Текст книги "Вы станете моей смертью"

– А? – Я задумался и пропустил вопрос мимо ушей.

– Ты ходишь на уроки мисс Джемисон?

– Нет. – Ни за что не расскажу ей о той истории. – А Отем ходила, ей даже нравилось. Говорит, мисс Джемисон всегда умела вдохновить.

Айви скрещивает руки на груди и смотрит за стол, где сидит Кэл.

– Ну да, вон как вдохновляет, – произносит она мрачно.

– Думаешь, родители Кэла в курсе? – спрашиваю я.

– Смеешься? Да они с ума сойдут. Особенно Уэс.

– Почему именно он? – Насколько я помню, Генри всегда был гораздо строже.

– Потому что он декан Карлтонского колледжа… Алло? – Айви машет рукой перед моим лицом. – Ты новости вообще смотришь?

– Ты же знаешь, что нет.

– В Карлтонском колледже недавно уволили одного профессора – за то, что он спал со студенткой. Шумиха была о-го-го, Уэс несколько раз давал интервью. Если кто-то узнает, что его сын мутит с училкой, все решат, что он лицемер. Или совершенно равнодушный папаша, который даже не в курсе всего этого. Оба варианта для декана колледжа так себе.

– Теперь ясно, чего он так задергался, – говорю я.

Айви покусывает губу.

– Он сказал, в студии ее не было, так? – Я киваю. – А еще он говорил, что она всегда приходит туда по вторникам. Она блондинка, и она знает Бони. Сразу три страйка. А бонусом четвертый. – И она указывает рукой на столик Кэла. – Хорошо, что мы за ним проследили. Ясно, что он не может мыслить разумно, когда дело касается этой женщины, так что точно не станет задавать ей нужных вопросов.

– Хочешь пересесть поближе? Подслушать?

– Можно попробовать. Даже нужно. Но у меня есть еще одна идейка…

«ЮТЬЮБ»-КАНАЛ «КАРЛТОН ГОВОРИТ»

Ишаан и Зак машут в камеру телефона, сидя, видимо, на передних сиденьях в машине.

ЗАК. Привет, с вами Зак Абрамс и Ишаан Миттал! Прямое включение (оглядывается по сторонам) из машины Ишаана. И тут, врать не стану, могло бы быть и почище.

ИШААН. Так ты сам захотел сниматься здесь! Я предлагал «Пиццерию Анджело».

ЗАК. Там слишком шумно. Итак, мы улизнули с обеда, чтобы снять для вас специальный выпуск передачи «Карлтон говорит» о том, что сегодня на устах у всей школы: неожиданная смерть нашего одноклассника, ученика выпускного класса Брайана Бони Махони. В новостях пока не приводят подробностей, но, кажется, Бони умер в заброшенном здании в Бостоне.

ИШААН. И не просто умер. Его убила какая-то блондинка.

ЗАК (глядя на Ишаана). Ты опережаешь события. Это еще неизвестно наверняка. (Снова смотрит в камеру.) Так вот, вчера Бони был избран президентом выпускного класса, и сегодня в десять утра он должен был произнести благодарственную речь. Мы все сидели в зале и ждали его. (Драматическая пауза.) Но Бони так и не пришел.

ИШААН (наклоняясь к камере). Знаете, кто еще не пришел?

ЗАК. Не сейчас.

ИШААН (громко). Правильно! Одна блондинка! Та самая, которая ему проиграла.

ЗАК. Ишаан, вечно ты портишь мои вступления!

ИШААН. Хватит тянуть резину. Ну что, странно, да? Айви Стерлинг-Шепард, которая еще ни разу не пропускала школу, не пришла именно в тот день, когда парень, который ее унизил, погиб. И никто ничего о ней не знает. Ни ее брат, ни лучшие друзья…

ЗАК. Вряд ли нам стоит называть кого-то лично. Разумеется, это все только домыслы и…

ИШААН. И все же она из тех, кто однажды не выдерживает и взрывается. Это ведь сразу видно, да?

ЗАК (после паузы). Ну да, сложно не заметить.

Глава 9

Кэл

Не знаю, зачем я взял ее за руку, учитывая обстоятельства. Наверное, просто по привычке, хотя мы встречаемся вне школы всего несколько недель, а еще из-за невыносимого желания, чтобы меня кто-то утешил.

