Текст книги "Стриптиз"

– Я все знаю о вас, Эрин, – проговорил он в ответ на ее вопросительный взгляд. – Вы прочли мою записку?

– Узнать обо мне все не составляет проблемы, мистер Киллиан: достаточно полистать мое дело в суде.

Внезапно Киллиан опустился перед ней на одно колено, прямо на асфальт.

– Я серьезный человек, Эрин!

– Встаньте, встаньте, мистер Киллиан, – слабо запротестовала ошеломленная Эрин.

– Я люблю вас, – горячо продолжал он. – Я могу помочь вам выиграть дело об опеке над вашим ребенком. Я могу вернуть вам дочь.

«Спокойно!» – скомандовала себе Эрин. С ее языка так и рвался вопрос: как, каким образом? Но она сдержалась.

– Встаньте, мистер Киллиан, – ровным голосом повторила она. – Вы рискуете испортить ваши прекрасные брюки.

По-прежнему оставаясь коленопреклоненным, Киллиан прижал руки к груди, словно молясь.

– Судье, который ведет ваше дело, очень хочется получить повышение. Он метит на федеральный уровень.

– А у вас, полагаю, имеются соответствующие связи.

Киллиан сверкнул глазами.

– Один телефонный звонок – и он взглянет на ваше дело по-другому.

– Я тоже могу рассказать вам кое-что об этом судье, – сказала Эрин. – Он ведь ходит в наше заведение. Сидит в уголке и развлекается сам с собой, пока я танцую.

– Это полезная информация, – загорелся Киллиан. – Мы можем ее использовать.

– Да нет, не стоит...

– Ну пожалуйста! – взмолился, перебивая ее, Киллиан. – Не нужно недооценивать меня.

Эрин задумалась. А что, если он и правда может сделать это? Что, если у него в руках действительно есть какие-то ниточки, за которые можно подергать?

– Ну ладно, – согласилась она наконец. – Расскажите мне, какими возможностями вы располагаете. Почему один ваш звонок может иметь такое значение?

– Не мой, – покачал головой он. – Звонить будет один из конгрессменов Соединенных Штатов.

Вынув из сумочки ключи от машины, Эрин нетерпеливо позвенела ими.

– Подумайте только, Эрин, – с энтузиазмом продолжал Киллиан. – Член конгресса Соединенных Штатов просит вас о небольшой услуге. Вы смогли бы отказать ему? Конечно, нет, если вы мечтаете о кресле федерального судьи и у вас нет лапы в Вашингтоне.

Он слегка коснулся ее руки, и она заметила, что его пальцы дрожат.

– Ваша малышка – я знаю, что ее зовут Анджела... Она должна быть с вами.

У Эрин сжало горло. Услышать имя дочери из уст этого чужого, почти незнакомого человека оказалось неожиданно больно.

– Я тоже одинок, – сообщил Киллиан.

– Не надо сейчас об этом, – прервала его Эрин.

– Да, вы правы. Простите. – Он поднялся, отряхнул испачканные брюки. – Я не первый день разрабатываю этот план и уже добился некоторого успеха. Дайте мне еще неделю – и увидите: вам назначат дату нового слушания дела. И думаю, что на сей раз судья окажется намного сговорчивее.

Он наклонился, чтобы поцеловать ей руку, и в этот момент на него налетел Шэд. Это даже нельзя было назвать дракой, поскольку Киллиан не оказал ни малейшего сопротивления: взмахнув руками, как тряпичная кукла, он просто рухнул на влажный асфальт. Очки у него свалились, и без них лицо его приобрело какое-то сонное, мечтательное выражение.

– Не трогай его! – крикнула Эрин Шэду.

– Почему?

Киллиан, все еще распростертый на мостовой, поднял голову. Эрин увидела, что к щеке его прилипло несколько камешков. Это выглядело жалко и смешно, однако голос его, когда он заговорил, был тверд и спокоен:

– Я человек слова, Эрин.

– Чтобы я тебя больше здесь не видел, козел! – рявкнул Шэд, тыча в него указательным пальцем.

– Вы говорите от имени владельцев? – осведомился Киллиан.

Шэд придавил его своей огромной ногой в ботинке тринадцатого размера, постаравшись поставить его как можно ближе к дыхательному горлу.

