Текст книги "Превыше всего"

Глава 2

Пятый граф Монкриф не обратил ни малейшего внимания на то, что ступеньки лестницы были до блеска отмыты щелоком, а тропинка, ведущая к главному входу, тщательно вычищена граблями. Заводя Монти в стойло, он не заметил, что конюшня сияла чистотой и благоухала свежестью, будто весенний луг. Даже перемазанный дорожной грязью костюм и нижнее белье, пропитавшееся потом, словно он не менял его целую неделю, его не заботили. В данный момент у него было только два желания: поскорее ощутить в своей руке бокал с бренди и увидеть Джули. Все остальное, включая неудобства последних трех часов, было не важно.

Правда, графа беспокоили мысли о письме к матери. Как написать, чтобы успокоить ее и убедить, что он честно выполняет отцовский долг, заботится о воспитании и покое своей незаконнорожденной дочери и что она находится в хороших руках. Пожалуй, только это избавит его от вмешательства матери и даст ему возможность продолжать прежнюю жизнь, сохраняя мир и спокойствие в семействе. Однако послание может подождать. Сначала бренди.

Граф с удивлением поприветствовал ошеломленного дворецкого. Боже мой, Таунсенда надо было давно уже отправить на покой, подумал он, видя, как старый человек, взяв у него сюртук, сгорбился под его тяжестью. Движением плеч граф сбросил жилет и направился в гостиную прямо к буфету с заветным графином, наполненным бренди. Никто, кроме него и его взмокшей лошади, не знал, как тяжела была его поездка из Монкрифа.

Граф дернул тесемку колокольчика и стал с нетерпением ждать, когда послышатся шаркающие шаги дворецкого. Но, к его приятному удивлению, на пороге появилась румяная, миловидная девушка.

– Считай, что тебе удалось поразить меня своей услужливостью, – произнес граф во время третьего реверанса девушки. – Можешь на этом остановиться, – добавил граф, видя, что она вновь берет свой фартук и собирается кланяться.

Развлекаться с горничной у него времени не было, ведь «Экзетер» должен прийти в порт в один из ближайших трех дней.

– Таунсенд! – крикнул он, отсылая служанку взмахом руки прочь.

Девушка рванулась к двери с таким испугом, словно у хозяина на лбу начали расти рога.

– Да, милорд. – Седые брови дворецкого подчеркивали бесстрастное выражение лица. Но в глубине выцветших некогда голубых глаз старика метались подозрительно веселые искорки. Фрэдди было сейчас не до веселья, и он не собирался поощрять юмористический настрой слуги.

– Найди в этом мавзолее кого-нибудь, кто бы мог приготовить мне ванну и принести чего-нибудь поесть.

– Да, милорд.

– Кого-нибудь, кто не так часто кланяется.

– Да, милорд.

– Если в имении остались только мальчики, прибирающие конюшню, пусть это сделают они. Ты понял?

– Да, милорд.

У Таунсенда хватило ума, отвечая хозяину, лишь слегка кивать головой.

Это была его собственная ошибка, подумал Фрэдди. Он пожалел старика. В конце концов тот ни в чем не виноват. Монкриф был домом графа, где он жил, если дела не требовали его присутствия в Лондоне. В его владении было еще семнадцать поместий, в пятерых из которых имелись такие же старинные хозяйские дома, как здесь. Несомненно, Мертонвуд был настоящим сокровищем. Процветающие фермы окружали его с трех сторон, а с четвертой до самого горизонта раскинулся густой лес. Но место это, черт побери, вызывает слишком много воспоминаний, слишком много призраков бродят по окрестным холмам и резвятся в заброшенных конюшнях. Он не был здесь с тех пор, как умерла жена. Но не из-за любви Моники избегал он Мертонвуд; все было гораздо проще и очевиднее.

Из экономии он не держал полный штат прислуги в доме, который никогда не посещал и который сейчас надо было подготовить для няни и маленькой девочки.

– Хозяйские апартаменты, надеюсь, готовы, Таунсенд, – спросил со вздохом граф.

Еще раз кивнув головой, старик поплелся на кухню.

