Текст книги "Эльфийский бык – 2"

– Больше, – заметил Леший.

– Пять-семь… а, давай все десять, мало ли, вдруг еще разрастется. Что? Случайно получилось, а теперь жалко и вообще… да, для технических нужд. Коров кормить будем… ах да, и передайте там матушке, чтоб поздравила Кошкина за матушку. Нет, не юбилей, со свадьбой. Там проследи, похоже в секретариате опять бардак. Пусть все сделают чин по чину, а то еще обидится… за кого вышла? За Чесменова. Вот-вот, говорю, он гордый, потом притомимся выяснять, кто это прошение о браке потерял. Так что сделай, чтоб красиво и по правилам. Вот… да, его тоже можешь поздравить, если найдешь. Хотя, конечно… в общем, чтоб никто дурного не подумал, пусть матушка как-нибудь одобрение выразит. Высочайшее. Подарок там выберет. Цветы и что еще положено…

И трубку положил.

И на Лешего посмотрел. А Леший взгляд выдержал и поинтересовался.

– А при чем там суслики?

– Суслики? Понятия не имею… с чего-то решили суслячью тушенку выпускать. Может, оно, конечно и неплохо на вкус, но уж больно своеобразно. Народ не поймет… в общем так, с Черноморенко сам свяжешься? Лучше бы напрямую, а то там перепоручат, перенаправят, пока цели поставят, задачи… в итоге переврут и пришлют, хорошо если к осени. А нам тут надо, чтоб вчера. И желательно, чтоб они там доить научились. Ну… сам понимаешь…

– А легенда? Нужна будет?

– Нужна, пожалуй… – Император опять задумался и вздохнул. – Вот как можно объяснить появление тридцати трех боевых пловцов с умением доить коров? Чтоб правдоподобно?

– Понятия не имею. Это к аналитикам надо…

– Нет уж… сами разберемся. Без всяких там… будет моим родственником. Дальним, но любимым дядюшкой… с племянниками.

Легенда была так себе, но Леший спорить не стал. Император же поднялся.

– А мне чего делать? – уточнил Леший.

– А чего ты делал?

– Безопасность блюл.

– Молодец. Блюди дальше.

– Может… прогуляться? Пообщаться… скажем, женихом там назовусь… на работу попрошусь… свободные вакансии мы им организовали.

Император чуть задумался, но после покачал головой:

– Нет, Леший. Ты всем хорош, но… прямой больно.

Прозвучало обидно.

– Новеньких или будут держать подальше от основного дерьма, а потому ничего толком ты не узнаешь. Или постараются втянуть поглубже. Так что лучше тут посиди… поле вон постереги и в целом.

– А если…

– А если кто решит проявить свою неприязнь действием, то по обычной схеме. Ну и вообще, ты умный, сам разберешься, что да как. Считай, полномочия я тебе выдал.

– А документы?

– А документы, – Император скатал бумаги трубочкой. – Я почитаю. Давно столь занимательного в своей извращенной противозаконности договора не читал… иди уже. Ах да… за Чесменовым тоже пригляди. Нет, я знал, конечно, что ему некромант нужен, но чтобы вот настолько…

Глава 5. Где речь идет о ребрендинге и имидже сусликов в глазах народа

«Чем старше я становлюсь, тем лучше понимаю сказочных ведьм, которые селились в глухом лесу и убивали всех, кто их побеспокоит»

Откровения одной весьма занятой и деловой дамы

Князь Поржавский обвел собравшихся взглядом. Не покидало некоторое ощущение неправильности происходящего. И слегка растерянные взгляды старых знакомых лишь усиливали его.

– Уверен? – поинтересовался Прохор Кудрявцев, покосившись на группу экспертов, возглавляемую невысоким, но с виду очень стильным юношей в стального цвета костюме. Выбеленные волосы юноши торчали мелкими иголочками. А в левом ухе поблескивало сразу три серьги. Сам Прохор, заведовавший особым отделом службы безопасности, к таким вот, стильным, испытывал глубокую личную неприязнь неясного происхождения.

– Нет, – честно ответил Поржавский.

– А твой человек больше ничего не говорил?

– Говорил. Но ясности не прибавилось. В общем, как я понял, Волотовы купили завод по производству тушенки.

