Текст книги "Десять лет и двадцать дней. Воспоминания главнокомандующего военно-морскими силами Германии. 1935–1945 гг."

На следующее утро подлодки «U-99», «U-101» и «U-123», полностью израсходовав боезапас, взяли курс к родным берегам. В то же утро Прин, оставшийся в районе к западу от Роколл-Бэнк, установил контакт еще с одним конвоем, также следовавшим в Великобританию. Из всех подлодок, принимавших участие в операции накануне, к боевым действиям были готовы только «U-46», «U-48» и «U-100». Кроме того, командир Либе («U-38») и командир Кунке («U-28») были предупреждены о том, что конвой может приблизиться к их району операций. За исключением «U-28», находившейся слишком далеко, все перечисленные субмарины в ночь с 19 на 20 октября атаковали новый конвой НХ-79 и потопили еще 14 судов. Той же ночью подводные лодки обнаружили обратный конвой НХ-79А и потопили 7 судов.

Таким образом, только за три дня преимущественно во время ночных атак 8 немецких подводных лодок потопили 38 судов из трех различных конвоев. Ни одной подлодки не было потеряно. Я пришел к следующим выводам, которые и занес в военный дневник:

1. Операции продемонстрировали правильность принципа, который начиная с 1935 года доминировал в развитии тактики подводного флота и широко применялся в подготовке личного состава подводников. Я имею в виду то, что концентрированная цель, коей и является конвой судов, должна атаковаться также концентрированными средствами, то есть группой подводных лодок, действующих совместно. Это стало возможным благодаря развитию средств связи.

2. Подобные атаки стали возможными лишь после соответствующей подготовки офицеров и матросов.

3. Они возможны, только если в рассматриваемом районе находится достаточное число подводных лодок.

4. Чем больше подводных лодок находится в данном районе, тем больше вероятность обнаружить большее число конвоев, а значит, имеется больше возможностей для согласованных атак.

5. Присутствие большого числа немецких подводных лодок также означает, что после атаки морские подходы к побережью Великобритании останутся опасными. А в настоящее время почти все подводные лодки, израсходовав боезапас, вынуждены вернуться на базу.

6. Успех, подобный достигнутому, вовсе не является обязательным и непременным результатом каждой операции. Туман, плохая погода, а также некоторые другие факторы могут полностью лишить участников атаки шансов на успех.

Однако решающим фактором всегда был, есть и будет человеческий, то есть способности командиров и экипажей.

Эти несколько фраз, как мне кажется, наиболее полно отражают проблему операций против конвоев. Остается только добавить несколько слов относительно своего последнего тезиса, я имею в виду о способностях командиров. На начальной стадии битвы за Атлантику, то есть в первых операциях после норвежского провала, у нас были такие командиры, как Прин, Герберт Шультце, Кречмер, Шепке, Эндрас, Либе, Лёт, Фрауенгейм, Вольфгарт, Ёрн, Йениш и другие – все, как на подбор, мужественные, отважные люди и опытные подводники. Они получили хорошую подготовку в мирное время и в первые месяцы войны успели проявить себя с самой лучшей стороны. В войне против торгового судоходства Великобритании они действовали храбро, умело, но не безрассудно и достигали превосходных результатов. Часто им приходилось действовать в одиночку, иногда группами, но они неизменно показывали высокий профессионализм и личное мужество. Они чувствовали себя «правителями морей», способными справиться с любыми оборонительными мерами, применяемыми противником. Степень их веры в свои силы может быть проиллюстрирована отрывками из военного дневника Отто Кречмера. Записи были сделаны после атаки на конвой в ночь с 18 на 19 октября.

«18 октября

23.30. Атакуем правое крыло предпоследнего ряда. Выстрел из носового торпедного аппарата по крупному сухогрузу. Судно уклонилось, торпеда прошла перед ним и ударила в еще более крупное судно, следующее на расстоянии 1740 ярдов. Судно грузоподъемностью около 7 тысяч тонн получило пробоину под фок-мачтой и быстро затонуло. Полагаю, два носовых трюма были сразу же затоплены.