Фрэдди сердито взглянул в испуганные глаза кормилицы, стоящей перед ним с глупой улыбкой. Итак, сначала он чуть не утонул в потоке дождя, подобного всемирному потопу, затем его встретило трогательное древнее создание, не скрывающее радости при виде хозяйских неприятностей и неудобств. А еще через некоторое время его чуть не сварили в ванне чудовищных размеров, купленной еще его отцом. Далее ему подали скудный завтрак, состоящий из хлеба и сыра, приправленный объяснениями кухарки, которая, заикаясь, сообщила, что все остальное съела прислуга, поскольку «милорда ожидали только к обеду». Но это еще не все. Когда Фрэдди решил переодеться во что-нибудь более сухое и теплое, выяснилось, что его старую одежду раздали бедным. Натянув в конце концов прежнее мокрое и пропахшее лошадиным потом платье, он пошел в детскую к дочери. Однако не успел сделать граф и двух шагов, как ему сообщили, что девочки в ее кроватке нет – она с мисс Кэтрин.

А где, черт побери, эта мисс Кэтрин? Похоже, ей нет никакого дела до его прибытия. И почему она не встречает его в холле с ребенком на руках, как положено. Или мама посчитала излишним предупредить новую работницу о приезде хозяина?

Он нетерпеливо выслушал шепелявые, похожие на змеиное шипение объяснения испуганной няньки и решительно направился к комнате мисс Кэтрин, когда граф добрался до двери, он был готов, забыв все правила приличия, наброситься на воспитательницу дочери с кулаками. Кроткий ответ, раздавшийся на его стук, нисколько не смягчил раздражения. Но, войдя в комнату, Фрэдди увидел перед собой картину, от которой у него перехватило дыхание, и от гнева не осталось и следа. В приглушенном свете дождливого дня его взору воочию предстало изображение мадонны с младенцем на руках. Златовласая сирена сидела на венском стуле, и его малиновая с голубым обивка превосходно оттеняла ниспадающие на плечи вьющиеся локоны. Край слегка приспущенной желтой накидки прекрасной незнакомки сжимали пальчики закутанного в одеяло спящего дитя. Щека малютки покоилась на груди девушки, а розовый ротик уткнулся в кружево рубашки. Губы женщины слегка касались золотистых завитков на головке ребенка. Увидев вошедшего, она вздрогнула и попыталась поправить накидку, стараясь не разбудить малышку.

– Кто вы такой? Что делаете в моей комнате? – Выразить раздражение, говоря шепотом, было весьма трудно. Кэтрин это удалось. Граф улыбнулся.

– А кто вы такая и что вы делаете в моем доме? – также шепотом спросил он, делая несколько осторожных шагов.

Приблизившись так близко, что брюки его соприкоснулись с коленями девушки, Фрэдди посмотрел сверху вниз долгим, взглядом на нежную округлость груди, полные, нежные губы и гневные, сверкающие глаза.

Широко раскрытыми глазами Кэтрин осмотрела крупного, широкоплечего мужчину от мокрых ботинок до растрепанных волос.

В холле нижнего этажа, расположенном между столовой и гостиной, находилась галерея портретов всех графов Монкриф, кроме нынешнего. Если бы они представляли серьезную художественную ценность, Фрэдди, наверное, поместил бы их в своем родовом поместье. Но это были любительские парадные портреты. Кэтрин знала каждый портрет. Рассматривая их, она невольно искала сходство своей воспитанницы с фамильными чертами графов Монкриф. И вот сейчас первый граф Монкриф, словно сошедший со своего портрета, стоял перед ней. То же порочное лицо с иронично изогнутыми губами, те же угольно-черные волосы и блестящие зеленые глаза. У Кэтрин даже перехватило дыхание от столь очевидного сходства.

– Вы так похожи на первого графа! – пролепетала девушка.

– Вполне, – сухо ответил Фрэдди, абсолютно не понимая, что она говорит.

Резкое движение ребенка отвлекло его внимание. Крошечное личико сморщилось от страха и поглубже зарылось в мягкую, теплую плоть. Кружевная отделка рубашки при этом смялась, обнажив грудь с коралловым соском. Наслаждаясь этим зрелищем, граф заметил, что сосок такого же цвета, что и губы молодой воспитательницы.