– Факт, – согласился Прохор и добавил. – Я себе тоже прикупил парочку. На всякий случай…

Поржавский поморщился. Вот… вечно вперед лезут.

А ему что делать-то?

– Тем же вечером наследник Волотовых самолично отнес в лес два ящика тушенки из суслятины. Которые и забрал объект.

– Думаешь, дегустация? – Саволенко, посвященный в нюансы дела в знак высочайшего доверия, нахмурился.

– Есть ели… а дегустация или что там… не верю я в таки совпадения. Оно, конечно, может, с заводами и поспешили, но… давай послушаем, что скажут…

Поржавский махнул рукой, приглашая специалистов начинать презентацию.

Те засуетились.

Оно-то, конечно, времени маловато прошло, чтоб толком в вопросе разобраться. Но и вопрос такой, что и не угадаешь, сколько времени займет толком разбираться. И если дело и вправду стоящее, то времени этого как раз и нет.

Вот и приходится, чтобы быстро да с наскоку.

– Добрый день, господа, – произнес тот самый парень в костюмчике.

Костюмчик – хороший, сразу видно, что не на рынке шит.

И парень ничего. Лощененький и смотрит нагло, как и подобает редкостным прохвостам. И чуя этакое за собой, достал очочки из кармана, нацепил на нос, хитрющие глаза скрывая.

– Позвольте представить вам… это наш бренд-менеджер и специалист по стратегическому позированию… Емельян.

Поднялся парнишечка в розовом пиджаке, накинутом поверх чего-то, весьма напоминавшего рыболовную сеть.

– А чего позиционировать будем? – громко поинтересовался Прохор и брови сдвинул, явно показывая видом своим, что этакую легкомысленную особу к великой науке стратегии и близко не подпустил бы.

– Все, – смело ответил первый парень. – Василиса – наш таргетолог…

Поднялся второй парень.

То есть, еще недавно Поржавский был готов поклясться, что это парень, потому как зачем девице брить голову налысо?

– …она отлично разбирается в вопросах формирования общественного мнения. Ну а я… Иннокентий, – благоразумно представился парень. – Я буду осуществлять общее руководство. Состав творческой группы в перспективе планируется расширить, но пока, сколь понял, важно достичь консенсуса…

– И дать ему по морде, – произнес в сторону Пахом, – чтоб дурью не маялся…

Поржавский поглядел с укоризной. И вздох подавил. Тем временем Иннокентий включил экран, на котором возникла диаграммка. Такая вот кругленькая, как пирог, и с выделенным желтым кусочком.

– Василиса, прошу…

– Доброго дня, – голосок у Василисы оказался тонким и звонким. – Господа, к сожалению, времени на проведение отдельного исследования у нас не было. Поэтому мы ограничились опросом в отдельных группах… итак, как вы видите, рынок пока не готов к принятию нового продукта. Тушенку из суслятины готовы попробовать лишь семь процентов респондентов…

– А я тебе сразу говорил, – не удержался Пахом. – Что хрень это…

Хрень или нет, но Волотовы же влезли. А у них чутье на такие-то вещи…

– …при этом пропорция в целом не меняется… гендерных различий также… – диаграммы сменяли одна другую.

– Чего? – шепотом переспросил Саволенко.

– Бабы эту погань тоже жрать не будут. Ну или мужики… может, на военные поставки рассчитывает?

– …поэтому очевидно, что к поступлению нового продукта рынок нужно готовить! – завершила выступление Василиса. И передала пульт парнишке в розовом.

– Стратегия пока предварительная, – поспешил предупредить он, глянув на Иннокентия. И тот поддержал:

– Это, если можно выразиться, просто черновые наброски. Наши общие мысли о проблеме… так сказать… суммарное её видение. Все упирается в то, что люди не воспринимают суслика как достойную добычу. Поэтому на наш взгляд необходимо провести глобальный ребрендинг!

– Чего? – не удержался Пахом.

– Изменить имидж суслика в глазах народа!

Переспрашивать Пахом не решился.

– Начать стоит с семантических смыслов. Ведь кто такой суслик? Мелкий зверек, считай, крыса… то ли дело… – Емельян щелкнул на пульт. – Сусл!