Так или иначе, ей это не понравилось, так что теперь я чувствую себя еще хуже.

– Прости, – говорю я, вертя в руках порванную обертку от ее соломинки.

Она пьет что-то розовое и холодное и, делая глоток, бросает мне полуулыбку.

– Ничего. Просто тут слишком людно, понимаешь?

Я понимаю. И представляю, как это выглядит.

Никогда не думал, что буду встречаться с кем-то гораздо старше себя, или с чьей-то невестой, или с учительницей. Не было у меня такого в планах. Я влюбился в Лару в прошлом году на первом же ее уроке, но даже представить не мог, что между нами что-то будет. Тем более после того как она обручилась. Однако когда я перешел в выпускной класс и стал интересоваться у нее насчет программ по искусству в колледже, мы стали общаться больше. Потом она дала мне свой номер на случай, если у меня появятся вопросы не по школьной программе. В тот вечер я три часа просидел в своей комнате, сочиняя сообщения, пока наконец не решился отправить хотя бы одно.

Мы переписывались почти два часа, а после этого вообще каждый день. Начали с заявлений на поступление в колледж, потом обсудили искусство в целом, поп-культуру и, наконец, мечты и планы на будущее. Пожалуй, я на ней помешался. Постоянно думал о ней, даже рядом с Ноэми, а потом накачал себе в телефон кучу песен о безответной любви. В начале этого месяца я как раз слушал одну из них, когда она позвонила мне в первый раз.

– Алло? – просипел я.

– Привет, Кэл, я тут как раз думала о твоем лице…

– Что? – Я был уверен, что ослышался.

– Оно у тебя очень интересное, – сказала она. – Такое необычно угловатое. Я бы хотела как-нибудь тебя порисовать.

Вот как я оказался в ее студии в первый раз. Она находилась там в будни и по вечерам, так что я сказал родителям, что у меня дополнительное занятие в библиотеке, и уехал в Бостон. По-моему, я никогда в жизни не чувствовал себя настолько живым, как в тот вечер: каждый мускул был напряжен, пока я сидел перед ней на деревянной скамейке, а она рисовала. Иногда Лара откладывала альбом и карандаш и касалась моей щеки или подбородка, чтобы слегка изменить положение головы. Между нами тогда, да и потом, ничего не было, но мне кажется, это только вопрос времени.

Я не тупица. Я знаю, что она обручена, что она моя учительница, что она гораздо старше. Хотя вообще-то всего на семь лет. У моих тети и дяди разница вообще в десять, и никто ничего не говорит. Ну да, дядя Роб и тетя Лиза познакомились, когда ему было тридцать пять, а ей сорок пять, и они не работали вместе. Но разве стоит отказываться от своей потенциальной второй половинки из-за каких-то предрассудков общества?

Вряд ли, конечно, со мной согласятся мои папы. Даже если у меня и был соблазн рассказать все Уэсу, он испарился после того, как Карлтонский колледж уволил профессора, который спал со студенткой.

– Они оба уже взрослые люди, – говорил я, думая о Ларе и о своем грядущем следующей весной восемнадцатилетии.

– Между учителями и студентами должна сохраняться субординация, – возразил Уэс. – Такая у нас политика. – Он поджал губы. – Каковы могут быть мотивы взрослого, вступившего в связь с подростком? Нельзя значит нельзя.

Я знаю, так думают все. И я тоже, когда встречаю в школьном коридоре тренера Кендалла: он очень приветлив со мной, хотя я вообще не занимаюсь никаким спортом и он меня почти не знает. Нельзя значит нельзя, думаю я. Но, когда получаю очередное сообщение от Лары, все мое тело наполняется теплом и радостью, и я убеждаю себя: разве можно все в жизни делить только на черное и белое?

Лара поправляет бейсболку и светлые волосы, и я понимаю, что пялюсь на нее уже добрых полминуты. Бывает.

– Так что случилось, Кэл? – спрашивает она. – Что за срочность? А главное, почему ты не в школе?

Ненавижу, когда она говорит со мной как с обычным учеником!

