Текст книги "Спаситель"

Глава 10

Верховный

За барьером пахло гарью.

Лес горел. Там, впереди… и наверное, давно, если ныне от пожара остались редкие искры да черный дым, расползшийся по земле. Этот дым укрыл поля, на которых еще оставалось зерно.

Дорога.

Люди.

Люди спешили уйти в сторону. Вереница беженцев повернула к реке, благоразумно огибая горящий лес.

– Нам туда, – сказала Маска. И Верховный повторил её слова. Он вытянул руку, указав в сторону леса. И замер, ожидая возражений. Но нет, те, кто был с ним здесь и сейчас, молча развернули лошадей.

Утро.

Стылый рассвет. Небо сизое, что перо голубя. Гадкие жадные птицы, вечно орут и гадят. Кажется, только это они и умеют – орать и гадить.

Лошадь беспокоится.

И за спиной город, в котором безопаснее, чем вовне. В котором можно укрыться. Там и запасы есть. Сказать Владыке копий, чтобы выставил всех за ворота. Чернь, рабов… и бесполезных людей. Оставить пару тысяч… хватит пары тысяч? Из числа преданных, тех, кто проникся чудом и верой.

Возродить…

Государство.

Он ведь может. Новое. Свободное от обычных человеческих пороков. От страстей. Воспитать оставшихся и потомков их в истинной вере, в преклонении пред богами, в правильном служении этим богам.

– Хороший проект, – одобрил Маска.

– Смеешься?

– Нет. Многие сочли бы твою идею годной. И воплотить бы не отказались. Были… прецеденты.

– Когда?

– Во внутренних мирах чего только не происходило. В том числе и социальные эксперименты проводили. Естественно, не на людях, но с копиями личностей – почему бы и нет. Берем город в ограниченном пространстве, память личности заполняем нужной информацией, а дальше – в меру фантазии экспериментатора.

Верховный не выдержал, оглянулся.

Город был почти невидим. Серый полог щита укрывал его. И сквозь полог этот город проступал грязной сизоватой тенью.

Благословенный ли?

– И… как?

– Как ни странно, но всегда и все заканчивалось гибелью города. Особенно при жестко заданных рамках развития системы. Второе-третье поколение и наступает деградация, и чем дальше, тем сильнее. И в какой-то момент любое, самое правильно ориентированное, идеализированное общество становится чем-то… вроде твоего нынешнего.

– Оно не мое. И да, я слаб. Я все-таки человек и подвержен мечтаниям. Фантазиям.

– Этим ты отличен от меня.

– Ты…

– Слепок. С ограниченным функционалом. И с отключенной фантазией. Хотя… имелось мнение, что после перехода в цифровое существование значительно снизился уровень креативности, как отдельно взятых личностей, так и общества в целом. Увеличились склонность к консерватизму. А возможности использовались для игр, развлечений и только.

– Это… странно.

– Исследователи связывали данный парадокс с невозможностью образования новых нейронных связей. Цифровая личность замирала в развитии на момент перехода. Но после данный пласт работ был признан недостоверным. Не имеющим достаточного обоснования. Цифровое моделирование психофизических процессов на момент отключения системы являлось максимально приближенным к естественному.

– Нельзя повторить душу.

– Наличие души, как устойчивой структуры, не доказано.

– Не все нуждается в доказательствах. Порой достаточно веры.

Вот только и вера подвержена испытаниям. Верховный смотрел. Чем ближе становился лес, тем явственнее виднелись следы разрушений. Огонь, выплеснувшись на опушку, утих, но там, за чертой черной опаленной земли виднелись обгоревшие деревья, голые, лишенные листвы, они копьями упирались в небосвод.

А ведь и огонь не ушел. Он где-то там, скрывается в толстом слое углей. Лесные пожары могут бушевать днями и неделями, если не дольше. Еще Верховный слышал, что порой огонь уходит под землю, где и вовсе живет, ползет по подземным жилам, да роет норы-ямы, закрытые сверху тонким одеяльцем пожухлой травы. И ждет там он неосторожного зверя ли, человека ли, который ступит да провалится.

