Текст книги "Незнакомцы на Монтегю-стрит"

Софи крепко обняла меня.

– Ты самая лучшая, Мелани. Вот увидишь, мы обязательно найдем что-то, что понравится нам обеим. Но предупреждаю заранее: это будет на открытом воздухе, чтобы все могли ходить босиком.

Я медленно кивнула, чтобы не сказать, что я думаю об этой идее на самом деле. В конце концов, это свадьба Софи, и если она хочет, чтобы я прошла по проходу церкви босиком, то пусть так и будет. И если я когда-нибудь выйду замуж, я отплачу ей тем, что заставлю надеть тафту и кринолин и зачесать волосы в аккуратный шиньон.

– Конечно. Как пожелаешь. Это твоя свадьба. Дай мне знать, если тебе понадобится помощь. Я мастер по части планирования мероприятий.

Она сделала большие глаза. Ей потребовалась пара секунд, чтобы придумать ответ.

– Спасибо, Мелани. Буду иметь в виду. Хотя я не думаю, что мне нужно что-то планировать. Это будет маленькая свадьба – только семья и друзья. Но я обязательно сообщу тебе, если нам понадобятся электронные таблицы.

Я похлопала ее по колену и встала.

– Давай.

Я посмотрела на пустой дом. Еще недавно я обожала мое уединенное существование: приходить и уходить, когда вздумается, наслаждаться тишиной и уединением пустого дома. Теперь это казалось… просто одиночеством. Я посмотрела на Софи:

– Не хочешь посмотреть со мной «Лузеров»? Я посмотрела несколько серий вместе с Нолой, потому что она меня заставила. И надо сказать, это оказалось заразительно.

Софи тоже встала.

– Спасибо, но Чэд готовит сегодня вечером веганскую лазанью. Если хочешь, присоединяйся к нам, хотя потом ты наверняка вернешься домой голодная и совершишь набег на кладовку миссис Хулихан.

– Это точно. Но ничего страшного. Генерал Ли наверняка составит мне компанию.

Софи импульсивно обняла меня:

– Спасибо, что согласилась быть подружкой невесты. Ты ведь знаешь, я бы сделала то же самое для тебя.

– Все, можешь дышать свободно, – сказала я, разжимая объятия, и направилась к парадному крыльцу под внушительным двухъярусным портиком.

– А я обещаю никому не говорить, что ты смотришь сериал «Лузеры». Думаю, это оттолкнуло бы больше потенциальных клиентов, если бы они узнали, что ты видишь мертвецов, – сказала мне вслед Софи, и я угадала в голосе улыбку.

Я улыбнулась ей вслед, глядя, как она идет к своей машине, вероятно, уже предвкушая романтический вечер с Чэдом и веганской лазаньей. Я едва не окликнула ее, чтобы сказать, что я передумала, но вовремя остановилась. Они были помолвлены и вряд ли бы обрадовались третьему лишнему, даже если бы попытались уверить меня в обратном.

Войдя в фойе, я вдохнула запах старого дома, который успела полюбить, а также запах самшита и лимонного масла. Эти ароматы наверняка приятно щекотали ноздри многим поколениям моей семьи, жившим в этом доме до меня. Они больше не напоминали мне про тревожный звук высасываемых из окон и дымоходов денег. Недавно я поймала себя на том, что вместо этого они нашептывали мне о том, как же мне на самом деле повезло. Но я вряд ли когда-нибудь признаюсь в этом вслух.

Скинув с ног туфли на каблуках и аккуратно поставив их на ступеньки, чтобы отнести наверх, когда я туда пойду, я поставила свой портфель рядом с секретером моей бабушки в гостиной. Я была уже на полпути к кухне, когда услышала странное поскуливание, а затем – царапание. Я замерла на месте, не зная, послышалось ли мне или нет. Но звуки повторились снова. Генерал Ли.