– Мы с друзьями решили прогулять, – отвечаю я. Ее глаза округляются, и я быстро добавляю: – Не бойся, их тут нет. Они остались в Бостоне, а я поехал на встречу с тобой, потому что… – Тут я запинаюсь, не представляя, как продолжить фразу. Она ведет себя совершенно так же, как обычно, словно понятия не имеет о том, что случилось с Бони. Конечно, новость только-только объявили по телевизору, а у нее выходной, но… он умер прямо у нее в студии. «С этого и начни, Кэл», – говорю себе я, однако слова застревают в горле. Вместо этого я вдруг спрашиваю: – А где ты была сегодня утром?

Лара морщится, выказывая легкое нетерпение.

– Я же говорила: ходила на мастер-класс по керамике.

– Но вчера вечером, когда мы договаривались насчет сегодняшнего завтрака, ты говорила, что потом поедешь в студию.

– Ну да, – отвечает она, делая глоток через трубочку. – А потом в последнюю минуту появилось свободное место, вот я и пошла.

Я молчу, на случай если ей есть что добавить. Мне становится как-то душно, я закатываю рукава рубашки повыше.

– Ну, а я случайно оказался этим утром у тебя в студии, и…

– Подожди, – перебивает она, хмурясь. – Ты был в студии? Кэл, так нельзя! Не смей меня разыскивать ни с того ни с сего! Особенно если рядом твои друзья. О чем ты вообще думал?

– Я тебя не искал, – возражаю я. Хотя… может, подсознательно все-таки искал. Возможно, именно поэтому я предложил выпить кофе недалеко от ее студии и зайти в художественный магазин? Потому что надеялся увидеть ее?.. – Дело не в этом, а в том, что Бони Махони тоже там был.

Лара растерянно хлопает глазами.

– Кто?

– Бони Махони. То есть Брайан. Брайан Махони из нашей школы.

Даже самому себе странно признаваться, но, когда я увидел, как Бони заходит через ту дверь этим утром, на меня накатила ревность. «Бони не в ее вкусе», – думал я раньше, а потом вдруг сообразил, что никто и никогда не подумал бы, что и я могу быть в ее вкусе.

– Ясно, ну ладно, – говорит Лара. У нее все еще растерянное лицо. – И что с этим Брайаном?

Я делаю глубокий вдох. Поверить не могу, что сообщу ей об этом первым.

– Он умер.

– Боже мой, серьезно? – Лара прижимает руки к щекам, ее глаза расширяются. – Какой кошмар! Что случилось?

Я тяжело сглатываю. Не представляю, как рассказать ей остальное, поэтому выпаливаю сразу все:

– По новостям сказали, что его убили. Вроде вкололи какой-то наркотик. В твоей студии.

– Убили? – шепчет Лара, в лице ни кровинки. – В моей… прямо в том здании?

– Не просто в том здании. Прямо в твоей студии. – Я внимательно смотрю ей в лицо, надеясь разглядеть хоть какой-то намек на… На что? – А еще в полицию поступил анонимный звонок: сообщили, что инъекцию сделала какая-то блондинка.

Лара прижимает дрожащую руку ко рту.

– Пожалуйста, скажи, что это какая-то глупая шутка.

Злость на нее, которой, по сути, и не было, улетучилась.

– Нет. Я бы не стал так шутить.

– Я просто… – Лара прижимает ладонь к щеке, а потом берет сумку, что стоит рядом с ней, роется в ней и, достав телефон, бросает ее обратно на сиденье. Потом разблокирует телефон и несколько минут что-то в нем ищет, становясь все бледнее. – Боже мой, поверить не могу. Ты прав, этот Брайан… Господи, Кэл. И ты был там? Что случилось?

Я пытаюсь объяснить ситуацию максимально кратко, но в результате приходится повторять все по несколько раз, прежде чем Лара все осознает. Все это время она держится совершенно спокойно, только ее глаза постоянно перебегают с меня на экран телефона и обратно. Потом она роняет телефон на стол и прижимает ладони к лицу.

Я несколько минут наблюдаю за ней, пытаясь обнаружить малейшую неискренность. Все это, конечно, подозрительно, однако я не могу придумать ни одной причины, почему она могла навредить Бони.

– Так что? – наконец осторожно произношу я. – Ты все это время была на мастер-классе по керамике? Потому что та наводка на блондинку…

Лара опускает руки, черты ее лица становятся жестче.

– Я к этой истории не имею никакого отношения. Я была в центре дополнительного образования на Массачусетс-авеню и ушла оттуда… – она смотрит на часы, – минут десять назад.