Кэтрин перехватила его взгляд, посмотрела на себя и покраснела. Фрэдди ухмыльнулся, увидев, что краска на ее щеках сочетается остальным.

– Я полагаю, вы пришли посмотреть на свою дочь?

Он не ответил, лишь слегка наклонился и провел рукой по щеке малютки, коснувшись одним пальцем ее остренького носика. Само движение было вполне невинным, если бы большой палец графа не прижался к ее соску.

Она вспыхнула, на этот раз от гнева. Фрэдди, нисколько не смущаясь, опять улыбнулся.

Кэтрин вскочила на ноги, придерживая одной рукой ребенка, а другой пытаясь запахнуть накидку. Джули такой поворот событий не понравился, и она обиженно замыкала. Фрэдди все еще стоял рядом с Кэтрин. Оставалось только одно. И девушка не растерялась. Она передала девочку отцу и принялась спокойно завязывать пояс. На этот раз пришла ее очередь улыбнуться – вид у графа стал явно растерянный.

– Вот вам ваша дочь, милорд, – сказала она, открывая дверь. – Позвать вас, когда придет время ее кормить?

– О Боже, женщина, что мне делать с ребенком?

– Полагаю, что сейчас несколько поздновато обсуждать это.

Кэтрин захлопнула дверь перед самым носом графа. Это разбудило Джули. Она почувствовала чужие руки и начала плакать. Когда Кэтрин, вполне одетая, через несколько минут вернулась в комнату, Джули буквально закатывалась в рыданиях.

– А теперь позвольте мне взять крошку.

– Боюсь, что она обмочила меня! – раздраженно произнес граф и поспешно передал Джули девушке, стараясь не прикасаться к мокрым местам.

– Нет ничего удивительного, – улыбнулась Кэтрин. – У детей это случается довольно часто.

– Но не со мной. Честно говоря, я впервые оказался в такой ситуации.

На его и без того влажной рубашке образовалось мокрое пятно. Фрэдди брезгливо скривил губы и двумя пальцами оттянул материю. Граф Монкриф был не в лучшем расположении духа. Он ощущал себя грязным, уставшим и голодным. Его раздражало свежее и спокойное лицо юной красавицы с Джули на руках, которая умиротворенно ворковала, уткнувшись в шею Кэтрин. Да, эта обстановка его явно не устраивала.

– Разве у вас не было младших братьев или сестренок, милорд? – спросила Кэтрин и, устроив девочку поудобнее на своем плече, стала убаюкивать ее.

– Были. Но никому не приходило в голову позвать меня, чтобы поменять им пеленки, – сухо ответил он.

– Очень жаль, – бросила через плечо девушка, выходя из комнаты. – Мне всегда не нравились неумелые мужчины. – Она услышала громкий, сердитый голос Фрэдди, зовущего Таунсенда, и почувствовала в глубине души легкую тревогу.

Что же она наделала?!

В этот вечер Кэтрин удалось избежать новой встречи с графом – она просто не выходила из своей комнаты. Впервые она не уложила Джули и не рассказала ей сказку на ночь, хотя малышка была слишком мала и не понимала их. Встреча, с хозяином пугала девушку. Она не смогла сдержать себя во время первой встречи и не была уверена, что это ей удастся в дальнейшем. Несмотря на интимные прикосновения, эту дьявольскую улыбку, она не должна быть язвительной к нему: ведь она у него на службе. Хотя графиня была расположена к ней, Кэтрин хорошо осознавала, что должна произвести благоприятное впечатление на графа. Именно он платит ей жалованье и может в любой момент приказать собирать свои пожитки и убираться восвояси. Почему же она, зная все это, так себя вела? Почему глупость одержала верх над осторожностью?

На следующее утро, уверенная, что граф уже покинул Мертонвуд, она отправилась на кухню за овсяной кашкой для Джули. На обратном пути, проходя по галерее, Кэтрин еще раз остановилась перед портретом первого графа. Не обращая внимания на тяжелый поднос и остывающую кашу, она долгое время пристально разглядывала его.