23.58. Выстрел из носового торпедного аппарата по большому сухогрузу грузоподъемностью примерно 6 тысяч тонн. Расстояние 750 ярдов. Торпеда ударила в борт под фок-мачтой. После взрыва торпеды над палубой поднялась высокая стена пламени и последовал взрыв, разорвавший корпус. Облако дыма поднялось на 600 футов. Носовая часть судна оказалась полностью развороченной, судно охватило зеленое пламя.

19 октября

00.15. К горящему судну приблизились три эсминца и начали производить поиски вокруг. Я ушел юго-западным курсом, но вскоре снова восстановил контакт с конвоем. Все время слышал звуки взрывов торпед с других лодок. С эсминцев начали выстреливать осветительные снаряды – видимо, ребята ничего лучшего не придумали и решили таким образом успокоить друг друга. К тому же при ярком лунном свете это все равно ничего не дает. Приближаюсь к конвою сзади.

1.38. Выстрел из носового аппарата по сухогрузу грузоподъемностью около 6 тысяч тонн с расстояния 945 ярдов. Попадание под фок-мачтой. Судно сразу затонуло.

1.55. Выстрел из носового аппарата в следующее судно грузоподъемностью около 7 тысяч тонн с расстояния 945 ярдов. Попадание под фок-мачтой. Судно затонуло в течение 40 секунд».

За период с мая по октябрь включительно подводными лодками было потоплено 287 судов (1 450 878 тонн). Наиболее «урожайным» месяцем стал октябрь – 63 судна (352 407 тонн). Это было достигнуто благодаря организации совместных атак на конвой группой подводных лодок, применению тактики «волчьих стай».

По сведениям британской статистики, 70 % судов, потерянных в сентябре, затонули во время ночных атак немецких подводных лодок. Примерно такая же картина наблюдалась в октябре. Благодаря ночным операциям мы, по словам Роскилла, атаковали «самое уязвимое место обороны».

К данным о потоплении торгового тоннажа следует добавить уничтожение в этот же период вспомогательных крейсеров «Андания», «Каринфия», «Данвеган-Касл», «Скотстаун» и «Трансильвания» (49 234 тонны), а также эсминца «Верлвинд».

Доля каждой подводной лодки в общих результатах была очень высока. К примеру, в июне на каждую подводную лодку в море в сутки приходилось 514 тонн потопленного тоннажа противника, в июле – 593 тонны, в августе – 664 тонны, в сентябре – 758 тонн, а в октябре, ставшем для англичан месяцем великих потрясений, 920 тонн. Указанные цифры взяты из данных британской статистики.

За этот же период в Атлантике было потеряно 6 немецких подводных лодок. Среди них была «U-32» (лейтенант Йениш), которая несколько раньше, 28 октября, потопила «Эмпрес-оф-Бритн» грузоподъемностью 42 тысячи тонн после того, как корабль загорелся в результате немецкой бомбежки.

Конечно, потери были болезненными, но все же они могли считаться приемлемыми по сравнению с ущербом, нанесенным противнику.

Сколько же подводных лодок участвовало в достижении столь впечатляющего результата?

В начале войны мы имели, как уже говорилось ранее, 57 подводных лодок. К этому количеству в течение первого года войны добавилось 28 новых лодок. За этот же период 28 лодок было потеряно, в результате чего 1 сентября 1940 года мы обладали теми же 57 подлодками, что и перед началом войны.

Из общего количества в эксплуатации находилось 39 единиц. Вплоть до июля 1940 года в среднем только 12 подводных лодок единовременно находились в боевых походах. Учитывая, что половина времени любого похода тратится на то, чтобы дойти до оперативной зоны и вернуться обратно, непосредственно в боевых операциях единовременно участвовали только 6 подводных лодок. Они и вели войну против Великобритании.