– Да поосторожнее ты! – еще раз прикрикнула на него Эрин.

– У меня просто руки чешутся задать ему хорошую трепку, – ухмыльнулся Шэд.

– Но я люблю ее, – прохрипел Киллиан. – Я просто с ума схожу!

Шэд помотал головой.

– Скажите, пожалуйста!.. Но, знаешь, у тебя хороший вкус.

– Поймите меня правильно – я кое-что могу, у меня есть связи и известное влияние...

Шэд взглянул на Эрин. Та пожала плечами.

– Будьте моей женой! – взвыл Киллиан.

Шэд наклонился и схватил его за шиворот.

– Ну ладно, хватит, понял?

Эрин включила зажигание. Шэд не давал Джерри Киллиану встать до тех пор, пока она не уехала.

* * *

На следующий вечер, в уборной, Моника-старшая объявила, что за седьмым столиком сидит Карл Перкинс.

Эрин, прилаживавшая начавший отрываться каблук, подняла голову:

– Карл Перкинс? Гитарист? Моника-старшая так и сияла.

– А разве есть еще какой-нибудь другой Карл Перкинс?

Она регулярно высматривала среди посетителей заведения ту или иную знаменитость. В прошлый вторник, по ее словам, в зале находился Уильям Кунстлер, известный адвокат, неделей раньше – актер Мартин Болсэм.

На самом деле их присутствие было не более чем плодом ее воображения, однако другие девушки не обращали внимания на это ее невинное чудачество. В конце концов, каждая из них прибегала к какой-то маленькой хитрости, придумывала себе какой-нибудь стимул, который заставлял бы ее выйти на сцену, когда начинала играть музыка. Моника-старшая черпала вдохновение в мысли о том, что в зале присутствует какая-либо известная личность, человек, который, впечатлившись ее выступлением, может вытащить ее отсюда и навсегда изменить ее жизнь. Эрин считала, что Моника поступает умно, выбирая для своих целей таких знаменитостей, имена которых у всех на слуху, но чьи лица не настолько знакомы широкой публике, чтобы узнавать их с первого взгляда. Взять, например, этого Карла Перкинса: да, он талант, возможно, даже гений, но в синем от дыма полумраке стрип-клуба добрая дюжина посетителей могут кому угодно показаться похожими на легендарного музыканта. Фантазия Моники-старшей имела надежно обеспеченные тылы, и Эрин восхищалась ею.

– Старик Карл кинул мне сорок зеленых, – говорила тем временем Моника-старшая. – Что ж, он вполне может себе это позволить. Ведь это он написал «Ботинки из синей замши».

– Классная песня, – отозвалась Эрин, продолжая возиться с каблуком. Моника-старшая была настоящей энциклопедией всего, что имело отношение к рок-н-роллу.

В комнату, не постучав, вошел Шэд. Он вручил Эрин помятый конверт с пометкой «Адресат выбыл», сделанной красными почтовыми чернилами. То было последнее письмо, посланное ею дочери.

– Не может быть! – воскликнула Урбана Спрол.

Эрин смяла конверт в ладони, силясь не разреветься. Этот сукин сын Дэррелл снова повторил уже знакомый трюк: сменил квартиру, не уведомив ее об этом. И забрал с собой Анджи.

– И никакого адреса? – спросила Моника-старшая.

Эрин выругалась сквозь зубы. Что за подлая сволочь! И ведь подумать только, что когда-то она умудрилась влюбиться в него!

– Пойди отпросись на сегодня, детка, – посоветовал Шэд.

– Не могу. – Схватив губную помаду и щетку для волос, Эрин уселась перед зеркалом. «Танцевать, танцевать, танцевать», – тихонько повторяла она про себя.

Моника-старшая придумывала для себя знаменитостей, сидящих в зале, и это подхлестывало ее. Эрин же подхлестывал Дэррелл Грант. Судья, ведший дело о разводе, приказал ему не менять места жительства, но это было все равно что приказывать коту перестать гулять. Всякий раз, когда бывший муж Эрин снимался с места и исчезал в неизвестном направлении, это обходилось ей в лишних пять тысяч долларов: именно в такую сумму оценивались хлопоты по розыску Дэррелла и пересылке ему всех нужных документов.

