Текст книги "Растем вместе. С младенчества до подросткового возраста с любовью и уважением"

В другой публикации от 1971 года[9]9
  Baumrind, D., «Harmonious parents and their preschool children». Developmental Psychology, 1971, 4, 99–102.
  http://search.proquest.com/docview/614274052/fulltextPDF/13D9773B45CCC1C5B7/1?accountid=15293


[Закрыть] Баумринд подробно описывает эти восемь семей «гармоничных родителей» (сам выбор определения уже указывает на ее симпатию к ним). Она обратила внимание на эти семьи, потому что исследователи, ответственные за заполнение анкет, не захотели заполнять некоторые пункты, так как думали, что «любые пометки в этих пунктах были бы неправильными, поскольку отец или мать, хотя почти никогда и не осуществляли контроль, все же контролировали ситуацию плане того, что ребенок обычно пытался интуитивно понять, что именно хотел родитель, и выполнял это».

И добавляет: «В то время как потворствующие родители избегали контроля, но при этом сердились, что его нет, авторитарные и авторитетные контролировали в свое удовольствие – гармоничные же родители, казалось, что и не осуществляли контроль и в то же время не избегали его применения».

В шести из этих семей были девочки, и все они были «необыкновенно компетентными» и очень умными. И, напротив, два мальчика с гармоничными родителями были «стремящимися к сотрудничеству, послушными, нецелеустремленными, не ориентированными на успех и зависимыми», то есть обладающими, по мнению автора, «женоподобными» чертами (да, именно как слышите). В любом случае, их очень мало, чтобы делать какие-то выводы.

Выберите свой стиль

А сейчас – важный вопрос: к какому из этих трех типов отцов и матерей – авторитетному, потворствующему или авторитарному – принадлежите вы? Если я ограничусь только прочтением этих трех описаний, то не знаю, к какому из трех типов принадлежу я сам. И еще меньше могу сказать, к какому принадлежат другие родители, которых я знаю лично или по профессии.

Мне хочется думать, что я «не наказываю, внимаю, приемлю и отношусь положительно», что я консультирую и даю объяснения, то есть получается, что я потворствую. Но при этом я пытаюсь изменять поведение моих детей (то есть пытаюсь сделать их прилежными в учебе, уважительными с другими…).

А про сдерживание их самостоятельности? По правде, в течение долгих лет я обязывал их ходить в школу и делать домашние задания и не покупал им все лакомства и игрушки, которые они просили, так что немного авторитарный.

А насчет авторитетного… Кто был бы не согласен с таким прекрасным и пространным описанием, вмещающим в себя все вне зависимости от того, стоит оно перед или после «но»? Я сам не знаю, кто я есть. И если вы вместо того, чтобы спрашивать у меня, спросили бы у других людей, что меня знают, или моих собственных сыновей, вероятно, они увидели бы меня совсем по-другому, чем я себя. Вероятно, авторитарные родители не считают самих себя авторитарными, а потворствующие удивленно воскликнули бы: «Потворствую?.. Я-я-я?..»

Сложно определить, к какому из трех типов ты принадлежишь, потому что нет явно видимых четких критериев, объективных и объективно оцениваемых. Вероятно поэтому концепция (та, что популярная, а не как мы уже увидели официальная о «восьми принципах», которая отличается от популярной) «стиля сближения» привлекает многих людей: там простые инструкции – что-то делать, что-то не делать. Я даю ему грудь, беру на руки, кладу с собой спать – ну вот – стиль сближения. Но ни один из трех критериев не появляется в описаниях Баумринд. Она говорит о гораздо более сложных и тонких вещах. Среди родителей, которые практикуют или говорят, что практикуют, стиль сближения, уверен, есть и авторитарные и потворствующие родители.

