Текст книги "Последний вечер в Лондоне"

Меня затрясло от злости из-за его наглости и уверенности в том, что он так запросто мог растолковывать, что может сделать меня счастливой. Я повернулась к нему, сжав кулаки, не в силах сдержать желание броситься на него.

– Моя бабушка и мать умерли от рака груди. Они передали мне этот ген, что почти наверняка гарантирует, что и у меня он, в конце концов, будет. Приехав домой, я увижу только жалость в глазах сестер, которым повезло избежать этой генетической лотереи. И я до сих пор помню, что́ со всеми нами сделала смерть матери. И не хочу смотреть, как они снова через это проходят.

Некоторое время он молча рассматривал меня, и в его голубых глазах не было ни шока, ни жалости. Только понимание. В очередной раз я задумалась о его собственном прошлом, о том, откуда он знал, как себя вести перед лицом несчастья.

– Мне кажется, все довольно просто. Твоя семья любит тебя, Мэдисон. А ты любишь их. Как посторонний человек, я могу сказать, что тебе, кажется, стоит съездить домой.

От этого слова повеяло запахом жарящегося бекона и пекущегося в духовке печенья тети Люсинды, говорящими наперебой голосами, перемежающимися криками и смехом. Моя злость развеялась, оставив после себя пылающую реку воспоминаний и лиц. Босых ног, бегущих по теплой летней траве. Живительного чувства, что тебя любят.

Снова зазвонил мой телефон, и я уставилась на экран.

– Послушать тебя – все так легко.

– Возможно, потому, что это и вправду так.

Мой телефон замолчал ненадолго, а затем начал заново. Возможно, потому, что это и вправду так. Прежде чем я смогла передумать, я набрала ответ и отправила его.

– Я позвоню ей попозже, чтобы тебе не пришлось слушать весь разговор.

– Боишься, что она снова начнет говорить о менструальных циклах?

От неожиданности я чуть не подавилась со смеху. Удивившись, я повернулась к нему.

– Не помню, чтобы у тебя было чувство юмора.

Колин криво улыбнулся, а затем снова перевел взгляд на дорожку.

– А я не думал, что ты вообще что-либо замечала во мне.

Эти слова моментально привели меня в чувство.

– Я знаю, что когда люди уезжают, ты ждешь от них слов прощания.

– Только от некоторых.

Я отвернулась, наблюдая, как пушистый хвост Джорджа мотается из стороны в сторону. Мы молча шли, а я обдумывала все возможные причины, почему я так и не попрощалась, игнорируя рвущуюся в голову назойливую мысль, что я могла быть и не права.

Глава 11

Лондон

март 1939 года

Выйдя из автобуса на Мэрилебон-Роуд, Ева торопливо шла по мостовой, ощущая запах весны, аромат наливающейся соком новой травы, напоминавший о доме. Правда, здесь, в Лондоне, он смешивался с едким привкусом мокрого асфальта и бензиновых выхлопов от нескончаемых верениц автомобилей и красных автобусов, выстроившихся вдоль дорог и тротуаров. Она размышляла, стала бы она скучать по ароматам Лондона, вернувшись в Йоркшир, стала бы тосковать по большому городу? Но, конечно же, не стала бы. Потому что домой она никогда не вернется. Только не теперь, когда она сумела сбросить с себя Этель Молтби, словно старое пальто, которое больше никогда не наденет.

Ева взбежала по ступенькам и остановилась у порога перевести дыхание. Ей нестерпимо хотелось скорее покончить с упаковкой кухонной утвари. Они переезжали на новую квартиру сразу после крупного показа. И ей хотелось, чтобы Прешес увидела ее великолепное желтое платье из подсобки Дома Луштак, за которое она заплатила пять шиллингов. Оно осталось с показа прошлого сезона, и на нем зияла огромная дыра, которую миссис Уильямс хитро замаскировала, добавив карманов. С этим платьем они с Прешес придумают массу нарядов, решила Ева, и это вполне оправдывает такую завышенную цену. Мать пришла бы в ужас от подобного расточительства, но Ева изо всех сил старалась не думать о ней, кроме тех дней, когда отправляла ей деньги.