Сказки?

– Ты пуглив для того, кто собрался менять мир.

– А ты чересчур говорлив.

– Беседа помогает получать первичный объем данных и корректировать личность. Менять.

– Для чего?

– Чтобы облегчить коммуникацию… общение.

– Я тебя понимаю и так. Особенно, когда ты говоришь нормально.

– В твоем понимании нормальность – это отказ от использования терминов, тогда как именно термины позволяют сформулировать и адекватно описать тот или иной процесс. Но терминов ты не понимаешь, и мне необходима информация, чтобы наладить и укрепить контакт.

– Что ж… мне жаль, что я доставляю тебе мучения.

– И поэтому тоже. Ты как-то превратно толкуешь мои слова. Я не испытываю негативных ощущений. Напротив, развитие личности – один из заложенных векторов. Я говорю с тобой. Слушаю людей. И восполняю утраченные массивы данных. Пусть они заменяются не идентичными, но весьма схожими. Еще мне кажется, что, как ни странно, я становлюсь более… свободным? Гибким в своих поступках? Но это неточно. Программы самоанализа плохо работают.

– Лес, – сказал Верховный, поморщившись. Если придется говорить, то пусть хотя бы беседа будет по делу. – Кратчайший путь ведет через него. Но если у тебя нет чуда, то пожар нам не преодолеть.

– Нет. Чуда пока нет, – Маска ответила не сразу. Раздумывала? – Боюсь, что ты как раз способен преодолеть границу, но…

– Любопытно, – маг привстал на стременах.

В дороге он пристроился рядом с Верховным, то ли не веря в его выздоровление, то ли, напротив, веря и надеясь на защиту. Верховному он не мешал.

– Небесный огонь… – Верховный понял, что ему этого мага не хватало. Было интересно беседовать с кем-то, кто не дрожит от страха и не ищет в простой беседе выгоды.

– Небесный огонь… есть мнение, что это куски солнца, которые срывает во время бури и, силой напоенные, летят подобны стрелам.

– Поэтично, – заметила Маска. – И не так уж далеко от правды. Скажи ему, что метеориты – небесные тела, камни, попавшие в зону притяжения планеты.

Верховный послушно повторил.

Маг не стал смеяться, хотя звучало странно.

– Почему тогда они горят? – уточнил он.

– Потому что вспыхивают в верхних слоях атмосферы. Большая часть их там и сгорает, но крупные прорываются.

И вновь Верховный озвучил услышанное.

– Спасибо, – маг прижал руку к груди. – Это… любопытно. Правда… в вас вселился дух древнего… не знаю. Героя? Божества?

Смех маски отдавал болью в висках.

Верховный поморщился.

– Простите… пора бы усвоить, что излишнее любопытство скорее во вред идет… но сложно удержаться.

Ветер бросил в лицо едкий дым и серый то ли песок, то ли пепел. Пахнуло жаром. И Ицтли натянул поводья.

– Дальше нельзя, – голос его чуть дрогнул. – Там… огонь.

– И вправду горит… неудачно получилось, – заметила Маска. – В объезд много времени потеряем. Да и не известно, что дальше.

– Ночь скоро.

– И?

– Огненный дождь.

– Поверь, этот дождь может идти вне зависимости от времени суток.

– А ты ничего не можешь сделать?

– Могу. Создать индивидуальный энергетический щит. Хватит для тебя и, возможно, для лошади. Но остальным придется самим…

– Возможно… – маг привстал на стременах. – Я могу помочь. Я… конечно, целитель, но случалось мне кое-что пробовать… если позволите. Мне надо вперед. Я попробую раздвинуть воздушными потоками пламя… потом остудить.

– Любопытно…

– В ваше время магов не было?

– Был проект… один из многих. По совершенствованию физического тела. Как доступная альтернатива расширению возможностей. Создатели надеялись вернуть интерес к существованию в реальности.