– А ты красив, негодяй, не правда ли? – довольно громко произнесла она, и легкая улыбка тронула уголки ее губ. – И ты прекрасно знаешь об этом, не правда ли?

– Благодарю вас! – раздался вдруг за спиной знакомый голос.

От неожиданности Кэтрин чуть не уронила свою ношу, но скользнувшие сзади твердые руки подхватили поднос. Широкая грудь Фрэдди прижалась к ее спине, и она оказалась в надежной ловушке.

– Вы напугали меня!

Фрэдди подумал, что это прозвучало больше обвинением, чем простым сообщением. Голова девушки едва доставала ему до плеч, но он хорошо ощущал ее аромат и женственность.

– Пожалуйста, позвольте мне идти, – спокойно попросила Кэтрин.

Она твердо решила не говорить того, что могло показаться непочтительным. Но принять решение оказалось проще, чем выполнить его в присутствии графа, чувствуя прикосновение его сильного тела. Сейчас он второй раз переступил границы приличия, и она опять ничего не может сделать.

– Пожалуйста! – повторила Кэтрин, и в ее голосе чувствовалась такая скрытая обида и растерянность, что Фрэдди не стал произносить уже готовое сорваться с его уст язвительное замечание.

– Конечно, – произнес тихо граф, уступая ей дорогу. Он улыбнулся, и ослепительная белозубая улыбка разгладила морщины вокруг его изумительных зеленых глаз и сделала его лицо моложе. Кэтрин бросилась к лестнице и, только миновав первый пролет, остановилась и перевела дыхание. Стараясь не уронить поднос, она закрыла глаза, чтобы унять неожиданную слабость в коленях.

– С вами все в порядке? – Нет, самочувствие ее было неважным. У Джули начали резаться зубки, к тому же беспокоили собственные невеселые мысли, и ночью Кэтрин почти не спала. Она открыла глаза и увидела перед собой Фрэдди с прежней улыбкой. Только его зеленые глаза странно потемнели. Почему?

– Я думала, что вы уехали, – прямо сказала Кэтрин. Она имела в виду навсегда. Фрэдди именно так и понял.

– У меня есть серьезные обязанности, требующие моего присутствия здесь, – ответил он, прислонившись к перилам и не сводя глаз с девушки. Кэтрин отступила от стены, о которую опиралась.

– Какие?

– Вы всегда задаете вопросы своим нанимателям, Кэтрин? Неужели для вас ничего не свято и вы не понимаете, что существуют вещи, которые не обсуждают? Или вы вообще не привыкли ничему и никому подчиняться?

– Вы знаете, милорд, у меня сложилось впечатление, что вы играете со мной как кот с мышкой, – язвительно ответила Кэтрин с притворной учтивостью.

– Нет, Кэтрин, не кот! – открыто рассмеялся граф. – Возможно, тигр, но только не кот. – Но тем не менее вы не отрицаете сходства.

Поднос в руках становился все тяжелее, и Кэтрин хотелось уйти. Она должна это сделать, потому что обаяние графа становилось опасным, а их словесная перепалка странным образом возбуждала ее. Но последнее слово все-таки осталось не за ней.

– Нет, я не отрицаю это, Кэтрин, – ответил он и взглянул на нее. На его губах заиграла легкая улыбка, взгляд стал внимательным, с каким-то неопределенным выражением. Предупреждение?

Кэтрин пошла наверх, опираясь на перила. Глаза Фрэдди потемнели в предчувствии победы, а губы изогнулись в ожидающей улыбке.

Остаток утра Кэтрин провозилась с непрерывно плачущей Джули. Но не только зубки беспокоили крошку. Девушка понимала, что ее настроение передалось ребенку. Кэтрин непрерывно ходила взад и вперед по детской, баюкая малышку, пройдя таким образом, наверное, половину пути до Лондона. Наконец малышка успокоилась. Девушка уложила ее в колыбельку, накрыла крошечным одеялом, ласково погладила ее и вышла из комнаты.

– Если бы у нас была настойка опия, мисс Кэтрин, – шепеляво сказала вся взмокшая от усталости няня, – мы могли бы дать ей немножко, и она успокоилась бы.