Она вставила ключ в замок и застыла, услышав голоса – один определенно мужской – по ту сторону двери. Распахнув ее, она замерла на пороге, в изумлении уставившись на Грэма, сидевшего на изодранной кушетке: его изысканный вид никак не сочетался с окружающей обстановкой, но все же он умудрялся выглядеть непринужденно, куря сигарету. Прешес сидела на кресле неподалеку, пряча, слава Богу, большую дыру в середине подушки, из которой летели гусиные перья, если кто-нибудь слишком резко садился в кресло.

– Грэм, – проговорила Ева. Волнение от его присутствия перемешалось с тревогой из-за того, что он попал в ее квартиру. Он уезжал по рабочим делам – и очень туманно объяснил, каким именно, – и она не видела его с ужина у Софии три дня назад.

Но почему он оказался здесь? Она стянула перчатки, затем повесила на вешалку принесенное платье. Нетвердой рукой положив шляпу на полочку у двери, она вдруг со всей остротой осознала всю убогость их жилища. Она ощутила ужасное смятение от того, что ему дали выглянуть за пределы тщательно организованного мирка, который она позволяла ему видеть.

– Любимая. – Грэм затушил сигарету в пепельнице, стоящей на видавшем виды пристенном столике рядом с полупустой чашкой чая, и встал поприветствовать ее. – Я скучал по тебе, – проговорил он, нежно целуя ее в щеку. Ее губы горели от желания, и она повернулась к нему. Грэм, как истинный джентльмен, понимая, что они не одни, отстранился, но блеск его глаз подсказал ей, что он тоже хочет большего.

– И я по тебе скучала, – сказала она, бросив взгляд на Прешес, которая тоже встала, но осталась возле кресла. Прешес широко улыбнулась и коротко кивнула в знак одобрения. Она еще не встречала Грэма, по большей части из-за его поездок, но и потому, что Ева настаивала на их знакомстве вне стен этой квартиры.

– Я счастлив наконец познакомиться с чудесной мисс Дюбо, о которой ты рассказывала, – сказал Грэм. – Позволь сказать тебе, она в точности такая же очаровательная и милая, как ты мне описывала.

Грэм повернулся к Прешес и изобразил поклон.

– Взаимно, – проговорила Прешес, премило покраснев. – И прошу вас, называйте меня Прешес. Все мои друзья зовут меня именно так.

– Ну тогда пусть будет Прешес, – сказал Грэм, и в уголках его глаз образовались веселые морщинки. Его внимание снова обратилось к Еве. – У меня для тебя кое-что есть.

– Правда?

Он принес ей цветы в Дом Луштак и приглашал поужинать дюжины раз, но никогда ничего ей не дарил.

Грэм помог ей снять пальто и повесил его под шляпой. Затем он вернулся к кушетке, на которой сидел, и поднял что-то с пола. Золототканые листья блеснули на фоне темно-зеленого бархата сумочки Прешес – той, что Ева забыла в гостях. Сделанная ею аккуратная строчка была едва заметна, но Ева почувствовала жгучий стыд от мысли, что София или Грэм могли заметить следы починки.

– Вчера у себя в клубе я столкнулся с тем человеком, Александром Грофом, другом Дэвида из Хэрроу. Он сказал, что ты оставила сумочку, а он захватил ее с собой в надежде встретить тебя еще раз. – Он нахмурился. – Должен сказать, он, похоже, не сильно горел желанием отдать ее мне, говоря, что был бы счастлив вернуть ее тебе лично. Он даже попросил твой адрес. Однако мне пришлось настоять, и так как мы оказались недалеко от его отеля, я подождал в вестибюле, пока он принесет ее мне.

Он натянуто улыбнулся, заставив Еву задуматься над тем, что же в себя включало слово «настоять».

– Она – причина нашего знакомства, – сказал он. – Поэтому я знал, что она имеет особенное значение для тебя, и не хотел затягивать с ее возвращением.

Прешес поднялась и подошла к подруге.