Можно ли отнести использование физического насилия к ясному критерию? Те, кто бьет детей, – авторитарные? В своей статье 1966 года Баумринд не говорит напрямую о физическом наказании, но, похоже, она это имеет в виду, говоря о наказании и карательных мерах. Специфическое определение, где авторитарные принимают «карательные» меры, а потворствующие «не карательные», не касается авторитетных. А в другом разделе той же самой статьи восхваляются преимущества «умеренного» наказания и то, в какой форме об этом говорится, производит впечатление, что речь идет скорее о шлепке, чем о запрете смотреть телевизор:

Стоит принять возможность того, что умеренное наказание имеет положительные вторичные эффекты, такие как: (а) более быстрое восстановление эмоциональной связи с двух сторон после эмоционального высвобождения, (b) высокая резистентность к подобному нарушению со стороны братьев, которые испытывают наказание опосредованно, (с) эмуляция агрессивного поведения родителя в приемлемое социальное поведения, (d) снижение реакции вины до нарушения и (е) увеличение способности ребенка выносить наказание для достижения желанной цели.

Аргументы мне представляются чем дальше, тем любопытней. Никогда не слышал их из уст других защитников «своевременного подзатыльника»: что ребенок будет подражать агрессивности отца, что будет ощущать меньше вины за то, что поступил плохо, и что продолжит делать то, что ему придет в голову, не боясь наказания. Такое впечатление, что подзатыльники уже не являются исключительным достоянием авторитарных родителей.

Авторитарный стиль также не исключает привязанности. В качестве примера авторитарной матери Баумринд цитирует мать Джона Уэсли (Wesley, J.) – англиканского пастора XVIII века, который основал Церковь методистов: нужно «нежно направлять ребенка, чтобы в будущем он стал лучше». Мне не удалось выяснить, давала ли мать Уэсли, Сюзанна, грудь и носила ли своего ребенка на руках. Судя по эпохе и по стране, это более, чем вероятно. Что совершенно точно, так это то, что до одиннадцати лет в школу он не ходил. Это пример стиля «сближения» и в то же время – авторитарного.

С другой стороны, не похоже, что потворствующие характеризуются тем, что позволяют ребенку делать все, что взбредет ему в голову. «Они дают объяснения относительно правил», значит, есть правила. И «для достижения своих целей» (родителей), хотя они их ни к чему не обязывают, прибегают все же к здравому смыслу и к манипуляциям. Манипулируешь ребенком для достижения своих целей, и тебя все еще считают потворствующим?

При такой нехватке простых и ясных критериев для определения, кто является авторитарным, а кто потворствующим, откуда же мне знать – к какой группе принадлежу я? Психологи располагают критериями и опросниками, мы еще об этом поговорим. Но родители, которые просто читают небольшой текст по теме (поищите в Google слова авторитарный, потворствующий и найдете там более ста тысяч страниц) – на чем они могут основываться, чтобы определить, к какой из этих групп они принадлежат? Есть несколько критериев:

1. По названию. Да, не удивляйтесь, название – это основное. Все хотят принадлежать к группе с хорошим названием. Я сам, когда в первый раз услышал об этих родительских стилях Баумринд, предпочел потворствующий, потому что звучит лучше, чем «авторитарный» или «авторитетный» (на испанском. – Прим. перев.). Я решил быть потворствующим, не вдаваясь в их различия, просто из-за названия. Потом-то я очень разозлился, увидев, что различие представляло потворство как нечто плохое. Возможно поэтому я посвятил столько часов прочтению некоторых исследований в оригинале и написал потом такую длинную и тяжелую главу.

Мы все идентифицируем себя больше с наименованием предмета, чем с его детальным определением. Голосуем за «правых» или за «левых», потому что «я из правых» или «я из левых», не читая перед этим программу каждой из партий.

Представьте, что в каком-то журнале вы увидели статью «Какой вы тип водителя?». Существует два типа:

А. Тщательно соблюдает правила дорожного движения и ограничения скорости. Всегда застегивает ремень безопасности. Перестраивается, чтобы позволить обогнать себя другим автомобилям;

B. В случаях, когда уверен в себе, превышает разрешенную скорость. Игнорирует некоторые знаки, которые считает явно необоснованными. Обгоняет в ситуациях, в которых другой водитель на это не решился бы. Сам решает, когда нужно пристегиваться ремнем безопасности, когда – нет.

Какой вы тип водителя – а) или б)? Сейчас попробуем дать название каждому типу. Помните, определение продолжает оставаться прежним, без каких-либо изменений:

• Какой вы тип водителя: А (опытный) или В (неосторожный)?

• Какой вы тип водителя: А (спокойный) или В (спортивный)?