Перепрыгивая через ступеньки, я босиком бросилась вверх по лестнице. Ноги сами несли меня в направлении спальни Нолы. Я обнаружила пса перед закрытой дверью, его пышный хвост – обычно завитком задранный над его спиной – был поджат между задними лапами. Когда я подошла, пёс снова заскулил, поднял переднюю лапу и принялся царапать дверь.

Я опустилась на колени, и он прыгнул в мои протянутые руки. Я крепко прижала его к себе, удивившись собственной радости по поводу того, что Генерал Ли цел и невредим. Я не любительница собак. Если честно, я не была готова пополнить армию старых дев, которые живут одни, в окружении множества собак или кошек.

Я уткнулась лицом в его мягкую шерсть.

– Ты в порядке, мой сладенький? Мамочка здесь. – Я оглянулась, желая убедиться, что меня никто не слышал. Затем я переключила свое внимание на дверь. Интересно, мне показалось или полоска света под дверью и впрямь стала ярче?

Дверная ручка повернулась под моим прикосновением, и я толкнула дверь, хотя сама на всякий случай осталась стоять в коридоре. Было слышно, как дверь стукнулась о стену. В следующий миг мне в лицо ударил порыв ледяного воздуха.

Высокие окна на противоположной стене были широко распахнуты, впуская теплый вечерний воздух. Длинные пальцы желтоватых лучей заходящего солнца скользили по деревянному полу, по старинной кровати под балдахином, по затхлому ковру в дальнем углу комнаты, где стоял кукольный домик.

И вновь у окна башни столпилась кукольная семья его обитателей, за исключением сына и собаки. Я шагнула вперед. Генерал Ли тотчас заскулил. Я положила руку ему на загривок, чтобы он не выскочил из моих рук. Да и вообще, в этот момент мне меньше всего хотелось остаться здесь одной.

Я поискала глазами на полу две недостающие фигурки. Даже опустилась на колени, чтобы посмотреть, не закатились ли они под кровать Нолы. Я уже собралась закрыть окна, когда заметила их. Они стояли на антикварном морском сундучке, выполнявшем роль скамейки. Мне хорошо были видны линии высохшего клея, где я склеила половинки собачьего черепа и шею мальчика.

В окна дул сильный ветер, хотя деревья снаружи не качались. Затем одно за другим все окна захлопнулись, как будто вдоль них кто-то прошел, поочередно их закрывая.

Я сглотнула. Мне всегда было легче, когда призраки подходили ко мне первыми. В противном случае я игнорировала их, и они обычно уходили. Но это была комната Нолы, я же понятия не имела, кто этот дух или духи. Я просто не имела права сделать вид, будто их здесь нет.

– Эй, привет! – робко поздоровалась я. – Привет! – повторила я более решительно. Говоря это, я видела свое дыхание. Мои губы и даже зубы были холодны, как лед.

Услышав шелест бумаги, я обернулась и посмотрела туда, где лежал раскрытый футляр с гитарой Бонни, а на полу перед ним высилась стопка нот. Страницы подрагивали, как будто кто-то перелистывал их.

– Бонни?

Шуршание мгновенно прекратилось, зато включился радиоприемник на ночном столике, причем на полную громкость. Я узнала песню Джимми Гордона «Я только начинаю». Я быстро подошла к кровати и выключила радио. В наступившей тишине было слышно, как колотится мое сердце.

– Бонни? – позвала я снова, но в комнате уже становилось тепло, и я знала, что она ушла. Генерал Ли ухитрился спрыгнуть с моих рук на кровать, затем с кровати на пол и пулей вылетел за дверь.

Я обвела взглядом пестрый калейдоскоп красок, который никак не вязался с мебелью девятнадцатого века. Груз многих десятилетий как будто давил мне на плечи. Затем пространство комнаты заполнил тяжелый вздох. Я попятилась к двери, не уверенная в том, был ли он моим.

– Не бери в голову, – сказала я пустой комнате и закрыла за собой дверь.

