теперь требует шантажист? – удивилась бабушка.

– Он хочет, чтобы я достала ему старинную египетскую драгоценность.

– Вот как? – Бабушка пристально смотрела на Маркейл. – Что ты под этим подразумеваешь?

– Мне было сказано, чтобы я достала ему то, о чем он просит.

– Пожалуйста, – старушка сжала руку внучки, – скажи мне, что ты не сделала чего-то, о чем будешь потом долго жалеть.

– Конечно, нет. – Это была чистейшая ложь, но что ей оставалось?

Бабушка выразительно подняла тонкие брови, и Маркейл виновато вздохнула.

– Этот предмет не принадлежал человеку, у которого он сейчас находился, так что это, строго говоря, совсем не воровство. Я надеялась, что драгоценность может послужить ключом к раскрытию личности моего шантажиста, поэтому и обратилась к человеку, сотрудничающему с Британским музеем. Там изучили ее и сказали, что хотя вещь и старинная, но не такая уж редкая.

– Быть может, ценной делает ее материал, из которого она изготовлена?

– Нет. Драгоценность сделана в основном из оникса и немного отделана золотом.

– Все это очень странно, – покачала головой бабушка и налила еще чая им обеим.

Маркейл заметила, как сильно теперь дрожат руки у старой женщины. Она становится такой слабой. Внучке не следовало волновать ее своими неприятностями. Надо действовать самостоятельно.

– Я прошу тебя поделиться со мной всеми твоими тревогами. – Прежде чем поставить чайник на поднос, бабушка строго посмотрела на Маркейл. – Мы с тобой – семья, и гораздо ближе, чем многие матери с дочерьми.

– Ты просто читаешь мои мысли, – улыбнулась внучка.

– Вряд ли. Каждый раз, когда я вытягиваю из тебя очередное признание, ты явно даешь понять, что на самом деле меня это не касается и мне нечего об этом беспокоиться. – Бабушка смотрела на Маркейл печальными глазами. – Мы сильные и справимся со всеми неприятностями – включая эту рыжую мисс Чаллонер и шантажиста.

– В этой ситуации есть кое-что еще, что делает ее намного хуже, – сказала Маркейл, теребя край манжеты.

– Неужели? Не могу представить, что это такое. – Бабушка прищурилась. – У кого тебя просили украсть этот древний предмет?

Внучка покраснела и опустила глаза.

– Позволь мне догадаться. Возможно, у капитана Херста?

– Да!

– Значит, вот почему ты так опечалена.

– Нет, я расстроена потому, что меня шантажируют. К Уильяму Херсту это не имеет никакого отношения.

Бабушка сделала глоток чая, не сводя с внучки пронизывающего взгляда.

– Я уже много лет не видела его!

Старушка вежливо слушала.

– На самом деле даже не уверена, что помню, как Уильям выглядит.

Он был точно таким же, как тогда, когда Маркейл видела его последний раз – высокий и сильный, с густыми черными волосами, с необыкновенными синими глазами и…

Бабушка кашлянула.

– Ну ладно! – Внучка всплеснула руками. – Он выглядит прекрасно, только стал старше.

– Я не удивлена, что тебе было тяжело увидеть этого человека, – кивнула старая женщина. – Ты ведь была очень увлечена им.

Больше этого – безумно, страстно влюблена.

И когда Маркейл увидела Уильяма снова, она почувствовала себя той безрассудной, порывистой девчонкой, которой была когда-то.

Теперь, стоило ей только закрыть глаза, она сразу представляла его синие глаза и темные волосы, складку на подбородке, ослепительную улыбку, ощущала, как его сильные руки заставляют ее забывать обо всем на свете…

– Твой шантажист скорее всего знает о твоих прежних отношениях с Херстом.

– Откуда? – Маркейл удивленно взглянула на бабушку. – Это было так давно, и тогда никто обо мне не слыхал.

– И все же…

– Что ж, если этот негодяй думает, что наша прошлая история имеет для меня большое значение, он сильно ошибается.

– Очень жаль, что тебе нельзя обратиться на Боу-стрит. Но, думаю, ты права: чем меньше людей привлечено, тем лучше.

– Мы уже сошлись на этом. – Маркейл положила руку бабушке на колено. – Нет смысла теперь сожалеть.