Прежде чем я успеваю ответить, слева раздается оглушительный грохот. Мы оба срываемся с места. Повернувшись, я вижу, как один из официантов несется, разгоняя посетителей, к стойке с грязными тарелками где-то в передней части зала. Лара вновь поворачивается ко мне: кажется, отвлекшись от нашего разговора, она даже слегка выдыхает.

– Люди постоянно выстраивают слишком высокую гору из тарелок, – говорит она.

– Да, – соглашаюсь я, хотя мне совершенно плевать на разбитую посуду. – А твой друг, Лара? Который разрешает тебе рисовать в студии? Думаешь, он может быть как-то с этим связан?

– Он? Нет. Его вообще нет в городе… – Ее глаза вдруг расширяются. – Кэл, подожди. Ты сказал, что был там с друзьями, так? – Я киваю. – Кто они?

– Айви Стерлинг-Шепард и Матео Войцик.

– Что? – Она обескуражена. – Из твоего старого комикса? Ты вроде говорил, что вы больше не общаетесь.

У нас нет времени на историю о сегодняшнем воссоединении друзей из «Лучшего дня в жизни».

– Иногда все же общаемся, – отвечаю я уклончиво. – Им тоже хотелось сбежать с уроков, ну вот… мы и сбежали.

– М-да. – Лара молчит, переваривая информацию, а потом спрашивает: – А они… ты же не сказал им обо мне?

– Нет, – отвечаю я, и она вздыхает с облегчением.

– Слава богу. Спасибо. – Лара берет меня за руки и, прежде чем отпустить их, крепко сжимает. – Знаю, что не имею права просить тебя об этом, но… не мог бы ты пока не распространяться? Мне надо поговорить насчет случившегося с другом. Дело деликатное, ведь мы не имели права находиться в том здании. А то, что мы с тобой проводили там много времени, теперь выглядит… очень странно, учитывая обстоятельства.

– Хорошо, – говорю я, чувствуя одновременно облегчение и разочарование. Одна часть меня надеялась, что у нее есть решение для всей этой бредовой случайности, так что мне не придется врать всем и каждому, хотя другая моя половина знала, что никакого решения быть не может. – Просто… я не уверен, что нам стоило оттуда уходить. К тому же это была моя идея, ведь… – «Ведь я хотел тебя защитить. И это не единственная причина: еще я запаниковал и испугался, что меня арестуют».

Лара снова сжала мои руки в своих.

– Насколько я поняла, ты ничем не мог помочь Брайану. По-моему, ваше присутствие только отвлекло бы полицию. Они должны сосредоточиться на уликах в студии, а не на тех, кто просто оказался не в то время не в том месте.

«Как Бони», – думаю я. В глазах начинает щипать, я быстро моргаю, а Лара говорит:

– Ох, Кэл, все будет хорошо. Вот, возьми платок. – Я продолжаю усиленно моргать, перед глазами все расплывается… И вдруг она резко повышает голос: – Какого черта? Где моя сумка?

– Разве она не тут лежала? – спрашиваю я, шаря глазами по пустому сиденью. – Может, упала? – Я наклоняюсь, чтобы посмотреть под столом, но на полу тоже ничего нет.

– Господи, неужели ее украли? – Лара бледнеет и вскакивает, лихорадочно оглядываясь вокруг. – Извините, – обращается она к пожилой женщине, что сидит через два стола от нас с кружкой чая, – вы не видели красную сумку? Объемную такую? – Она разводит руками, показывая размеры.

– Нет, простите, не видела, – отвечает женщина. – Я только что пришла.

– Ну кто станет красть сумку посреди кафе? У меня же в ней ключи! Как я теперь попаду домой? – Поняв, что привлекает к себе внимание, Лара глубоко вздыхает и говорит заметно спокойнее: – Ладно. Начнем с очевидного. Пойду спрошу в кассе, вдруг кто-то из официантов решил, что она потерялась.

Я со всем энтузиазмом хватаюсь за эту соломинку.

– Наверное, так и есть.

В очереди к кассе стоит шесть человек. Лара осторожно пробирается вперед и машет принимающему заказы парню. Он немного старше меня, руки забиты замысловатыми татуировками. Увидев Лару, он улыбается.