Закашлялся Пахом, подавившись водой. Саволенко непроизвольно перекрестился. И было с чего. С экрана смотрел зверь, в котором, если приглядеться, просматривались суслячьи черты. Но весьма и весьма отдаленно. Зверь стоял на задних лапах, растопырив передние. Грозно поблескивали стальные когти. С клыков сусла на заляпанный вражеской – Поржавский надеялся, что вражеской – кровью живот капала слюна. И сами клыки эти размером больше подходили какому-нибудь тигру или льву на худой конец.

Глаза сусла горели алым.

– Это…

– Сусл! – Емельян махнул рукой, и картинка сменилась другой. Теперь за спиной сусла возникла тень не менее грозная. Было в ней что-то узнаваемо-богатырское, то ли шлем остроконечный, то ли меч в руке… или может кольчуга, которая смутно проглядывала сквозь тьму. – Мы бросим народу вызов! Мы скажем ему – добудь сусла!

Это было произнесено с таким воодушевлением, что даже Саволенко подскочил, никак поддавшись призыву.

Кадр сменился.

– А сусл – зверь серьезный! Он хитер и коварен. Он кровожаден и свиреп. Добыть сусла его нелегко. За ним охотились легионеры Древнего Рима!

На картинке накачанный мужик в римской тоге пытался попасть копьем в сусла. Причем, то ли легионер был мелким, то ли суслы в Древнем Риме достигали размеров хорошего кабана, но Поржавскому смотреть на это было очень переживательно.

– Ведь суслы – это сила! Мощь! На них охотились сообща… когортами…

Воображение мигом нарисовало римскую когорту, отгородившуюся щитами и ощерившуюся копьями. Медленно и неотвратимо наступала она на могучего саблезубого сусла, готового жизнь отдать, но не покориться…

Поржавский даже головой потряс, удивляясь себе самому.

– Именно благодаря мясу суслов легионы Древнего Рима завоевали весь мир!

– Боюсь, историки с вами не согласятся…

– Это смотря сколько вы им заплатите, – деловито заметил Иннокентий. – И насколько серьезные историки вам нужны. Можно составить список кандидатов наук или даже докторов, которые вполне научно выступят на каких-нибудь круглых столах. Статьи продавить в соответствующих журналах…

– Более того, – продолжил Емельян, снова сменяя кадр. – Чингисхан ел мясо суслов… и сумел…

– Завоевать весь мир? – Поржавский постарался сохранить серьезное выражение лица.

– Именно! – Емельян подскочил. – Видите, вы поняли мой мессендж!

– Чего?

– Посыл, – перевел Пахом. – Творческий…

Настолько творчески Поржавского, пожалуй, еще не посылали.

– Можно даже показать историческую преемственность сакрального знания. Скажем, древние монголы узнали секрет величия у древних римлян…

– В личной беседе, – Саволенко все же не удержался. Хотя его, кажется, не услышали.

– Мы будем внушать населению… – Емельян выставил руку вперед. – Что если хочешь стать успешным, то надо есть суслов! Все великие люди ели суслов, добывая их с немалым риском для жизни.

На экране замелькали кадры, на которых люди, порой незнакомые, сражались с суслами. Особенно впечатлил Пушкин.

– И он тоже? – указал на снимок Саволенко.

– Конечно! Он очень узнаваем, поэтому будет неразумно не использовать настолько мощный образ, – влез Иннокентий. – У нас есть договоренности с парой литературоведов, которые могут провести передачи или там открытые столы о роли сусла в поэзии Пушкина, Лермонтова… есть еще искусствоведы. Можно пустить новость об утерянных полотнах, которые запечатлевали какой-нибудь подвиг с суслом…

Поржавский пытался понять, кто более сошел с ума, Император, затеявший возню с сусликами – будто ему пингвинов мало – или эта троица.

– Кстати, в сети можно кинуть и более дерзкий клич. Молодежь очень хорошо откликается на вызовы. Что-то вроде: «Не будь лохом, добудь сусла!». Затем, на стадии закрепления позитивного образа, мессендж изменится на что-то более нейтральное. Скажем… «Суслятина императорская – в каждый дом»… но тут еще стоит подумать, – Иннокентий собрал бумажки вместе. – Вариантов много, подходящий соберем.