Глава 8

Я приоткрыла глаза. Сквозь темные шторы пробивалась узкая полоска серого цвета. Я лежала неподвижно, силясь понять, почему я не у себя в спальне в моем доме на Трэдд-стрит. Но затем я вспомнила треснувший фундамент и очередную вынужденную эвакуацию и вновь смежила веки. Пока не поняла, что на подушке рядом со мной нет Генерала Ли и что меня разбудили чьи-то шаги за моей дверью.

Я резко села в кровати и напрягла слух – вдруг услышу что-нибудь необычное? Впрочем, какие еще сюрпризы можно ожидать под заголовком «Исторический дом Чарльстона»? Если ваш дом не трещал, не стонал и не скрипел, он просто был недостаточно стар. Я схватила со спинки кровати халат, сунула ноги в пушистые тапочки и вышла в темный коридор.

Дверь Нолы была открыта. Заглянув внутрь, я увидела, что комната пуста, но, к счастью, там было тихо, а окна закрыты. Даже гитара вела себя прилично и молча отдыхала в углу, как и положено гитаре. Подавив смутную тревогу, я направилась к лестнице. И отметила про себя, что дверь спальни моей матери закрыта, но, что странно, одновременно уловила запах отцовского одеколона. Стараясь не наступить на полы собственного халата, я стала спускаться по лестнице, не зная, что повергло бы меня в больший ужас – пропавший подросток или собственные родители в одной постели. Открывая дверь кухни, я все еще не была уверена.

Как и в остальной части дома, в кухне было темно, лишь в высокие окна пробивался свет от уличных фонарей. Его тонкие серые пальцы касались столовых приборов из нержавеющей стали и недавно отреставрированного камина, за которым на протяжении двух веков скрывалась потайная комната. Лишенная всех своих секретов кухня, как мне казалось, была свободна и от призраков.

Услышав легкий шорох, я окинула взглядом дальнюю стену.

– Вильгельм? – прошептала я имя моего защитника, гессенского солдата, которого, как мне казалось, я отправила на свет месяц назад. Я принюхалась, ожидая уловить безошибочный запах пороха, который обычно окружал его фигуру. Узнав совершенно другой запах, я застыла на месте. Сахар?

Не оборачиваясь, я нащупала стену и щелкнула выключателем. Кухня тотчас озарилась светом. Точечные светильники и центральные подвески высветили гранитную столешницу, полированные доски пола, Нолу и Генерала Ли. Последние двое сидели на полу перед дверью кладовой, а между ними стояла открытая пачка пончиков в сахарной пудре. У обоих было одинаковое виноватое выражение и одинаковые пятна сахарной пудры на лице и на мордочке.

Я была так рада увидеть обоих, что даже не удивилась. Опустившись рядом с ними на пол, я пошлепала себя по коленям, приглашая Генерала Ли. Виновато посмотрев на Нолу, пёс медленно подошел ко мне и позволил взять себя на руки. Стряхнув с его морды сахарную пудру, я посмотрела на Нолу и увидела на ее щеках слезы. Их ручейки прокладывали себе русло сквозь подсохшую корочку сахара на ее губах и подбородке.

В детстве я больше всего боялась попасться кому-нибудь на глаза, когда я плачу. Если бы я хотела, чтобы люди увидели мои слезы и спросили меня, что не так, я бы встала посреди улицы и кричала, как это несправедливо, что я не нужна собственной матери.

– Не волнуйся. Я никому не скажу, что ты ешь рафинированный сахар, – сказала я, почесывая Генерала Ли за ухом, и, словно на исповеди понизив голос, добавила: – Вообще-то у меня была веганская лазанья Чэда, которую Софи принесла специально для тебя, и она оказалась очень вкусной. Но если ты скажешь им, я буду это начисто отрицать до моего последнего вздоха.

Я обернулась и поставила Генерала Ли на пол.

– Но прежде чем положить эти пончики обратно в кладовку, возьми пару и сядь за стол.

С громким стоном Нола выполнила мою просьбу. Вернув пончики на место, она положила два на чистую тарелку, которую миссис Хулихан оставила на сушилке для посуды. Я взяла из шкафчика два стакана и достала из холодильника две картонки молока – одну соевого и одну обычного – и наполнила каждый стакан почти до краев.