– Извините, не хочу вас отвлекать, – говорит она, запыхавшись. – Я не за заказом: кажется, я потеряла сумку. Подумала, вдруг кто-то принес ее вам?

Как ни странно, парень замирает, положив одну руку на кассовый аппарат.

– Как она выглядит? – спрашивает он.

– Красная кожаная, с коричневым ремешком. На переднем кармане позолоченная пряжка.

– Эта? – Парень наклоняется под стойку и торжественно достает оттуда потерянную сумку. Лара забирает ее, вздыхая с облегчением. – Какая-то девушка сказала, что взяла ее по ошибке.

– Слава богу! – Лара расстегивает передний карман и достает сначала кошелек, потом ключи. – Все на месте. Большое вам спасибо!

– Обращайтесь! – улыбается парень, довольный, что без усилий стал героем.

– Да уж, я здорово перепугалась. – Лара закидывает сумку на плечо и уводит меня подальше от очереди, в более укромное место у туалетов. – Не утро, а какой-то кошмар. Кэл, я совсем не хочу тебя оставлять, но мне нужно все обдумать. Потом посмотрим, что нам делать дальше, идет?

– То есть? – спрашиваю я.

Прежде чем она успевает ответить, в ее руках начинает звонить телефон. Лара смотрит на экран и поднимает указательный палец.

– Подожди, это тот друг, который снимает нашу студию. Мне лучше ответить. Пожалуйста, никому ничего не говори, пока мы все не обсудим, ладно? – Я киваю, а она быстро чмокает меня в щеку и отворачивается, поднося телефон к уху. – Доминик? Доминик, это ты? Тебя почти не слышно. Я сейчас выйду, тут шумно.

Лара направляется к выходу, а я чуть не сползаю вниз по стенке от отчаяния. Никак не могу понять: мне стало так плохо после разговора с Ларой или просто оттого, что ситуацию не изменить.

Нельзя значит нельзя.

Понятия не имею, что делать дальше. Вернуться в «Гарретс»? Если Матео и Айви все еще там, что я им скажу?.. Я медленно плетусь к выходу, на автопилоте добираюсь до станции «Лечмир», копаясь на ходу в телефоне. Последнее сообщение я получил от Лары: она согласилась встретиться. Однако ни одна живая душа из школы не поделилась со мной новостью насчет Бони. Кого я обманываю? Мои так называемые друзья, наверное, даже не заметили, что я сегодня не пришел.

Когда я прикладываю к турникету карточку и прохожу, поезд уже стоит на станции, приглашая внутрь открытыми дверями. Сканирую взглядом полупустой вагон, выбирая место у окна, опускаюсь на твердое пластиковое сиденье и уныло смотрю на солнечный день за окном. В голове вихрь вопросов, на которые, кажется, невозможно найти ответы.

– Эй, Кэл.

Кто-то трогает меня за плечо. Я вздрагиваю, оборачиваюсь и чуть не падаю на пол, когда понимаю, что это Айви. Они с Матео сидят прямо за мной. В эту секунду я чувствую счастье видеть знакомые лица, поэтому меня не волнует, откуда они здесь взялись.

Однако, когда Айви заговаривает, улыбка исчезает с моего лица.

– Мы за тобой следили, – говорит она.

Глава 10

Айви

– Что вы делали?! – бормочет Кэл, когда двери закрываются и поезд трогается. Он чуть поворачивается к нам, стреляя глазами то в меня, то в Матео. – Следили?

– В кафе, – отвечаю я. – Наблюдали за твоей… встречей. – Я тщетно жду, что он что-то ответит. – С мисс Джемисон.

Кэл упирается взглядом в пол.

– Значит, вы за мной шпионили, – произносит он бесстрастно.

Я виновато смотрю на Матео. Мы не просто шпионили; мы сделали гораздо больше. Впрочем, сейчас не время об этом говорить.

– Мы за тебя переживали, – говорю я.

– Ну и ладно. Я должен был кое с кем встретиться, но она не пришла, зато я столкнулся с мисс Джемисон. Обсудили мой текущий проект.

Мы с Матео обменялись скептическими взглядами. Вот уж не ожидала, что Кэл продолжит все отрицать.

– Хватит, приятель, – вступает в разговор Матео, пока я изумленно таращусь на Кэла. – Мы все видели.