– Тебе сегодня везет, – прервал ее размышления Шэд, доставая еще один конверт – на сей раз новенький, хрустящий и пахнущий лавандой. Эрин разглядела уже знакомые печатные буквы. – Я тут позволил себе... – сознался Шэд.

– Ты распечатал его?

– После того, что случилось... Но, пожалуй, ты права насчет этого типа.

– Я же говорила тебе, он абсолютно безвреден.

– Если не сейчас, то потом, – согласился Шэд.

Эрин дважды перечитала послание:

"План уже начал воплощаться в жизнь. Вскоре я сумею доказать вам свою преданность. По-прежнему жду вашей улыбки и чего-нибудь из «Зи-Зи Топ».

Другим девушкам тоже захотелось увидеть записку, но Эрин сунула ее в сумочку.

– Нет-нет, это написано только для меня.

– Одно плохо: с ушами у него не в порядке, – буркнул Шэд. – Я же предупреждал его, что нечего ему к тебе лезть.

Эрин решила, что нельзя обольщаться надеждами, которые, скорее всего, окажутся несбыточными. Наверное, Моника-младшая права: Киллиан просто пытается заполучить ее. Наверное, все эти разглагольствования насчет судьи и какого-то там конгрессмена – не более чем средство втереться к ней в доверие. А может, и нет. Кто знает? Главное вот что: насколько далеко готов пойти Киллиан, чтобы произвести на нее впечатление.

Она начала расчесывать волосы длинными равномерными движениями, прислушиваясь к доносящейся через усилитель музыке. Ее выход был следующим.

* * *

Малкольм Б. Молдовски не испытывал ни моральных, ни психологических неудобств, оттого что ему приходится иметь дело с владельцем стрип-заведения. В конце концов, иметь дело с сенаторами и конгрессменами было еще менее приятно.

Поначалу мистер Орли держался уклончиво, темнил, стараясь сам при этом выведать побольше. Спросил, с какой это стати человек из конторы такой крупной шишки, как член конгресса Соединенных Штатов, интересуется житьем-бытьем кабака, где танцуют голые девочки. Но, как только Молдовски коснулся темы наличия лицензии на торговлю спиртными напитками и возможности лишения таковой, мистер Орли мгновенно превратился в образец дружелюбия и готовности к сотрудничеству. Поведав, что мог, о посетителе, садившемся всегда за столик номер три, он обещал немедленно сообщить, как только тот снова появится в его заведении, и, когда этот момент наступил, выполнил свое обещание. К тому времени, разумеется, Молдовски и сам знал, кто этот человек, уже успевший выйти на конгрессмена Дэвида Лейна Дилбека.

Тем не менее он поблагодарил мистера Орли за информацию: ему совсем нелишне было знать о передвижениях Джерри Киллиана.

– Да ничего особенного, в общем-то, и не случилось, – заверил мистер Орли. – Мой помощник подоспел как раз вовремя.

– Девушка не пострадала?

– Ни капельки. Не могу же я допустить, чтобы какой-то очкастый придурок цеплялся к моей лучшей танцовщице!

– Понятно, мистер Орли.

– Знаете, – продолжал Орли, – у меня есть девочки посмазливее. И ноги у них длиннее, и сверху всего побольше. А эта ведь даже не блондинка. Но танцует она как черт, чуть ли не половина народу ходит ко мне специально поглазеть на нее. Ну, а мне-то это только на пользу, верно?

– Ну, не беспокойтесь, ничего подобного больше не случится, – заверил его Молдовски.

– Вот вы увидите ее на улице, – не унимался мистер Орли, – так, честное слово, даже не оглянетесь. Но двигается она, Бог ты мой!

– Настоящие таланты редко встречаются, – заметил Молдовски. – И в моем деле тоже.

– Понимаете, я же не могу послать кого-нибудь из парней постоянно дежурить на нашей автостоянке, чтобы присматривать за девочками. Ведь непременно привяжется какой-нибудь легавый и начнет выяснять, что это он там околачивается. У меня такое уже случалось. А мне лишних проблем не надо, сами знаете: лицензия прежде всего.

– У мистера Киллиана в последнее время были кое-какие проблемы личного порядка.