– Также планируем запустить цикл медицинских или околомедицинских программ, где будут рассказывать о пользе суслятины для здоровья, – уже спокойным голосом продолжил Емельян.

– К сожалению, многое упирается в бюджет…

– Все и всегда упирается в бюджет, – проворчал Поржавский.

– …чем выше популярность программы, тем сложнее будет пропихнуть туда нужный сюжет. Дороже, – поправился Иннокентий. – Возможно, если делать ставку на более молодую аудиторию, стоит обратиться к блогерам. Ставки тоже весьма разные.

– Создадим постеры… хорошо бы написать игру…

– Какую?

– Компьютерную или мобильное приложение. Что-то там про охоту на суслов. Люди такое любят. Заодно и будут привыкать к мысли, что суслы съедобны.

– Выпустим мерчи…

– Чего?

– Майки и кепки. Чем чаще призыв будет попадаться на глаза людям, тем скорее они осознают необходимость покупки суслятины…

Нет, это сам Поржавский с ума сошел, если сидит и слушает эту хрень.

– Отдельно… не знаю, насколько нужно, но как по мне данная сфера обещает куда большую доходность, чем простая тушенка, – Иннокентий поднял папку. – Можно выпустить отдельную линию косметики, с жиром сусла…

– И кто её покупать станет?

– Не скажи, – произнес Пахом в стороночку. – Я у своей жены как-то глянул… почитал на свою голову, из чего её зелья варят… так что жир сусликов – это еще нормально. Чай, не хуже улиточной слизи или гнезд ласточек.

– Именно… рентабельность здесь выше, да и ввести такой продукт проще…

– В принципе, стратегически, – Иннокентий махнул, позволяя Емельяну вернуться на место. – Можно начать с упором на эксклюзивность. Люди очень любят эксклюзивные товары, особенно, если создать легкий искусственный дефицит… так вот, что-то такое… очень изысканное… скажем… «Суслячьи яйца императорские»…

Он запнулся, явно осознав, что звучит как-то своеобразно.

– Лучше «Чингисхановские» или «Тамерлановские», – пришла на помощь Василиса.

Конечно, лучше. Что Чингисхану, что Тамерлану уже все равно, а вот его императорское величество могут этакого двусмысленного творчества и не понять.

– «Суслячьи яйца Чингисхановские – деликатес для избранных»… и цену побольше.

– Цена там и так будет…

– Почему яйца? – Поржавский хотел было сказать, что суслики не несутся, но воздержался. И как показал итог, правильно.

– Бычьи яйца – деликатес, как и бараньи. Продукт высокой добавочной стоимости. А у сусликов будет еще деликатесней. Зверек небольшой, яйца мелкие… может получиться дороже черной икры. Правда, зоозащитники возмутятся…

И суслики.

Суслики точно возмутятся. Поржавский даже понимал их где-то в глубине души. В конце концов, одно дело на тушенку, и совсем другое – яйца резать.

Даже для Чингисхана.

– Правда, есть один нюанс… – произнес Иннокентий, слегка смутившись.

Надо же, только один…

– Какой же? – Пахом поерзал, стараясь не пялится на экран, где суровый сусл глядел в закат, явно предчувствуя тяжелые времена, которые того и гляди настанут для всего суслячьего народа.

– Предварительная оценка… очень предварительная… – поспешил добавить Иннокентий, отгораживаясь от мрачных взглядов папочкой, – показывает, что нынешнего количества сусликов надолго не хватит. Можно будет построить завод, конечно, но в дикой природе сусликов не так и много. И отлов их нерентабелен.

– Суслячьи фермы, – Поржавский произнес это с мрачной обреченностью. – Нам нужны будут суслячьи фермы…

– Именно, – обрадовался Иннокентий. – И можно будет делать репортажи… и интервью с потомственными сусловодами. Даже подключить малый бизнес… хотя все равно. Расчеты показывают, что для полной загрузки линий понадобится слишком много сусликов… и я предложил бы чистую суслятину выпускать отдельной ограниченной серией. А в массы давать в смешанном виде.

Он выдохнул и сменил кадр.