1 сентября 1939 года мы имели 39 подлодок, готовых к выходу в море. 1 сентября 1940 года это число снизилось до 27. На то было две причины. Во-первых, 1 сентября 1940 года больше подводных лодок было занято на всевозможных испытаниях, а во-вторых, что более важно, больший процент подлодок был выделен для тренировок и обучения личного состава. Увеличение числа учебных судов началось еще в период норвежской кампании. Они располагались на Балтике и использовались для всесторонней подготовки личного состава для новых субмарин, которые стали поступать начиная с 1941 года.

Несмотря на это, общий объем потопленного тоннажа и доля каждой лодки в период с июля по сентябрь были выше, чем в первые месяцы войны. Этому, если не считать некоторого улучшения общих условий, в которых нам приходилось сражаться, в немалой степени способствовало приобретение французской военно-морской базы Лориан и портов Бискайского залива.

С мая 1940 года началась французская кампания, проводимая вооруженными силами Германии. Командование подводного флота следило за ее развитием чрезвычайно внимательно. Если армии будет сопутствовать успех, мы получим важное стратегическое преимущество, заняв базы на побережье Бискайского залива. Таким образом будет реализована наша надежда на улучшение неблагоприятного со стратегической точки зрения географического положения vis-a-vis Великобритании. Мы получим выход со своих «задворков» в юго-восточную часть Северного моря, окажемся на берегах Атлантики, где в основном и будет вестись война с Англией. Больше не будет опасности, что принятые противником меры не позволят субмаринам выйти в море, поскольку такие меры возможны только на мелководьях Северного моря. Более того, имея базы в Атлантике, расстояние, которое придется преодолевать подлодкам, чтобы достичь основных морских путей Великобритании, станет существенно короче. В атлантических операциях смогут участвовать даже 250-тонные субмарины.

Для нас станут доступными новые ремонтные мощности, а немецкие судоверфи теперь смогут сконцентрироваться на постройке новых кораблей. В общем, обладание портами Бискайского залива стало чрезвычайно важным для развития подводной кампании немецкого флота. Теперь следовало приложить все усилия, чтобы не упустить дополнительные возможности, представившиеся благодаря коренному улучшению нашего стратегического положения в войне на море. В кампании против Франции подводный флот практически не участвовал. Тщательно охраняемые транспорты пересекали пролив, отделявший Англию от Франции, по никому не известным проходам в минных полях. Лишь однажды «U-13» командира Макса Шультце атаковала суда в проливе, но эта отчаянная попытка завершилась лишь потерей лодки.

В мае и июне военная кампания против Северной Франции шла полным ходом, а в это время командование подводного флота готовилось к перебазированию в порты Бискайского залива. На следующий день после заключения перемирия туда отправился поезд, загруженный торпедами и необходимым оборудованием для технического обслуживания подводных лодок. Здесь же ехал технический персонал. В начале июня во Францию была отправлена разведывательная группа из моего штаба с задачей обследовать бискайские порты на предмет их пригодности к использованию в качестве баз подводного флота. Я ни минуты не сомневался, что, если на запад Франции будут перебазированы подводные лодки, там же будет располагаться штаб командования. Необходимость поддержания тесного и постоянного контакта с командирами и командами подводных лодок была вполне очевидной, а сделать это, находясь на большом расстоянии от баз, представлялось весьма затруднительным. Конечно, при этом неизбежно другое неудобство – удаление от штаба командования ВМС в Берлине, но с ним придется смириться и постараться преодолеть негативные последствия этого путем максимального улучшения средств связи. Кроме того, я считал необходимым для себя находиться вблизи бискайских портов, чтобы лично наладить сотрудничество с авиацией, на которое возлагал большие надежды в будущем.

Чтобы принять окончательное решение, 23 июня я сам отправился на побережье Бискайского залива. В результате инспекционной поездки я пришел к заключению, что для переоборудования бискайских портов в базы для подводного флота необходимо выполнить следующие мероприятия:

1) организовать снабжение топливом, продовольствием, водой;

2) организовать производство мелкого ремонта;

3) после выполнения пунктов 1 и 2 перевести на новые базы все немецкие подводные лодки, действующие в Атлантике, и штаб командования подводного флота;

4) организовать производство капитального ремонта.

