Электронная библиотека » Карл Май » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Виннету"


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 21:10


Автор книги: Карл Май


Жанр: Исторические приключения, Приключения


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Карл Май
Виннету

Глава I. ГРИНХОРН

Знаете ли вы, уважаемый читатель, что такое «гринхорн»? Гринхорн – прозвище, которым награждают на Диком Западе новичка. «Грин» – по-английски «зеленый», «хорн» – «рог». Стало быть, гринхорн – это еще не созревший для настоящей мужской жизни субъект, недотепа, рохля, олух, остолоп, молокосос, что там еще… одним словом – желторотый, ни на что путное не способный новичок.

Гринхорн – это пентюх, который, тянет руку хозяину, вместо того чтобы раскланяться сначала с дамами, и которому даже не придет в голову встать со стула в гостиной, когда туда входит леди. Заряжая ружье, гринхорн сначала забивает в ствол пыж, потом пулю и только уж потом сыплет порох. Гринхорн говорит по-английски до тошноты старательно и правильно, зато от языка настоящих янки или ядреного охотничьего жаргона его так коробит, что он, как ни бьется, не может запомнить или воспроизвести ни единого слова. Гринхорн принимает енота за опоссума, а мулатку не может отличить от квартеронки. Он курит сигары и презирает тех, кто жует табак. Получив оплеуху, гринхорн бежит жаловаться судье, вместо того чтобы дать сдачи, как это принято у настоящих янки. След дикого индюка он принимает за медвежью тропу, а спортивную яхту – за пароход с Миссисипи.

На привале гринхорн стесняется положить свои грязные сапоги на колени спутника, а суп старается есть бесшумно, вместо того чтобы чавкать, подобно умирающему бизону на водопое. Отправляясь в прерию, гринхорн берет с собой губку величиной с тыкву и добрых десять фунтов мыла, зато компас, прихваченный им в последний момент, показывает через три дня все, что угодно, только не север. Он с умным видом запишет восемьсот индейских слов, а при встрече с первым же краснокожим обнаружит, что отослал свои записи домой – вместо письма, которое так и осталось лежать у него в кармане. Гринхорн покупает порох, а когда пытается выстрелить, обнаруживает, что ему подсунули толченый уголь. Гринхорн в течение десяти лет изучал астрономию, но даже если бы он так же долго смотрел в небо, все равно не смог бы определить, который теперь час.

Гринхорн так неловко засовывает нож за пояс, что тот при каждом движении впивается ему в бедро. Пламя разведенного им костра взметается выше макушек деревьев, а гринхорн потом ломает голову, как это индейцам удалось напасть на его след. Словом, гринхорн есть гринхорн. Я сам был когда-то точно таким же желторотиком, только не надо думать, будто мне приходило в голову, что эта малоприятная кличка относится и ко мне тоже! Одна из отличительных черт гринхорнов именно в том и состоит, что они считают неопытными кого угодно, только не самих себя. Как раз наоборот – мне казалось, что я весьма умудренный и опытный человек. Еще бы, ведь я получил высшее образование и никогда не боялся экзаменов. Будучи молод, я еще не понимал тогда, что настоящим университетом может быть одна лишь жизнь, ибо она заставляет своих учеников сдавать экзамены ежедневно и ежечасно.

Врожденная жажда приключений и желание обеспечить свое будущее привели меня за океан, в Соединенные Штаты Америки, где расторопному молодому человеку в то время было легче пробиться в жизни, чем теперь. Не брезгуя никакой работой, я вскоре поднакопил денег, обзавелся всем необходимым и, полный радостных надежд, приехал в Сент-Луис.

Здесь судьба свела меня с семьей, у которой я нашел кров и работу в качестве домашнего учителя. В этом доме часто бывал мистер Генри, оружейник, отдававшийся своему ремеслу со страстью артиста и называвший себя с патриархальным достоинством «оружейных дел мастером».

Это был добрейший души человек, хотя внешность и поведение никак не соответствовали внутреннему строю его натуры. По виду чудак и оригинал, он был неразговорчив и угрюм и, кроме упомянутой семьи, ни с кем больше не общался. С клиентами особо не церемонился, и лишь первоклассное качество изделий мистера Генри заставляло их заходить в его магазин.