– Дорогая, мы все многим обязаны тебе. Хотя Бриггз никогда об этом не заговаривает, я знаю – с тех пор, как ты приехала в Лондон, мы перестали страдать от холода и у нас теперь всегда есть вкусная еда.

– Это полностью заслуга твоего верного слуги. Он великолепный снабженец.

– За эти годы я многому у него научилась, и мне досадно, что твой дедушка не сделал того же. – Бабушка с мечтательным выражением посмотрела на висевший над камином портрет красивого мужчины. – Жалко, что он не дожил до твоего рождения, Маркейл. Ты ему непременно понравилась бы. Он всегда восхищался женщинами с характером. А ты – именно такая.

– Я вся в тебя. Ведь недаром он женился на тебе, верно? – засмеялась внучка. – Придет день, и мы с тобой найдем уютный дом в провинции, где никому не будет дела до того, кто мы и что собой представляем.

– Ты откажешься от сцены? – Пристальный взгляд зеленых бабушкиных глаз остановился на внучке. – Просто так, без всяких сожалений?

– Ну не совсем, – неуверенно ответила Маркейл. – Это моя жизнь, и она доставляет мне удовольствие.

– Ты талантливее, чем когда-то была я. В прошлую среду я видела тебя в роли леди Макбет. Ты была великолепна, даже лучше, чем сама Сара Сиддонс.

– Бабушка, – всплеснула руками Маркейл, – никто никогда не превзойдет ее. Хотя она ушла со сцены десять лет назад, все актрисы еще ощутимо чувствуют ее присутствие.

– Сара Сиддонс была очень хорошей актрисой. Я это знаю, потому что работала с ней. Но на прошедшей неделе ты играла лучше. И я не могу не гордиться твоим талантом.

– Спасибо, не могу выразить, как много это значит для меня. – Маркейл взглянула на каминные часы. – Мне хотелось бы еще побыть с тобой, но пора идти. В записке, которую я получила сегодня утром, указано, что я должна доставить достопримечательность в гостиницу в Саутенде. Всего через три дна я снова обязана быть на сцене, так что мне нужно выехать сегодня же.

– Саутенд? Мне это совсем не нравится. Прошу тебя, будь осторожна.

– Не беспокойся, бабушка, со мной все будет хорошо, как всегда. – Маркейл встала и поцеловала снежно-белый лоб. – Как только вернусь, мы пообедаем вместе.

– Я буду ждать. Пожалуйста, дай мне знать, что все в порядке. Иди, положи конец этому делу. – Старушка помахала ей рукой.

Обняв на прощание бабушку, Маркейл немного подождала в парадном холле, пока Бриггз вызовет наемный экипаж. Когда тот подъехал, она тщательно опустила вуаль и, быстро сев в него, предоставила Бриггзу сообщить кучеру место назначения – угол улицы за несколько кварталов от ее дома.

Помахав верному слуге, Маркейл откинулась на вытертые подушки и задумалась о предстоящем путешествии. Экипаж тарахтел по улице, потом свернул за угол и направился к Гайд-парку.

Неподалеку мужчина, похожий на рабочего, одетый в темно-коричневую куртку и серые брюки, наблюдал за вереницей экипажей и толпой народа, кружащих вокруг него и его лошади. Они казались скалой посреди бурного потока.

Бесстрастным взглядом он взглянул на проезжавший мимо него наемный экипаж, а когда тот готовился свернуть в конце улицы, тихо сказал что-то лошади, вскочил в седло и последовал за скрывшейся за углом коляской.

Глава 4

Письмо Майкла Херста брату Уильяму с корабля, проходящего Гибралтар.

«Мне больно признаваться, но я никудышный морской путешественник. Я не покидаю своей койки с тех пор, как мы вышли из порта древней Александрии.

Если бы не мисс Смит-Хотон с ее проклятыми лекарствами, я бы уже спал.

Но так как я еще в состоянии сидеть и писать, то пытаюсь понять, почему ты способен находиться в море так долго, а мой желудок протестует, если я просто ставлю ногу на палубу корабля. Меня заинтересовало, какие наклонности даются человеку при рождении, а какие вырабатываются по желанию. Видишь, в море можно даже сделаться философом».