– А у кого их нет? – вздохнул мистер Орли. – В таком уж дерьмовом мире нам приходится жить, верно?

– Абсолютно верно, – согласился Молдовски. – Еще раз благодарю вас за помощь и проявленное вами благоразумие. Если в ответ на них мы можем что-нибудь сделать для вас, скажите.

– Да вы только замолвите за меня словечко, – попросил мистер Орли.

Замолвить словечко? Но кому? Может быть, клану Гамбино? Молдовски усмехнулся про себя.

– Хорошо, – ответил он вслух.

– И вот еще что... У моего брата кое-какие проблемы с полицией. Может, вы знаете там кого-нибудь?

«Нет ничего проще», – подумал Молдовски, а вслух произнес:

– Чудес вам обещать не могу, но кое-кому позвоню.

– Спасибо, сэр, – поблагодарил мистер Орли. – Знаете, я ведь совсем не собираюсь создавать проблемы этому парню – как его, Киллиан, что ли... Как раз наоборот. Можно сказать, стараюсь для его же блага. Шэд, мой помощник, так зол на него, что готов просто на клочки разорвать.

– Мистер Киллиан больше не появится у вас, – сказал Молдовски.

– Ну и слава Богу.

Мистер Орли не стал расспрашивать о подробностях. Впрочем, Молдовски и не собирался сообщать их ему.

Глава 4

В последнее время Дэррелл Грант обосновался в одном из пригородов, который назывался Лодерхилл и отличался особо широким выбором плохого, неудобного, запущенного, но потому и недорогого жилья. Дэррелл снимал меблированную квартирку на узкой, заканчивающейся тупиком улочке, где перед каждым без исключения домом грустно торчало по тронутому ржавчиной автомобилю, поставленному на колодки. Созерцая их, Эрин подумала: а может, это просто так принято в этом районе – украшать газоны подобным образом?

Перед домом Дэррелла виднелся основательно проржавевший «бьюик-ривьера», сквозь приборную доску которого пророс молодой падуб. Судя по разрешению на парковку, машина находилась там с восемьдесят второго года, то есть задолго до того, как Дэррелл перебрался в эту квартиру. Почему он не убрал с газона «бьюик», особой загадки не представляло: ему пришлось бы платить за буксировку.

Двое молодых миссионеров-мормонов, занимавшие вторую половину мрачного дома, вежливо поздоровались с Эрин, когда она проходила мимо по дорожке. Они занимались смазкой своих велосипедов, готовясь к очередной поездке, во время которой собирались наставлять на путь истинный грешников Южной Флориды. Оба парня рослые, симпатичные и жизнерадостные, невольно отметила про себя Эрин; наверняка им не составляет особого труда обращать людей в свою веру.

– Вы видели сегодня мистера Гранта? – спросила она.

Миссионеры отрицательно покачали головами.

– Его нет уже с неделю или около того, – уточнил один из них.

На всякий случай Эрин все же постучала в дверь, но, как и следовало ожидать, безрезультатно. Заглянуть в окно не представлялось возможным, поскольку Дэррелл закрыл изнутри все окна листами алюминиевой фольги. Эрин ничего не оставалось, как попытаться проникнуть в дом через задний двор. Увидев, что она направилась туда, один из молодых мормонов крикнул:

– Вы поосторожнее, мэм! Там полным-полно инвалидных кресел, и все в разобранном состоянии.

Эрин принялась осторожно пробираться среди порыжевших от ржавчины колес, спинок, тормозных рычагов, подножек и прочего хлама. «Наверное, дела у Дэррелла пошли хорошо, – подумала она, – иначе он не бросил бы столько ценных для него вещей. Или, может быть, ему опять села на хвост полиция. По всему видно, что удирал он отсюда весьма поспешно».

Задняя дверь дома оказалась не заперта – Эрин знала за бывшим супругом эту привычку. Открыв дверь, она сразу поняла, что Дэррелл действительно больше не живет здесь. Уходя, он – по еще одной своей милой привычке – прихватил с собой все, что не было приколочено гвоздями, плюс кое-что из того, что приколочено все-таки было. Мебель, ковры, электроприборы, лампы, водопроводные краны, потолочные вентиляторы, колонка для нагревания воды, телефонные розетки, даже унитаз – все исчезло. Дэррелл ободрал даже кухонный пол. Эрин с трудом верилось, что найдется человек, который пожелает купить рулон потертого линолеума, но, возможно, среди клиентов Дэррелла имелись и такие. Он ведь занимался сбытом краденого уже далеко не первый год.