• Какой вы тип водителя: А (трусоватый) или В (смелый)?

Правда, все меняется? Определенно легче идентифицировать себя с той группой, название которой нам импонирует.

Баумринд выбрала неприятные названия стилям родительского воспитания, которые ей не нравились. Никому не захочется, чтобы его считали авторитарным, особенно в США (не настолько в Испании, где мы пережили диктатуру правых, в связи с чем кажется логичным поступать с точностью до наоборот. Возможно, поэтому мне нравится называться потворствующим). В 1985 году доктор Спок, знаменитый автор книг по воспитанию, счел необходимым защититься в предисловии к новому изданию своей книги от фальшивых обвинений в «потворствующей позиции», которые он постоянно получал. Что произошло бы, если бы три стиля воспитания вместо того, чтобы называться авторитарный, авторитетный и потворствующий, назывались бы деспотичный, неуверенный и любящий, не меняя ни буквы из соответствующих описаний?

2. Приспособиться к большинству. Если большинство родителей авторитетные, значит, мне тоже стоит таким быть. Поэтому политические партии пытаются публиковать опросы, говорящие в их пользу. Многие люди думают: «Если все будут голосовать за Фуланито (аналог Иванова, Петрова, Сидорова. – Прим. перев.), я тоже за него проголосую».

3. Следовать инструкциям. Если в книге говорится, что авторитетный – хорошо, будем авторитетными.

4. Найти золотую середину. Как Золотые Локоны в домике трех медвежат: ни самый горячий суп – ни самый холодный; ни самая мягкая кровать – ни самая жесткая.

Видите – какая у меня была проблема? По названию мне нравилось быть потворствующим родителем. Но другие три критерия не согласовывались. Большинство, которое находится посередине, – авторитетное, да еще и книга говорит, что авторитетный это лучше, чем либеральный.

Как оценивать родителей

Баумринд и другие авторы провели многочисленные эксперименты, чтобы проверить эффективность различных стилей воспитания на конечный результат – «каким выйдет ребеночек». Вначале исследователи относили родителей к тому или иному стилю путем долгих опросов и прямого наблюдения за отношениями родителей и детей.

То, что – нравится или нет, – во многом зависит от мнения того, кто производит опрос, что, как мы знаем, весьма субъективно. Затем возникли структурированные опросники, что позволило значительно упростить и удешевить сам процесс исследования. Кроме того, результат стал зависеть меньше от личности опрашивающего и больше – от дизайна опросника.

В 1991 году Лоренс Стайнберг (Steinberg, Laurence) опубликовал один из результатов такого эксперимента[10]10
  Steinberg, L., Mounts N. S., Lamborn S. D., Dornbush, S. M., «Authoritative parenting and adolescent across varied ecological niches». Journal of Research on Adolescence, 1991, 1, 19–36.
  www.virya.net/jabref/resilience/authoritative_parenting_and_adolescent_adjustment_across_varied_ecological_niches.pdf


[Закрыть]. Родители были просто классифицированы как «авторитетные» или «не авторитетные» (без выделения авторитарных и либеральных) с помощью трех опросников, которые были переданы детям – десяти тысячам учеников из США старшей школы (от пятнадцати до восемнадцати лет). Следует отметить, что когда опрашивают отдельно родителей и детей, родители обычно видят самих себя менее авторитарными, чем их видят собственные дети (невероятно, не так ли?). С помощью опросников планировали классифицировать родителей в соответствии с тремя параметрами, которые авторы считают основными при определении авторитетного родительства: принятие/применение, строгий контроль и психологическая автономия. Вот некоторые примеры вопросов:

• Принятие/применение: «Могу ли я рассчитывать, что он(а) мне поможет, если возникнет проблема?»; «Помогут ли мне с домашними заданиями, если я что-то не понимаю?»; «Как часто в вашей семье все вместе развлекаются?»

• Строгий контроль: «До какой степени твои родители пытаются узнать, куда ты уходишь вечером?»; «В обычную неделю, с понедельника по четверг, до какого часа ты можешь не возвращаться домой?»; «До какой степени родители знают правду о том, как ты проводишь свободное время?»

