Текст книги "Классические психоаналитические труды"

Если, принимая такое употребление, мы случайно окажемся несправедливы к раннему развитию особо одаренных детей, то хотя бы избегнем опасности принятия фантастических реконструкций, могущих обоснованно навлечь на метапсихологию дурную славу. По крайней мере, мы должны относиться с величайшей осторожностью к реконструкциям, утверждающим функциональную идентичность первого и третьего годов психического развития. К счастью, мы можем избежать такой ловушки, если будем подвергать все реконструкции самому тщательному критическому разбору, используя для этого фундаментальные психические концепции, оставленные нам в научное наследие основателем психоанализа.

Библиографическая справка

Я преднамеренно воздерживался от того, чтобы загружать настоящее сообщение библиографическими ссылками. На мой взгляд, наиболее плодотворными источниками информации о фундаментальных концепциях являются почти исключительно собственные работы Фрейда. Скудные, по сути, дополнения в его метапсихологию других психоаналитиков подробно перечислены в работе Фенихеля «Психоаналитическая теория неврозов». К тому же в них не содержится никаких принципиальных расхождений. Что касается полемики вокруг сделанных недавно гипотетических реконструкций, то одним из наиболее острых критиков был М. Шмидеберг, чьи работы по раннему психическому развитию, о психотических механизмах, интроекции и чувстве реальности не получили того пристального внимания, которого заслуживают.

Эдвард Гловер. Техника психоанализа

Защитные сопротивления (1)

В качестве подготовки к рассмотрению механизмов защиты можно отметить, что на данный момент нас главным образом волнуют не различные стадии аналитической ситуации. Мне кажется, что мы разграничили стадии произвольно в той мере, в которой это пока возможно [23]23
  Гловер выделяет три стадии психоаналитического процесса – начальную, стадию невроза переноса и завершающую. – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Безусловно, было бы очень удобно, если бы мы могли, рассматривая примеры различных стадий в их поперечном разрезе, предложить типичную схему ведения анализа, либо если бы имелись стандартные виды случаев, клиническое развитие которых можно было проследить от начала до конца. Однако на практике это дало бы совершенно искаженную концепцию аналитического процесса или во всяком случае такую схему, которую можно наблюдать лишь в некоторых классических случаях. С другой стороны, существует опасность того, что, рассматривая защиты-сопротивления сразу после общего описания начальной стадии анализа, я могу создать впечатление, будто на этой первой стадии защит очень мало или они вообще отсутствуют и что защитная фаза образует вторую стадию анализа.

В практическом смысле это именно так и есть. Защиты, с которыми имеют дело в начальной фазе, прорабатываются, чтобы открыть пути более примитивным репрезентациям бессознательных представлений, либо – в смысле техники ассоциаций – чтобы позволить первичным процессам сыграть свою специфическую роль в выстраивании цепочки образов. Именно поэтому правильно будетсказать, что реальная диспозиция защитных сил начинает приоткрываться только к концу начальной фазы. Строго говоря, защитная фаза сама по себе, безусловно, не образует отдельной стадии. Психика осуществляет защитную функцию в течение всего анализа. Также мы можем напомнить себе, что, хотя в начальной фазе мы действительно работаем главным образом с теми защитами, которые препятствуют развертыванию анализа, в этот же период можно наблюдать много признаков более глубоких сопротивлений и большое количество важных указаний на их причины. Все это должно сохраняться для дальнейшего использования, когда придет время для их полной интерпретационной обработки. Исключения в данной процедуре рассматривались в предыдущих главах применительно к случаям, которые не поддаются обычному аналитическому подходу либо с самого начала анализа, либо когда в какой-то период начальной фазы развивается кризис сопротивления.