Подобным же образом Дэррелл обчистил все комнаты, за исключением одной – спальни Анджи. Открыв дверь в нее, Эрин так и остолбенела на пороге; из горла у нее вырвался сдавленный вскрик.

Из голых стен детской торчало несколько пустых гвоздей; только на одном из них каким-то чудом уцелело зеркало в форме сердца. А пол был завален сломанными игрушками. Там были обезглавленные Барби, Маппеты с оторванными конечностями, выпотрошенные, со вспоротыми животами плюшевые обезьянки и медвежата. Все эти искалеченные, зверски изуродованные игрушки объединяло одно: их когда-то – какую раньше, какую позже – подарила дочери Эрин.

В этом был весь Дэррелл Грант. Не способный выражать свои мысли и эмоции словесно, он изливал их вот в таких – и других подобных – актах бессмысленной жестокости.

Сердце Эрин колотилось где-то в горле. Она представила себе Дэррелла, орудующего в этой комнате, где жила их дочь: как он методично, одну за другой, складывает в отдельную кучу подаренные ею игрушки, как, так же методично, одну за другой, кромсает их кухонным ножом, или ножницами, или бог знает еще чем... и как все это время поглядывает в специально оставленное для этой цели зеркало, упиваясь собственным варварством.

Но нет! Не ради этого он оставил зеркало на месте. Он сделал это для нее, Эрин, чтобы она могла увидеть себя в тот момент, когда обнаружит гору кукольных трупов: чтобы могла увидеть свое лицо, искаженное ужасом и потрясением от его деяний. Чтобы могла увидеть себя плачущей.

Но Эрин не заплакала.

Не прикасаясь ни к чему, пятясь, она выбралась из комнаты, а выйдя из дома, поспешила к симпатягам-мормонам и попросила ненадолго одолжить ей фотоаппарат.

* * *

Рита, сестра Дэррелла, жила милях в тридцати к югу от Майами, в большом трейлере, припаркованном на обширной, густо населенной стоянке. Муж ее – точнее, долговременный сожитель – звался Альберто Алонсо и служил ночным охранником на атомной электростанции в Тэрки-Пойнт. Альберто оказался первым, кого увидела Эрин; он стоял в дверях трейлера и, узнав Эрин, приветствовал ее со всей горячностью своего южного темперамента. Тот факт, что Эрин является профессиональной стрип-танцовщицей, возбуждающе действовал на его воображение.

– Заходи, заходи! – чуть ли не пропел Альберто и, выбросив навстречу Эрин длинные руки, попытался обнять ее.

– А где Рита? – спросила Эрин, ловким маневром уклоняясь от объятия.

– Возится со щенятами. У Лупы новый помет. Не хочешь взглянуть?

– Может быть, потом.

Упомянутая Лупа в обиходе именовалась собакой, однако на самом деле ее родителями были немецкая овчарка и настоящий дикий лесной волк. Рита регулярно вязала ее с волками. С тех пор как пит-бультерьеры вышли из моды, такие помеси пользовались все большим спросом.

– На этот раз – шесть, – удовлетворенно сообщил Альберто. – И представь – сплошные бабы. Кобелек один, но зато альбинос и с вот такими здоровенными яйцами!

– Вы оба, наверное, ужасно горды, – сказала Эрин.

– Я сейчас стараюсь, чтобы ими заинтересовалась наша электрическая компания, – продолжал информировать Альберто.

– Чем – ими?

– Щенками, чем же еще? – ухмыльнулся Альберто, выставляя на обозрение далеко не полный комплект кривоватых зубов.

«Как можно всерьез доверять человеку, у которого не хватает стольких зубов?» – подумала Эрин.

А Альберто тем временем развивал свою мысль:

– Ты только подумай! По всему периметру станции – стаи волков: никакой террорист или диверсант даже носа не сунет.

На пороге возникла фигура Риты.

– Эл, я сто раз говорила – это тебе не сторожевые собаки. Они для этого не приспособлены.