– В тех же регионах хорошо развито коневодство. И продукты из конины пользуются спросом. Поэтому и тушенку можно делать смешанную, конина с суслятиной, скажем, в пятидесятипроцентном соотношении. Один суслик, один конь. Должно получиться выгодно…

– Простите, – Пахом приподнялся, явно оживившись. – А вы уверены, что это будет пятидесятипроцентное соотношение.

– Конечно, – Иннокентий даже папочку опустил. – Складываем и делим пополам. Среднее арифметические…

И позволил себе тень снисходительности во взгляде, отчего Пахом даже несколько растерялся.

– Не думайте. Я с математикой дружу. У меня даже по всероспису пятерка была.

– Чему-чему?

– Всероссийской письменной работе, – пояснил Иннокентий. – По математике. Так что…

– Спасибо, – Поржавский осознал, что не желает вникать еще и в эти подробности. – Работу вы проделали отличную…

И руку даже пареньку пожал.

А что, и вправду старались… нет, за это было заплачено, конечно, и немалая сумма, но ведь старались же. Без старания подобный бред сочинить сложно.

– Где ты их нашел-то? – поинтересовался Пахом, оставшись в тишине.

– Внук посоветовал, – Поржавский поежился, вспоминая налитые кровью глаза сусла. – Сказал очень… эти ребята… как же он выразился…

Неудобное слово не сразу вспомнилось.

– А! Вот. Что их команда выдаст настоящий русский креатив.

– Ага. Бессмысленный и беспощадный.

Саволенко вытащил из кармана портсигар.

– Извините… но нервы уже не те.

– Может, – Пахом достал флягу. – По коньячку? Для успокоения нервов.

– Это да… а самое страшное что? Самое страшное, что я и сам задумываться начал. Про сусла этого… – Саволенко покосился на погасший экран. – Контакты сохрани… на всякий случай… слушай, может, позвонишь самому? Спроси ты… а то… старый я уже стал. Сердце вон… ёкает.

– Это ты просто суслятины мало ешь, – поддел его Пахом, разливая коньяк. – А ел бы суслятину, сердце было бы как у сусла…

– Не издевайся.

– Да я так…

Поржавский, вновь оглянувшись на дверь, все же набрал известный номер. Длился разговор не так и долго, и пока длился, Пахом с Саволенко сидели, затаив дыхание.

– Ну? – первым решился заговорить Пахом.

– Удивился… сказал, какие на… – Поржавский вовремя остановился, сообразив, что не стоит цитировать высочайшее удивление столь уж прямолинейно. – Сказал, чтобы сусликов оставили в покое.

– Радость-то какая… – Пахом даже перекрестился. – А что там…

– Сказал, что Чесменов женился.

– На ком? – Саволенко даже вперед подался.

– Сколь понял, на Кошкиной… но объявлений не было, да и в целом не докладывали…

– Это ж Чесменов, – Пахом вытянулся в кресле и узел галстука ослабил, явно радуясь, что народ не придется знакомить с русским креативом. – Он еще тот тихарь. Не удивлюсь, если все тайно организовал, с его-то возможностями… да и вообще он давно некроманта искал.

– Думаешь, настолько отчаялся?

– Понятия не имею… но вряд ли… там же уровень пятый-шестой… но да, поздравить стоит. Глядишь, и подуспокоится теперь, с женой-то…

– А все же проект совсем закрывать не стоит, – Саволенко от радости рюмку поднял. – С сусликами и суслами…

– Чего это?

– Арктика, она ж маленькая, – он пальцами показал, сколь мала Арктика. – Острова те и того меньше… пингвинов на всех не хватит. То ли дело степи…

Он мечтательно прикрыл глаза.

– Вот… я бы прям сейчас кое-кого сослал в потомственные сусловоды…

Поржавскому подумалось, что толика здравого смысла в оных рассуждениях имеется. Впрочем, посмотрев на телефон, он вернулся к беседе.

– Еще просил срочно выправить Вельяминовым разрешение на коноплю. В смысле, на посев конопли.

– Конопля… – Саволенко и пиджак скинул. – Конопля – это хотя бы понятно… это наше родное, считай, посконное…

– Гектар на пять-шесть, может, семь… или десять, – продолжил Поржавский. – Вроде как случайно там выросла… сказал, что разрешение нужно срочно. Чтоб Лешему передали и не светились рядом… ах да, и еще нужна группа Черноморенко в расширенном составе.