– Я никогда не дам ребенку опий, Сара. Может быть, немного виски поможет. Совсем немного, чтоб смазать ей десны.

Решение показалось верным, и Кэтрин на цыпочка спустилась по лестнице в гостиную и с осторожностью воришки открыла дверь. Только убедившись, что графа там нет, она вошла в комнату и направилась к буфету. Она быстро налила немного виски в бокал.

– Выпиваете так рано, Кэтрин? Впрочем, я предполагаю, что где-нибудь в нашей империи солнце уже зашло.

О Боже! Видно, это было предопределено судьбой – сталкиваться с этим человеком весь день. Кэтрин удрученно вздохнула и повернулась к нему. За это время граф где-то раздобыл чистую одежду. На нем была белая полотняная рубашка и черные обтягивающие панталоны, подчеркивающие его колоритную фигуру. В этом наряде он выглядел как пират с книжных иллюстраций. Недоставало только острой сабли в руке и зажатого в зубах ножа.

– Это не для меня, милорд.

– О, значит, вы похищаете выпивку для слуг?

– Я ничего не похищаю. И давайте закончим этот разговор.

– Было весьма забавно наблюдать за вами. Вы разыграли целое представление, пробираясь сюда как мышка. – Взяв еще один бокал, граф плеснул в него бренди. – Не люблю, когда женщины пьют в одиночестве. Присоединяйтесь ко мне – предложил он, поднося бренди ко рту.

Пока он пил, Кэтрин с изумлением смотрела на его мускулистую, стройную шею.

– Это не для меня, – повторила она дрогнувшим голосом. – Это для Джули.

– Бог мой! Неужели вы спаиваете моего ребенка? – Его глаза сверкнули, и он посмотрел на нее с ужасом.

– Нет! – поспешила успокоить его Кэтрин. – У девочки режутся зубки, и я хотела смазать ей десны, чтобы облегчить боль. Это намного безопаснее, чем опий.

– А гвоздичным маслом не пробовали? Я слышал, что оно хорошо помогает в таких случаях.

Кэтрин удивленно взглянула на графа.

– Нет. Я не знала этого. Я спрошу у кухарки, есть ли у нее такое масло.

– Если нет, то разотрите раннюю гвоздику. Я знаю, это чертовски расточительно, но все равно воспользуйтесь лучше гвоздикой. Если она не поможет, тогда возьмите виски.

Теперь она посмотрела на него с подозрением.

– Откуда вы знаете о детях, у которых режутся зубы?

– Вы уже не дитя, Кэтрин, однако и у вас могут заболеть зубы. Да и я уже вполне вышел из-под материнской опеки. – Он улыбнулся ей, и Кэтрин отвернулась, опасаясь его обаяния. Граф Монкриф, когда хотел, был очаровательным негодяем. – Значит, я так же красив, как и первый граф? – вдруг сказал Фрэдди.

– Поверьте, я не имела в виду вас, когда говорила сегодня утром эти слова. Они относились к первому графу, который привлек мое внимание.

– Конечно, и тот факт, что мы с ним замечательно похожи, не имеет значения?

– Конечно, нет! – решительно произнесла Кэтрин и, взяв бокал с виски, направилась к двери. Граф, сделав шаг, загородил ей дорогу.

– Я не люблю ужинать в одиночестве, – сказал он. – Вчера мне пришлось смириться с отсутствием компании, но сегодня не хотелось бы. Я жду вас здесь.

– Вам доставляет удовольствие ужинать со слугами, милорд?

«Если у них такая внешность, как у тебя, то безусловно», – подумал граф, но ничего не сказал. Видеть, как ее глаза вновь сердито округлятся, а нежная, бархатистая кожа щек покроется гневным румянцем, ему отнюдь не улыбалось. Он хотел сохранить в памяти образ божественной мадонны, излучающей мир и покой. Это желание было настолько сильным, что даже поразило его. Оно было почти непреодолимо.

– Сожалею, но я не могу принять ваше приглашение, милорд, – сказала она, не дождавшись ответа. – Я буду занята с Джули до вечера, и мне надо будет отдохнуть.

– Вы сможете отдохнуть позднее! – резко отрубил он. – Вечером вы будете ужинать со мной. Я должен выяснить, какому человеку я доверил заботу о своей дочери. Считайте это беседой.