Рита была в халате и шлепанцах из ремешков на босу ногу; лицо ее прикрывала маска хоккейного вратаря, руки до локтей – толстые брезентовые рукавицы. При виде ее Эрин – в который уже раз – подумалось: среди родни Дэррелла нормальных людей днем с огнем не сыскать. В этой семье произведение потомства давно превратилось в некую непредсказуемую генетическую игру, больше всего похожую на рулетку.

– Здравствуй, Рита, – сказала Эрин.

– О, это ты! Привет. – Рита стащила с головы маску. На ее лице, от середины лба до переносицы, виднелись свежие царапины. – Лупа меня приласкала, – объяснила она, перехватив взгляд Эрин. – Совсем озверела из-за этих чертовых щенят.

– Эрин, дорогуша, как насчет глоточка чего-нибудь? – любезно предложил Альберто.

– Да, пожалуй – воды.

– Да нет, я имел в виду что-нибудь посерьезнее.

– И мне тоже, – вставила Рита.

– Нет, только воды, – проговорила Эрин. – Я к вам ненадолго.

На лице Альберто отразилось откровенное разочарование. Он открыл холодильник и принялся громыхать там чем-то, видимо, в поисках льда.

– Да уж, сюрприз так сюрприз, – проговорила Рита, снимая рукавицы.

– Я приехала, чтобы узнать насчет Дэррелла, – объяснила Эрин. – Он снова куда-то делся.

– Да, это он может.

– Ты не знаешь, где его найти?

– Нет, я не в курсе, – ответила Рита, опускаясь на черный, тяжело вздохнувший под весом ее тела диван. – А ты все там же, в этом стрип-заведении?

Рита явно не собиралась делиться информацией. Впрочем, она всегда была такой. «Пожалуй, придется попытаться вытянуть что-нибудь из Альберто», – подумала Эрин.

– Я слышала, зашибаете вы там неплохо, – сменила тему Рита. – Но, наверное, за такие бабки и вкалывать приходится соответственно, верно?

– Когда ты в последний раз говорила с Дэрреллом? – настойчиво спросила Эрин.

– О Господи, да что я, помню, что ли?

Снова появился Альберто, неся в каждой руке, наподобие бокалов, по вазочке для желе: в одной – вода для Эрин, в другой – «бурбон» для Риты.

– Послушай-ка, Эрин, а ты не выступаешь на частных вечеринках? – спросил он, протягивая ей одну из вазочек. – Кое-кто из наших ребят с электростанции просил узнать. Они поговаривали о том, чтобы снять банкетный зал в «Рамаде».

– Я не хожу по частным вечеринкам, – сухо ответила Эрин. – Я выступаю в нашем клубе, на сцене. И больше ничего.

– А другие ваши девочки?

– Спрашивай у них самих, Альберто.

– А он как-то раз заходил к вам, – вступила в разговор Рита. – Как это место называется?

– «И хочется, и можется», – с готовностью подсказал Альберто.

Рита подняла бровь.

– А мне казалось, что ты ходил в «Клубничную поляну».

– Нет, это совсем другое место, – мотнул головой Альберто.

– Ну, Бог с ними со всеми. Одним словом, он видел, как ты танцуешь.

– Правда? – Эрин стало неприятно от мысли, что Альберто потихоньку от нее побывал в клубе. Вот уж, наверное, наболтал потом приятелям в своем Тэрки-Пойнт! Для него это действительно являлось чуть ли не предметом гордости: шутка ли, он знаком с настоящей знаменитостью! Никого более приближенного к этому титулу, чем Эрин, он просто не знал.

– Надеюсь, что тебе понравилось представление, – сказала она, заставляя себя улыбнуться. – И ты не зря потратил свои деньги.

– О Господи! – Рита зажгла сигарету. – Да он до сих пор не может говорить ни о чем другом. Можно подумать, он никогда раньше не видел женского лобка.

Смуглые щеки Альберто Алонсо побагровели.

– Что же ты не сказал мне заранее, что придешь? – укорила его Эрин. – Я бы послала тебе на стол бутылку шампанского.

– Неужели правда? Розового?

С заднего двора послышался шум: лай, скулеж и подвывания. Рита тут же ринулась туда, на ходу нацепляя маску.