– Ну разве это не мило с его стороны, Ева? – Она улыбнулась, и Ева взглянула на нее с благодарностью за то, что та не выдала секрет, кто истинный хозяин сумочки.

– Да, очень мило, – проговорила Ева. Она повернулась к Грэму. – Спасибо, что принес.

Она медленно взяла из его пальцев ремешок, сделав так, чтобы ее кисть коснулась его руки, упиваясь той искрой, что пробежала между ними. Сдвинув сумочку на запястье, она проговорила:

– Вы оба столь любезны. Пожалуйста, поблагодари за меня Александра, если снова встретишь его в клубе.

– Полагаю, встречу – он, по всей видимости, новичок. Я не видел его рекомендаций, но Дэвид сказал, что готов за него поручиться. Он живет в отеле «Савой» из-за проблем с бизнесом на его родине. Видимо, ждет, что еще произойдет, прежде чем он вернется. – Грэм перевел взгляд на Прешес. – Он сказал, что уже познакомился с вами – полагаю, по чистой случайности.

– Познакомился?

Она искренне удивилась.

– Он случайно встретил вас у Дома Луштак на прошлой неделе. Сказал, что принял вас за Еву, пока вы не начали говорить и он не услышал ваш очаровательный акцент. Когда он рассказал об этом, я предположил, что он, должно быть, встретил американскую подругу и соседку Евы. Она постоянно рассказывает, что вас обеих знают, как высоких белокурых моделей, и постоянно вас из-за этого путают. И конечно же, вы стояли перед Домом Луштак, где работает Ева, о чем Александр осведомлен.

Глаза Прешес расширились.

– А, да, припоминаю. Он извинился и пошел дальше, даже не представившись. Забавно, что он это помнит.

– Он предложил нам всем четверым устроить загородную прогулку – пойти в Кью-Гарденз [11]11
  Королевские ботанические сады Кью (англ. Royal Botanic Gardens, Kew) – комплекс ботанических садов и оранжерей площадью 132 гектара в юго-западной части Лондона.


[Закрыть] и посмотреть, как цветет вишня. Я сообщил ему, что такая возможность будет только после показа, так как он отнимает у вас уйму времени, и он согласился.

– С удовольствием, – сказала Прешес. – Я люблю знакомиться с новыми людьми. Правда ведь, Ева? Мой папа говорил, что для меня незнакомцев не существует.

– Я передам мистеру Грофу хорошие новости. Я точно знаю, что мне и ему будет завидовать каждый джентльмен в Кью. – Снова повернувшись к Еве, Грэм произнес: – Также у меня есть новость и для вас – надеюсь, хорошая. А раз уж это касается вас обеих, то сейчас хорошая возможность сказать вам вместе.

Ева затаила дыхание, в то время как Прешес захлопала в ладоши, как маленькая девочка.

– Обожаю сюрпризы, – произнесла она. – Что это?

– Однажды вечером, во время ужина у моей сестры, София услышала, как ты, Ева, упомянула, что вы планируете переезжать из этой квартиры в квартиру, бо́льшую по размеру. Так уж совпало, что Дэвид владеет квартирой недалеко отсюда, возле парка. Она довольно просторна, сделана со вкусом и имеет хорошее расположение. Он еще не решил, что будет делать с ней после их с Софией свадьбы в июле и переезда в особняк на Беркли-Сквер, поэтому София предложила сдавать ее вам по символической цене. Он оставит всю мебель и уже даже нашел себе холостяцкое пристанище до свадьбы – я сказал ему, что вы планируете переезжать сразу после показа и не захотите ждать. Похоже, что это – идеальное решение, как считаете?

Ева уставилась на него, ожидая, что он в любой момент скажет, что пошутил. Новость была слишком хороша для того, чтобы быть правдой, а ее мать всегда говорила, что нельзя принимать хорошие новости за чистую монету: они всегда не так хороши, как кажется. Они с Прешес нашли другую квартиру, но, конечно же, не такую замечательную, как та, которой владел Дэвид, и уж точно не рядом с Риджентс-Парком.

– Ты точно уверен, что он говорил всерьез? – спросила она.