В последующие недели соответствующие подразделения командования ВМС занимались выполнением перечисленных выше задач. 7 июля «U-30» стала первой немецкой подводной лодкой, пришедшей из Атлантики в Лориан для получения топлива и боезапаса. 2 августа судоверфь Лориана уже была готова принимать лодки в ремонт. Больше подлодкам, возвращающимся из Атлантики, не приходилось идти в Германию для выполнения ремонта и отпуска команды. Теперь они следовали в Бискайский залив. 29 августа штаб командования подводного флота переехал из Зенквардена (недалеко от Вильгельмсхафена) в Париж (временно). Там мы ожидали завершения оборудования моего нового командного пункта в Керневеле (недалеко от Лориана) средствами связи.

К преимуществам, полученным в результате захвата портов Бискайского залива, которые я уже перечислил ранее, очень скоро добавилось еще одно, весьма значительное. Ремонтные возможности Лориана оказались намного более эффективными, чем возможности перегруженных немецких доков. Процентное отношение подлодок в море к общему количеству подлодок возросло, как никогда ранее. Но и это еще не все. При общем увеличении числа дней в море на путь к оперативной зоне и обратно тратилось меньше времени. До июля 1940 года подлодкам приходилось преодолевать в среднем 450 миль (через Северное море и вокруг севера Великобритании), чтобы выйти в Атлантику. Теперь они экономили неделю на переходе, а значит, имели возможность дольше оставаться в оперативной зоне. То есть количество подводных лодок, непосредственно занятых в операциях против врага, тоже увеличивалось.

Только благодаря обладанию бискайскими портами при общем снижении численности подлодок количество единовременно занятых в боевых операциях возросло до 8–9 единиц, поэтому и достигнутые ими успехи были куда значительнее, чем в первые месяцы войны.

Представляется совершенно очевидным, что, имей мы в этот период больше подводных лодок, можно было достичь воистину грандиозных результатов. Помимо того что с получением каждой новой подлодки возросло бы число потопленных судов противника, увеличение общего числа подлодок дало бы еще одно неявное преимущество. Чем больше подводных лодок, тем больше пар глаз ведет наблюдение в море, а значит, тем больше вероятность обнаружения конвоя и тем меньше времени будет затрачено на его поиски. А результатом всего перечисленного стал бы рост доли потопленного тоннажа, приходящейся на каждую лодку в море в сутки.

Однако увеличение общего числа подводных лодок, готовых к боевым действиям, летом 1940 года было еще невозможным. Да и в то время мы еще не дошли до крайности – это, как я уже говорил, произошло в феврале 1941 года, когда число лодок, готовых к выходу в море, уменьшилось до 22. Летом 1940 года меня постоянно атаковали предложениями прекратить подготовку личного состава будущего подводного флота, а высвободившиеся при этом подлодки отправить в Атлантику, чтобы максимально полно использовать открывшиеся перед нами замечательные перспективы.

Подобные предложения я всегда решительно отвергал. Так можно было поступить, будь мы абсолютно уверены, что рост потерь англичан, который стал бы результатом использования дополнительно 22 подлодок, по большей части маленьких, заставит Великобританию искать пути к заключению мира. А такой вариант развития событий я считал совершенно нереальным. Я придерживался мнения, что только намного более высокие и увеличивающиеся от месяца к месяцу потери на море в конце концов сделают Великобританию более сговорчивой. Но чтобы добиться этого, нам нужно было намного большее число подводных лодок, чем то, что мы могли высвободить, прекратив обучение подводников. Именно об этом я неоднократно говорил еще до войны. Как и раньше, я считал, что увеличение объема строительства мощных подводных лодок – задача первостепенной важности. Одновременно с ее решением нам следует организовать и подготовку будущего плавсостава, людей, которые придут на эти новые лодки. Поэтому вопрос прекращения их практического обучения мною не обсуждался. Наоборот, я всерьез обдумывал возможность перевода дополнительного числа подлодок в разряд учебных.