– Беседой? Значит, вы еще не решили, подхожу ли, я для этого? – Она была в ужасе.

Сладостное видение пронеслось перед мысленным взором графа: губы его медленно целуют ее белоснежные груди и наконец дотрагиваются до кораллово-красного соска. Такие отношения с очаровательной мисс Сандерсон были ему более по душе.

– Он останетесь здесь, Кэтрин. На этот раз не спорьте со мной.

Кэтрин эта фраза напомнила Констанцию, которая не раз делала ей подобные замечания. Она промолчала и вышла из комнаты.

По настоянию графини Кэтрин получила жалованье за полгода вперед и теперь могла гордиться своими двумя новыми платьями. Для официальных светских приемов они явно не годились, но для деревенского ужина подходили вполне. Абигейль, молоденькая горничная, взятая из деревни, вызвалась помочь Кэтрин переодеться для вечера. С первых дней появления Кэтрин в Мертонвуде девушка с удовольствием выполняла обязанности камеристки красивой воспитательницы.

– Я не пойму, что за суматоха поднялась из-за этого, – сказала она сварливо.

Абигейль разузнала, что граф затеял целое застолье, не меньше чем из пяти блюд. Кэтрин это совсем не устраивало, и долгий ужин с графом не прельщал ее.

Горничная умело разделила ее густые волосы на локоны и уложила их на затылке. И только решительные протесты Кэтрин помешали ей напудрить волосы по моде, ушедшей в небытие уже несколько десятилетий назад. В конце концов к пучку добавились красиво ниспадающие на виски прядки и черепаховый гребень – единственная ее ценность, – принадлежавший ее матери, который остался у Кэтрин потому, что лежал не в саквояже, а в сумочке, которую она в Лондоне не выпускала из рук. Гребень украшали крошечные изумруды, что делало его в глазах Кэтрин излишне роскошным для обычного ужина но, охая и ахая, Абигейль все-таки уговорила ее.

Зеленое шерстяное платье с облегающим лифом и широкой юбкой Кэтрин нравилось. Но за последнее время Кэтрин немного поправилась, и платье стало тесновато. Абигейль одергивала и поправляла уже надетое платье, но это ничего не меняло. Кэтрин оглядела себя. На лифе образовалось множество мелких складок, а темно-зеленая материя делала их слишком заметными. Вдобавок платье оказалось длинноватым. Но ни времени, ни желания что-то исправить у Кэтрин не было.

– Это платье мне слишком тесно, Абигейль, – сказала она, отворачиваясь от зеркала и безуспешно поправляя лиф. – Я не могу надеть его, и мы ничего не можем уже исправить.

– Не беспокойтесь, мисс Кэтрин. Вы можете накинуть шаль, и граф ничего не заметит, – заверила горничная. У Абигейль даже изменилось лицо при упоминании графа. Она уже заранее нервничала, но Кэтрин мнение графа не беспокоило. Ее смущало, что тесное платье обтянуло и приподняло ее грудь, и соски четко выделялись под мягкой тканью. Как она будет сохранять самообладание, зная об этом!

Она позволила Абигейль повязать вокруг талии мягкий золотистый пояс, поправила маленькие золотые сережки в ушах и оглядела себя в зеркале. Сейчас, с наброшенной на плечи шалью, она выглядела вполне прилично. «Даже более чем прилично», – подумала без ложной скромности Кэтрин. Щеки ее разгорелись – то ли от тепла в комнате, то ли причина была в предстоящем вечере. Не обращая внимания на это, Кэтрин решительно блеснула глазами и вышла из комнаты.

Прежде чем идти в столовую, девушка зашла в детскую. Джули, ворочаясь, посапывала в колыбельке под присмотром Сары. Кэтрин сказала няне, что следует делать, если малютка проснется, и пошла вниз по лестнице. Спускалась она осторожно, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на длинный подол платья. Из-за этого Кэтрин заметила графа, только столкнувшись с ним нос к носу. Его зеленые глаза сузились, выжидающе глядя на девушку. Ее карие, наоборот, становились все шире и шире с каждым мгновением молчания.