– Смотри, поосторожнее там! – крикнул ей вслед Альберто.

Эрин жестом попросила его сесть.

– Наверное, мы теперь будем видеться совсем редко, – начала она.

– Ну, ясно: вы же с Дэрреллом развелись.

– Но нам-то это не мешает продолжать оставаться друзьями, а?

– Это точно, – с воодушевлением согласился Альберто, придвигая поближе стул. – Уж мы-то с тобой друзья, не сомневайся! – Его дыхание сделалось шумным и тяжелым, брови стали влажными. Не часто приходилось Эрин встречать людей, у которых потели бы брови.

– У каждой истории две стороны, – продолжала она. – Дэррелл совершал некоторые ошибки.

– Это уж верно – вернее не бывает. Он же не святой!

С заднего двора донесся голос Риты: она громко чертыхалась в адрес кого-то из своих четвероногих подопечных. Затем раздался душераздирающий визг.

– Черт побери, – проговорил Альберто. – Пари держу, Лупе опять попалась под лапу какая-нибудь кошка.

Эрин слегка коснулась рукой его колена.

– Мне необходимо найти Дэррелла. Это очень важно.

– Он переехал, Эрин.

– Я знаю.

– Не беспокойся так, дорогуша. – Своей влажной жирной ладонью Альберто накрыл ее руку и сделал неловкую попытку просунуть свои пальцы между ее пальцами. Эрин убрала руку.

– Где он, Альберто?

– Рита убьет меня.

– Речь идет о моей дочери.

Альберто бросил нервный взгляд на дверь.

– Знаешь, он звонит сюда пару-тройку раз в неделю. Обычно просит одолжить денег. Но где он точно, я не знаю. – Альберто повторил свою попытку, но Эрин стряхнула его руку со своей.

– Любая информация пригодится: штат, графство – все, что угодно. Хотя бы телефонный код.

– Он же говорит с Ритой, а не со мной, – возразил Альберто. – Мне сроду не сказал ни слова ни на какую тему. Он не доверяет представителям закона.

Разумеется, Альберто здорово хватил через край, отнеся себя к представителям закона, но Эрин предпочла воздержаться от комментариев. Во всей юго-восточной части Соединенных Штатов не осталось, кажется, ни одного департамента муниципальной полиции, которому Альберто Алонсо не предлагал бы своих услуг и который не отказался бы от них. Несомненно, в душе Альберто сидел законник, однако некоторые черты его психологии никак не соответствовали этому. «Нечист на руку» – именно этот термин чаще всего звучал там, где кто-то брался рассматривать личное дело Альберто.

– Да не беспокойся ты так насчет Анджи, – сказал он Эрин. – Я уверен, что с ней все в порядке.

– А вот я в этом совсем не уверена. Хватит уже одного того, что она находится с этим мерзавцем – моим бывшим супругом.

Альберто не успел ответить. Шум на заднем дворе внезапно смолк, и в дверь просунулась голова Риты.

– Где эта чертова лопата?

– Я думал, она там, вместе с граблями, – ответил Альберто.

– Так вот ни хрена подобного! – И Рита с треском захлопнула дверь.

Эрин попросила у Альберто таблетку аспирина.

– Что, голова болит? – участливо спросил он.

– Ужасно.

– Бедная девочка! – Он встал и взял ее лицо в свои ладони. – Да у тебя жар, дорогуша.

– Да нет, Альберто. Я же сказала – просто болит голова.

– Сейчас принесу чего-нибудь, подожди минутку. – Он направился в ванную, и Эрин услышала, как он шумно роется в аптечке. – Есть «Байер»! – громко оповестил он. – И «Эдвил»! И тиленол. И анасин. И эксцедрин. Тебе как, в таблетках? А может, в этих новых желатиновых капсулах?

Когда Альберто вернулся в комнату с целой горой упаковок с пилюлями, порошками и капсулами, на черном диване восседала Рита, яростно дымя сигаретой. Эрин не было.

– Прелестно, прелестно! – Голос Риты звенел льдом и железом. – А птичьего молока ты, случайно, не прихватил?