Семья мистера Генри погибла в результате какого-то ужасного события. Он никогда об этом не говорил, но по некоторым намекам я догадался, что его жену и детей убили во время одного из вооруженных налетов. Этот страшный удар, по-видимому, и стал причиной замкнутости и суровости мистера Генри. Вероятно, он даже не замечал, насколько бывал резок с окружающими, оставаясь в глубине души добрым и мягким.

Мне не раз доводилось видеть, как у него навертывались слезы на глаза, когда я рассказывал ему о родине и соотечественниках, к которым я был и остаюсь привязан всем сердцем.

Долгое время я не мог понять, почему этот старый человек проявлял столь живой интерес именно ко мне, юноше, да еще иностранцу, пока однажды это не прояснилось само собой.

Однажды он пригласил меня в гости. Никто до этого не удостаивался такой чести, и я вдруг решил повременить с визитом. Мистеру Генри очень не понравилось, что я не сразу воспользовался приглашением. До сих пор я помню его рассерженное лицо, когда я наконец зашел к нему, и тон, с каким он обратился ко мне, не ответив на приветствие:

– Где же это вы вчера были, сэр?

– Дома.

– Не морочьте мне голову!

– Я говорю правду, мистер Генри!

– Юноши, вроде вас, не сидят на месте, а суют свой нос куда угодно, только не туда, куда следует.

– Скажите на милость, где ж мне следовало быть?

– Здесь, у меня. Понятно? Я давно собирался спросить вас кое о чем.

– Что же не спросили раньше?

– А вот представьте себе, раньше не было желания

– Ну, а теперь?

– Не знаю, может быть, оно сегодня появится.

– Ну что ж, готов ответить на любой ваш вопрос, – воскликнул я, устраиваясь на верстаке, за которым он работал.

Мистер Генри удивленно взглянул на меня, укоризненно качая головой:

– Довольно дерзкое начало! Не в моих правилах спрашивать соизволения у гринхорна!

Меня задели его слова, и я, нахмурив брови, спросил:

– Гринхорна? Надеюсь, мистер Генри, это слово вырвалось у вас случайно?

– Ничего подобного! Я сказал то, что хотел сказать. Да-да, милостивый государь, вы – самый настоящий гринхорн! Он, видите ли, прекрасно усвоил содержание прочитанных книг! Просто поразительно, сколько всего там у вас приходится учить! Любой умник точно знает, на каком расстоянии находятся звезды, что царь Навуходоносор писал на глиняных табличках, сколько весит воздух, который даже невидим глазу. Напичканный такими знаниями, каждый сопляк воображает себя мудрецом, а ведь жизни он еще и не нюхал! Поживите-ка лет эдак пятьдесят на свете, может, тогда и поймете, в чем состоит истинная мудрость! Вся ваша премудрость гроша ломаного не стоит, а вы сами – и того меньше. На что вы годны? Наверняка даже стрелять не умеете.

Он сказал это с таким презрением и с такой категоричностью в голосе, точно это и впрямь не требовало доказательств.

– Умею ли я стрелять? – отозвался я с усмешкой. – Дайте мне хорошее ружье и получите ответ.

Услышав это, он отбросил ружейный ствол, в котором нарезал канал, подбежал ко мне и удивленно воскликнул:

– Ружье? Вам, сэр? И не ждите от меня этого! Мои ружья попадают в руки только тем, кому я вместе с ними могу доверить свою честь.

– У меня именно такие руки.

Мистер Генри искоса взглянул на меня, сел и опять принялся колдовать над стволом, ворча себе под нос:

– Что за нахал этот гринхорн!

Я уже знал его, поэтому ничуть не обиделся, достал сигару и закурил. Мистер Генри помолчал минут пятнадцать, но больше не выдержал. Он зажмурил один глаз, посмотрел через ствол на свет и заметил:

– Стрелять – это совсем не то, что пялиться на звезды или читать про старинные таблицы Навуходоносора. Понятно? Вы когда-нибудь держали в руках оружие?

– Держал.

– Когда?

– Довольно давно.

– И вам доводилось из него стрелять?

– Бывало.

– И вы попадали?

– Разумеется.

Быстро опустив ствол, он глянул на меня:

– Ну да, ну да, попадали, разумеется, попадали, но во что?