– Вам известно, что вы одеты в цвета Монкрифов? – нарушил молчание граф низким грудным голосом.

Он бросил взгляд на ее открытую грудь. К огорчению Кэтрин, шаль во время спуска по лестнице спустилась с плеч. Девушка почувствовала, как ее тело напряглось под этим взглядом. Когда граф поднял глаза, лицо ее было не просто розовым, а пунцовым.

– Нет, я не знала! – пролепетала она. Во рту у нее стало так сухо, что даже запершило в горле.

– Я не сомневался, – произнес граф, с изысканной галантностью протягивая ей руку как равной. – Несмотря ни на что, зеленый и золотой цвета вам очень к лицу.

Кэтрин стояла в нерешительности, и граф сам взял ее руку и повел в столовую. В глубине души Кэтрин испытывала чувство благодарности к хозяину и позволила усадить себя справа от него. Она посмотрела в конец длинного стола.

Интересно, соответствует ли правилам приличия то, что она будет сидеть так близко от него? Впрочем, все правила совершенно перемешались с первой же их встречи.

Граф отодвинул стул, предназначенный для нее, и кивком головы подозвал Таунсенда. Когда Кэтрин садилась, его пальцы на мгновение коснулись ее плеч. Прикосновение было настолько легким, что она не должна была почувствовать его сквозь шерстяную ткань. Но она почувствовала. Садясь на свой стул, граф вскользь коснулся ее шеи. Еще одно ласковое прикосновение отозвалось внутри жаркой волной.

Все это, конечно, из-за платья. Оно настолько тесно, что трудно дышать. И жарко из-за этого. В таком наряде нелегко сохранять хладнокровие и унять нервную дрожь в руках.

Таунсенд внес поднос с первым блюдом. Лакей разлил вино.

– Надеюсь, вы употребляете немного вина для аппетита? – спросил граф, элегантным движением поднимая свой бокал и насмешливо глядя ей в лицо.

– Правильнее сказать, не являюсь ли я противницей этого, милорд, – ответила Кэтрин, приподняв свой и сделав глоток.

– Поскольку мы ужинаем почти в семейной обстановке, давайте отбросим ненужные формальности. Можете называть меня просто Фрэдди.

Кэтрин прыснула, и не вино было тому причиной. Ее рассмешила сама мысль называть столь внушительного мужчину таким именем. Оно больше подходило для щенка с большими лапами и свисающими до пола ушами.

Или для красноносого деревенского сквайра в жилетке, с гоготом пощипывающего девиц в пропахшей ромом таверне. Но граф Фрэдди? Никогда!

– Вас смущает мое имя, Кэтрин? – Глаза графа сузились, а загорелое лицо покраснело. Если бы Кэтрин не знала его хорошо, она бы подумала, что это беспокоит его. Она подозревала, что причина такого поведения в другом. Не так просто вывести из равновесия такого человека. По слухам, связанным с его именем, Кэтрин знала, что граф в свое время соблазнил невинную девушку, а когда она забеременела, во всеуслышание заявил, что не собирается усугублять женитьбой свою ошибку. Соблазненная жертва неожиданно умерла при родах, и этот негодяй, игнорируя злобные сплетни, отправил новорожденное дитя в этот дом, подальше от любопытных глаз. Часть этой истории о возмутительном поведении графа Кэтрин узнала от графини, а остальное с подробностями ей рассказали болтливые слуги, никто из которых в душе не осуждал его.

Размышляя об этом, девушка рассеянно крутила в руке вилку, и это вызвало у графа неожиданную улыбку.

– Могу я ответить откровенно, милорд? – наконец спросила она.

– А когда вы не могли? – криво усмехнулся он.

– Хорошо. Так вот, из тысячи имен, которые приходят мне на ум, я на Фрэдди остановилась бы в самую последнюю очередь. Оно вам совершенно не подходит.

– О? Как жаль, что моя бедная матушка не посоветовалась с вами о моем имени!

– Фи! Вы говорите ерунду. Вам прекрасно известно, что я гораздо моложе вас. Это не смешно.

Она снова отхлебнула вина, и ей стало еще жарче в шерстяном платье.