Чтобы в полной мере понять проблему защиты-сопротивления, ее необходимо рассмотреть под разными углами зрения. Во-первых, существует клиническая сторона картины: как сопротивления напрямую проявляются в анализе. Это, по сути, описательный подход. Затем мы должны рассмотреть сопротивления в связи с общей психической функцией защиты. Это предполагает достаточное понимание различных бессознательных механизмов и Эго-образований, составляющих и регулирующих психический аппарат. Поскольку психический аппарат осуществляет защитные и управляющие функции, любое психическое образование или любой психический механизм могут быть использованы на службе сопротивления в анализе. Следуя такому функциональному подходу, нам придется рассмотреть особую функцию, проявление которой в анализе называется специальным термином перенос. Мы увидим, что определенные аспекты переноса представляют собой самую мощную форму сопротивления, заслуживая для себя тем самым специального наименования сопротивлений переноса. Далее нам придется вновь обратиться к клиническим аспектам сопротивления, выделив из них характерные не только для так называемых неврозов перенесения (истерия и обсессивный невроз), но и для различных других нарушений – психотических, психосексуальных, социальных или характерологических, которые составляют большую часть обычной психоаналитической практики. При определении общих характеристик всех таких клинических вариаций сопротивления нам целесообразно будет рассмотреть их связь с точками фиксации либо с другими стандартными этиологическими факторами. Они определяют основные направления подхода при решении проблемы ослабления или разрешения сопротивлений; однако затем необходимо будет изучить функциональные аспекты данной проблемы, чтобы установить корреляции между сопротивлениями и явлениями повторения и «проработки». Тем самым мы постараемся исправить совершенно неверное впечатление, что аналитические сопротивления составляют особую форму перверсности. В процессе такого рассмотрения мы будем считать, кроме оговоренных случаев, что аналитик свободен от бессознательных предубеждений.

С описательной точки зрения сопротивления проще всего разделить на проявления очевидные (явные) и проявления по своей сути неочевидные (неявные), повторяя гистологическую классификацию макроскопических и микроскопических явлений. Данное разделение не имеет научной ценности и может показаться весьма поверхностным, но оно обращает наше внимание на тот факт, что сопротивления, причиняющие наибольшее беспокойство, на самом деле редко манифестируются. Мы могли бы уподобить очевидные проявление сопротивления явным оговоркам, в которых бессознательная цель едва прикрыта, либо открытым проявлениям переноса. С другой стороны, многие оговорки или проявления переноса являются всего лишь признаками сопротивления, единственным критерием, свидетельствующим о защитном поведении, который следует отличать от выражения практически не измененного бессознательного стремления. Т. е. когда пациент, намереваясь сказать «карнавальные девушки», в действительности говорит «коитальные девушки», или когда некто рассказывает, как что-то пришло ему в «рот», имея в виду «в голову», это является примерами оговорок, в которых либидинозные интересы проявляют себя очевидным образом. Когда же пациент после подробного обсуждения поведения обезьян продолжает цепь ассоциаций фразой «итак, осел» («Now, donkey»), намереваясь сказать «итак, доктор» («Now, doctor»), мы слышим оговорку, в которой, мягко говоря, преобладают реактивные и защитные силы. По сути, сообщения такого рода не требуется «торжественно интерпретировать», давя их, как гусеницу колесом. Неожиданная пауза или нервное хихиканье пациента является достаточным свидетельством, что оговорка была им само-истолкована, и ответная усмешка аналитика, если он способен на такую веселость, является наибольшим, что можно от него ожидать в качестве интерпретации[24]24
  Психоанализ не достиг успеха в составлении таблицы единиц измерений или эквивалентов психической энергии, а тем более эмоциональных разрядок, вызываемых такой психической энергией. Пока неизвестно, сколько от пациента требуется невротических хихиканий, чтобы уравновесить одно отчаянное фыркание аналитика. Пока же аналитик должен полагаться главным образом на сочетание эмпатической оценки и приобретенного социального такта. Так или иначе его эмоциональная экспрессивность в подобных случаях определенно не должна превосходить экспрессивность пациента. Отреагировать чрезмерно сильным смешком – значит порадоваться какой-то личной, непонятной другому шутке, что ничем не отличается от любого другого проявления плохих манер. Юмор максимально проявляется между равными людьми, а в неравноправной аналитической ситуации эмоциональное равенство (безопасность) предполагаться не может.


[Закрыть].