– Видели, как мы обсуждали школу, – уперто повторяет Кэл.

Матео бросает на меня беспомощный взгляд, словно говорящий: я сделал все, что мог, попробуй ты, Айви.

– Кэл, очевидно, ты не понимаешь, что мы пытаемся сказать, – вступаю я. – Мы не в окошко за вами следили. Помнишь большой папоротник в горшке у вашего стола? – В ответ лишь непонимающий взгляд: ну конечно, он ничего вокруг не замечал, кроме самой мисс Джемисон. Станцуй я рядом с ними в костюме клоуна – он бы и то не заметил. – Мы сидели прямо за вами и слышали каждое слово. Мы знаем, что это ее студия, мы видели, как вы держались за руки. – Кэл даже вздрагивает: наверное, надеялся, что мы пришли уже после этого. – Она и есть твоя загадочная девушка. Так что, пожалуйста, перестань притворяться, что ты бросил нас в баре через час после смерти нашего одноклассника, чтобы обсудить какой-то школьный проект.

Наконец Кэл заливается краской.

– Ладно, простите, – бормочет он. – Никто про нас не знает, потому что…

– Потому что никаких вас и не должно быть, – вырывается у меня. – Она твоя учительница и к тому же гораздо старше тебя.

На мгновение лицо Кэла каменеет.

– Мы ничего такого не сделали.

– Только она, – отвечаю я.

Он сжимает челюсти.

– Я так и думал, что вы не поймете.

Мое терпение наконец лопнуло.

– Думаешь, ее жених поймет?

Я пытаюсь не лезть в расписание внеурочных занятий моего братца, однако тренера Кендалла я знаю уже много лет. Моим родителям он очень нравится. С тех пор как мы с Дэниелом перешли в старшую школу, он приходит к нам на празднование Рождества. Каждый год приносит одно и то же – неуклюже украшенное печенье – и всегда спрашивает меня о новостях в школьном совете самоуправления. Причем, в отличие от остальных взрослых, не смотрит на меня стеклянными глазами, когда я начинаю рассказывать.

– Тебе может показаться, что у вас с ней настоящие отношения, но это не так, – продолжаю я, не дождавшись ответа Кэла. – Даже близко не так.

– Да неужели? Даже близко не так? – зло усмехается Кэл. – Ну да, тебе-то виднее, правда? – Он поджимает губы, а у меня сводит живот. Я знаю этот взгляд: я слишком сильно на него надавила. Если уж Кэл выходит из себя – спасайся кто может.

Он взмахивает руками и начинает тихо хлопать.

– Дамы и господа, Айви Стерлинг-Шепард! Королева романтических советов! Напомни, когда ты в последний раз с кем-то встречалась? – Кэл бросает взгляд в сторону Матео. – В восьмом классе, когда ты поцеловала Матео, а он сделал вид, что ничего не было? И я прекрасно его понимаю. Ему просто не хотелось, как мне, слушать об этом в мельчайших подробностях два месяца подряд?

Черт. Поверить не могу, что он так поступил.

Мое лицо пылает от унижения, которого годами удавалось избежать. Матео заметно напрягается, а Кэл резко встает и проходит мимо нас.

– Оба катитесь к чертям! Я лучше пересяду подальше, а потом заберу машину и поеду домой. Можете катиться на метро до самого Карлтона, мне все равно. А если скажете кому-то про Лару… – Он поджимает губы и кивает в мою сторону. – Учтите, я понятия не имею, что ты, Айви, могла сделать с Бони до того, как пришли мы.

У меня отвисает челюсть, а Кэл просто разворачивается и идет в конец вагона. Его зрелищный уход чуть было не срывается, когда вильнувший в тоннеле поезд едва ли не сбивает его с ног. Но Кэлу удается удержаться на ногах – он проходит и садится как можно дальше от нас. Мы с Матео сидим в полной тишине, и оба испытываем чудовищную неловкость.

Так. Это я заварила эту кашу, накинувшись на Кэла, мне и придется первой пойти на контакт.

– Э… его слова из прошлого не имеют никакого отношения к настоящему, – начинаю я.

Матео меня перебивает:

– Что он имел в виду, сказав, что я сделал вид, будто ничего не было?

Нет-нет-нет! Нам не стоит об этом вспоминать!