Летом 1940 года я, как и раньше, верил, что война будет затяжной. Неоперившимся юнцам, обучавшимся на курсах командиров-подводников и искренне опасавшимся, что война закончится, а им так и не удастся повоевать, я всегда отвечал: «Не стоит волноваться. На вашу долю выпадет столько сражений, что они успеют вам надоесть до зубовного скрежета. Не забывайте, что нам противостоит самая могущественная морская держава в мире».

Заявление британского правительства от 18 июня, что страна будет продолжать сражаться, несмотря ни на что, я считал искренним и вполне естественным. Оно вполне соответствовало характеру англичан, которые никогда не отказывались от борьбы, не доведя дело до конца. Оно также соответствовало менталитету правительства, во главе которого стоял Черчилль, британским традициям ведения войны, да и не противоречило сложившимся обстоятельствам. Пока их островное государство и жизненно важные морские пути не подвергались смертельной опасности, англичане не видели смысла в прекращении войны. Поражение их главного союзника на континенте – Франции, – конечно, оказалось неприятным фактом, с которым нельзя было не считаться, но прямого влияния на жизнь англичан он не оказывал. Когда Франция капитулировала, я ни на минуту не поверил в то, что это может подтолкнуть англичан к принятию наших мирных предложений, в каких бы выражениях они ни были сформулированы. По моему убеждению, у нас не было выбора – только продолжать сражаться с величайшей морской державой. При этом я считал, что мы должны вести боевые действия таким образом, чтобы со временем поставить Великобританию перед необходимостью начать переговоры.

Самый быстрый способ достижения этой цели – вторжение и оккупация. Летом 1940 года немцами был составлен план вторжения, получивший название «Морской лев». В нем должны были принять участие все подводные лодки, включая учебные. Лично я не верил в успех вторжения. Командование ВМС считало (и довело свое мнение до сведения Гитлера), что первым делом мы должны обеспечить господство в воздухе в зоне над проливом. По-моему, абсолютно обоснованно. Но одного только этого было недостаточно. Для успешного вторжения нам следовало обеспечить и господство на море. Ведь дело заключалось вовсе не в том, чтобы просто переправить войска через пролив. После этого необходимо было обеспечить их снабжение всем необходимым, причем в течение неопределенного промежутка времени. Да и подкрепление должно было поступать на остров регулярно. Мы же не господствовали ни в море, ни в воздухе и не имели возможности это обеспечить. Поэтому, на мой взгляд, командование ВМС заняло правильную позицию, не выступая против вторжения открыто, но делая очевидной необходимость предварительного решения нереальных задач. И поскольку мое мнение совпадало с мнением командования ВМС, я даже в период, когда шла подготовка к вторжению, продолжал заниматься подготовкой новых команд подводников и ведением боевых действий в Атлантике. 5 сентября я изложил свою позицию главнокомандующему ВМС и заручился его поддержкой. Он оставил за собой право в случае обострения ситуации принять решение о прекращении тренировок и направлении всех учебных подлодок для участия во вторжении.

Второе стратегическое направление, открытое для нас, – это завоевание Средиземноморья и вытеснение англичан со Среднего Востока. Для последних это имело бы тяжелые последствия и значительно улучшило бы наши позиции в Европе благодаря укреплению южного фланга. Однако, хотя потеря Средиземноморья и утрата завоеванных позиций на Ближнем Востоке оказались бы для Великобритании прискорбными, все же это был косвенный удар, так же как и потеря Франции в качестве союзника. Все это не представляло реальной и прямой угрозы острову и жизненно важным коммуникациям. Опять же, покорение Средиземноморья не могло быть выполнено только силами наших итальянских союзников. Обязательно потребуется помощь Германии, причем как на суше, так и на море. Единственный способ предоставления помощи на море – отвлечь и без того совершенно недостаточные силы, ведущие неравный бой с великой морской державой на решающем театре военных действий – в Атлантике. Иными словами, требовалось все тщательно и всесторонне обдумать, прежде чем рекомендовать правительству начинать стратегическое наступление в Средиземноморье или даже приступить к планированию этих операций.