– Как во что? В цель, естественно.

– Вот уж не поверю!

– А это ваше дело, я же говорю правду.

– Дьявол вас побери, сэр! Я совершенно уверен, что вы не попадете даже в стену высотой в двадцать локтей и шириной в пятьдесят, а вы с такой наглостью утверждаете обратное, что можно лопнуть от злости! Я, понимаете ли, не мальчишка, которому вы даете уроки! Эдакий гринхорн и книжный червь смеет утверждать, что он умеет стрелять! Рылся-рылся в арабских и еще невесть каких дурацких рукописях и при этом находил время для стрельбы. Так я и поверил! Ну-ка снимите с гвоздя вон тот старый флинт11
  Флинт – здесь: род карабина для охоты на крупного зверя


[Закрыть]
и покажите, на что вы способны. Если идешь на медведя, лучше оружия не найти.

Я повиновался.

– Эй! – вдруг закричал он, срываясь с места. – Вы обращаетесь с ним, словно с легкой палочкой, а ведь это тяжелый карабин. Вы и впрямь так сильны?

Вместо ответа я ухватил его правой рукой за ремень и легко поднял вверх.

– Разрази меня гром! – закричал он. – Пустите! Оказывается, вы намного сильней моего Билла.

– Вашего Билла?

– Это мой сын, который… впрочем, оставим это. Его уже нет на свете, как и остальных. Он рос смелым парнем, но его убили вместе с другими, когда меня не было дома. Вы похожи на него фигурой, и глаза такие же, и рот… впрочем, вас это не касается!

Черты мистера Генри исказились от глубокой печали. Словно пытаясь стереть ее, он провел рукой по лицу и вновь заговорил:

– Очень жаль, что, имея такие мощные мускулы, вы зарылись с головой в книжки. Нужно было как можно больше упражняться.

– Я так и делаю!

– А боксом занимаетесь?

– У нас это не принято. Но я занимаюсь гимнастикой и борьбой.

– А верхом ездите?

– Да.

– А как с фехтованием?

– Я даже давал уроки.

– Небось привираете?

– Может, попробуем?

– Нет уж, благодарю покорно, силу вашу испытал. И вообще, я должен работать.

Он вернулся к верстаку, я последовал за ним. Разговор не клеился. Генри, видимо, был занят своими мыслями и работой. Вдруг, взглянув на меня, он спросил:

– А как у вас с математикой?

– Это один из любимейших моих предметов.

– Арифметика и геометрия?

– Конечно.

– Может, и геодезия вам знакома?

– Я занимался ею с большой охотой и очень любил бродить по полям с теодолитом.

– И вы действительно сумеете сделать съемку местности?

– Я не считаю себя профессиональным геодезистом, но мне приходилось делать и вертикальный и горизонтальный планы местности.

– Хорошо, очень даже хорошо!

– Но почему вы об этом спрашиваете, мистер Генри?

– Значит, есть на то причина. А вот какая – об этом узнаете в свое время. Пока же я должен убедиться, гм… да, должен убедиться – умеете ли вы стрелять.

– Устройте мне экзамен!

– Я так и сделаю, будьте уверены, так и сделаю. Во сколько у вас завтра первый урок?

– В восемь утра.

– Зайдите ко мне часов в шесть. Пойдем на стрельбище, где я испытываю свое оружие.

– Но к чему такая спешка?

– А зачем ждать? Мне не терпится доказать вам, что вы гринхорн – и не более. Все, на сегодня хватит, у меня есть дела поважнее.

Он, видимо, уже покончил со стволом и, достав из шкафа многогранный брусок металла, принялся обтачивать его. На торцевых гранях я заметил многочисленные отверстия.

Мистер Генри так сосредоточенно трудился, что, кажется, совершенно забыл о моем присутствии. Его глаза блестели, а когда он время от времени любовался на свою работу, в них светилось, я бы сказал, благоговение. Этот кусок металла, безусловно, представлял для него особую ценность. Я спросил:

– Это будет какая-то часть ружья?

– Да, – ответил он, как будто с трудом припоминая, что я еще у него в доме.

– Мне неизвестна система оружия с такой составной частью.

– Охотно верю. Такая система рождается у вас на глазах, это будет оружие системы Генри.