• Психологическая автономия: «С какой частотой твои родители говорят, что их решения правильные и не обсуждаются?»; «Как часто родители отвечают на твои доводы, что-то вроде того: «Ты это поймешь, когда вырастешь»?; «Пытаются родители испортить тебе жизнь, если ты получаешь плохие оценки?» (Обратите внимание, что эти вопросы задаются в инверсивной форме: родители получают больше в разделе автономии, если ответ ребенка «никогда».)

Для того чтобы считаться авторитетными, родители должны были получить оценку выше средней по всем трем параметрам. (Краткое напоминание: среднее арифметическое получается, когда суммируют все значения и делят результат на число индивидуумов. Медиана – оценка индивидуума, которая находится ровно посередине при расстановке от большего к меньшему, это то же самое, что перцентиль 50. Мода – это наиболее частое значение. В статистически нормальном распределении – мода, медиана и среднее арифметическое совпадают. Но, как правило, распределения их не нормальны, и среднее арифметическое немного выше или ниже медианы.)

Обнаружилось, для начала, что процент авторитетных родителей изменяется в зависимости от расы (их больше среди белых, чем среди негроидов, латиноамериканцев или азиатов) и социального класса (больше среди среднего класса, чем у рабочих). Также был выше процент авторитетных родителей в «полноценных» семьях (подросток живет с обоими биологическими родителями). Наиболее высокий процент – 25 % от общего числа авторитетных родителей – наблюдался в неповрежденных белых семьях среднего класса. Наиболее низкий – только 6 % авторитетных семей – в полноценных семьях азиатского происхождения рабочего класса.

Тогда авторы исследования связали классификацию родителей с четырьмя указателями психосоциальной привязки детей: их школьные оценки, их вера в самих себя, уровень психологического дистресса и их уголовные деяния. Дети авторитетных родителей получили наилучшие баллы по всем параметрам, хотя величина эффекта была не слишком большой. Школьные результаты высчитывались по средней оценке за курс, оцениваемой от нуля до четырех и сообщаемой самими студентами (нет, оценки не перепроверялись у школьного секретаря, доверяли словам самого учащегося. Авторы объясняют, что в других разнообразных исследованиях выявлялась погрешность в 0,75 между реальными оценками и теми, что сообщал ученик. Конечно, при посещении архива и сверки оценки имели бы погрешность 1,00).

В качестве примера (здесь я умножаю оценки исследования на 2,5, чтобы получить баллы около 10, более понятные испанскому читателю): белые родители из среднего класса и полноценной семьи – авторитетные – имели средний балл 8,35. Не авторитетные – 7,45. То же самое – для рабочего класса: 6,97 и 6,42. Первое что мы видим: разница не большая, всего несколько десятых балла, поэтому речь не идет об успевающих и отстающих. Второе: наиболее важные различия вызваны не родительским стилем, расой и социальным классом. То есть, на самом деле, если хочешь получать хорошие оценки, важно найти не таких родителей, которые бы хорошо воспитали, а чтобы они были белыми и из среднего класса. И разница в подсчетах в других трех аспектах также не привлекала много внимания.

Так что складывается впечатление, что авторитетные родители на самом деле представляют не большинство, а меньшинство: от 6 % до 25 %, в соответствии с расой и социальным классом. Но всем этим мы обязаны тщательному дизайну исследования. Не существовало прежнего критерия, с помощью которого можно было отделить авторитетных от не авторитетных, а пункт разграничения находился четко на медиане. Это все равно, что мы поместили бы на медиану предел между богатыми и бедными: по определению, половина – богатые и половина – бедные. Среди любого населения. Половина гаитян были бы богатые, а половина швейцарцев – бедные. Так и в исследовании Стайнберга – есть три параметра и требуется «доказать» все три, чтобы стать авторитетным. Результат гораздо ниже среднего (если бы три параметра не имели между собой ничего общего, то 50 %, половина от всех, доказывали бы первый. 25 % от общего числа доказывали бы также второй, и половина от последних, 12,5 % от общего, – доказывали бы все три. Так как в действительности между тремя параметрами есть определенная взаимосвязь, если доказываешь один, легче доказать также и другие. Конечный результат превышает 12,5 %). Так что в действительности, изучается не группа явно авторитетных родителей, а группа родителей немного более авторитетная, чем их соседи.