Явное сопротивление в целом вряд ли может остаться незамеченным. Оно напоминает сыпь и опухоли в клинической медицине, которые выявляются простым осмотром или пальпацией. Самым сильным из всех сопротивлений, конечно, является решение пациента оставить анализ; но существуют разного рода варианты подобного отношения. Пациенты могут отводить анализу только ограниченный период времени, либо стараться использовать любую рационализацию, чтобы уклониться от анализа вообще или не прийти на сеанс, либо они могут совершать отдельные пропуски по явно неуважительным причинам; либо пациенты могут опаздывать, приходя или иногда намного позже начала, или постоянно запаздывая всего на несколько минут. Среди обычных посетителей могут быть такие, которые в спешке появляются после того, как сели не на тот автобус или пошли не по той улице, либо позвонили в соседний звонок, либо рассеянно прошли мимо нужной двери. К той же категории относятся те, кто забывает об изменении в расписании или перезванивает, чтобы подтвердить его, сюда же можно включить тех, кто приходит на полчаса раньше. Некоторые обсессивные пациенты могут сигнализировать о развитии невроза переноса, опаздывая ровно на половину сеанса и выражая свою амбивалентность в ритуальной форме. Ту же склонность проявляют и те, кто задерживается на пути в кабинет аналитика или отвлекается на что-либо перед тем, как лечь на кушетку, любезничает по пути к кушетке либо необоснованно задерживается с уходом, кроме случаев, когда их позитивное отношение выражается еще ярче.

Помимо этого, существуют очевидные сопротивления каждому аспекту техники: любая задержка в ассоциациях от легкой неожиданной паузы до длительного молчания, любой вид многословия, педантичной обстоятельности, повторения либо тривиальная болтливость, отношение автоматического интеллектуального критицизма и отвержение высказанных интерпретаций, постоянный самоанализ, напускная тупость. Невнимательность может варьироваться от приобретенной тугоухости, сомнений в правильности употребленного аналитиком или самим пациентом слова до состояний отстраненности, нередко оканчивающихся засыпанием.

Многие пациенты, не имеющие подобных явных признаков сопротивления во время аналитической сессии, могут, тем не менее, в сновидениях демонстрировать особые формы текущего сопротивления, которые необходимо отличать от другой деятельности цензуры сновидений. Пациент, который, казалось, спокойно проглотил явно невероятную интерпретацию, на следующий день может рассказать сон об играх смешных, забавно выглядящих животных, и он с трудом будет сохранять серьезность, рассказывая его. Это будет просто высмеивание неправдоподобной интерпретации. Менее очевидными, но зачастую столь же сопротивляющимися являются подтверждающие сновидения, в которых отвержение интерпретации скрывается под немедленным согласием, слишком угодливым, чтобы быть правдой.

Далее мы должны рассмотреть преждевременное поступательное движение либидо, которое, обходя анализ, ведет к значительному отвлечению интереса на текущую жизнь. Могут завязываться мимолетные и весьма ребяческого характера любовные привязанности к людям любого пола, либо, напротив, возникать заметные трения в социальных или профессиональных человеческих отношениях, могут описываться постоянные смены работы, либо организовываться непродуманные проекты, иногда влекущие за собой финансовые потери и ставящие тем самым под угрозу продолжение анализа. Противоположным образом либидо может отводиться от психической активности и направляться в обратном, регрессивном направлении, вызывая повышенные соматические разрядки. Могут впервые возникнуть физические симптомы, акцентироваться существующие органические нарушения, а сопутствующие расстройства использоваться, чтобы более важным объявить лечение у семейного доктора или врача-специалиста, образуя тем самым аналитически неудовлетворительную ситуацию распределенного (distributed) переноса.

На самом деле можно было бы составить широкий описательный перечень явных сопротивлений, классифицируя их в соответствии с теоретическим предпочтениями, но, поскольку это относительно мало добавило бы к пониманию их природы, пока мы можем ограничиться вышеприведенными примерами, осторожно прокомментировав их следующим образом. Нам важно знать о доаналитических привычках или физических реакциях пациента, особенно в случаях отвлечения либидо и соматических нарушений, иначе мы можем заблуждаться относительно степени существующего сопротивления. Длительная история социальных, сексуальных и профессиональных затруднений, хотя и не являющихся, строго говоря, симптоматическими образованиями, может быть легко определена как таковая в ходе анализа, а их колебания соответствующим образом оцениваться. Напротив, новые образования большее значение имеют как актуальные сопротивления и обычно без большого труда могут быть ослаблены. Весьма значительная путаница может возникнуть в случаях длительной соматической чувствительности, которая может вызвать психосоматические разрядки, истерические фиксации либо быстротечные конверсионные симптомы. В подобных случаях невозможно недооценить важность внимательного доаналитического физического осмотра. Вскоре после начала работы с рекомендованным пациентом, имевшим до анализа в истории болезни неясные заболевания, начинающий аналитик или аналитик без диплома врача наверняка вскоре столкнется с тем, что в течение короткого периода начинающегося анализа данное заболевание обострится и заявит о себе проблема распределенного переноса. Аналитик-неврач находится в таком вопросе в особенно уязвимой позиции. В особо сложных случаях или когда для пациента действительно существует какая-либо угроза, единственным выбором остается попросить аналитика, изначально рекомендовавшего данного пациента, провести соответствующий осмотр.