– Ага, понятно, новое изобретение.

– Вот именно.

– В таком случае простите меня за глупый вопрос. Конечно же, это пока тайна?

Он еще долго крутил брусок в разных направлениях, заглядывая во все отверстия и поминутно примеряя его к каналу ствола, наконец отозвался:

– Да, пока тайна, но я знаю, держать язык за зубами вы умеете, и потому скажу: перед вами многозарядный штуцер на двадцать пять выстрелов.

– Но это невозможно!

– Что вы понимаете! Я не так глуп, чтобы тратить время на невозможное.

– В таком случае у вас должен быть магазин на двадцать пять патронов!

– Он у меня и есть!

– Значит, получится громоздкая, неудобная и жутко тяжелая штука.

– В том-то и дело, что у меня будет только один барабан, причем очень удобный. Этот стальной брусок – не что иное, как будущий барабан для патронов.

– Может, я чего-то не понимаю в вашем ремесле, но позвольте высказать опасение: а не будет ли перегреваться ствол?

– С чего бы? Сплав и способ изготовления ствола – это и есть моя тайна. А потом, кому понадобится палить все двадцать пять патронов подряд?

– Да, пожалуй, подряд не понадобится.

– Вот видите! Из этого куска металла получится барабан на двадцать пять патронов. При каждом выстреле, вращаясь, барабан будет досылать в ствол следующий патрон. Долгие годы я вынашивал эту идею, но мне никак не удавалось воплотить ее в жизнь. И вот теперь появилась надежда. Кажется, дело идет на лад. Уже сегодня как оружейник я заработал доброе имя, ну а вскоре я стану знаменитым, очень знаменитым, и заработаю много денег.

– Ага, и в придачу – нечистую совесть.

Он непонимающе посмотрел на меня.

– Совесть? О чем вы говорите?

– Вы считаете, что убийца может иметь чистую совесть?

– О, Господи! Уж не хотите ли вы сказать, что я убийца?

– Пока еще нет.

– Выходит, я стану им?

– Да, ибо содействие убийству – такое же преступление, как и само убийство.

– Прикусите язык! Я не собираюсь содействовать никакому убийству. Что вы плетете?

– Конечно, это будет не одно убийство, а целая бойня.

– То есть? Я совершенно отказываюсь вас понимать.

– Если вы сделаете многозарядную винтовку на двадцать пять выстрелов и она попадет в руки первого встречного подлеца, то в прериях, каньонах и лесах начнется страшная бойня. Бедняг индейцев начнут стрелять как бешеных койотов, и через несколько лет не останется ни одного краснокожего. Вы готовы взять этот грех на душу?

Генри угрюмо молчал.

– Если каждый сможет приобрести такую винтовку, вы и вправду скоро станете миллионером, но бизоны и мустанги будут окончательно уничтожены, а вместе с ними и другие животные, необходимые для жизни краснокожих. Сотни и тысячи любителей пострелять вооружатся вашими штуцерами и ринутся на Дикий Запад. Кровь людей и зверей польется рекой, и вскоре окрестности по ту и другую сторону Скалистых гор опустеют, не останется ни одного живого существа.

– Проклятие! – вскричал он. – Вы действительно приехали сюда из Европы?

– Да.

– А до этого никогда не бывали в наших краях?

– Нет.

– И никогда не были на Диком Западе?

– Нет.

– Значит, типичный гринхорн… А болтает так, как будто он – прадед всех индейцев и живет здесь по меньшей мере лет сто! Эх, юноша, не думайте, что можете запугать меня. Даже если все, что вы здесь живописали, – правда, знайте: я вовсе не собираюсь стать владельцем оружейного завода. Я человек одинокий и останусь таким до окончания века. У меня нет желания каждый божий день ругаться с сотней-другой рабочих.

– Но вы можете получить патент на свое изобретение, продать его и хорошо на этом заработать.

– А вот это уж не ваша забота, сэр! До сих пор мне хватало на жизнь, надеюсь, и в дальнейшем не придется горе мыкать. А теперь собирайтесь-ка домой! Я не намерен дольше выслушивать птенца, который только вылупился, а уже чирикает.