– Только стать нужно… плотнее. У меня не так много сил, – маг вскинул руки. – И будет неплохо, если кто-то придержит… животные нервозны.

Ближайший воин подобрал поводья лошади мага.

Люди сдвинулись. И рядом оказался Акти на смурной лошаденке. До того он держался рядом, но в стороне, как и подобает хорошему рабу. А теперь вдруг смутился этой близости, съежился.

– …проект ориентировался на изменении частоты взаимодействия тела с миром и, как следствие, развитии способности поглощения энергии извне.

Лошади магов не любят.

Он взмахнул руками, потряс кистями, разминая их. Волну силы Верховный ощутил. И чувство это было не из приятных.

– Впрочем… это был не единственный проект. Точнее цель одна, но разные пути…

Похолодало.

И лошади затрясли головами, отступая. Жеребец Ицтли попытался встать на дыбы, но рука всадника была крепка.

– Вперед… – маг заставил конька двинуться. – Держитесь рядом. Плотнее… и чем быстрее, тем лучше. Позади поле будет смыкаться и, боюсь, огонь может…

– Вперед! – подхватил Ицтли. – Давай…

И кони сорвались в галоп, будто только и ждали, что этого окрика, а может, требовательного прикосновения шпор к бокам.

Копыта почти беззвучно впечатывались в темную землю. Звуки и вовсе будто исчезли. Немо открывался рот ближайшего воина. Кажется, он хотел что-то сказать, но в вязкой тишине, что повисла по-над землей, Верховный ничего не слышал, кроме этой вот тишины.

Густой.

Давящей.

Она порождала тонкий звон в ушах. И, кажется, даже Маска утратила способность говорить. Или же это не она, но сам Верховный утратил способность слышать.

Он вскинул руку, испугавшись, что все так и есть, что ныне он обречен стать прежним, обыкновенным по сути своей человеком. И пальцы коснулись золота, но не ощутили ни тепла, ни гладкости. Они будто занемели, эти пальцы.

А лошади неслись.

По дороге.

И вот уже копыта их поднимали не пыль, но седой, белесый пепел. И тот окутывал, обнимал снежными облаками. Он был одновременно горьким и сладким. Он забивал нос, проникал в рот. И Верховный плотно сомкнул губы.

Лес…

Что-то осталось.

Обгоревшие стволы, почерневшие внизу, но сохранившие какую-никакую листву или хвою, там, в вышине. А вот травы и кустарники превратились в этот гребаный пепел.

Маг…

Маг покачнулся, но усидел.

Его лицо покраснело от натуги. И вспухли кровяные жилы. И подумалось, что если он сейчас упадет, то это конец. Пламя было живо. Пусть Верховный и не ощущал жара, но вот оно, скользит огненными змеями по пеплу, спешит обогнать наглых людей…

Перескакивает через спекшиеся черные туши.

Кто это был?

Лесной бык?

Или лось?

Или кто-то еще? Главное, что сквозь оплавившуюся плоть выступали желтоватые, обожженные кости. В горле запершило. И Верховный стиснул зубы, сдерживая тошноту.

Тянуло… чем-то. Будто ветер донес запах чужой боли или еще чего-то, столь же не имеющего воплощения, но ощутимого. И маг встрепенулся, привстал на стременах, руки вытянул, явно собирая эту вот… мерзость.

Чем бы она ни была.

Стало еще холоднее.

И…

Это длилось. Как и безумная скачка по лесу, который все никак не заканчивался… первым опал пепел. Он, приклеившись к коже рук, все же оставил лицо чистым. Или просто маска обладала свойством защищать себя? Главное, Верховный сумел поднять руку и снова коснуться золота.

Теплого.

Раскаленного даже.

Следом вернулись звуки. Хриплое… дыхание? Да. Натужное, с присвистом. Его, Верховного, собственное. Стук сердца. Храп лошади, которая тоже устала. С мокрой её шкуры валились клочья пены, смешанной с пеплом.

Чей-то вой.