Поставив один стакан на стол перед Нолой, я села напротив нее и одновременно потянулась за моим пончиком. Откусив, я принялась медленно его жевать, давая Ноле возможность заговорить первой. Но она молчала. Тогда, пользуясь случаем, заговорила я:

– Дом издает ночью слишком много звуков, не так ли? Надеюсь, это не мешает тебе спать.

Она пожала плечами. Я тотчас обратила внимание на ее мешковатую футболку с фотографией концерта группы Rush в 1993 году. Бонни. И я все поняла: Нола сидела на полу в темной кухне и плакала не потому, что ее что-то напугало в старом доме, не из-за одиночества или непонимания. Просто мать покинула ее навсегда, окончательно и бесповоротно. Такое трудно принять и понять даже взрослой женщине. Каково же для тринадцатилетней девочки? Мне было жутко это представить. Я тотчас вспомнила мимолетные видения Бонни и то чувство отчаяния, которое она оставляла после себя. Нет, здесь явно крылось нечто гораздо большее.

– Ты скучаешь по маме? – осмелилась спросить я.

Нола отодвинула через стол тарелку с нетронутым пончиком и отвела глаза. Но я успела заметить, как предательски подрагивает ее нижняя губа. Я едва не сказала, что постоянно вижу ее мать и что если я буду пытаться и дальше, то, возможно, заставлю ее поговорить со мной. Но вмешался разум. Было еще слишком рано, и если я хотела заручиться ее доверием, сейчас не тот момент, чтобы сказать правду. Вдруг она решит, что перед ней чокнутая, психически неуравновешенная тетка?

Внезапно она заговорила, но так тихо, что я на миг подумала, что мне это кажется:

– Я иногда слышу, как она играет свои песни на гитаре, как будто она все еще здесь. Как ты думаешь, я сумасшедшая?

Я постаралась не слишком энергично тряхнуть головой:

– Нет, конечно. – Я на мгновение задумалась. Еще ни разу в жизни я не видела таких печальных глаз. – Просто это означает, что ты скучаешь по ней и цепляешься за то, что вам обеим нравилось, – за музыку. Кстати, в школе Эшли-Холл можно брать замечательные уроки музыки. И если ты захочешь… – Я осеклась. Ее хмурый взгляд однозначно дал мне понять, что я зашла слишком далеко.

Генерал Ли подошел к стулу Нолы и, встав на задние лапы, положил передние ей на колени. На мордочке пса было такое жалостно-умильное выражение, что я заподозрила, что он часами практиковал его перед зеркалом. Я наблюдала за Нолой. Хмуро посмотрев на пса, она вздохнула и взяла его на руки. Она прижала Генерала Ли к себе, и ее плечи расслабились. Надо не забыть дать ему за это очередную вкусняшку.

– Моя мама не хотела меня, как и мой отец, – сказала Нола, уткнувшись носом в мохнатую собачью спину.

Это было совершенно не по моей части; другое дело – переговоры о продаже или покупке недвижимости, эксклюзивный листинг, встречные предложения, все то, в чем я была компетентна. То, что требовало жестких цифр и никаких эмоций. Здесь же, сидя за столом в кухне моей матери, я чувствовала себя не в своей тарелке, как если бы я заняла место папы римского.

Я закрыла глаза. Как жаль, что с нами нет Софи. Вот у кого нашлись бы правильные слова. Вместо этого я поймала себя на том, что думаю о своей матери и повторяю то, что она мне сказала. Что я все еще открываю для себя правду, пробуя ее на вкус, словно суп, который кипит на медленном огне.

– Иногда мы вынуждены поступить правильно, даже если для этого нужно отказаться от того, что мы любим больше всего на свете.

Нола подняла на меня заплаканные глаза:

– Ты хочешь сказать, что, убив себя, она поступила правильно?

Я покачала головой, все еще не до конца понимая смыл слов моей матери, но, по крайней мере, зная, чего она точно не хотела сказать.

– Нет.