Грэм рассмеялся и взял ладони Евы в свои.

– Конечно, любимая. Почему мне не быть уверенным? Дэвид познакомился с тобой и убежден, что ты добропорядочный и благонадежный арендатор. И я всецело с ним согласен.

Прешес чуть не прыгала от восторга, и Ева позволила себе немного проникнуться ее радостью.

– Это было бы чудесно. Правда, чудесно. Я сегодня вечером напишу им благодарственную записку.

Она улыбнулась ему, глядя в его глаза, стараясь удостовериться, что он ничего не скрывает.

– А теперь, леди, цель моего прихода достигнута, и мне пора идти. С нетерпением жду вашего появления на показе.

– Я тебя провожу до двери, – сказала Ева.

Прешес, поняв намек, произнесла:

– А я пойду мыть посуду. До свидания, Грэм. Очень приятно было с вами познакомиться.

Ее акцент нисколько не сгладился за месяцы, проведенные в Англии, и Грэм, казалось, был им очарован.

Он придержал дверь для Евы, и они вышли в тесный коридор, где их тут же накрыл запах печенки и лука.

– Извини, я… – начала она.

Грэм прервал ее.

– Никогда не нужно передо мной извиняться. Ты думаешь, что для меня имеет значение, что смерть твоих родителей поставила тебя в тяжелое положение? Мне это не важно. Я люблю твою – как ты это называла? – твою «тягу к приключениям и жажду преодоления невзгод». Меня это влечет больше, чем все золото царя Креза. – Он сделал к ней шаг и легко коснулся ее губ своими. – Ты, Ева Харлоу, самая чарующая и загадочная женщина из всех, что я знал. И твое теперешнее положение никак не отражает то, кто ты есть на самом деле. Или куда ты нацелилась.

Она почувствовала, как закружилась голова, как участилось дыхание.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду то, – он указал на тусклую белую краску и голые лампочки над ними, – что все это – временно. Твое положение в жизни изменится, потому что ты этого хочешь. У тебя есть трудолюбие и стремление – две черты, которые я нахожу обжигающе притягательными.

Его руки соскользнули с ее талии на бедра, и он притянул ее к себе.

– Обжигающе? – спросила она, удивившись выбранному слову. – Мне пора бежать вызывать пожарную бригаду?

Его губы сложились в улыбку.

– Нет, потому что тебя не будет со мной рядом, чтобы я мог тебя целовать.

Именно этим он и занимался, пока этажом выше не хлопнула дверь и не стали приближаться тяжелые шаги.

– Я поговорю с Алексом, – произнес Грэм, с неохотой отходя от нее. – Мы распланируем нашу прогулку в Кью. Я еще раз одолжу у Дэвида автомобиль, и мы заберем вас отсюда.

Ева подумала, что Александр Гроф увидит это место, и поежилась. Даже представить его здесь ей было страшнее, чем увидеть Грэма во плоти на ее кушетке.

– Мы же к тому времени должны уже будем переехать.

– Я спрошу об этом Софию и Дэвида, хорошо?

К грохоту шагов на площадке прямо над ними прибавилась громкая отрыжка, вызвав у Грэма тихий смешок.

Это лучше, чем быть в ужасе, – подумала Ева.

– Да, это было бы… – Он оборвал ее на полуслове, снова поцеловав. Затем, резко отстранившись, стал спускаться по лестнице, остановившись лишь на секунду, чтобы посмотреть на нее.

– Увидимся в субботу. Я буду на первом ряду.

– А до этого я тебя разве не увижу?

Она ощутила странную пустоту внутри.

– К сожалению, у меня есть должностные обязанности. Но я обещаю наверстать упущенное время.

Он улыбнулся и исчез до того, как она успела спросить, где он будет и чем будет занят. Она знала только то, что он работал на Уайтхолл, в Министерстве внутренних дел, выполняя работу, которая, по его словам, была слишком скучна, чтобы говорить о ней.

– До свидания, – пробормотала она, но он уже ушел.

Крупный бородатый мужчина с коробкой для ланча в руках прогрохотал мимо нее по коридору, приподняв свою шапку, прежде чем двинуться вниз по лестнице.