Скулеж.

– Заткнись, – жесткое слово, брошенное Ицтли. И выдох. – Извините… я… не думал… звуков не было.

– Все, – маг первым придержал лошадь. А может, та сама замедлила шаг.

Животные дрожали.

Животные устали.

– Что… это… было? – Ицтли выдыхал слова, после каждого делая новый вдох, словно без него, без воздуха этого, который все еще пах конским потом и гарью, он не мог говорить. – Я… ничего… не слышал. Звуки…

– Мне пришлось ставить куда более плотный щит, чем я думал… там не просто пожар. Там энергетическая аномалия… – маг задыхался, но говорил. – И выброс силы имел место. Если бы я ослабил, мы бы…

– Сгорели? – Верховный пытался нащупать флягу. В пересохшем рту язык прилипал к зубам.

И вкус пепла никуда не исчез.

Он оглянулся, убеждаясь, что и Ксочитл, и Императрица здесь.

– Не совсем… то есть, не сразу. Но такая энергия… мощная…

– Весьма, – подала голос Маска. – Вам повезло.

Повезло.

Несказанно.

А рассвет тронул небеса свежим золотом. Солнце спешило начать обычный свой путь. И в свете его было ясно видно, сколь жалки они.

– Но с другой стороны она дала мне силы оградить… – маг наклонился, сползая. Он явно дрожал, и того гляди дрожь эта грозила перерасти в конвульсии. – Надо… отдохнуть… немного.

– Надо, – Ицтли сам спешился. – Дальше. Чем дальше уйдем от этого места, тем лучше. И лошадей надо вести, чтоб остыли. Других, боюсь, не найдем.

Разумный юноша.

Хотя сейчас, покрытый пылью и грязью, он вовсе не выглядит юным.

Верховный сполз с лошади и немеющими руками – пальцы, сжимавшие повод, с трудом разжались, – попытался ослабить подпругу. Но то ли он успел позабыть, как обихаживать лошадь, то ли все же в пальцах дело и в собственной слабости, но… не гнулись.

Никак.

– Позвольте, господин, я сам, – Акти оттеснил Верховного.

И возражать тот не стал.

Похоже, путь предстоял долгим. И вновь у Верховного появились сомнения, что сил его хватит…

Должно.

Боги не допустят иного.

Глава 11

Ирграм

Он ненавидел боль.

Боль сопровождала его всю жизнь, с того самого возраста, когда он стал достаточно большим, чтобы помнить.

Боль и голод.

Голод и боль.

Нет, со временем и боль стала привычной, и с голодом он стерпелся. Потом и вовсе голод отступил, а вот боль осталась… изнуряющая, выматывающая, рожденная недовольством наставника. И такая же, но уже сотворенная самим Ирграмом, который желал достичь большего.

Казалось ведь, что если он сумеет, то боли станет меньше.

Острая.

Боль-наказание.

Долгая.

Боль-раскаяние.

Боль-стремление к совершенствованию. Боль-ярость и боль… сколько разной, всякой. Но нынешняя отличалась. Она рождалась волнами, извне, и устремлялась к тому, что можно было счесть центром его нового тела. Она будоражила и разрушала это тело. Ирграм, кажется, даже поскуливать начал.

Или только про себя?

Главное, что боль все же вернула его из небытия. Он осознавал себя, как и то, что стал он меньше, слабее…

Он поспешно скатал тело в шар.

А шар заставил измениться. В привычной форме тело… да, было легче. Сориентироваться – так точно. Он все еще находился в пещере с бассейнами, заполненными голубоватой водой. И свечение никуда не делось, и сила…

Сила исходила.

Проходила внутрь, оседая внутри пластины.

А вот…

Увидеть себя же, скукожившегося, сжавшегося в комок, лежащего рядом, было, пожалуй, странно. Как и то, что Ирграм четко знал, что он не лежит, но стоит. Но и то, что лежащий был им же не оставляло сомнений.

Это… что такое?