Меня не обидели грубые слова – такова уж натура мистера Генри. Я ни минуты не сомневался, что он желает мне добра, искренне ко мне привязался и хочет помогать во всем в меру своих сил и возможностей. Мы обменялись крепким рукопожатием, и я ушел.

Я и не предполагал, какие последствия будет иметь тот вечер, а тем более какую значительную роль в моей будущей жизни сыграют тяжелый карабин, называемый Генри «старым флинтом», и не доделанный еще штуцер.

А пока я с нетерпением ожидал наступления утра, будучи уверен, что не ударю в грязь лицом и покажу своему новому приятелю, на что способен, поскольку стрелял я действительно неплохо.

Ровно в шесть часов я уже был у Генри. Он ждал меня в хорошем расположении духа – на его всегда суровом лице играла легкая, чуть ироничная улыбка.

– Приветствую вас, сэр! Ого, какой самоуверенный вид! Надеетесь попасть в ту самую стену в пятьдесят локтей, о которой я вчера говорил?

– Само собой разумеется.

– Ладно, сейчас проверим. Я возьму ружье полегче, а вы несите карабин, такая тяжесть мне уже не под силу.

Генри закинул за плечо легкую двустволку, а я взял «старый флинт».

Когда мы пришли на стрельбище, Генри зарядил оба ружья, но сначала выстрелил пару раз из своей двустволки.

Наступил мой черед. Хотя мне никогда не доводилось стрелять из такого ружья, с первого же раза я попал в самый край черного круга мишени. Во второй раз мне повезло больше, третий выстрел был точно в яблочко, а все остальные пули пролетели сквозь отверстие, пробитое с третьего раза.

Изумление Генри росло с каждым моим выстрелом. Я испробовал и его двустволку, а когда и тут добился блестящего результата, он воскликнул:

– Сэр, не иначе вам сам дьявол помогает. Или вы – прирожденный охотник. Я впервые вижу, чтобы молодой человек так метко стрелял.

– Дьявол мне не помогает, и я не собираюсь заключать с ним договор.

– В таком случае вы просто обязаны стать вестменом22
  Вестмен (буквально «человек Запада») – человек, хорошо знающий условия Дикого Запада, чаще всего охотник-промысловик, здесь – предприимчивый американец с западной границы, которая в XIX веке отодвигалась все дальше в глубь не завоеванных еще территорий индейских племен. – Прим. автора


[Закрыть]
. Что скажете?

– Хорошо бы!

– Ладно, посмотрим, что удастся из вас сделать. Верхом хорошо ездите?

– Да так, с грехом пополам.

– С грехом пополам? Значит, не так хорошо, как стреляете?

– Не такое уж большое искусство – ездить верхом. Трудней сесть на коня. Но если я окажусь в седле, то уж ни за что не дам себя сбросить.

Он пристально посмотрел на меня, словно проверял, серьезно ли я говорю или шучу. Я сделал вид, будто ни о чем не догадываюсь, а он заметил:

– Вы действительно так думаете? И считаете небось, что надо держаться за гриву? Заблуждаетесь. Вы сказали, что самое трудное – очутиться в седле, мол, для этого надо приложить немало усилий. А я вот скажу, что вылететь из седла гораздо легче – об этом уж позаботится сам конь. Вы и охнуть не успеете, как окажетесь на земле.

– У меня конь не забалует!

– Да? Посмотрим! Может, попробуете?

– С удовольствием!

– Идемте-ка! Сейчас только семь часов, время еще есть. Мы пойдем к Джиму Корнеру, он дает лошадей напрокат. Есть у него один пегий жеребец, уж он-то для вас постарается.

Мы вернулись в город и отыскали торговца лошадьми. Ему принадлежал загон для выездки, вокруг которого выстроились конюшни.

Корнер вышел к нам сам и любезно осведомился, чего желают джентльмены.

– Этот юноша утверждает, что ни один конь его не сбросит. Что вы на это скажете, мистер Корнер? Может, позволите ему взобраться на вашего пегого?

Торговец смерил меня оценивающим взглядом и, покачав головой, ответил:

– Судя по всему, костяк у парня крепкий и гибкий, да и вообще… молодые люди не так быстро сворачивают себе шеи, как старики. Если этот джентльмен желает испытать пегого жеребца, то я ничего не имею против.