В том же 1991 году, в котором Стайнберг опубликовал свое исследование, психолог Джон Бури́ предложил «Опросник для выяснения родительского авторитета»[11]11
  Buri, J.R., «Parental authority questionnaire». J Pers Assess, 1991, 57, 110–119. www.geneseo.edu/~bearden/socl212/PAQ.pdf


[Закрыть], предназначенный для подростков и молодежи. В нем содержатся тридцать вопросов, на которые надо отвечать, ставя от 1 (абсолютно не согласен) до 5 (абсолютно согласен). Десять вопросов касаются каждого из трех стилей воспитания таким образом, что родители могут набрать от 10 до 50 баллов. Можно спрашивать по-отдельности отца и мать, так что опросник в целом состоит из шести шкал (материнский авторитаризм, отцовский авторитаризм…) Примеры заявлений:

• В детстве мои родители не позволяли мне оспаривать никакие свои решения.

• В детстве мои родители руководили занятиями и решениями детей в семье посредством рассуждения и дисциплины.

• В детстве мои родители позволяли мне формировать мою собственную точку зрения по семейным делам и обычно позволяли мне решать самому, что делать.

Вы угадали, какому из стилей соответствует каждый из вариантов?

Как разрабатывается подобный опросник, откуда известно – работает ли он? Дж. Бури́ в своей статье подробно все разъясняет.

Во-первых, по подобию оригинальных описаний Баумринд составили сорок восемь вопросов, затем, во-вторых, их показали двадцати одному профессионалу (психологам, воспитателям, социологам и социальным работникам), которые решили – соответствовали ли явственно все из них одному из родительских стилей. В тридцати шести из сорока восьми вопросов, по меньшей мере, двадцать из двадцати одного судьи пришли к согласию. Из этих тридцати шести были выбраны тридцать вопросов для сформирования окончательного варианта опросника.

В-третьих, была проверена надежность «тест-ретест», то есть отвечает ли более-менее одинаково один и тот же человек, заполняя тот же самый опросник. Потому что если он каждый раз отвечает по-разному, опросник никуда не годится. Для этого были опрошены семьдесят один студент психологии (девятнадцать лет), и второй раз – две недели спустя. Да, они отвечали более-менее (но не точно) одно и то же.

В четвертых, при составлении опросника проверялось внутреннее постоянство, то есть получают ли последовательные ответы различные вопросы, формирующие тест. Здесь надо искать определенный баланс. Если на один из вопросов следует обычно ответ, противоречащий остальным, вероятно, этот вопрос плохо задан, не понят или не подходит. Но при этом мы также не хотим, чтобы все вопросы имели абсолютно одинаковые ответы, потому что в таком случае – для чего задавать десять вопросов? Хватило бы и одного. Внутренняя согласованность измеряется с помощью статистического коэффициента, именуемого Альфа Кронбаха (Alfa de Cronbach). Считается приемлемым, если результат более 0,7, хорошим, если более 0,8, превосходным – если свыше 0,9. Дж. Бури́ передал свой опросник ста восьмидесяти пяти студентам факультета психологии и установил постоянство между 0,74 и 0,87 для различных шкал.

В-пятых, был установлен дискриминантный срок действия. Если существуют три дифференцированных стиля воспитания, родитель, имеющий высокую оценку в одной шкале, должен был бы иметь низкую в другой. То есть нельзя быть авторитетным и либеральным (потворствующим) одновременно. Это проверялось в другой группе из ста двадцати семи студентов: в самом деле различные шкалы давали противоположные результаты.

В-шестых, тем же самым ста двадцати семи студентам был передан опросник (также разработанный самим Дж. Бури́ тремя годами ранее) по родительскому уходу (nurturance – забота, трудно переводимый термин, который предписывает передавать материальную и эмоциональную поддержку для удовлетворения нужд детей). Автор исходил из гипотезы, что быть авторитетным, значит, – поддерживать позитивную взаимосвязь с теми, за кем ухаживают. Быть авторитарным – негативную взаимосвязь (то есть чем авторитарнее, тем меньше заботы). А быть либеральным – не иметь никакой взаимосвязи. И это последнее, по его мнению, и есть самое ценное, что выявил опросник.