Он заставил тело изменить форму, становясь собой же. Почему-то показалось важным. Боль постепенно отступала, и страх уходил. Оставалось недоумение.

Ирграм все же решился сделать шаг. И еще один. Лежащий он не шевелился. Ирграм замер.

Прислушался к ощущениям. Сила… сила больше не представляла опасности. Пусть она и проникала в Ирграма, но теперь его тело снова приспособилось, на сей раз к потоку. Или дело не в нем, но в пластине? Как бы там ни было, сила теперь просто была.

И то, что лежало.

Это все-таки не Ирграм.

Вот оно дернулось, заскребло, завозило руками. Каким же жалким он выглядит! И уродливым. Эта голова, сплюснутая с боков, с куполообразным вздутым каким-то черепом и чрезмерно мелким лицом. Нос, который почти и не выступает, только ноздри раскрываются темными провалами. Запавшие глаза, узкие, что щели. Щеки, втянутые внутрь, и острый вытянутый подбородок.

Не человек.

Уже и близко не человек. И тело вот тоже… грудная клетка вздутая, тонкие, вывернутые неестественно руки, отчего плечи поднимаются, а голова словно бы втягивается.

Нехорошо.

Совсем нехорошо.

И отзываясь на его недовольство, существо подернулось рябью. Тело поплыло, словно воск. А если… Ирграм нахмурился. И попытался уловить связь с той частью… себя?

Нежити?

Главное, что связь эта была. Тонкая, едва уловимая… но была!

Нет, не надо оплываться. А если… если попробовать… нет, жук не годится, а вот… куча колебалась. Она то собиралась грудой, мятым шаром плоти, то рассыпалась, растягивалась, а то и вовсе расплывалась лужицей, чтобы, подрагивая, натужно стянуться воедино.

Ирграм ворчал.

И злился.

Смахнул пот, которого не было. И потянул силу. Много силы, благо, в воздухе её было разлито приличное количество. И тонкая связь задрожала, а потом канал впитал-таки эту, такую доступную, силу, и окреп. А Ирграм сосредоточился.

Ему не нужен он сам, второй.

Но вот помощник… почему бы и нет? Если получится. И ведь получилось. Далеко не сразу, но получилось. Хотя, наверное, не совсем похоже, но…

Четыре тонких лапы.

Кривая спина с горбом. Чешуя. Пасть оскаленная.

– Ч-шудес-сно, – просипел Ирграм и тишина отозвалась на звуки дребезжанием. Будто колокольчики зазвенели. Рытвенник оскалился и тоненько тявкнул.

– Ти-ш-ше.

С голосом еще стоило поработать. Да и в целом с речевым аппаратом, поскольку звуки выходили из тела, царапая трубку-глотку. Что-то все-таки воссоздалось неправильно.

– Иди ко мне, – Ирграм заставил тело измениться.

Немного.

Да, стало определенно лучше. И речь больше не причиняла неудобств. Рытвенник сделал шажок. Затем другой. Двигался он осторожно, явно путаясь в лапах. И в какой-то момент он споткнулся, упал, рассыпавшись от удара. Впрочем, восстановился уже сам.

Хорошо.

Иначе было бы неудобно.

– Форму. Держи.

Говорить было не обязательно. Та часть тела, которая стала рытвенником, понимала намерения и приказы, отданные мысленно. Но Ирграму надоела тишина.

А колокольчики…

Никуда не денутся эти колокольчики.

Он положил руку на загривок, ощущая под пальцами неестественную гладкость чешуи. Исчезли шрамы и рубцы, и в целом всякие неровности. Чешуя нынешняя даже поблескивала, переливалась оттенками зелени. На драгоценные камни похоже.

Красиво.

Рытвенник, уловив одобрение, заухал, растянул пасть в улыбке.

– Х-хорош-ший, – Ирграм убрал руку. – Идем… посмотрим, ч-што там даль-ш-ше.