Обращаясь теперь к более незаметным сопротивлениям, мы вновь обнаружим, что описательная классификация является делом личного вкуса, проницательности или чувствительности. Некоторые аналитики обладают чутьем для выявления отдельных видов сопротивления, которые, как правило, были первыми выявлены в их собственном тренинговом анализе и которые, естественно, по малейшим признакам будут выявляться ими сходу. Справедливо будет сказать, что для прочих аналитиков менее четко выраженные защиты, описанные выше, например, короткие паузы, оговорки, невнимательность, многословие и т. д. будут считаться неявными. Хотя я хочу сказать, что мы должны постоянно быть начеку и замечать малейшие такие признаки, тем не менее, не они составляют самую важную часть группы неявных сопротивлений. Наиболее успешными сопротивлениями являются молчаливые сопротивления и признаком их существования, можно сказать, является наша неосведомленность о них. Другими словами, есть такие сопротивления, которые чаще всего мы обнаруживаем в ретроспективе и о которых мы впервые узнаем либо по замедлению прогресса, либо вследствие более-менее явного и бурного прорыва, либо в форме негативного переноса. Характерным для данных неочевидных сопротивлений в целом является то, что они не бывают бурными, не прорываются и не нарушают течение аналитической ситуации, но, скорее, вплетены в нее, проступают сквозь нее и, другими словами, движутся скорее по течению, чем против него. Здесь напрашивается несколько примеров. В анализе бывает много отдельных моментов либо продолжительных периодов, когда кажется, что пациент соответствует всем требованиям анализа. Тогда он говорит свободно, переходит от предмета к предмету таким образом, который предполагает определенную связующую нить, касается некоторых эмоционально окрашенных идей, примитивных интересов или ранних воспоминаний и фантазий, а также самым примерным образом рассказывает сновидения. В случае отдельных моментов значение такого поведения остается незамеченным, но когда один и тот же процесс продолжается в течение долгого времени, то рано или поздно до нас доходит, что наблюдается «застойная» разновидность сопротивления. Определяющей фразой, конечно, является «рано или поздно». Т. е. пациент приходит на сеанс и день за днем углубляется в цепочку эмоциональных ассоциаций со всеми признаками аффективной разрядки, их предмет кажется легко понимаемым: он может указывать на какую-то конкретную форму инфантильного сексуального интереса, например, на анальный эротизм или эксгибиционизм, на сексуальную тревогу, на бессознательные гомосексуальные интересы, на обиды в прошлых отношениях с родителями, на социальную несправедливость, на ощущение неэффективности, на различные формы нравственных оценок. Иначе говоря, кажется, что подобный пациент осуществляет катарсическую разрядку некоторых вполне обычных и часто негативных эмоций ревности или депрессии. Он может часто начинать рыдать в начале сессии, чтобы незадолго до ее окончания вновь обрести полное самообладание. Во всех подобных случаях нам кажется, что пациент «продвигается» или, говоря более скромно, пациент удовлетворительно прогрессирует с помощью или без помощи наших интерпретаций; однако постепенно, мы начинаем понимать, что какое-то время вместо движения вперед или назад мы практически стояли на месте. Как если бы мы рассматривали под увеличительным стеклом радиоактивный материал, от которого без заметного уменьшения в его весе постоянно исходит излучение.