Я попыталась представить этот разговор как список дел, следя за тем, чтобы ничего не упустить. Я поступала так всю жизнь, другие способы были мне неизвестны.

– Я лишь хочу сказать, что она, скорее всего, думала, что у нее нет другого выбора. – И вновь я вспомнила объяснение моей матери, почему она тогда ушла от меня. С облегчением и благодарностью за эту неожиданную подсказку я сказала:

– Должно быть, она почему-то считала, что тебе будет лучше без нее.

Нола вновь уткнулась лицом в собачью шею.

– Тогда почему она оставила меня с… ним?

Она буквально выплюнула последнее слово, отказываясь называть Джека по имени.

Я оказалась в непростой ситуации, вынужденная защищать Джека. Но, по крайней мере, тут у меня под ногами была твердая почва. Я и мой отец прошли через тот же самый неловкий танец, когда недавно после десятилетий эмоционального отсутствия он решил вновь стать частью моей жизни.

– Он хороший человек, Нола. И я знаю, что он любит тебя. Просто он пока не знает, как быть настоящим отцом. Не торопите друг друга, и уверяю тебя, вы найдете общий язык.

– Он бросил нас. Так мне сказала мама. Он знал обо мне, но я была ему не нужна.

Если сердце способно реально разбиться, то мое точно бы лежало сейчас на кухонном столе тысячами осколков. Поняв, что они мне не помогут, я махнула рукой на мою мысленную таблицу и список и вместо этого откинулась на спинку стула. По крайней мере, правда была на моей стороне, а это уже что-то.

– Я не знаю, почему твоя мама сказала это, но я уверена, что у нее были свои причины. Но твой отец никогда бы не бросил тебя, если бы знал о тебе. И теперь он хочет все сделать правильно, главное, дать ему шанс. Согласна, он упрямый и порой раздражает, и привык поступать по-своему.

Вместо ответа Нола скривила губы.

– Но, – продолжила я, – он также добрый и заботливый. И он понимает свою ответственность за тебя. – Я пристально посмотрела на нее: – Но если ты скажешь ему, что я говорила о нем эти приятные вещи, я заставлю тебя надеть лимонно-зеленые шорты и белую кружевную блузку. И зеленые кеды в тон. В моем шкафу есть такой наряд, и найти его будет несложно.

Она сделала вид, будто ее передернуло от отвращения.

– Моя мама не лгала мне. Никогда.

При всей решительности ее слов я уловила в них неуверенность. Отлично. Ободренная, я повела мое наступление дальше:

– Он хочет устроить что-то веселое – например, совместную вылазку на природу. Чтобы вам лучше узнать друг друга. Например, поход на байдарках по гавани Чарльстона. В Шем-Крик есть фирма, которая проводит групповые морские экскурсии.

Прежде чем ответить, она уставилась в потолок.

– Мне без разницы. Но… могу я захватить подругу?

И хотя это было явно не то, чего хотел Джек, по крайней мере, для начала сойдет.

– Конечно, – сказала я. – А кто твоя подруга?

Она посмотрела на меня так, будто перед ней сидела самая тупая особа на свете. И, главное, это ей удалось.

– У меня только одна подруга. Олстон Равенель.

Я вспомнила застенчивую Олстон с заразительным смехом и хорошим чувством юмора.

– Конечно. Позвони ей, – с улыбкой сказала я. – Твой отец завтра вернется из Нью-Йорка. Как насчет субботы?

Нола тяжело вздохнула, словно наш разговор отнимал у нее чересчур много сил.

– Позвонить? Да никто больше никому не звонит. Люди шлют эсэмэски или общаются в Мессенджере, но уж точно не звонят. Сейчас ведь не двухтысячный год!

Я в упор посмотрела на нее. Интересно, сколько ударов выдержит мое эго, прежде чем поднимет белый флаг.

– Я не знала, что у тебя есть мобильник.

– У меня его нет, – она выразительно посмотрела на меня.

Чувствуя себя на взрослой территории чуть увереннее, я сказала:

– Я поговорю с твоим отцом… это решать ему, а не мне. А пока есть старый добрый домашний телефон. Позвони бабушке, если у тебя нет ее номера.