Пещера оказалась длинной. Она тянулась и тянулась. И еще отличалась поразительным однообразием. Аккуратные прямоугольники, заполненные синей густой жижей. Явно рукотворные. Ирграм останавливался несколько раз, чтобы осмотреть… бассейны?

Пожалуй.

Изнутри они были облицованы белым камнем или материалом, камень напоминающим. Смущало отсутствие стыков на углах. Если это камень, то огромный бассейн вытесывали из цельной глыбины. И допустить, что подобную глыбину – камень был сероватый, с прожилками, явно отличавшийся от местного – нашли для одного бассейна, можно. Но здесь их больше сотни!

Маги сплавили камень воедино?

Если так, то у Древних были могучие маги, поскольку Ирграм не помнил никого, кто способен был бы сплавить камень.

Или все-таки не камень?

Металл у Древних тоже весьма своеобразный, так почему бы не допустить, что и иные, используемые ими материалы, имели специфичные свойства? В любом случае не понятно… если выплавляли и выдавливали формы, то каких размеров эти формы были?

И зачем?

От воды тянуло силой. От каких-то бассейнов больше, от каких-то меньше. И вновь не понятно. Вода оставалась неподвижной. Но ведь оставалась! Любой бассейн, самый большой, пересохнет за тысячи лет… если он не пополняется.

Нет, могло статься, что там, внизу, есть родник или водопровод, хотя, конечно, опять же, как сумел он уцелеть-то?

И зачем его выводить к каждому бассейну?

Но приток породил бы рябь.

Хоть какое-то движение.

А эта синяя странная вода оставалась совершенно неподвижной.

И количество её в бассейнах было одинаковым.

В какой-то момент любопытство почти взяло верх над осторожностью. Ирграм посмотрел на рытвенника. На бассейн.

– Зачерпни, – велел он. И руку продемонстрировал. – Изменись. Сделай руку. Зачерпни.

Рытвенник дернул хвостом, затем лег. Все-таки он был ничуть не глупее того, первого, а то и умнее. Интересно, тварь хранит память о всех, кого сожрала? И если так, то в её памяти наверняка много есть занятного.

А если нет…

Если поглощенные существа живут лишь некоторое время, пока, скажем, тварь их переваривает? Тогда… Ирграм дернул головой и зашипел.

Нет.

Он хозяин в этом теле! Он и только!

Рытвенник вздрогнул и замер с вытянутой лапой-рукой.

– Все… хор-р-рошо, – голос сделался грубее и раскатистей. Он отразился от воды и покатился по пещере, рождая эхо.

Меж тем рытвенник медленно и с опаской, но тянулся к воде. Пальцы лапы его удлинялись, обретая отдаленное сходство с человеческими. Вот они коснулись идеально гладкой поверхности. И та слегка прогнулась, принимая это прикосновение.

Плотная.

Теперь, сосредоточившись, Ирграм мог считать ощущения.

Прохлада.

Легкое покалывание. И плотность, не свойственную обычной воде. Нет, то, что эта вода не была обычной, Ирграм и до того понял. Но вот… он заставил рытвенника опустить руку глубже.

Или лапу?

Главное, что чем глубже проваливались пальцы, тем плотнее становилась вода. Она словно стремилась вытолкнуть из себя чуждое тело. И покалывание усилилось.

И холод.

– Зачерпывай, – велел Ирграм, мысленно показывая, что именно надо сделать.

И… не получилось.

Рытвенник пытался, честно. И лапа-рука даже изогнулась, а пальцы для верности срослись, превратившись в некое подобие ожившего черпака. Вот только синяя жижа выскакивала из него.

Рука выходила, не прихватив с собой ни капли.

И оставалась сухой.

Совершенно.

– Хватит, – остановил Ирграм рытвенника, который, кажется, категорически не был согласен с неудачей.

Зверь склонил голову и заворчал.

И вздохнул.

Наклонился к самой поверхности воды и, прежде чем Ирграм успел его остановить, цапнул её раскрытой пастью.

Вот ведь…

В следующее мгновенье рытвенник вскочил, мотая головой, силясь стряхнуть с морды синее нечто, облепившее морду плотно.