* * *

Эрин отлично знала, что кража почтовых отправлений рассматривается законами Соединенных Штатов как преступление федерального масштаба и карается наложением штрафа либо лишением свободы, или же тем и другим вместе. Ей было известно также, что прокурор Южного округа штата Флорида не затрачивает ни одного человека-часа на преследование лиц, занимающихся этим некрасивым делом, поскольку все его время уходит на то, чтобы хоть как-то разобраться с подпольными наркобизнесменами, незаконными владельцами оружия, свергнутыми иностранными диктаторами, нечистыми на руку банковскими служащими, коррумпированными политиками местного значения и продажными полицейскими всех рангов.

То, как функционирует федеральная система юстиции, не составляло тайны для Эрин: прежде чем сделаться исполнительницей «экзотических» танцев, она работала машинисткой в Федеральном бюро расследований. В ее обязанности входила также обработка и сортировка поступающей информации. Эрин обладала острым умом, деловой хваткой и аккуратностью, так что кое в чем даже превосходила своего непосредственного начальника. Он был, в общем-то, человеком неглупым и дотошным в своем деле, однако, во-первых, его частенько подводила интуиция, а во-вторых, по молодости лет ему просто не хватало опыта. Плюс к тому, он до мозга костей был уроженцем Среднего Запада и подходил ко всему с мерками родного штата; куда уж такому справиться с Южной Флоридой! Эрин симпатизировала ему и старалась помочь, чем могла.

Когда ее уволили с работы, агент Клири (так звали ее начальника) огорчился, пожалуй, больше, чем она сама. Он сделал все, что было в его силах, нажимал на все доступные ему иерархические кнопки и рычаги, но все оказалось бесполезным. Высокое начальство решило, что Эрин больше не может работать в системе безопасности, после того как ее муж уже в четвертый раз попался на уголовно наказуемом деле: кража одиннадцати инвалидных колясок из дома престарелых в Саншайн-Гроувз. К тому времени Эрин уже рассталась с Дэрреллом Грантом, но это не имело значения: она говорила с ним по телефону – значит, какие-то отношения между ними все же существовали. Этот подонок позвонил ей из тюрьмы прямо на работу и прокричал в трубку, что нужно поскорее отделаться от товара, а главное – ни за что не давать легавым заглядывать в сундук. Словом, он сделал все, чтобы подставить Эрин, забыв только об одном: что все телефонные звонки из тюрьмы (так же, как и все звонки из внешнего мира в ФБР) автоматически записываются на пленку.

Впрочем, никто и не подозревал Эрин в соучастии: в обеих записях четко прослушивались ее слова, адресованные бывшему мужу:

– Где моя дочь, сукин ты сын?

Эрин не хотелось уходить с работы, однако зла на ФБР она не держала. Она понимала, что иного выхода просто не было. Никому не светит оказаться замужем за профессиональным уголовником, а она к тому же являлась служащей ФБР. Расстроенный ее уходом агент Клири дал ей рекомендательное письмо (напечатанное на бланке ФБР и озаглавленное «Всем, кого это может заинтересовать»), в котором отзывался о профессиональных и человеческих качествах миссис Эрин Грант исключительно в превосходной степени. Делая это, агент Клири, пожалуй, несколько превысил свои полномочия, однако, когда Эрин пришла наниматься на работу в «И хочется, и можется», рекомендации оказались не нужны.

– Расстегните-ка кофточку, – сказал мистер Орли, оценивающе оглядев фигуру Эрин. – Что ж, отлично. Когда ты можешь приступить?

У Эрин не хватило духу честно сказать агенту Клири, куда она устроилась.

По иронии судьбы, уголовное дело против Дэррелла Гранта вскоре замяли, поскольку он согласился стать тайным информатором службы шерифа. Дэррелл начал с того, что помог изловить трех своих дружков-сообщников, за что получил в награду кристально чистое прошлое: для этого оказалось достаточно одного-единственного тыка шерифского пальца в кнопку «DELETE» компьютера, содержащего в памяти данные на уголовников. Уничтожение досье Дэррелла Гранта являлось деянием абсолютно противозаконным, но вовсе не беспрецедентным: в случае чего, его исполнители всегда могли сослаться на то, что где-то что-то сработало не так, как надо. Это частенько случалось именно с «уголовными» компьютерами.