– Зачем ему в Подкозельске боевые пловцы?! – Пахом снова разлил коньяк, подумавши, что служба – дело, конечно, хорошее, но в последнее время уж больно она непредсказуема. – Там что, море есть?

– Там есть десять гектар конопли, – Саволенко смотрел на вещи куда приземленней. – Одному по-любому не выкурить. А у пловцов легкие хорошие…

– Конопля, как я понял, для коров. Коровы будут есть и давать молоко…

– Знаешь… вот не хотел этого говорить, но мы в его возрасте были как-то… попроще, что ли… есть конопля? Берем и курим. А коровы и прочее… ладно, твое здоровье. Главное, что без сусликов… суслики все-таки перебор.

И Поржавский с этим согласился.

Глава 6. О том, что все в природе взаимосвязано и что тайное зачастую становится явным

Поцеловал Иван-царевич лягушку, а папарацци тут как тут…

Очень грустная современная сказка

Настасья свистнула, и коровы, до того пасшиеся мирно, подняли головы, повернулись в сторону свиста и отозвались приветственным хоровым мычанием.

– А ты не боишься? – поинтересовался Бер, когда стадо, повинуясь взмаху руки, тронулось с места.

– Чего?

– Они же ж вон какие… здоровущие.

– Это да… Свириденко как-то пробовал украсть. Точнее не он сам, а Севрюгин. Ну и тот, конечно, не лично… – Настасья стояла, скрестивши руки и смело глядела на приближающихся коров. Те ступали неспешно, но все одно зрелище было завораживающим. – Прислал людишек, собак обученных. Думал, уведет от стада.

– И как?

– Потом жаловался, что машины поуродовали. Претензией грозился… приезжали из райцентра даже разбирательства учинять. Мол, как так вышло, что наши коровы грузовики помяли. А вот так и вышло. Потом у них еще поля затопило, на той стороне. Вся пшеница полегла…

– Тоже коровы?

– Не-а. Девочки обиделись.

– А где они?

– Так, день же ж… в родники ушли, в речку… ты туда пока не ходи.

– Не пойду.

– Вот и правильно, не ходи, – Таська даже прищурилась. – Потому как голову задурят и женишься, сам того не заметивши.

– Не-а, – Бер все же не отступил, даже когда огромная, увенчанная рогами, размером с молодую луну, коровья башка ткнулась ему в плечо. – Я ж сказал, я на тебе женюсь.

Таська только фыркнула, этак, недоверчиво.

– Так они тут одни пасутся?

– Яшка приглядывает. Яшка! Покажись!

Тишина…

– Опять куда-то уперся… обычно он поблизости бдит. Ну да ладно. Пошли, девочки…

– А они понимают?

– Поверь, они понимают больше, чем иные люди. Положи руку на шею и веди.

– Эм…

Корова глядела как-то слишком уж внимательно.

– Ладно… – Бер осторожно коснулся мягкой шерсти. – Какая ты… красавица.

Женщины любят ласку.

И вообще… и вправду красавица.

Она вон даже кивнула благожелательно.

Таська же что-то сказала другой корове, с шерстью цвета топленого молока. И та дернула ухом, вздохнула и издала низкий протяжный звук, созывая все стадо.

– Не думай, я Ваньке верю… – поспешил сказать Бер то ли Таське, то ли корове. – Если он сказал, что конопля эта нормальная, значит – нормальная… и не отравятся, но…

– Когда-то давно, когда землю эту восстанавливали, сюда и вправду приехал эльф. Поговаривали, что наследник и сын самой владычицы, – Таська встала по другую сторону коровы и закинула руку на её шею. – Сперва он думал скоренько исполнить договор и убраться восвояси. Но скоренько не вышло. После той битвы земли пострадали очень сильно. Да и в целом получилось, что в этом месте связались узлом многие силы. А потому просто поправить все разом не выходило. Он и остался. Женился… коров завел, точнее привел… для водяничек. Научил сыры вот делать.

Корова шла неспешно.

Она была горячей, а еще её словно облако силы окутывало, едва заметное, такое, что будь Бер посильнее, и не почуял бы.