– Мне без разницы, – повторила Нола, но со стула не встала и лишь задумчиво жевала нижнюю губу. Я ждала, что она скажет. Главное, чтобы ее ответ не заставил меня почувствовать себя полной дурой. – Джек пьет? – спросила она в конце концов.

Ее вопрос застал меня врасплох. Джек был «завязавшим» алкоголиком и в прошлом году фактически стал спонсором моего отца, отправив его в группу анонимных алкоголиков. Но я думала, что именно Джек должен сказать это Ноле.

– Больше нет, – ответила я, надеясь, что новых вопросов не последует.

– Потому что, когда я жила у него, он купил шесть бутылок пива, а на следующий день я видела, как он разбил в раковине их все до одной, причем полные. Он весь день оставлял кому-то сообщения, думаю, кому-то в Нью-Йорке, но ему никто не перезванивал, и он жутко злился. – Она умолкла, как будто решая, сказать мне что-то еще или нет. – Парень моей мамы, – медленно добавила она, – после которого было еще двое, тоже имел привычку бить бутылки, когда мама приносила домой выпивку. Он пытался удержать ее, хотел, чтобы она бросила пить. Наверно, поэтому они и расстались.

Я мгновенно ощутила тревожную тяжесть в самом низу живота, но постаралась не подать виду. Слова Нолы вселили в меня беспокойство. Что заставило Джека купить пиво? Ведь он давно не брал в рот даже капли спиртного. Если честно, от ее слов меня уже начинало мутить. С какой легкостью она произносила такие слова, как «выпивка» и «завязать». Ей было всего тринадцать лет, но, когда я посмотрела на нее через кухонный стол, на ее чисто вымытое лицо, на уши без десятка сережек – она вынула их по совету, ну кто бы мог подумать, Софи! – я увидела перед собой ту, кем она была: испуганного, одинокого ребенка.

– Спасибо, что рассказала мне. – Я глубоко вздохнула. – Твоему отцу сейчас не позавидуешь, но я постараюсь, чтобы это все не свалилось только на его плечи, хорошо? – Я понятия не имела, что на самом деле я обещала. Знала лишь, что должна заверить ее, что, по крайней мере, один из родителей будет для нее надежной опорой.

Между тем небо за окном позади нее начало розоветь.

– Может, тебе вернуться в кровать? Лично я не собираюсь ложиться. Хочу одеться и пораньше прийти в офис. Кажется, моя мать что-то сказала о том, что отвезет тебя на стрижку… – Я не договорила, потому что явственно услышала тихий мужской голос.

Прижав пальцы к губам, я встала и, метнувшись к выключателю, погасила верхний свет.

– Спокойной ночи, Джинни, – донесся из фойе громкий и явно мужской шепот.

– Тсс! – не менее громкий шепот донесся сверху. – Не то разбудишь Мелли или Нолу. Сам знаешь, потом они будут перемывать нам косточки.

– Извини. Просто я слишком стар, чтобы тайком удирать под утро, словно влюбленный подросток.

Что-то стукнуло по мраморному полу.

– Ой! А это еще зачем? – раздраженный шепот моего отца прозвучал даже громче, чем его обычный голос.

– Ты забыл ремень. Я не хочу, чтобы Мелли нашла его в моей комнате. А теперь иди, пока еще темно и соседи не увидели тебя.

– Смогу я увидеть тебя сегодня вечером?

– Только если ты уйдешь прямо сейчас.

– Джинни?

– Да?

– Я по-прежнему тебя люблю.

– Ступай.

Последовало долгое молчание, затем скрип отодвигаемой задвижки, и наконец дверь тихо закрылась.

В утреннем полумраке я посмотрела на Нолу. Ее щеки покраснели, глаза сияли.

– Мда-а, – протянула она.

– Верно, – как будто выплюнула я, и мы обе покатились со смеху, забыв, пусть всего лишь на время, всю грусть, которую обнажил этот предрассветный час.