В-седьмых, Дж. Бури́ сформулировал вопрос – могли ли люди фальсифицировать ответы для создания хорошего впечатления. Еще до Баумринд американское общество пришло к общему мнению, что хороший отец не должен быть ни слишком авторитарным, ни слишком либеральным. И безусловно, за двадцать лет, прошедших со времени Баумринд, это представление расширилось и укрепилось. Людям не нравится плохо говорить о своих родителях. Но, конечно, возможности проверить, соответствовали ли ответы тех молодых людей тому, что в действительности происходило у них дома много лет назад, не было.

Так что Дж. Бури́ решил сравнить результаты, полученные с помощью следующих шестидесяти девяти студентов, с данными предыдущего опроса и с теми, что выходили по Шкале социальной желательности Кроуна-Марлоу (Crowne and Marlowe). Эта шкала была создана в 1960 году для измерения уровня фальсификации ответов, произведенной с целью показать себя с лучшей стороны. Это остроумный опросник с тридцатью тремя вопросами-ловушками, касающимися вещей, которые все в определенной ситуации делали плохо, но в которых никому не нравится признаваться. Такие утверждения, как «Я всегда готов признать свою неправоту», «Я всегда веду себя воспитанно, даже с людьми, которые мне не приятны» или «Я никогда не отправлюсь в поездку, не убедившись в безопасности моего автомобиля». Тот, кто получает хорошие результаты в этом опроснике, либо в самом деле святой, либо, что более вероятно, лгун. Если бы люди фальшивили при ответе на «Опросник на выяснение родительского авторитета», то существовала бы взаимосвязь между этим опросником и результатами по Шкале социальной желательности: люди, которые писали о своем ангельском поведении, имели бы скорее авторитетных родителей, а не авторитарных и либеральных. Но такого соотношения выявлено не было, что указывает на то, что люди отвечали честно.

Иногда я не совсем понимаю вопрос до тех пор, пока не начинаю на него отвечать. Так я решил сам заполнить опросник Дж. Бури́, думая о своих собственных родителях. Вышло, что они в основном авторитетные, но также очень либеральные (бедняжки, а я-то жаловался…). Этот опыт помог мне увидеть, что на самом деле некоторые вопросы очень сложны для понимания и для ответа на них. Практически заканчиваешь наобум. Прежде всего, вопросы с «но». Не забудьте, что авторское описание авторитетного стиля изобилует «но», что переместилось и в вопросы анкеты. Пять из десяти вопросов о либеральном стиле содержат «но». Ни один из других двадцати вопросов не содержит «но». Так как «но» – противительный союз, предложения, которые его содержат, состоят из определения двух более-менее противоположных пунктов. Если я согласен с фразой, я с чем согласен – с той частью, что идет до «но», или с той, что после «но»?

Например, заявление «Имели четкие нормы поведения для детей всего нашего дома, но собирались адаптировать эти нормы к нуждам каждого из детей в семье». Если отвечу, что «абсолютно не согласен», то, значит, я хочу сказать, что норм не было, или что они были, но не ясные, или что они были, но не распространялись на всех детей, или их было невозможно распространить? Или что нормы были такие замечательные, что не понадобилось адаптировать их, потому что мы, дети, были абсолютно согласны или потому что я единственный ребенок и поэтому не пришлось ничего адаптировать к другим детям?

Я спрашиваю себя – осознавал ли сам Дж. Бури́, сколько «но» он поставил в авторитетные заявления и поспособствовали ли эти «но» тому, чтобы набранные баллы были выше. Как уже говорилось, фразы с «но» нас привлекают сильнее, кажутся нам не такими экстремистскими, богатыми на оттенки. Всегда легче согласиться с фразой, содержащей «но».

И многие другие вопросы оставляют меня в недоумении, даже без «но».

Например, «Мне позволяли решать бо́льшую часть проблем без особых указаний со стороны родителей». Хорошо, разумеется, я не мог решать идти или нет в школу, делать или нет домашние задания, во сколько вставать. Но ведь никакой ребенок не может решать эти вещи, не правда ли? Поэтому не возможно, чтобы тот, кто задает этот вопрос, думал о подобных вещах, потому что это было бы абсурдом. Но определенные вопросы резонно было бы позволить решать ребенку самому: сделать ли сперва математику или географию, хочется ли ему шоколадное мороженое или клубничное, какую футболку надеть, с какой игрушкой играть… Если мама мне говорила: «Надень шарф – там холодно» – это как – «много указаний»? Но ведь так говорят все матери, правда? И в мои сорок лет мама мне так же продолжала говорить. Сколько баллов я могу дать этому вопросу, сколько баллов вы бы дали своим родителям?