– Потом, когда не стало, а дети выросли, он ушел. То ли к эльфам вернулся, то ли по миру странствовать. А коровы вот остались. Но дело не в них. Тогда Вельяминовы начали делать особый сыр. Синий, что камень аквамарин, что цвет васильковый, что… в общем, описание красочное. Там даже целая линейка, как я понимаю была, от разной степени зрелости и все такое…

Корова чуть прибавила шагу. И Бер с ней.

– И как сыры были на вкус?

– По семейному преданию, лучшие из лучших. Настолько хороши, что договором от тысяча четыреста тридцать третьего года продаваться могли только государю. И платили за них золотом по весу.

Бер прикинул нынешний курс золота.

– Ничего так…

– Рецепт считался утерянным. Все же, пусть тут и глушь, но и Вельяминовых порой задевало… в Северную войну досталось. При Наполеоне… при нем новую усадьбу и сожгли, считай, дотла. А с усадьбой сгорело многое. И семейные рецепты в том числе. И архивы частично. А что в памяти… память – вообще штука ненадежная. Маруся пыталась восстановить рецепт. Мы то вытяжки делали из василька, то лавандовые, то… получалось интересно, тоже хороший продукт, но не такой.

– Думаешь, получится?

– Думаю, рискнуть стоит. Правда…

– Что?

– Обязательства… мы должны выдавать ежемесячно определенный ассортимент и количество продукта. Иначе там такие штрафные, что… – Таська махнула рукой. – Кое-что, конечно, удается оставить… через одного старого партнера продаем. Он готов взять и больше, но… если выплывет, то выйдет нарушение договора. А там вплоть до конфискации. Земли в залоге. Сам понимаешь.

Коровы шли неспешно, но все же впереди показался лазурный край поля. Ишь ты, даже переливается все, дразнит оттенками синевы, напоминая о море…

– Красиво, – сказала Таська руку убирая.

– Красиво…

– Ну, дальше сами дойдут, а там посмотрим. Если получится…

– Получится, – Бер протянул руку. – Вот увидишь, все обязательно получится. Или я не я буду. Так, ты там еще что-то про трактор говорила? Который реставрировать надо. Отведешь?

Оно, конечно, раньше Бер цветы бы подарил.

Или конфеты.

Но что-то подсказывало, что конкретно в данном случае с трактором оно куда вернее, чем с конфетами.

Князь Кошкин отложил папку с очередным отчетом, чувствуя в себе преогромное желание отправить эту папку, если не в камин, коих в кабинете не наблюдалось, то хотя бы в окно. Окно, благо, было. Он даже поглядел на него, мысленно представляя, как папка вылетает и расправляет кожаные крылья, рассыпая стопку белоснежных листочков. Затем вздохнул, ибо мусорить нехорошо, а уж отчетами – тем паче, и открыл папку, поставивши на последнем из листочков визу.

Вот…

Занимается всякой ерундою. И главное, в державе все на диво спокойно, чему бы порадоваться, и Кошкин радуется, но как-то не совсем искренне, что ли. Ощущеньице, будто его запихнули в этот кабинет бумажки читать и подписи ставить.

А ему…

Додумать не успел, поскольку дверь приоткрылась, пропуская князя Поржавского и отчего-то с цветами.

– Доброго дня, – в глубинах души шелохнулась надежда. Нет, не на катастрофу, конечно, но на некое событие, которое потребует немедленного присутствия Кошкина лично, на переднем, так сказать, крае.

– И вам доброго дня, – Поржавский улыбнулся во всю ширь фарфоровых зубов. Те были ровны и белы, и этой излишней ровностью да чрезмерною белизной ввергали в трепет.

Сам Кошкин стоматологов боялся прямо до дрожи.

С детства.

И глядя на слишком идеальные зубы потрогал левый нижний клык, который уж три дня как тихонько ныл, намекая, что некоторых встреч избежать нельзя.

– Спешу вот поздравить… – сказал Поржавский и корзинку на стол поставил, аккурат меж квартальным отчетом, заявками на оборудование и еще какой-то донельзя важной ерундой.

– С чем? – Кошкин покосился на корзинку с опаской.

Что-то он, кажется, упустил.

Не день рождения матушки… и не Ванькин вроде… и что тогда?