Он тут же отдал распоряжение, и двое конюхов вывели оседланного коня. Конь вел себя беспокойно и все время норовил вырваться. Старик Генри, видимо, испугался за меня и принялся упрашивать, чтобы я отказался от глупой затеи. Но, во-первых, я ничуть не боялся, а во-вторых, для меня это был вопрос чести.

Я приказал подать мне плеть и пристегнул шпоры. После нескольких неудачных попыток, несмотря на сопротивление коня, я оказался в седле. В этот момент конюхи быстро отскочили, а пегий строптивец, став на дыбы, вдруг резко прыгнул в сторону. Я удержался в седле, хотя не успел еще вдеть ноги в стремена, а едва вдел – паршивец начал брыкаться. Ничего этим не добившись, прижался к стене, пытаясь сбросить меня, однако моя плеть отогнала его на середину. Началась трудная и опасная борьба с конем. Понадобились вся моя сила, ловкость и сноровка (а тогда у меня еще не было должного опыта), но в конце концов я победил. Когда я спешился, ноги мои дрожали от усталости, а с коня падали огромные тяжелые хлопья пены. Теперь он был послушен каждому движению шпор и поводьев.

Торговец испугался за него, велел накрыть попоной и медленно поводить по двору. Затем он обратился ко мне:

– Вот уж не думал, юноша, что вы с ним справитесь. Так и ждал, что он сбросит вас на землю. Плату с вас я не возьму, но если хотите сделать мне приятное, приходите еще и научите эту бестию уму-разуму. Тут дело не в десяти долларах, а в значительно большей сумме: конь дорогой и, когда вы его объездите, принесет мне немалые барыши.

– Ну что ж, я готов оказать вам эту услугу.

За все это время Генри не промолвил ни слова. Он только разглядывал меня и качал головой, а потом хлопнул в ладоши и воскликнул:

– Вот уж необыкновенный гринхорн, никогда таких не видал! Коня чуть насмерть не удушил, но не дал себя сбросить. Кто вас этому научил, сэр?

– Случай. Однажды мне попался полудикий венгерский жеребец. Я долго и упорно, рискуя жизнью, объезжал его, и в конце концов он стал шелковым.

– Ну, что касается меня, то я предпочитаю свое старое кресло, оно по крайней мере не брыкается, когда я в него сажусь. У меня даже голова закружилась, глядя на вас! Но, поверьте, вы не напрасно сегодня так потрудились, мне непременно надо было знать, как вы стреляете и сидите в седле.

Мы разошлись по домам.

Ни в этот день, ни в течение двух других Генри не появлялся, да и у меня не было времени навестить его. На третий день, после обеда, зная, что я уже свободен, он зашел ко мне и спросил:

– Не желаете ли прогуляться со мной?

– А куда?

– В гости к одному джентльмену. Он мечтает с вами познакомиться.

– Хорошо, идемте.

Сегодня Генри был сам на себя не похож – деловой и одновременно таинственный. Он явно приготовил какой-то сюрприз.

Мы прошли несколько улиц и оказались перед большой застекленной дверью.

Генри вошел туда так стремительно, что я не успел даже прочитать надпись на вывеске, сделанную золотыми буквами. Кажется, там были слова «офис»и «геодезия». Вскоре я убедился, что не ошибся.

В комнате сидело трое мужчин. Они сердечно приветствовали Генри, а со мной учтиво, не скрывая любопытства, раскланялись. Столы были завалены картами и планами, а также всевозможными измерительными инструментами. Мы попали в геодезическую контору, непонятно только, зачем мы туда пришли. Похоже было, что Генри не собирался делать заказ или получить справку, а зашел просто поболтать со старыми приятелями.

Завязалась оживленная беседа, которая постепенно перешла на темы, связанные с работой конторы, и я тоже смог вступить в разговор, ибо он касался предметов мне более знакомых, чем, к примеру, сугубо американские проблемы, в которых я в то время разбирался мало.