Существует много возможных объяснений подобной ситуации, но их детальное изложение потребует таких выводов, которые удобно будет сделать на более поздней стадии нашего рассмотрения. Короче говоря, наша первая задача будет заключаться в выделении явления «проработки» – такой формы повторения, которой мы вскоре уделим наше внимание. Этого обычно можно достичь, рассматривая, оказывают ли повторения какой-либо положительный эффект на анализ или же они производят впечатление стереотипных. Удовлетворив свой интерес по данному вопросу, мы можем рассмотреть другие возможности. Пациент, как за ширмой, может скрывать бессознательный конфликт совершенно другого рода, предлагая, например, вместо инфантильно-генитального конфликта в качестве искупительной жертвы анально-садистический, либо вместо отцовско-негативного отношения – отцовско-позитивное или материнско-негативное отношение, либо вместо чувства вины и враждебности – депрессивные эмоции, вместо бессознательных гетеросексуальных (эдиповых) реакций – бессознательные гомосексуальные реакции. Либо мы могли оказаться слепы к развитию ситуации переноса, которая проявилась в эксгибиционистской оргии. Пациент доминирует над нами самим обилием своих мазохистических проявлений. Либо вместо воспроизведения в памяти он может драматически разыгрывать детскую травматическую ситуацию переживания боли, разочарования, подозрения или ревности, в то же время скрывая такую драматизацию через смещение. Данная ситуация, как в случае многих трудноустранимых симптоматических образований, означает: «Эта боль (разочарование и т. п.) в прошлом никогда не была справедливой, поэтому она должна продолжаться вечно». Т. е. в терминах смещения (переноса): «Я никогда не прекращу высказывать свои обиды, пока ты (аналитик) все не исправишь».

Другой пример неявного сопротивления может быть определен по воздействию, оказываемому им на аналитика. В анализе существует много случаев, когда мы остро чувствуем себя в полнейшем недоумении относительно происходящего. Это не то, как если бы пациент хотел свести нас с ума, озвучивая свои ассоциации столь мелочно дотошно, что в них невозможно разобраться, – тогда это сопротивление позитивного саботажа. Не является это и случаем обсессивной сверхтщательности. Подобные симптоматические защиты распознать нетрудно, и, пока мы сохраняем связь с сопротивлением, мы никогда не будем чувствовать себя совершенно потерянными. В данном же случае аналитик ощущает тяжесть от полной потери контакта или понимания. Другими словами, его бессознательное распознает и реагирует на успешное тотальное сопротивление со стороны бессознательного пациента Работы с подобными ситуациями мы коснемся позже, рассматривая вопрос застоя в анализе в целом. Пока же достаточно отметить, что нашей самой сильной опорой в подобных ситуациях является, во-первых, наша вера в валидность аналитического процесса, во-вторых, рассмотрение собственной тревожности и нетерпения и, в-третьих, наше понимание ядерных конфликтов пациентов. Ибо мы ближе всего находимся к сердцевине конфликтов пациента, когда, пусть на короткий период времени, он воздвигает эффективную тотальную защиту.

Существует, конечно, множество иных примеров неявного сопротивления: постоянная занятость эмоциональным материалом, при проверке часто оказывающимся не так уж сильно связанным с собственным опытом пациента, но представляющим собой искупительное подношение через механизм текущих идентификаций. Другой пример – малейшее отвлечение либидо на неаналитические объекты, которое не является избирательным, но которое по своему характеру скорее является недифференцированным уклонением от аналитической ситуации или выходом из нее. В качестве последнего и самого простого примера неявного сопротивления мы можем назвать непоколебимую привязанность всем правилам и ожиданиям психоанализа: неизменная пунктуальность, безукоризненные ассоциации, легкое интеллектуальное принятие ассоциаций, характерные сновидения или, когда пациент начинает понимать природу сопротивлений, такие типичные сопротивления, которые предполагают будто бы замечательные, но мучительные перспективы их устранения. Если предположить, что рекомендация пройти анализ не была ошибкой, то всегда «образцовый» пациент является лучшим примером неявного сопротивления, которое, между прочим, часто встречается у проходящих тренинговый анализ кандидатов в аналитики. Однако, как уже отмечалось, и выделение, и клиническое описание различных форм сопротивления на самом деле не является достаточно удовлетворительным, ибо не учитывает их внутренние взаимосвязи и не дает понимания актуального положения в аналитической ситуации. Например, многие из таких периодов «застоя» могут быть тесно связаны с определенными изменениями во вне-аналитической диспозиции либидо либо с некоторым смещением акцентов в симптоматике, которые вместе или по отдельности могли пройти незамеченными. Кроме того, то, что может показаться очень яростным сопротивлением, на самом деле может быть прелюдией к ослаблению защит. Так что теперь мы можем перейти к рассмотрению следующего – функционального — аспекта проблемы.