– Ужин только начался, а вы уже успели позлословить и насчет моего имени, и по поводу моей дряхлости. Может, вы согласитесь оставить обсуждение моего характера до десерта?

– На вашем месте, милорд, я бы попросила более долгую отсрочку. То, что я успела о вас узнать, вряд ли вас обрадует.

Неожиданно для Кэтрин в ответ на ее слова раздался смешок. Но еще более неожиданным был взгляд графа, от которого у нее по спине пробежали мурашки. В глазах его совершенно не было гнева, более того, в них появилось что-то похожее на обожание.

Она сделала еще один маленький глоток и подумала, что пора остановиться.

– Я вовсе не злословила насчет вашего имени, милорд, и вы прекрасно знаете, что вам далеко до дряхлости. – При этом ложкой Кэтрин описывала восьмерки в глубокой тарелке с супом. Заглядевшись на вазу с цветами, она не заметила, как граф подал лакею знак вновь наполнить ее бокал. – Я просто сказала, что это имя вам не подходит.

– Объясните, – попросил граф. Он небрежно откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и внимательно посмотрел ей в лицо.

– Есть ли у вас второе имя?

– Аллен. Фридрих Аллен Латтимор, – ответил граф, который до этого момента никогда не думал о своем полном имени. Фрэдди было более привычно.

Он наблюдал, как она сделала очередной глоток из своего бокала, и ее лицо еще больше раскраснелось. Интересно, ее тело так же горячо, как и ее щеки?

– Я считаю, что это немного лучше, – произнесла она. – Это нетрудно заметить. Лучше всего звучит Латтимор. Не возражаете, если я буду называть вас так?

– Очень даже буду. Я бы предпочел, чтобы вы обращались ко мне по имени, а не по фамилии. Это будет напоминать мне время, когда я бегал в коротких штанишках. Или ходил в школу, – смеясь, заявил он.

Кэтрин посмотрела на него с явным недоверием.

– Вы даже не представляете, как трудно это вообразить, милорд, – сказала она, внимательно изучая его лицо и пытаясь представить, каким оно было, когда граф был ребенком. Но это было невозможно.

– Называйте меня, как хотите, только не говорите каждый раз «милорд». А то вы напоминаете ту скучную служанку, которая замучила меня вчера своими книксенами. Я вовсе не великан-людоед из сказки, и мне не надо постоянно напоминать о моем высоком положении.

Граф действительно не нуждался в этом. Он был большим и величественным. Последние слова графа привели ее в смятение и подточили стойкость, которую она приобрела за последние шесть месяцев.

– Я могу подобрать вам бесконечное множество прозвищ. Кролик, например, звучит очень мило, но вы совсем на него не похожи. Коршун подходит вам больше. Но коршун – птица благородная.

– Вы считаете, что я не благороден, Кэтрин? – спросил он, прищуривая глаза и прикидывая, какие сплетни о нем она успела узнать.

– Я думаю, вы слишком благородны, милорд. – Она отпила еще немного вина и подозрительно посмотрела на бокал, содержимое которого почему-то почти не убавлялось. – Если мы подберем вам имя, соответствующее вашему положению, я думаю, оно будет излишне напыщенным. Нет, мы подберем вам такое прозвище, которое не будет клеветать на ваш характер, а будет выражать то, к чему вам надо стремиться – к скромности, например.

Кэтрин задумчиво поднесла пальцы ко лбу и, забывшись, на секунду закрыла глаза. Граф взглядом подозвал лакея. Тот наполнил опустевший бокал девушки, поставил графин на прежнее место и тихо вышел из столовой.

– Я никогда не стремился к скромности. – Граф отделил кусочек жареного барашка, окунул в соус и поднес ко рту, не спуская глаз с Кэтрин. Ел он неторопливо, не делая лишних движений. Кэтрин подумала, что он все так делает. Плавно и осторожно, словно кот.

– Я придумала, милорд! – Она улыбнулась, искренне радуясь найденному удачному сравнению. – Отличное прозвище, которое подойдет вам так же, как жилет, сшитый вашим лучшим портным.

Граф замер с поднятой вилкой в руке и настороженно посмотрел на нее.