Видимо, Генри очень интересовался геодезией. Вникая во все мелочи, он незаметно втянул в разговор и меня, задавая разные вопросы. Я объяснил назначение некоторых инструментов, 'оказавшихся под рукой, и показал, как чертят карты и планы. Нет, тогда я действительно был еще гринхорном и ни о чем не догадывался. Лишь когда я заметил, что присутствующие джентльмены подают оружейнику какие-то таинственные знаки, я заподозрил подвох и поднялся со стула, тем самым давая Генри понять, что мне пора. Генри распрощался с хозяевами, и мы вышли, провожаемые еще более дружелюбно, чем были встречены.

Отойдя довольно далеко от конторы, Генри остановился и, положив мне руку на плечо, сказал:

– Сэр, мой юный друг! Какое же удовольствие вы мне доставили сегодня! Я горжусь вами!

– Но почему?

– Вы превзошли данные мной рекомендации и ожидания этих джентльменов!

– Рекомендации? Ожидания? Не понимаю.

– И не надо. Все очень просто. Вы недавно говорили, что разбираетесь в геодезии. Чтобы убедиться, не хвастовство ли это, я привел вас к своим друзьям. И вы с честью выдержали экзамен.

– Хвастовство? Мистер Генри, если вы думаете, что я способен на хвастовство, то наша дружба кончена.

– Не глупите! Не лишите же вы старика удовольствия видеть юношу, так похожего на его сына! Кстати, вам удалось еще раз побывать у торговца лошадьми?

– Я хожу к нему каждое утро.

– И объезжаете пегого жеребца?

– Да.

– Выйдет толк из этого коня?

– Выйти-то выйдет, но сомневаюсь, справится ли с ним тот, кто его купит. Он привык ко мне и других будет сбрасывать.

– Рад. очень рад, конь, видно, хочет носить на себе гринхорна вроде вас. Послушайте, давайте свернем вот в эту боковую улочку, я знаю здесь отличный ресторан, с хорошей кухней и прекрасными напитками. Должны же мы отметка такое событие, как успешно сданный экзамен!

Я не верил собственным ушам: всегда сдержанный, нелюдимый, Генри вдруг захотел пообедать в ресторане! Он весь преобразился: был необычайно оживлен, голос зазвучал громче и радостнее. Но при чем тут экзамен? Это слово меня озадачило, впрочем, я не придал ему особого значения…

С этого самого дня Генри навещал меня ежедневно и обращался со мной как с единственным другом, с которым вскоре должен расстаться, что, однако, не мешало ему бесцеремонно ставить меня на место, как только я, по его мнению, заносился.

В это же время я начал замечать, как изменилось отношение ко мне и в семье, где я давал уроки. Родители стали предельно внимательны, а дети старались всячески проявлять свою привязанность и любовь. Порой я ловил на себе их взгляды, смысл которых был мне непонятен, ибо в них сквозило нечто вроде затаенной грусти.

Однажды, кажется, недели три спустя после нашего визита к геодезистам, хозяйка дома попросила меня вечером никуда не уходить, а остаться поужинать с ними, в кругу семьи. К ужину ожидались сэр Генри и еще двое джентльменов, один из которых был некто Сэм Хокенс, известный в этих краях вестмен.

Мне, впервые попавшему на Дикий Запад, это имя ничего не говорило, но я был рад познакомиться с таким знаменитым охотником-следопытом.

Я был своим в этом доме, поэтому не стал дожидаться назначенного часа и спустился в столовую немного раньше. Каково же было мое изумление, когда я увидел торжественно накрытый стол. Пятилетняя малышка Эмми, пользуясь тем, что в столовой никого не было, вылавливала пальчиками ягоды из компота. При моем появлении она смутилась, отдернула руку от вазы и вытерла ее о свои светлые волосики. Я погрозил ей, а она, подскочив ко мне, обвила мою шею ручонками. Желая загладить свою вину, девочка выдала мне то, что составляло тайну последних дней. Ее горячий шепот обжигал мне ухо. Сперва мне показалось, что я неправильно понял, и переспросил, но она радостно подтвердила:

– Да, да, это прощальный ужин в вашу честь!

Прощальный ужин в мою честь?! Да возможно ли такое? Нет, девочка определенно что-то путает.

Тут в соседней комнате послышались голоса – прибыли гости, и я вышел поздороваться с ними.

Все трое пришли точно к назначенному часу. Генри представил меня мистеру Блэку, невзрачному на вид, слегка неуклюжему юноше, а затем подвел к следопыту Сэму Хокенсу.