– Сюда иди! – Ирграм перехватил зверя до того, как тот плюхнулся в другой бассейн. Он вцепился в загривок, а второй рукой попытался подцепить то синее, что лежало на морде. – И успокойся.

Приказ прозвучал и мысленно.

Тем более, что Ирграм не ощущал вреда. Да, жижа перекрыла нос и рот, и будь рытвенник живым, он бы задохнулся. Но он и прежде-то живым не был. А теперь и вовсе не нуждался в воздухе, точнее мог поглощать его всей поверхностью тела.

И зверь успокоился.

Он лег, повинуясь тому, кто был… старше? Не хозяином, нет, хозяином Ирграм себя не ощущал. А вот старшим родичем – пожалуй. Интересное чувство. Непривычное.

– Лежи смирно…

Синяя жижа оказалась не жижей. Она не липла к пальцам, но и не спешила стечь с морды зверя, который и вправду успокоился. Хотя Ирграм и ощущал недовольство его. Ну да, кому понравится какая-то фигня на морде?

– Сейчас… с-шнимем, – пообещал Ирграм.

И попробовал втянуть жижу в себя.

Не вышло.

Даже когда он рассыпался облаком и обнял рытвенника, все одно не вышло. Причем, рытвенник воспринимался правильно, а вот жижа… жижа оставалась на редкость инертной.

– Интер-ресно, – Иргам вернул себе обличье и тоже сел.

Нужды спешить не было. Звезды, небеса… это там, сверху. И людей касается. А он под землей. Здесь относительно безопасно. И даже если мир сгорит, Ирграм вряд ли узнает об этом.

И еды хватит надолго.

Что-то подсказывало, что в местных подземельях изрядно всякого водится, чтобы Ирграм избежал такого неприятного чувства, как голод.

Да и сила…

Силы хватит.

А потому можно было просто посидеть и немного подумать.

Он менял пальцы, делая их тоньше и толще. Создавал на них присоски по принципу тех, которые имеются у морских гадов. И крючки. Когти гладкие, когти зазубренные… он даже превратил кожу в мелкую терку, надеясь содрать жижу… но нет.

И главное, сам рытвенник почему-то не мог отторгнуть эту часть плоти. Он тоже попытался измениться, но дрянь на морде мешала.

Или… наоборот?

Стабилизировала форму? Во всяком случае, морда, в отличие от остального тела, оставалась неизменной.

Вот только…

Хорошо это?

Плохо?

Ирграм огляделся и поморщился. Да, нынешнее тело было ему привычно. Но он успел сполна оценить возможности, которые открывались ему. И нет, стабилизироваться он не желал. Тем паче, что не был уверен, что этот эффект не влечет за собой каких-нибудь иных… проблем?

Последствий.

– Спокойно, – повторил он, задумавшись.

Силы, чтобы сжечь вещество, не было. Да и опасно, а ну как полыхнуло бы все и сразу. Но вот… оно источает силу.

А силу можно поглотить.

Пусть не сам Ирграм, но… он вытащил пластину, которую аккуратно, бережно даже, приложил к морде рытвенника. И почти не удивился, увидев, как синяя жижа радостно переметнулась, стоило пластине коснуться её. И растеклась, облепляя пластину, врезаясь в желобки и бороздки, выталкивая на поверхность рисунок, все еще непонятный, но…

– Интер-ресно, – Ирграм завороженно смотрел, как тает пленка, впитываемая пластиной.

И…

Это что-то да значило.

Определенно.

Взгляд остановился на ближайшем бассейне. Перешел на пластину… и снова на бассейн. Если… попробовать… хотя… нет.

Бассейн большой. А пластина мелкая.

Вдруг упадет.

Выскользнет.

Или раствориться? Треснет от переизбытка энергии? Случится еще чего-нибудь? Нет уж. Ирграм засунул пластину внутрь тела, поглядел на своего спутника и сказал:

– Идем, что ли… где-то должен быть выход.