Как я уже отмечал, для понимания функциональных аспектов сопротивления в качестве необходимого условия требуется достаточно полное понимание природы психического аппарата, иначе говоря, метапсихологии. Если бы позволяло место, то было бы неплохо привести здесь краткое описание динамического, топографического и экономического аспектов психики. Однако, поскольку практически в любом учебнике психоанализа приводится более или менее исчерпывающее изложение метапсихологии, то это едва ли оправданно. И все-таки важно очень четко понять метапсихологическую функцию защиты, которую лучше всего представить, сказав, что, как бы мы ни рассматривали психический аппарат, не существует ни одного механизма его функционирования, который не мог бы быть использован в целях психической защиты, вызывая тем самым в ходе анализа явление сопротивления.

В ранний период развития психоанализа это понималось недостаточно отчетливо. Уделяя внимание, прежде всего, пограничным (boundary) функциям системы бессознательного, аналитики одно время удовлетворялись формулировкой, что любой из процессов, описываемых как часть «вытеснения», априори являлся механизмом сопротивления. Но, как известно, термин «вытеснение» совершенно не в состоянии охватить все элементы психической защиты, и, поскольку Фрейд разграничил различные части бессознательного Эго и обозначил роль, которую они играют в образовании симптомов, невозможно было не включить данные структурные факторы в сопротивление. Короче говоря, Фрейд был вынужден повторно использовать свой более старый термин – защита. Важность вытеснения, как это иногда ошибочно считается, отнюдь не игнорировалась, однако она была отнесена к системе защит, включавших среди прочего регрессию, обращение, проекцию, реактивные образования, идентификацию, интроекцию, сублимацию, рационализацию и т. п..

Данную мысль важно подчеркнуть особо, чтобы избежать неправильного понимания природы сопротивления. Говоря о «фазах сопротивления», «периодах сопротивления», «преодолении сопротивлений», я мог создать впечатление, что процессы защиты являются простыми артефактами, свойственными только анализу либо некоторым его стадиям. Это не согласуется с тем признанным фактом, что защиты существуют не только на протяжении всего анализа, но и в течение всей жизни. Я думаю, что функциональная точка зрения позволяет избегнуть такой путаницы. Справедливо будет сказать, что в природе вызванных анализом защит имеется нечто характерное, во всяком случае, с количественной точки зрения (т. е. их интенсивность); но правда и то, что механизмы защиты не образуются заново как реакции на аналитическую ситуацию. Даже невроз переноса, крайне характерное проявление аналитической ситуации, демонстрируется не только в анализе. Помимо того, что спонтанные реакции переноса развиваются в неаналитической обстановке, сам невроз переноса может наблюдаться в обычной жизни, о чем свидетельствует облегчение от симптомов, иногда наступающее после заключения несчастливых браков. Именно это имеют в виду, когда говорят, что бессознательное – или, как нам предпочтительнее сейчас сказать, Ид – присутствует везде. Ид – источник инстинктивной энергии – в смысле продолжающегося влечения существует всегда и везде. Уступая реальности, оно на своих внешних границах превратилось в орган, взаимодействующий с этой реальностью, – в Эго, и этот орган в той или иной степени функционирует в качестве «всегда» конкретного индивидуума, т. е. в течение всего его существования. Поэтому защиты имеются всегда, как, например, в сновидениях, фантазиях и в бреду умирающего. Пренебрежение данным функциональным подходом к сопротивлению, возможно, более чем любой другой фактор объясняет некоторые наивные оценки терапевтической эффективности психоанализа у многих практикующих аналитиков. Такое пренебрежение особенно объясняет тот ошибочный взгляд, что анализ – это процесс воздействия извне или что любой человек или болезнь могут либо должны быть успешно проанализированы. Пока продолжается жизнь, психика индивидуума будет осуществлять свою функцию защиты. Если аналитик об этом забывает, то он вновь и вновь будет мучиться от досады по поводу своих неточных прогнозов или неправильных терапевтических рекомендаций.

Признав тот факт, что функциональный подход к сопротивлениям является чрезвычайно широким и охватывает все аспекты метапсихологии, нам надлежит свести всю его сложность до того уровня, на котором он не будет уже сбивать с толку или пугать начинающего аналитика, чего можно достичь путем выборочных исследований. Зная стадии психического развития, мы можем, например, распределить защитные функции по их приблизительной временной очередности, начав с функции регрессии; либо, что будет, наверное, более правильно, мы можем проследить различные стадии образования симптомов, чтобы показать, как механизмы, ответственные за образование симптома, активизируются в ответ на попытку их проанализировать. В этом случае нам также сразу придется рассматривать регрессию, поэтому представляется правильным начать наше выборочное функциональное исследование с защиты путем регрессии.