Дождь стучал по булыжникам, заполнял впадины и пропитывал все чулки и подолы юбок, до которых мог добраться. Поливаемый ливнем экипаж подъехал к большому дому в классическом стиле на Сент-Джеймс-стрит, где холостяки снимали богатые апартаменты. Из открывшейся дверцы вышел мужчина и, жестом отпустив коляску, быстро пошел сквозь пелену дождя. В мгновение промокнув, он остановился в холле, чтобы стряхнуть воду, собравшуюся на жестких загнутых полях шляпы, и, сняв накидку, сильно потряс ею, прежде чем войти в свои апартаменты.

– Сэр! – Когда появился Уильям, дворецкий как раз подходил к дверям гостиной. Липптон поставил поднос, на котором стояли большой графин с виски и более маленький – с хересом, – а также пять бокалов, и поспешил взять у него накидку.

– Она насквозь промокла, – недовольно поморщился дворецкий, почувствовав тяжесть мокрой шерсти.

– Мне пришлось практически вплавь добираться сюда. – Погода соответствовала настроению Уильяма – мрачному и яростному. Он до сих пор ощущал горький вкус поражения после визита Маркейл в его каюту, хотя с тех пор прошло уже больше недели.

…Когда он наконец смог дотащиться до двери, то призвал на помощь своих людей, чтобы задержать воровку, но безрезультатно. Маркейл благополучно сошла с его корабля, помахав на прощание ничего не подозревающей команде. Он послал несколько моряков проверить гостиницы у пристани, но ее так и не нашли.

Уильяма приводило в бешенство, что его одурачили на его же собственном корабле, но еще больше он злился из-за того, что сделала это именно его бывшая возлюбленная.

Как только рассвело, они отплыли в Лондон, но по пути попали в шторм, который задержал их возвращение и рассеял последние остатки его самообладания.

Когда корабль наконец вошел в порт, опоздав на два дня против расписания, Уильям послал за своим экипажем и отправился в центр Мейфэра, прямо домой к Маркейл. Внушительное здание высотой в четыре этажа имело портик, который охраняли парные львы, установленные на декоративных пьедесталах. Дом словно специально выставлял себя напоказ, так как считалось, что он был куплен с единственной целью – удержать строптивую любовницу.

Эта мысль смешала гнев Уильяма с горечью. Хотелось силой ворваться и потребовать вернуть украденную у него столь дерзким способом реликвию, но дом был полон рослых, здоровых слуг, а он не был готов снова потерпеть поражение.

Нет, ему нужно найти другой способ добраться до Маркейл Бичем, чтобы при встрече присутствовали только он и она и никого не было рядом.

Приняв такое решение, Уильям вернулся к экипажу и, сказав несколько слов одному из лакеев, оставил его стоять на страже в укрытии недалеко от дороги, скрыв ливрею под плащом, а сам отправился к себе в апартаменты на Сент-Джеймс-стрит.

Когда Липптон встряхнул накидку Уильяма, вода потекла на мраморный пол, подбираясь к краю персидского ковра, и седоволосый слуга, поцокав, повесил ее на медную вешалку в холле и придвинул под капающую грязь подставку для зонтиков.

– Я не задержусь надолго, – сообщил Уильям. – Мне нужно только помыться и взять одежду.

– Вы так скоро уезжаете? – удивленно поднял брови Липптон.

– Да. Я приехал в город, чтобы кое-что забрать, а затем отправлюсь спасать Майкла. Пожалуйста, пошлите Джона Постона наблюдать за номером двенадцать на Ганновер-сквер. Я временно оставил там лакея. Скажите ему, что дом принадлежит графу Колчестеру.

– Мы следим за графом, сэр? – удивленно заморгал Липптон.

– Нет. Мне наплевать, когда он приходит и уходит, но я очень хочу знать точное расписание его любовницы, мисс Маркейл Бичем.

– Этой прелестной актрисы? – Липптон чуть ли не засветился от восхищения. – Я видел ее недавно в роли величественной леди Макбет на «Друри-Лейн» и был просто потрясен. – Он приложил руку к сердцу и от восторга закрыл глаза.

– Как и все другие мужчины в Лондоне, – резко бросил Уильям. Проклятие, неужели все представители сильного пола Англии помешаны на Маркейл? Неудивительно, впрочем, при ее-то внешности. – Сразу же передайте мое указание Постону.

– Да, сэр, – поклонился Липптон.

Уильям уже собрался подняться к себе в спальню, но дворецкий окликнул его:

– О, сэр! Совсем забыл, извините. У вас посетители. Они ожидают вас в гостиной.