Ева повернулась, чтобы вернуться в квартиру, но когда сумочка качнулась на ее запястье, она почувствовала, как что-то передвинулось из одного угла в другой с глухим звуком. Сумочка весила больше, чем обычно, определенно больше, чем должны весить помада и пудреница. Охваченная любопытством, она открыла крышку и заглянула внутрь. Прямоугольная серебряная коробочка отразила свет лампочки над ее головой. Ева улыбнулась, догадавшись, что это, должно быть, от Грэма, и оценила оригинальность и скромность, с которой он преподнес подарок. Закрепив ремешок на запястье, она вынула серебряную коробочку из сумочки.

Искусный филигранный узор занимал всю поверхность коробочки, за исключением овального пространства на лицевой части, где было выгравировано тельце пчелы. Она подавила первоначальное чувство отвращения; вынужденная все свое детство жить с насекомыми и грызунами, она научилась их ненавидеть. Но затем вспомнила, что коробочка была подарком от Грэма, и заставила себя рассмотреть ее более пристально, изучая почти прозрачные крылья и испещренное полосами тельце, пушистые сегменты лапок и две щетинистых антенки. Наморщив лоб в попытке понять смысл изображения, она перевернула коробочку. В одном углу был выгравирован фирменный символ английского фунта, а у нижнего края разместились похожие на цепочку муравьев крошечные буквы: NIL CREDAM ET OMNIA CAVEBO.

Эта фраза была ей совершенно незнакома, слова явно не английские. Ева на мгновенье запаниковала, гадая, а не решил ли Грэм проверить ее образование. Она тут же отбросила эту мысль. Нет, уверена, он бы так не поступил.

Она перевернула коробочку и снова посмотрела на пчелу – настолько реалистично выполненную, что по телу Евы, словно волна, пробежала дрожь. Что это могло означать? Зачем Грэму было дарить такое? Наманикюренным ногтем большого пальца она осторожно поддела крышку. Внутри оказалась сложенная вдвое записка на кремовой бумаге. Ева раскрыла ее и, сначала пробежавшись по словам, не читая их, внезапно поняла, что никогда до этого не видела почерка Грэма. Жирные, отчетливые буквы состояли из острых углов и резких линий. Не так она себе представляла его почерк. Ее взгляд соскользнул на подпись внизу, и внезапно у нее пересохло во рту. Алекс. Не Александр и не Александр Гроф, а Алекс. Словно он воспринимал как должное близость, которой между ними не было.

Вернувшись к приветствию, она начала читать записку.

«Милая Ева.

Не могу передать словами свое удовольствие от знакомства с вами на этой неделе. Вынужден признать, что вы вскружили мне голову – мне неловко признавать, но это так. Еще не убрали первое блюдо, а я уже готовил план, как снова увидеть вас. И представьте мой восторг, когда выяснилось, что вы забыли свою сумочку и открыли мне прекрасную возможность. Когда Сейнт-Джон настоял на том, чтобы вернуть сумочку лично, я решил, что мой план рухнул, но затем понял, что это отличный шанс послать вам записку, так как я не осведомлен о месте вашего проживания.

Прошу вас принять этот подарок в знак уважения. Я не мог не обратить внимания, что вы нуждаетесь в портсигаре. Я увидел этот портсигар в одном магазине и нашел его изящным и неповторимым. Поэтому, конечно же, я тут же подумал о вас.

До новой встречи,

Алекс».

Ева смяла записку в кулаке, в ней боролись любопытство и обида. Она еще раз осмотрела красивый портсигар, ощутила тяжесть серебра, вычислила его стоимость. Мистер Гроф – Алекс – купил его для нее, потому что находил ее изящной и неповторимой.

Перевернув коробочку, она принялась изучать выгравированные слова, раздумывая, как бы узнать их значение. Она точно знала, что не сможет подойти с этим вопросом ни к Грэму, ни к Алексу. Уж лучше остаться в неведении.