– Все хорошо, Матео, не бери в голову. Это было сто лет назад. Давно все забыто.

Ложь, сплошная ложь. Я вспоминала об этом, когда мы ехали в ту сторону: в вагоне было полно людей, и нам пришлось стоять, держась за поручни. Матео всякий раз подхватывал меня, не давая упасть, его руки заметно окрепли со средних классов, и я чувствовала отголоски того нервного возбуждения, которое сопровождало меня все то лето. Разумеется, сейчас Матео стал еще красивее и гораздо сильнее, раз пол-утра таскал меня на себе. Разжечь те самые чувства очень легко.

Я бросаю взгляд на Матео – он хмурится.

– Я не делал вид, что ничего не было! Я оставил тебе записку!

Мое дыхание сбивается.

– Какую записку?

– У тебя дома. С пачкой «Сахарных деток». – Я удивленно смотрю на него, а он усмехается. – Ты что, ее не получила?

– Нет, – отвечаю я. «Сахарные детки», бог ты мой.

Накатывают воспоминания: мне снова тринадцать, и мы с Матео идем ко мне домой из супермаркета. Кэла тогда с нами не было – не помню, то ли он был занят, то ли я попросту его не пригласила. Матео накупил кучу сладостей и рылся в пакете.

– «Скиттлс»? – предложил он, тряся открытым пакетиком.

Я скривила лицо.

– Ты же знаешь, терпеть не могу!

– И зря. Дай красным еще один шанс. Они гораздо вкуснее «Сахарных дедок».

– «Сахарных деток», – поправила его я. Матео в те времена постоянно подкалывал меня, что единственной сладости, которая мне нравится, уже сотня лет и у нее довольно пошлое название.

– Айви Стерлинг-Шепард! – Когда Матео начинал надо мной подшучивать, то всегда называл полным именем, отчего у меня внутри все трепетало. Был ли это флирт? – Почему ты боишься пробовать новое?

– Я постоянно пробую что-то новое!

Это была настолько очевидная ложь, что мы оба разразились громким смехом.

– Ну, давай! – Матео протянул мне красную конфету «Скиттлс». – Расширь свои горизонты.

– Ладно, – вздохнула я, взяв конфету из его ладони, и закинула ее себе в рот. Я морщилась все время, пока во рту оставался невообразимо ненатуральный фруктовый вкус. – Спасибо, теперь я его точно ненавижу, – наконец сказала я, сглатывая. – А на «Сахарных деток» я всегда согласна.

– А ты в курсе, что их больше никто в мире не ест? – спросил Матео. Мы свернули с главной дороги на тропу к Птичьему парку – это короткий путь до моего дома. Вечером в обычно оживленном парке почти никого не было. – У них, наверное, от силы одна фабрика осталась. – Он доел «Скиттлс», сунул смятую упаковку в большой пакет с остальными сладостями и снова начал их перебирать. – Может, тебя заинтересует «Ред Хот»?

– Нет, – отказалась я. Мы дошли до качелей на краю детской площадки, и я уселась на одно из прорезиненных сидений. Сиденье было настолько выше других, что дети и не мечтали забраться на него без помощи взрослых. – Достаточно нового для одного дня, – добавила я.

Матео бросил пакет со сладостями на землю и вдруг оказался прямо передо мной, ухватившись за цепи, державшие качели с обеих сторон.

– Ты уверена? – спросил он.

Сидя на качелях, я была чуть-чуть ниже его. Наши колени почти соприкасались. Мои щеки покрылись румянцем, когда я заглянула в его темные, пристально следящие за мной глаза. Так бывало уже не раз на протяжении нескольких недель: вроде мы просто болтаем, и вдруг ни с того ни с сего энергетика между нами трансформировалась в нечто новое. Я никак не могла понять, что делать с этим будоражащим чувством.

А тогда поняла.

– Нет, – ответила я, наклонилась вперед и поцеловала Матео. Он отпустил одной рукой цепь и притянул меня ближе. От него пахло порошком «Тайд» и вишневым «Скитллс», который я сразу же перестала ненавидеть.

Для первого поцелуя все прошло просто великолепно. Потом мы оба смущались и стеснялись, но долго продолжали улыбаться. Я была уверена, что это начало чего-то… Вот только мы больше ни разу к этому моменту не возвращались.