Голос Липптона звучал как-то понуро.

– Кто из моей семьи здесь?

– Их пятеро, сэр. А у нас почти нет еды, так как вы не сообщили, что так скоро вернетесь в Лондон.

– Проклятие!

– Понимаю вас, сэр. Две ваши сестры прибыли час назад с графом Эрроллом и вашим зятем, лордом Маклейном.

– Это четверо. А кто пятый? Или мне не нужно спрашивать?

– Мистер Роберт. – Липптон взглянул на напольные часы, украшавшие холл. – Он здесь немного больше двух часов. Последние три дня регулярно приходит сюда, сэр, и всегда остается по крайней мере на час, иногда дольше.

– И не сомневаюсь, что каждый раз, когда он приходит, пьет в больших количествах мое виски, черт бы его побрал.

– Да, сэр. – Липптон кивнул в сторону подноса, который он поставил, когда вошел Уильям. – Это последний графин, к сожалению.

Тот мрачно взглянул на дверь в гостиную.

– Пока я выпроваживаю свое семейство, пожалуйста, уложите мою дорожную сумку. Мне нужна одежда по меньшей мере на две недели.

– Да, сэр. О, и еще. Вчера заходил какой-то пожилой человек довольно низкого происхождения. – Липптон передернулся от отвращения. – Я не мог позволить ему пройти дальше прихожей, поэтому он оставил вам вот это. – Дворецкий прошел к небольшому столу рядом с подставкой для зонтиков и взял грязный помятый конверт.

Распечатав его, Уильям принялся читать письмо, и на его лице появилась зловещая улыбка.

– Превосходно! – Это была первая хорошая новость, которую он получил за последнюю неделю. – Этот джентльмен непременно вернется. Когда он придет, немедленно сообщите мне, я должен поговорить с ним.

– Да, сэр, – ответил слуга без особого энтузиазма.

– А я пока что встречусь со своей семьей и объясню, как умудрился погубить план спасения нашего брата Майкла.

– Прискорбно слышать это, сэр. Мне очень нравится мистер Майкл. Я буду скучать по его статьям в «Морнинг пост».

– Это пишет моя сестра Мэри, а не он.

Второй раз за этот день Липптон испытал горькое разочарование, но, расправив плечи, спросил:

– Я должен приготовить закуски для леди, сэр? Можно купить несколько лепешек и…

– О Господи, нет. Это только даст им предлог остаться. Хватит и того, что Роберт уничтожил почти все мое бесподобное шотландское виски. Пожалуйста, распорядитесь, чтобы их экипажи были готовы к отъезду.

– Конечно, сэр.

Подойдя к двери в гостиную, Уильям услышал внутри гул голосов, но как только он повернул ручку и вошел, все сразу стихло.

– Добрый день. – Он закрыл дверь и, проходя через комнату к потрескивающему камину, поцеловал сестер в щеки. – Кейтлин, Мэри. Рад вас видеть.

У Уильяма были три сестры: две старшие, близнецы Триона и Кейтлин, и младшая, Мэри. Кейтлин была самой красивой: золотоволосая, с огромными темно-карими глазами, она притягивала взгляды мужчин и не отпускала их. Мэри была толстушкой, но обладала прекрасным чувством юмора; ее задорный смех, к которому никто не мог не присоединиться, делал ее удивительно легкой в общении.

– Еще не замужем? – Уильям бросил взгляд на руку младшей сестры.

– Пока нет. – Она с довольным видом посмотрела на лорда Эрролла. – Мы опубликовали объявления, но ответ прибудет только через две недели. Придется подождать до тех пор.

– И это даст нам время подобрать для невесты достойное платье, – добавила Кейтлин.

– Уильям, – простонал Роберт, непринужденно развалившийся в низком кресле, – не позволяй им снова муссировать тему свадьбы. С тех пор как я пришел, они только и делают, что болтают о цветах, кольцах и кружевах.

– А кто же сам заговорил о лилиях? – Кейтлин, прищурившись, посмотрела на него.

– Великолепное предложение, которое вы обе оставили без внимания, – резким тоном отозвался тот. – Эти цветы прекрасно подошли бы для церемонии.

– Мне жаль перебивать вас, – заговорил Уильям, – но я должен скоро уехать. Вы хотели поговорить со мной или просто пришли сюда, чтобы воспользоваться моей гостиной для своих бесконечных споров?