– Со свадьбой вашей матушки… конечно, понимаю, что ввиду… некоторых особенностей князя свадьба прошла тайно…

И подмигнул.

У Кошкина нервно дернулся глаз, что Поржавский явно принял за ответное подмигивание, поскольку улыбка стала шире и радостней.

– А…

– Не волнуйтесь, Его императорское Величество осознают всю сложность ситуации и потому… сделают все возможное, чтобы сохранить репутацию Софьи Никитичны…

Кошкин только и сумел, что кивнуть.

Еще и император.

Если Поржавского он бы послал с его домыслами, то… император?

– А уж как Её императорское Величество обрадуется… надеюсь, когда вся эта история закончится, вы устроите настоящее торжество… все же редкий момент… объединение родов столь важных для Империи…

– Каких? – поинтересовался Кошкин, вперившись взглядом в букет.

Корзинка была изящною, из соломки. Над ней поднимали головы цветочки белые и большие, вида незнакомого – говоря по правде, знакомы Кошкину были розы и еще лилии он мог отличить, но больше по запаху – над ними покачивались другие цветочки, синенькие. И еще третьи, четвертые, сплошь незнакомые, но на диво изящные. Завершая композицию в разные стороны топорщилась трава.

– Ну как же… – с легкою укоризной произнес князь. – Кошкины и Чесменовы… хотя, конечно… думаю, логичнее будет оставить двойную фамилию. Кошкина-Чесменова… или Чесменова-Кошкина. В любом случае, мои искренние поздравления…

Чесменов.

Стало быть, Чесменов… чтоб его…

– Ах да… подарок я велел отправить на дом… конфиденциально.

И удалился, оставив Кошкина наедине с цветами, мыслями и ноющим зубом. Правда, долго думать ему не позволили. Спустя минуту пиликнул селектор и секретарь осведомился:

– Павел Иванович, а куда цветы девать?

– Цветы?

Кошкин встал из-за стола, снял корзинку, намереваясь оставить её где-нибудь в приемной… ну, матушка… или скорее Чесменов, зараза… придумал очередную аферу и матушку втянул.

А теперь что?

Чесменова-Кошкина…

Какая, на хрен, Чесменова-Кошкина.

– Вот… – Кошкин хотел было сказать, чтобы цветы поставили куда-нибудь, желательно за пределами кабинета, но так и замер. Цветы… цветы стояли на полу, на стульях и креслах, на кожаных диванах, предназначенных для посетителей, на подоконниках, полках и везде-то, куда только падал взгляд. за цветочными горами скрылись и стол, и секретарь, явно растерявшийся.

– С самого утра несут и несут, – сказал он жалобно весьма. – С карточками, с поздравлениями какими-то… Павел Иванович, у вас праздник?

– Праздник, – мрачно произнес Кошкин, вдыхая насыщенный ароматами роз и лилий воздух. Не удержавшись, чихнул. – Вызови кого… пусть домой отправляют… хотя… да, пусть отправляют.

Там все равно который день пусто.

А он, оказывается, этой пустоте значения не придал, решивши, что матушка где-то задерживается или вовсе… да… она что-то там про подружку говорила.

Или про отдых в санатории?

Кошкин нажал кнопку вызова, но ровно затем, чтобы услышать, что абонент временно не доступен. Князь Чесменов тоже не ответил. И отчего-то эта обоюдная недоступность заставила напрячься куда сильнее странного подмигивания Поржавского.

Несколько мгновений ушло на то, чтобы вспомнить, с кем матушка приятельствовала.

– Пашенька? – серебряный голосок Есении Лопухиной зазвенел в ухе, вызывая отчего-то острый приступ зубной боли. – Ах, Пашенька… не ожидала я от Софьюшки такого!

Стало быть, правда?!

– И главное, мы с ней беседовали как раз… мол, если ты позвонишь, чтобы сказала, что она на курорте! Я уж думала, завела себе любовника…

Матушка? Любовника?

Брови поползли вверх.

– …а она возьми да замуж! Просто чудо!

– Чудо, – ляпнул Кошкин первое, что в голову пришло.

– И за кого? Как ты вовсе допустил такое! Чесменов – еще тот женоненавистник… и главное, когда?!