Внезапно она подумала о мистере Данеке, который учился в Карловом университете Праги. Это, несомненно, означало, что он гораздо опытней ее и по меньшей мере сможет сказать ей, на каком языке сделана надпись. Одно она знала наверняка – она не собиралась возвращать портсигар. Он был слишком красив, чтобы его отдавать.

Когда Ева вернулась в квартиру, Прешес стояла возле окна и глядела на улицу.

– Твой кавалер – как большой стакан сладкого чая. – Увидев укор в глазах Евы, Прешес сказала: – Да знаю, знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Лучшего способа выразить мое мнение о Грэме я не нашла. Но, конечно, мое мнение никакого значения не имеет.

– Имеет, – произнесла Ева. Она улыбнулась. – Имеет, и достаточно большое. Я счастлива, что ты одобряешь, потому что, мне кажется, в будущем мы будем часто видеть Грэма. И я рада, что вы, наконец, познакомились, хоть и надеялась, что это случится не здесь. Я не хотела, чтобы он видел, где я живу, пока мы не переехали в новую квартиру. Эти коридоры пахнут как работный дом.

Она почувствовала взгляд Прешес, но отвернулась. Она пожалела, что сказала это, напомнила сама себе о шести месяцах, прожитых в работном доме, о времени, когда ее мать болела и не могла покормить ее и позаботиться о ней. Тогда Ева хотела умереть. Даже их крошечная хибарка была лучше работного дома.

Она ощущала тяжесть серебряного портсигара в кармане. Ее мать велела бы вернуть его, сказала бы, что джентльмен не дарит дорогих подарков женщине, если только не хочет чего-то взамен. Но разве это не значило, что ей придется быть к этому готовой? А она не была готова.

– Как думаешь, стоит нам пойти посмотреть новую квартиру, прежде чем согласиться? – спросила Прешес, и по ее выражению было видно, что ответ она уже знает.

– Нет. Если она подходит для будущего зятя Грэма, то я уверена, что подойдет и нам. – Ева позволила себе легкую улыбку. Может, ей полагался подарок с небес. Таких даров она никогда не получала – ей приходилось всего добиваться самой. И может, наконец, ей улыбнулась удача.

– Грэм явно в тебя влюблен, Ева. Надеюсь, у него чистые помыслы.

– Ты о чем?

Прешес выгнула бровь.

– Он ведь не из нашего мира, верно? – Улыбка сгладила колкость ее слов. – Мужчины вроде него редко женятся на девушках вроде нас.

Ева нашла в себе силы скрыть острую вспышку гнева, пронзившую ее, потому что она не могла злиться на Прешес. Тем более что подруга озвучила ее собственные мысли, бродившие в ее голове с тех пор, как она познакомилась с Грэмом Сейнт-Джоном и увидела его улыбку. Она крепче сжала в кулаке плотный шарик смятой записки.

– Я подумаю об этом, когда придет время.

Прешес рассмеялась.

– Ты говоришь, как Скарлетт О’Хара.

– Из «Унесенных ветром»? Я не читала, но знаю, что скоро выходит фильм.

– Ну, тебе стоит прочитать роман. Скарлетт всегда откладывает на завтра решение проблем.

– И это срабатывает?

– Не очень. – Прешес улыбнулась. – Но думаю, ты всегда можешь попробовать.

Ева отвернулась, чтобы поправить подушку на кушетке. Присев, она начала вынимать из волос шпильки, и в эту минуту в ее мыслях мелькнула смутная догадка, которую она не смогла уловить сразу. Только позднее, нанося перед сном кольдкрем на лицо, она поняла, что́ это была за мысль: встреча Прешес и Алекса на тротуаре перед Домом Луштак вовсе не случайна. Она выглядела скорее попыткой Алекса еще раз увидеться с Евой. Эта мысль выбила ее из колеи до такой степени, что она решила рассказать об этом Грэму.

Она закончила снимать макияж и, рассеянно болтая и сплетничая с Прешес, отбросила все заботы до следующего дня, совсем как та героиня, Скарлетт. Но позже ей приснилась пчела, жужжащая у нее в голове, и в этом сне, когда она посмотрела на крышку своего нового серебристого портсигара, пчелы там не обнаружила.