В недоумении, я решил дать опросник своим детям (уже двадцатилетним), чтобы посмотреть – обнаружат ли они также запутанные вопросы, или это я такой странный. Да, это я странный. Но к нашему общему большому облегчению – мы либеральные! Мы оказались, по мнению наших детей, преимущественно либеральными, немного авторитетными и совсем не авторитарными. Теперь могу закидать себя цветами. Если у меня тест выйдет плохо, я должен сжечь их всех.

Нет, это шутка. Я пошел на поводу у своего любопытства и подсмотрел свою оценку, но чтобы отважиться на это, я сначала убедил себя в том, что эта оценка не имеет никакого значения. Я не рекомендую вам давать детям этот опросник. Ученик психолога, как и ученик колдуна, может влезать в проблемы, и тот, кто спрашивает то, что не до́лжно, может услышать то, что ему не понравится.

Индивидуальные результаты по этому опроснику не имеют никакой ценности, так как он не для этого создан. Некоторые психологические тесты – клинического назначения. Они помогают профессионалам в оценке личности, симптомов или проблем пациента и для ориентации в его лечении. Но даже такие тесты имеют лишь ориентационную направленность, психолог не может базироваться лишь на них.

Они лишь ориентационные в силу того, что, как мы видели, внутренняя и внешняя ценность психологического теста, в лучшем случае, низкая. Авторам кажется прекрасным то, что тот же самый тест, проведенный с разницей в две недели, дает тот же результат лишь в 80 % случаев. Но в медицинском исследовании биологического типа мы бы не приняли подобную маржу, чтобы, например, анализ на СПИД или рентген, выявляющий рак легкого, или анализ, диагностирующий диабет, в 20 % был ошибочным.

Если мы проведем спонтанный опрос среди молодых людей, многие и не вспомнят, как называется столица Малайзии, каково ускорение свободного падения или площадь круга. И мы верим в то, что если спросим их о том, что делали их родители десять или пятнадцать лет назад, они вспомнят и прекрасно нам объяснят?

Дело в том, что опросник родительского авторитета Дж. Бури́ никогда не претендовал на роль опросника для клинического использования. Он принадлежит к абсолютно другой группе тестов, используемых как исследовательские инструменты. Он не служит для оценки конкретного родителя, потому что погрешность ошибки чересчур велика. Но хочется верить, что ошибки не всегда однонаправленны и что они более-менее компенсируются и средние данные по нескольким людям будут более надежными. Так проводятся исследования, подобные тем, что мы уже комментировали (и те, что будем комментировать в дальнейшем), в которых сравнивают группу подростков с родителями, тяготеющими к авторитаризму – их успеваемость и наличие проблем с наркотиками, – с группой подростков, чьи родители более склонны к либерализму.

Еще одна вещь привлекла мое внимание в тестах, заполненных нашими детьми: они дали нам высокие оценки почти во всех вопросах по либеральности (например, «Обычно родители позволяли мне самому решать, что мне делать»), кроме одного пункта, с которым они были абсолютно не согласны: «Мои родители не считали себя ответственными за руководство и управление моим поведением». Я знаю, что Дж. Бури́ выверил внутреннее содержание своего опросника, но не могу не думать о том, что эти две фразы относятся к двум типам очень разных родителей. Одно – позволить им решать, и другое – совсем отличное от этого – что мы не должны ориентировать и направлять их. Они как раз нуждаются в нашей ориентации и нашем направлении для того, чтобы адекватно принимать решения. Потому что они еще маленькие дети и без нашей помощи не знали бы, что делать. Те же родители, что не чувствуют себя ответственными за ориентацию своих детей, являются, наоборот, безответственными. Определение «либеральных родителей» соотносится в одну когорту к тем, кто уважает своих детей и дает им разумную свободу, и тех, кто просто упускает своих детей и не обращает на них внимание.