Чтобы сделать Великобританию более сговорчивой, по моему мнению, для нас оставался возможным только один, третий стратегический курс – вести войну на морских коммуникациях; это единственное, что затрагивало интересы страны непосредственно. Именно от морского судоходства напрямую зависело ведение Великобританией войны, и при наличии реальной, серьезной угрозы политический курс страны не сможет не измениться. Поэтому нам необходимо придерживаться именно этого курса и попытаться извлечь максимум выгоды для себя. Все ресурсы военной стратегии Германии должны быть сосредоточены на жизненно важной задаче ведения войны на море, принимая во внимание наличие у нас несомненных преимуществ, приобретенных благодаря победе над Францией.

Было очевидно, что на уничтожение флота противника потребуется много времени. По оценкам наших экспертов, в 1940 году английские и американские судоверфи строили ежемесячно 200 тысяч тонн тоннажа, не приходилось сомневаться, что противник примет все возможные меры для увеличения этой цифры. Но увеличение будет происходить поэтапно и поэтому почувствуется не сразу. Да и потребности в тоннаже будут постоянно увеличиваться, поскольку военный потенциал англичан будет напрямую зависеть от наличия тоннажа. Таким образом, наша цель очевидна – топить как можно больше судов и как можно быстрее. Но прежде чем мы сможем выполнить эту задачу, нам следует позаботиться о средствах для решения, то есть обеспечить себя самым эффективным оружием для ведения войны против торгового судоходства, иными словами, построить как можно больше подводных лодок и как можно быстрее. Именно такого мнения я придерживался и не упускал возможности его высказать.

В октябре 1940 года 8 подводных лодок, действуя одновременно, потопили 63 судна (352 407 тонн) – бесспорно, тяжелейшая потеря для Великобритании. Тоннаж ее флота неуклонно уменьшался. Но, как я уже неоднократно упоминал, я всегда настаивал, чтобы одновременно действовали не 8, а 100 подводных лодок! Таким количеством мы могли бы достичь решающих результатов в войне против торгового судоходства. Таково было и есть мое мнение, и, как мы сегодня знаем, я был далеко не одинок. В изложенной Черчиллем истории Второй мировой войны красной нитью проходит мысль о том, что самой страшной опасностью для Великобритании он считал именно немецкие подводные лодки и что Германии следовало сделать ставку именно на этот вид оружия (см. приложение 4).

Черчилль верил в это и действовал соответственно. Он лично следил за мероприятиями по противолодочной защите, проводимыми комитетом по обороне, принимал непосредственное участие в решении всех задач, связанных с битвой за Атлантику. Для этого в военном кабинете был создан специальный комитет, куда помимо премьера вошли некоторые министры, а также первый морской лорд, глава штаба ВВС и научные советники.

Все ресурсы, имеющиеся в распоряжении британского правительства, были задействованы для противостояния угрозе со стороны подводного флота Германии. И делалось это по инициативе и с полного одобрения премьер-министра Великобритании.

А как обстояли дела у нас? Даже после начала войны глава государства не сделал ничего, чтобы скоординировать усилия всех заинтересованных лиц и направить их к главной цели: созданию и расширению единственного оружия, которого опасались англичане, – подводного. Мы были очень далеки от того, чтобы сделать ставку на подводный флот.

Для англичан – правительства, военного командования и нации в целом – необыкновенная важность битвы за Атлантику была фактом совершенно очевидным. В Германии дело обстояло не совсем так. Мы в основном следили за развитием событий на земле, почему-то пребывая в уверенности, что победа на суше одновременно станет поражением Великобритании на море. То, что где-то в далекой Атлантике жалкая горстка подводных лодок ведет сражение, победа в котором могла бы решить исход войны, командованию вооруженных сил Германии было не дано понять.