– «Сахарные детки»? – снова повторяю я. Поезд грохочет по направлению к станции «Хеймаркет» и тормозит, с громким шипением отворяются двери. – Ты приносил их для меня? – Матео кивает. – Но я ничего не находила. Где ты их оставил?

– На крыльце.

У нас дома застекленное крыльцо, которое мы никогда не запираем. Так что если кто-то что-то там оставлял, то единственным человеком, который мог забрать посылку и ничего не сказать мне, был…

– Дэниел, – произношу я, стиснув зубы. – Это он забрал сладости и выбросил записку. Вот засранец.

– Дела… – качает головой Матео. – Ну, тогда многое ясно. Обычно ты… ничего не замалчиваешь.

– Я хотя бы спасибо сказала бы! – Черт, вот засада. Ведь все могло обернуться совсем иначе. – А я-то думала, почему ты делаешь вид, будто ничего не было.

– Могла бы сама подойти, выяснить, – возражает Матео.

Он прав. Конечно, я подошла бы, не терзайся я тогда от страха и неуверенности в себе. Как раз в тот год мои родители наконец решили проверить, насколько Дэниел одарен. Я не понимала, насколько особенным был мой брат, пока однажды во время ночной вылазки к холодильнику не услышала разговор родителей.

Я как раз была на лестнице, когда мама сказала:

– Воспитывать такого одаренного ребенка – огромная ответственность. – Послышался шорох бумаг. – Иногда я смотрю на эти результаты и не могу понять, откуда вообще у нас взялся такой мальчик. Мы с тобой не идиоты, Джеймс, но Дэниел…

– Он просто нечто, – закончил папа. В его голосе слышалось восхищение, а меня, как током, пронзила ревность. До того момента я и не подозревала, как сильно мне хотелось, чтобы папа так говорил обо мне.

– И, разумеется, ему нужна школьная программа посложнее, – сказала мама. – Бедняге скучно. И все же он остается ребенком. Не стоит его перегружать или изолировать от сверстников. Да и нельзя забывать про Айви. – Я замерла, почти не дыша, а мама добавила: – Она не должна чувствовать себя обделенной.

Я знаю, что мама действительно этого не хотела, однако, как только она произнесла эту фразу, именно таковой я себя и почувствовала.

Целый год я наблюдала за своими спокойными родителями, которые решали, идти Дэниелу в восьмой класс или все же со мной в старшую школу. Или когда к нам начали приходить брошюры о летних программах в Массачусетском технологическом. Дэниел был нечто, а я ничто. Поэтому, решив, что Матео делает вид, будто никакого поцелуя не было, я расстроилась, но не удивилась.

Поезд продолжает путь, а Матео ждет от меня ответа, который я не могу ему дать.

– А что было в записке? – спрашиваю я.

– Что?

– Ты сказал, что оставил записку. Что в ней было?

– А-а. Я спрашивал, не хочешь ли ты закупиться пачкой побольше и сходить со мной на премьеру «Мстители. Война бесконечности».

Он звал меня на свидание. Причем на такое романтическое! Мне хотелось разбиться вдребезги, особенно при воспоминании о том, что «Войну бесконечности» мне пришлось смотреть не с кем иным, как с Дэниелом. С моим одаренным братом, похитителем «Сахарных деток» и моей мечты.

– Я бы не отказалась, – бормочу я, откидываясь на спинку сиденья. Хочется спросить, почему он не спросил меня лично, но я и так знаю ответ. Может, у него тогда и не было проблем с самооценкой, как у меня, однако открыться человеку еще раз, с глазу на глаз… Неудивительно, что сразу после этого мы перестали общаться.

– Следующая станция – «Правительственный центр», – объявляют по громкой связи, возвращая меня к реальности. Времени в обрез: скоро Кэл выйдет из вагона.

– Думаешь, он правда уедет без нас?

– Видимо, да, – говорит Матео, когда Кэл встает.

Я смотрю на кучу уведомлений на телефоне, и сердце сжимается.

Эмили: Директор Нельсон сказал, что скоро в школу приедет полиция.

Хорошо представляю, что им наговорят мои одноклассники, а наше единственное связующее звено с настоящим подозреваемым – блондинкой, что знает Бони и работает в студии, где он умер, – сейчас выйдет из вагона.