– Нам не терпится услышать, как ты упустил историческую драгоценность. – Со скучающим видом Роберт разгладил кружевную манжету. – И узнать, как можно оказаться таким тупоголовым.

– Ты в дурном настроении? – Уильям строго взглянул на младшего брата.

Отличающийся быстротой мышления, Роберт сравнительно легко определял политические взгляды и тайные помыслы окружающих, и эта способность дала ему возможность быстро продвинуться в министерстве внутренних дел, где он работал помощником министра.

Уильям точно не знал, какой именно пост занимает брат, но его положение, по-видимому, было вполне официальным, так как он вращался в высших великосветских кругах с такой легкостью, словно был рожден для этого.

Однако средства на такую жизнь поступали не из министерства внутренних дел, а благодаря стараниям Майкла. Когда тому нужно было что-нибудь продать, он посылал это Роберту, слывшему знатоком по части впаривания ценных вещей великосветским любителям экзотики, которые постоянно искали для своих гостиных предметы, которыми можно похвастаться. Младший брат удерживал часть суммы в качестве «комиссионных» от каждой продажи, а большую долю отсылал Майклу, который тратил деньги на финансирование своих исследований. Такие отношения приносили выгоду им обоим.

Но конечно, только Роберт обладал особым талантом любой глиняный черепок объявить ценной вещью, чудом дошедшей до нас из древности.

– Мне кажется, это ты не в духе, дорогой. – Роберт многозначительно выгнул бровь. – Не я же набрасываюсь на ни в чем не повинных людей.

– Я промок, устал и голоден. Что вы хотите?

– Бедняжка! И как тебя угораздило?

– Там идет дождь, болван! – огрызнулся Уильям, направляясь к камину, чтобы погреться.

– Но я же сухой, как видите, – самодовольно объявил Роберт.

– Послушай, – Мэри отодвинула назад юбки, чтобы мокрые сапоги брата не коснулись подола, – ты ведь приехал сюда за несколько часов до начала ливня и прекрасно знаешь это. Перестань ворчать на Уильяма.

Роберт хмуро посмотрел на свою рассудительную сестру.

– Наш брат не уберег вещь, необходимую, чтобы спасти Майкла, а ты упрекаешь меня?

– Да, – без колебания ответила она, – так как уверена, что все произошло случайно. Не так ли, Уильям?

– Это скорее было воровство.

– Как бы ты это ни называл, – пожал плечами Роберт, – настоящий позор, что твоя беззаботность теперь потребует от нас серьезных усилий. Мэри сильно досталось, пока она вырывала шкатулку у Эрролла.

Граф Эрролл, с черными волосами, со шрамом на подбородке и, как всегда, одетый в черное с головы до пят, производил гнетущее впечатление.

– У Мэри не было трудности получить обратно шкатулку из оникса, – произнес он с легким шотландским акцентом, холодно взглянув на Роберта. – У нее были трудности доказать, кто она, потому что у меня не было подтверждения ее личности.

Та согласно кивнула.

– И любой из нас сделал бы то же самое после того письма Майкла, где он высказал предположение, что кто-нибудь обязательно попытается украсть драгоценность.

– Брат оказался прав, – перебил сестру Уильям. – Кто-то всеми силами старался похитить проклятую шкатулку и добился успеха. – Ему было стыдно произнести вслух эти слова.

– Как именно это произошло? – потребовала ответа Кейтлин.

– Потерпи, любимая. – Муж старшей сестры, Александр Маклейн, главный землевладелец своего клана, положил руку ей на плечо. – Я уверен, Уильям все нам расскажет.

– Разумеется! – Уильяму всегда нравился этот мужчина. Он обладал сдержанным юмором и оказался способен обуздать горячий нрав Кейтлин. Хотя, возможно, ее недавно приобретенная сдержанность больше объяснялась тем, что теперь она была матерью собственных близнецов, мальчика и девочки, которые были такими же порывистыми и эмоциональными, как и его сестра. Уильям провел рукой по волосам и поморщился, когда у него по шее потекла вода. – С удовольствием объясню вам, что случилось. Получив реликвию от Мэри и Эрролла, я отправился прямо на свой корабль. Кое-кто поджидал меня в моей каюте, и они украли чертову шкатулку.

Мэри и Кейтлин обменялись встревоженными взглядами.