Регрессия, следующая за фрустрацией, – это не только причина, способствующая «образованию симптома», – она является самой ранней формой психической защиты. Поэтому неудивительно, что в ходе анализа она руководит ассоциативным процессом и с наступлением эмоционального кризиса должна быть использована для «смены темы». Простейшим примером регрессии как защиты в анализе является засыпание – эту реакцию можно изучить в свободное время при анализе так называемых нарколептиков. Самой поверхностной манифестацией регрессии является смена темы, т. е. избегание непосредственного конфликта путем сосредоточения на более раннем и временно менее остром конфликтном паттерне. Как только пациенты начинают понимать, что аналитика особо интересуют его ранние способы поведения, им легко попасться в ловушку. Данный вид регрессии отчетливо виден в анализе обсессивных неврозов, когда различные образования легко узнаваемого догенитального типа свободно излагаются аналитику, чтобы отвлечь его внимание от генитального конфликта. Такой бессознательный защитный механизм может быть весьма обескураживающим для обеих сторон. Жизнерадостный истерик, например, будет демонстрировать время от времени оральные интересы и образы, совмещаемые с депрессивными реакциями, которые будут убеждать аналитика, что он имеет дело с глубокой оральной фиксацией и, соответственно, будет отвлекать его внимание от центрального конфликта инфантильной генитальной фазы. В подобных случаях единственным ресурсом аналитика является сопоставление собственных наблюдений с любыми имеющимися у него данными относительно действительной природы точки или точек фиксации.

Важность регрессии как защиты легче всего увидеть в смешанных неврозах переноса, например, когда достаточно широкая цепочка фобий усиливается имеющими более обсессивный характер представлениями и ритуалами, и в то же самое время социальные или сексуальные реакции пациента явно заторможены либо слегка извращены. В таких случаях можно следить за движениями либидо пациента и одновременно за защитными свойствами его симптоматических конструкций. Пациентка такого смешанного типа, несмотря на необычно травматическое воспитание, не могла рассказать ни о каких своих сколько-нибудь примечательных детских тревогах, разве что проявлявшихся в негативной форме чрезмерной послушности и «хорошести» (торможение). Ее фобическая система (включавшая заметные клаустрофобические и агорафобические признаки) впервые проявила себя, когда после ранней любовной фрустрации, вызванной отчасти родительским вмешательством, с отчаяния и прежде чем либидо было отделено от предшествующего объекта, пациентка решила выйти замуж за человека, вскоре проявившего свою неспособность компенсировать ей ее фрустрацию. По причине военного времени брак был «приостановлен», и одновременно большинство из фобий исчезли, с тем чтобы возобновиться после демобилизации ее мужа и начала семейной жизни. Без особого успеха были испробованы различные виды психотерапии. Ее анализ характеризовался необычно длительной начальной фазой, длившейся значительно больше года, в течение которого возникали и оканчивались внебрачные увлечения, однако без какого-либо изменения в симптоматике. Последующее оживление нескольких травматических сексуальных воспоминаний не повлияло на фобическую систему, а усилило ее обсессивные реакции и указало на начало легкого состояния деперсонализации, что было вызвано отчасти накопившейся фрустрацией, а также ее усилившимся желанием убежать от существующих обстоятельств своей жизни. Когда в ходе анализа данное состояние удалось ослабить, начал развиваться невроз переноса, за которым последовало весьма небольшое уменьшение фобий, что, в свою очередь, вызвало широкую регрессию либидо. Вместо защиты себя от жизни посредством фобического торможения у пациентки начало развиваться торможение ее социальных и сексуальных интересов аналогично тому, как это происходило между пятью и пятнадцатью годами ее жизни. К счастью, данная новая регрессия реактивировала определенные травматические чувства изоляции, от которых она страдала в детстве, но которые были глубоко вытеснены. За данным оживлением воспоминаний последовал период компромисса, во время которого она смогла отказаться от своих фобий, но при том условии, что она сохранила подавленное безразличие к своей жизни и к будущему. Таким образом, необходимо было преодолеть четыре различных маневра регрессивной защиты, прежде чем анализ начал принимать классическую форму и симптомы впервые начали разрешаться.