Так это и есть следопыт? Наверняка я выглядел сущим невеждой, когда с удивлением уставился на него. Да и было чему удивляться – подобного до сих пор я не встречал, хотя позже мне доводилось видеть и более удивительные вещи.

Передо мной стоял странный персонаж, впечатление от которого усиливалось еще и тем, что он заявился в гости, словно только что вышел из лесу – в потертой шляпе и с ружьем в руках.

Он являл собой незабываемое зрелище: из-под грустно повисших полей фетровой шляпы неопределенного цвета и возраста торчал флюгером нос необыкновенных размеров, а с давно не бритой физиономии поглядывали маленькие умные глазки. Быстро перебегая с предмета на предмет, они наконец остановились на мне с выражением озорной плутоватости. Следопыт разглядывал меня с нескрываемым любопытством. Позже я понял причину такого интереса к моей персоне.

Старая охотничья куртка до колен, сшитая из козьей шкуры, болталась на нем как на вешалке. В ней он выглядел ребенком, надевшим для забавы сюртук деда. Под этим более чем свободным одеянием виднелась пара тощих и кривых ног в обтрепанных брюках, причем возраст последних красноречиво говорил о том, 'что владелец брюк вырос из них лет двадцать тому назад. Не меньшего внимания заслуживали и сапоги, настолько большие, что знаменитый охотник мог бы в случае необходимости поместиться в них целиком. В руках он держал ружье, больше смахивающее на палку, чем на огнестрельное оружие. Лишь с крайней предосторожностью я отважился бы прикоснуться к этому пугачу.

Трудно было себе представить лучшую карикатуру на охотника прерий. И только много дней спустя я смог по достоинству оценить этого чудака.

Оглядев меня с ног до головы, следопыт неожиданно тонким голосом обратился к оружейнику:

– Мистер Генри, это и есть тот гринхорн, о котором вы мне говорили?

– Да, – ответил тот.

– А он мне даже нравится. Надеюсь, и ему понравился Сэм Хокенс? Хи-хи-хи! – И с этим странным хихиканьем он повернулся к входящим в гостиную хозяевам дома.

Хозяева приветствовали охотника как старого знакомого, из чего можно было заключить, что они видят его не в первый раз. Гостей пригласили в столовую; направляясь туда, Хокенс, к моему изумлению, не снял ни шляпы с головы, ни ружья с плеча. И только когда нам указали места за столом, он сказал, показывая на свою старую хлопушку:

– Настоящий охотник не расстается с оружием ни на секунду, а тем более я с моей драгоценной Лидди.

Свою винтовку он называл Лидди! Со временем я узнал, что многие охотники, бродящие по прериям, обращаются со своими ружьями как с живыми существами и дают им имена.

Сэм Хокенс повесил винтовку около окна и хотел сделать то же самое со своей шляпой. Вот он ее снял, и о Боже! В шляпе осталась вся его шевелюра. Вид совершенно голой багровой головы мог повергнуть в ужас кого угодно. Хозяйка дома вскрикнула, дети завизжали, а он, желая успокоить присутствующих, произнес речь:

– Не пугайтесь, дамы и господа, ничего страшного! У меня, как и у всякого порядочного человека, были на голове собственные волосы. И я всю жизнь прожил с ними. Но вот однажды целая дюжина индейцев напала на меня и содрала волосы вместе с кожей. Дьявольски неприятное ощущение, скажу я вам, но все обошлось благополучно. Хи-хи-хи! Потом я отправился в Текаму и купил себе новый скальп, чтоб мне лопнуть!

Это называется парик, он обошелся мне в целую связку бобровых шкурок. Ну, да я не жалею, новый скальп гораздо практичнее, особенно летом, в любую минуту можно снять, когда жарко. Хи-хи-хи!

Хокенс повесил шляпу на дуло винтовки, надел парик, а кожаную охотничью куртку снял и перебросил через спинку стула. На куртке пестрели многочисленные заплатки, причем они накладывались одна на другую, что придавало куртке невероятную твердость и толщину – ее не смогли бы взять даже острые стрелы индейцев! Под курткой на Хокенсе оказалась кожаная жилетка. За поясом торчали нож и два пистолета.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации