Текст книги "Отраженье кривых зеркал"

Глава тринадцатая

Сивилла оказалась очень высокой – выше Ника на полголовы – сухопарой женщиной лет сорока. Усталое лицо, тени, залегшие под глазами и очень заметные на тонкой светлой коже. Плохо расчесанные светло-русые волосы висели вдоль лица неаккуратными прядями.

– Вы сивилла?

Она окинула Ника подозрительным взглядом. Он мысленно чертыхнулся – так торопился к ней после на редкость тягомотного рабочего дня, что не подумал сменить пальто с нашивкой инспектора на обычное. Как и оставить дома кобуру с револьвером, которая с потрохами выдавала в нем агента Департамента.

– Я… по личному делу.

– Вижу, – буркнула она. – Твою силу что-то сдерживает.

Ник поразился: разве сивиллам для ясновидения не нужны свечи и обряды? Она просто заглянула ему в глаза и увидела то, чего никто не видел… О чем он сам начал догадываться только несколько недель назад.

– Вы поможете мне? – В его голосе явственно звучала надежда. Было в этом некое лицемерие – еще вчера Ник убеждал себя, что идея обратиться к сивилле – редкостная глупость.

– Помогу, отчего ж не помочь. Вот только я не ведьма и чары разрушить не сумею. Способов снять подобного рода проклятия только два: или это сделает сам проклявший, или это сделает любой колдун или ведьма, но только зная плетение чар заклинателя. Да, в городе полным-полно чародеев и целителей, которые за круглую сумму готовы избавить тебя от чего угодно. Даже от того, чего у тебя нет. Вот только если действовать вслепую, не зная истинного плетения чар, можно еще больше его запутать. Иначе говоря, велик риск сделать только хуже.

Ник нервно взлохматил пятерней волосы. Он и не думал, что будет легко: за время работы в качестве агента Департамента он нередко сталкивался с нешуточными последствиями наложенных на человека чар. Раз сивилла не советовала ему обратиться к целителям, значит, насланные на него чары были совсем не просты.

– Хотите сказать, исчезновение моего дара – дело рук сильного черного мага, который наслал на меня проклятие, рискуя оказаться под прицелом у Трибунала? – Ник покачал головой.

Что-то не сходилось. За бывшими отступниками – теми, кто использовал запрещенные чары, Трибунал продолжал следить и после того, как они получали свободу. По Кенгьюбери, переодетые в штатское, а потому неотличимые от обычных прохожих, сновали ищейки Трибунала – люди с очень тонким восприятием, способные почувствовать выброс тэны даже на расстоянии.

Каждый маг знал об ищейках и далеко не каждый готов был рискнуть своей безопасностью и применить черные чары, как это сделала убившая Клио тварь.

Но идти на такой риск только для того, чтобы насолить ему, забрав у него дар?

Сивилла, помедлив, сказала:

– Возможно, тому, кто наслал на тебя проклятие, и не пришлось делать это самому.

Несмотря на то, что она говорила экивоками, Ник ее мысль понял.

– Подпольная торговля черными чарами?

Сивилла пожала плечами – дескать, кто знает. Ник вздохнул – напрямую о таком, конечно же, никто не хотел говорить. Вдруг решат, что ты имеешь к черному рынку самое прямое отношение: как покупатель, продавец или снабженец (готовые к продаже чары создавали и запечатывали в филактерий умелые черные ведьмы и колдуны), что одинаково незаконно? Тогда проблем не избежать.

Год назад Трибунал организовал крупнейшую операцию по обнаружению рынка черных чар, в которой Ник участвовал в качестве старшего агента. Владельца подпольного рынка поймали вместе с продавцами, чары изъяли. После того, как отступников лишили источника запрещенной магии, те на какое-то время затаились. Впрочем, глупо было бы надеяться, что затишье будет продолжаться вечно. Люди изворотливы по своей натуре и всегда найдут способ испортить кому-то жизнь, добиваясь поставленных целей. Даже если этот способ хоть трижды незаконен.

– Послушайте, вы же понимаете, что не в моих интересах действовать против человека, который может дать мне необходимую информацию. Вы – сивилла, а значит, такую мелочь, как местонахождение нового черного рынка, вам наверняка по силам узнать.

– Может, да, а может, и нет. Я прожила в Кенгьюбери достаточно времени, чтобы научиться никому не доверять. Именно это и позволило мне… – Она вдруг замолчала. Светлые глаза сверкнули – сивилле явно пришла в голову какая-то занятная мысль. – Впрочем, возможно, мы сможем договориться.

– Да, и как же? – осведомился Ник.

– Ты поможешь мне, я – тебе. Срок действия моей лицензии на оказание магических услуг истекает, а на новую у меня денег нет. Граждане Кенгьюбери, видишь ли, предпочитают изучать белые чары самостоятельно, нежели обращаться к сивиллам, которые, к их разочарованию, весьма ограничены в предсказаниях и не могут открыть им будущее.

– Вы правда этого не можете?

– Могу, – ответила она. – Но только тогда, когда будущее является мне само.

Ник поморщился. Его всегда раздражали подобные туманные формулировки, к которым большинство ведьм отчего-то питали слабость.

– Я не могу контролировать то, что я вижу, – спокойно сказала сивилла. – Выбирать, хочу ли я знать истину или же не хочу. Она или является мне при одном только взгляде на человека, или остается для меня такой же тайной, как и для всех остальных. Увы, дар современных сивилл весьма неконкретен, непредсказуем и ограничен. Наверное, именно поэтому времена, когда правой рукой всех правителей мира были сивиллы, способные предсказать те или иные события, верную тактику или даже исход войны, канул в прошлое. Далекое прошлое.

– Отчего же? – заинтересовался Ник.

– Смешение крови, – пожала плечами она. – А значит, и разбавление, ослабление дара, которого в каждой потомственной сивилле все меньше. Стихийно способность предвидения возникает очень редко, но именно тогда она наиболее сильна. Нам же, потомственным сивиллам, приходится довольствоваться жалкими крохами дара, которого и даром-то не назовешь. И, с тоской вспоминая рассказы о наших предках, уважаемых королевских советницах, идти на опостылевшую работу и служить для жителей Кенгьюбери чем-то средним между показывающим фокусы клоуном и гадалкой.

Сивилла и сама поняла, что сказала лишнего. Резко замолчала, сквозь окно глядя вдаль. Возможно, представляла себя в королевских покоях, на месте могущественной сивиллы прошлых веков.

Спохватившись, она произнесла:

– Я помогу тебе, если принесешь мне печать-лицензию на оказание магических услуг. С твоей подписью.

– Вы же понимаете, что я рискую, ставя свою фамилию на не прошедшей проверку лицензии, – начал Ник… и тут же осекся, поняв замысел сивиллы.

– Да, и она не только поможет мне прокормить дочерей и сына, но и послужит гарантией того, что обо всем, что будет сказано в этом доме, ты никому не расскажешь. Маги, колдуны и ведьмы… мы все друг с другом повязаны в этом городе, инспектор. Все связаны нерушимыми узами молчания. Стоит нарушить негласный договор и потопить другого, и ты сам окажешься за бортом.

Ник резко выдохнул. Хитра, чертовка. Но был ли у него выбор?

Будь жив отец, сказал бы, что выбор есть всегда. Он вообще был непробиваемым оптимистом. А также – приверженцем строгих правил и ярым почитателем Трибунала. Второй его любимой фразой было: «Путь света длиннее и сложней, чем путь тьмы, грехов и нарушений запретов». Нетрудно было понять, как он относился к тем, кто нарушал закон из банального желания облегчить свое существование. Именно поэтому отец пошел в Департамент, мечтая однажды оказаться трибуном. Не сумел. Просто… не успел.

И вот его сын, не кто иной, как младший инспектор Департамента, собирался нарушить закон. Где тонко, там и рвется, верно?

Стиснув зубы, Ник сказал самому себе: он делает это только для того, чтобы не лишиться должности и дела всей его жизни. Ведь если дар иссякнет окончательно (а именно к этому все и шло), ни инспектором, ни даже простым агентом он больше быть не сможет. Все, что ему останется – до конца жизни служить обыкновенным патрульным и с тоской вспоминать, кем он был и что потерял.

Иногда казалось, что дух отца витает за его спиной и постоянно наблюдает за сыном. И, размышляя, Ник будто бы вел с ним, с Эдгаром Куинном, бесшумную беседу. Вот и после этого мысленного монолога он почувствовал себя лучше – словно оправдался за должностное преступление перед отцом.

Так глупо.

– Хорошо. Если я добуду для вас лицензию, то…

– Я назову тебе место, где можно добыть черные чары. Там у тебя будет шанс узнать, что за чары наложили на тебя – торговцы черного рынка разбираются в этом, как никто другой.

– На какое имя лицензия? – сдаваясь, спросил Ник.

– Аннет Брин, – широко улыбнулась сивилла. Удивительно, как шла ее не слишком привлекательному лицу улыбка, прогнавшая усталость и заставившая глаза сиять.

Кивнув, Ник вынул из кармана мемокарду. Прикоснулся к серебристой пластине, которая мгновенно облекла его мысли в слова: «Сивилла Аннет Брин».

Уже по пути в управление задрожал медальон. Прикосновение – и в голове возник образ Меган Броуди. Они не пересекались с того самого вечера, когда Ник ей во всем признался. Мег наверняка надеялась, что ему пригодилась ее помощь. Увы, своим служебным положением она злоупотребила совершенно напрасно – доступ в закрытые отделы Архива ничем ему не помог.

– Мег?

– Ник, как ты?

Лицо бледнее обычного – ощущение такое, что плохо спала. Не из-за него, конечно, но плескающееся в карих глазах беспокойство все равно удивительным образом согревало. Все, что нужно человеку – разделить свои тревоги и беды с кем-нибудь другим.

Но… не в этом случае. Ник просто не мог рассказать Мег, на что собирался пойти. Она не сдала бы его – он был в этом уверен. Ему попросту было стыдно. Как и многие в Департаменте полиции Кенгьюбери, Мег знала его отца – точнее, была о нем наслышана. И тут Ник, его сын, будучи не в состоянии решить проблему самостоятельно, обращается к сивилле и… помогает ей, сам преступая закон. Обманывая – и кого? Департамент. Трибунал. Эдгар Куинн на его месте в наручниках притащил бы сивиллу Аннет в допросную, пригрозил ворохом проблем или их устроил, но докопался бы, откуда ей известно о черном рынке. Он определенно нашел бы иное решение проблемы, чем идти на поводу у потенциальной отступницы (ведь откуда-то она же знала о подпольной торговле чарами).

Однако Ник, глядя на Аннет, видел лишь уставшую от непростой жизни женщину. Что это – человечность или слабость с глупостью пополам?

– Нормально.

– Нашел, что искал? – Меган не рисковала говорить прямо.

– Нет, боюсь, что… напрасная это затея.

Она покусала губы.

– Мне очень жаль. Если наткнешься на какую-нибудь ниточку – расскажи мне. Может, придумаем выход вместе.

– Ладно. – Ник тепло ей улыбнулся.

Они помолчали. Стало ясно: говорить им сейчас просто не о чем. Посторонние темы не отвлекут от осознания, что совсем скоро его дар мага-следопыта может просто-напросто исчезнуть. Что будет тогда с репутацией Ника? Карьерой? Жизнью, которой он уже не представлял без револьвера и нашивки инспектора?

Так и вышло, что за теплыми улыбками последовало неловкое прощание. Медальон потух, а Ник еще долго смотрел в пустоту. Тряхнув головой, направился к портал-зеркалу, чтобы несколькими мгновениями спустя уже ступить на тротуар Центрального квартала.

В здании Департамента царило привычное оживление. Не обращая внимания на переговаривающихся над ухом инспекторов и царящую вокруг суету, помощник Ника Алан Райс с напряженным видом изучал рассыпанные перед ним мемокарды. Алан – неулыбчивый молодой блондин, слишком молодой для того, кто полгода назад получил повышение до старшего агента и уже метил в младшие инспектора, для чего и был приставлен к Нику. Никакого чуда или сверхъестественных способностей – просто отец Алана был заместителем главы Департамента полиции Кенгьюбери.

В защиту Алана можно сказать: он лез из кожи вон, чтобы произвести впечатление на старших коллег. Будучи не самым лучшим следопытом, он действительно старался стать образцово-показательным детективом. Усидчивость, внимательность к деталям, готовность сделать все возможное, чтобы распутать дело – что еще нужно от напарника?

Ник остановился как вкопанный. Неожиданная мысль прострелила мозг: а не заинтересован ли Алан в ослаблении его дара?

Старательно возвращая лицу бесстрастное выражение, Ник прошел к своему столу. Поприветствовал напарника, не поднимая глаз и усиленно делая вид, что всецело занят изучением отчетов от старших агентов. А в голове крутилась одна и та же навязчивая мысль.

Ник слышал о колдунах (разумеется, черных, так как ментальная магия находилась под строжайшим запретом Трибунала), способных вытягивать чужой дар, присваивая его себе. Некстати – или, наоборот, очень даже кстати – подумалось, что в последнее время Алан делал успехи. Конечно, любой дар, особенно проснувшийся поздно, а у него это случилось в семнадцать, можно было развивать, укреплять, усиливать хоть до самой старости. И в том, что Алан стал более умелым следопытом, не было бы ничего странного, если бы не…

Если бы не таинственное проклятие, так «своевременно» поразившее Ника.

Главное, ничем не выдать свои подозрения – неважно, обоснованны они или нет. Если Алан и впрямь черный колдун, затесавшийся в ряды агентов Департамента, как волк в стадо ягнят (а с таким отцом это вряд ли было бы проблематично), то поняв, что Ник обо всем догадался, он лишь быстрее приведет в действие свой план. Ник мало знал о ментальной магии в целом и, в частности, о той ее ветви, которая позволяла красть дар – подобные дела расследовал другой отдел. Но знал, что на постепенное ослабление чужих способностей нужно время. Алан же, занервничав, мог одним махом довести дело до конца, рискуя опустошить магический резерв Ника. Навсегда.

Вопрос – зачем это ему? – не стоял. Та же Морриган стала Охотницей, посвятив себя ловле отступников, но при этом осталась черной ведьмой. Правда, судя по его данным, прежде – до похищения из морга тела Клио – она всегда действовала в рамках закона, как любой добропорядочный гражданин получая лицензию Трибунала на тот или иной вид нейтральной магии. Так почему Алан Райс не мог быть и черным колдуном, и агентом Департамента одновременно? Вопрос лишь в том, как Нику понять, верны ли его подозрения.

Копать под Райса – себе дороже. Если выяснят, никто его, Николаса Куинна, в Департаменте держать не станет, особенно в свете последних событий, а именно – двух проваленных дел. Был бы жив отец, смог бы его защитить. Но…

Поразмыслив, Ник решил все же сдержать обещание и помочь сивилле. Если он сумеет проникнуть на черный рынок, то или найдет того, кто купил чары с проклятием ослабления дара… или узнает, что таких чар в Кенгьюбери не продавали. Во втором случае станет ясно, что проклятие наслал практикующий черный колдун, которым вполне мог оказаться и Алан Райс, пожелавший улучшить свой собственный дар следопыта.

В любом случае, попытаться стоило.

На то, чтобы сделать печать-лицензию на магические услуги для Аннет Брин, и времени, и усилий ушло немного. Другое дело, что Нику пришлось поставить свою фамилию и подпись. И если агенты Трибунала нагрянут к Аннет с проверкой, сопоставят факты и поймут, что Департамент выдал ей лицензию, не получив предварительно согласия Трибунала… голова Ника полетит с плеч. Не в прямом смысле, но наказание будет не из приятных. Хорошо, если его просто понизят в должности.

Повертев в пальцах готовую печать, Ник покачал головой.

Представить только: Николас Куинн, сын бывшего главы Департамента Эдгара Куинна – нарушитель закона. Как глупо и, наверное, смешно, что он, молодой двадцатитрехлетний мужчина, который пытался наладить свою жизнь, нарушив с детства вбиваемые в голову принципы, мысленно произнес: «Прости, папа».

Глава четырнадцатая

Завеса тайны над Пропастью приоткрывалась неохотно – слишком разительным было отличие от Кенгьюбери. Жители подземного города подчинялись другим правилам, жили по другим законам, и привычные рычаги воздействия здесь оказались бесполезны. Даже магия не помогала – особенно если учесть, что возможность практиковать черные чары Дэмьен у нее отобрал.

Проклятая печать.

Морриган попыталась сломать ее, но добилась лишь жесточайшей головной боли, от которой ей же самой и пришлось себя лечить.

Она ненавидела ощущение собственного бессилия. Это выводило из себя и здорово било по самолюбию. В конце концов, Морриган пришлось сдаться. Усмирить свою гордость ради самого близкого человека в целом мире и обратиться за помощью к той, которая должна была стать самой близкой, но отчего-то так и не стала. Ни до смерти, ни, уж тем более, после.

К легендарной Бадб Блэр и, по совместительству, собственной матери.

Морриган не была уверена, что чары вызова подействуют. Обычно Бадб появлялась сама, не особо заботясь, хочет ли дочь вторжения в тщательно оберегаемое ею личное пространство или нет. Да и Морриган привыкла улаживать проблемы самостоятельно – разве не этому ее всегда учили?

Ситуация осложнялась тем, что прежде Бадб не удавалось проникнуть в святая святых для отступников и отступниц из-за чар, окружающих Пропасть нерушимым барьером. С другой стороны, Бадб магическими узами привязала себя к дочерям, чтобы в любой момент иметь возможность их найти. Правда, как показало время, узы действовали лишь тогда, когда в их груди билось сердце, а в жилах текла горячая кровь. Когда из Клио вынули душу, ее тело Бадб отыскать не смогла…

Прикрыв глаза, Морриган произнесла уже полузабытые слова:

– Gesse lifaade, Badb.

Напряжение в воздухе стало почти осязаемым, тишина давила на уши, пробуждая только что утихшую боль в голове. Чары Пропасти сопротивлялись чарам Бадб Блэр. Кто победит? И гадать не стоило.

Послышался странный звук, похожий на треск рвущейся ткани. Казалось, сама завеса реальности рвется под натиском агрессивных черных чар. Появился след тэны – пока еще призрачный, бледный, но с каждой секундой все больше темнеющий. Магия мертвой ведьмы – даже самая невинная – так или иначе имела черную окраску.

Морриган не сумела уловить тот миг, когда реальность переменилась. Вот она стоит одна в комнате, а в следующее мгновение перед ней появляется черный ворон. Эффектно «взрывается» изнутри, перья опадают вниз, превращаясь в пышный – и откровенный – наряд Леди Ворон: платье с пышной юбкой из перьев и глубоким декольте, ожерелье с агатами, подчеркивающее лебединую шею. Бесстыдно молодая – на вид лишь чуть старше собственной дочери, – она терпеть не могла скромность и блеклость. Это роднило Бадб и Морриган – как и принадлежность к клану ведьм, и любовь к черному цвету. Больше между ними не было ничего общего. Впрочем, Морриган давно смирилась с таким порядком вещей и не испытывала сожалений.

– Мне нужна твоя помощь, – без лишних предисловий сказала она. – Я сумела проникнуть в Пропасть…

– О, так мы в Пропасти! – воодушевилась Бадб.

– …но не могу найти бокора для Клио. Судя по тому, что я узнала, их на целый город всего двое: Ганджу и Векеса. Сомневаюсь, что они одиночки – носителей такой магии вряд ли оставят без должного внимания. Но я не знаю, к какому Дому они принадлежат.

Морриган вкратце объяснила матери иерархию Пропасти. Бадб слушала, не перебивая, но казалась рассеянной – взгляд ее бездумно скользил по стенам комнаты. Морриган раздраженно выдохнула. Безучастность матери выводила ее из себя – все-таки речь шла о Клио! Лишнее подтверждение тому, что Леди Ворон выгоднее видеть ее мертвой ведьмой, нежели живой. Бадб научила бы дочь магии Мира Теней – стань Клио личем, выбора у нее попросту не останется. Магия мертвых ведьм и колдунов кардинально отличается от магии живых: белая магия личам уже недоступна, и только за счет теневой магии им удастся поддерживать некое подобие жизни.

И за черную магию, в отличие от нейтральной и белой, приходится чем-то расплачиваться: спокойным сном, здоровьем… жизнью.

– Мне нужна твоя способность оставаться незамеченной и проникать в любые уголки Пропасти. Рано или поздно кто-то из горожан должен упомянуть о бокоре. Или упомянуть тех, кого он воскресил – а через них можно протянуть нить и к самому воскресителю.

Бадб рассеянно покивала.

– Мама, Клио – не я, – напряженным голосом сказала Морриган. – Черная магия ей противна, ты же знаешь.

– Магия бокора – тоже черная магия, – заметила Бадб.

– К ней мы прибегнем только раз. Возможно, даже удастся стереть воспоминания Клио о собственной смерти, чтобы они не преследовали ее в кошмарах. Но если она станет личем, ей придется каждый день обращаться к черным чарам. Забыть о медицине и целительстве – мертвые не могут исцелять живых, могут только забирать их силу. Клио никогда не простит нам, если мы не попытаемся спасти ее, настоящую. Если отберем у нее единственный шанс исполнить свою мечту – помогать людям, спасать человеческие жизни.

Бадб вздохнула, признавая правоту старшей дочери. Но не удержалась, чтобы не пробормотать себе под нос что-то подозрительно похожее на: «и в кого она такая?»

И впрямь – в кого?

Об их отце Морриган не знала ровным счетом ничего – в их неимоверно странной семье это считалось запретной темой. Бадб с самого их детства, даже не стараясь смягчить резкие слова, говорила, что их отца для нее не существует. И Морриган, и Клиодна очень быстро поняли, что некоторые границы, установленные вспыльчивой Бадб, переходить не стоило. Так может, именно отец – та причина, по которой Клио так разительно отличалась от них обеих?

– Я сделаю все, что в моих силах, – даже голос Бадб изменился – стал более мягким, более подобающим безутешной матери, потерявшей дочь. Но была ли она безутешна?

– Хорошо, – сдержанно ответила Морриган.

Посчитав разговор законченным, Бадб обратилась в ворона и вылетела в приоткрытое окно.

Ожидание было мучительным. Не в силах усидеть на месте, Морриган мерила комнату шагами. Застывала, подходила к сфере с душой сестры, нежно прикасалась к ней кончиками пальцев. Ей все казалось, что в этот момент Клио чувствует присутствие сестры, как восприимчивые люди ощущают присутствие духов предков за своей спиной – наблюдающих, оберегающих. Глупая иллюзия… Разделенная на две половины, Клио не существовала – ни в мертвом воплощении, ни в живом – и так будет, пока порванная нить, соединявшая тело и душу, не будет восстановлена.

И только бокор, черный жрец вуду, мог воскресить мертвого без обращения к некромагии – не превращая их в личей. Все дело в том, что бокоры – при наличии пойманной в филактерий души – вдыхали жизнь в мертвое тело, тогда как некромаги заменяли живительную энергию энергией смерти.

Морриган злило долгое отсутствие матери: та наверняка потратила уйму времени на то, чтобы удовлетворить любопытство и бесцельно полетать по Пропасти. В конце концов она создала в центре стены мишень и принялась метать в нее созданные из воздуха ножи. Причинить вред сотворенное подобным образом оружие не могло, а вот для снятия напряжения и тренировки меткости подходило идеально. И ловкость нарабатывается, и раздражение уходит бесследно.

Бадб появилась в тот момент, когда пущенный из-за спины нож угодил в яблочко и тут же растворился в воздухе. Морриган провела рукой, стирая иллюзию, и нетерпеливо развернулась к матери.

– Ну что, узнала что-нибудь?

– Интересное, надо сказать, местечко эта ваша Пропасть…

– Мама!

Леди Ворон театрально тронула пальцами виски, намекая на повышенный тон дочери, но Морриган подобными жестами смутить было непросто – сама та еще актриса.

– Должна признать, сплетников в Пропасти немного – видимо, отступникам, как никому, известно, что уши есть и у стен. Пришлось прибегнуть к чарам, иначе нужную информацию я искала бы до второго пришествия.

– И что ты узнала? – Морриган не сильно волновало, каким именно способом Леди Ворон получила желаемое. Наверняка, вспомнив былые годы, заполучила себе в пользование живого слугу. С нее станется.

– То, что ты выяснила, не совсем верно: в Пропасти три бокора, а не два.

Ну, разумеется. Бадб ни за что не упустила бы случая указать Морриган на ее ошибку.

– Один, правда, на старости лет совсем выжил из ума: говорят, он намеренно коверкает ритуал воскрешения и вместо того, чтобы вдохнуть душу в тело, он забирает ее, посвящая своему геде лоа. Правда это или нет, но свою дочь в руки старому безумцу я не отдам. А значит, остается только Векеса Анен или Ганджу Ямара. Один принадлежит Дому Маккормак, второй Дому О'Флаэрти. Глава первого Дома, – Бадб закрыла глаза, припоминая, – Эрин Маккормак, немолодая и весьма заносчивая особа. Во всяком случае, так говорят. Глава второго, напротив, довольно молод. Ходят слухи, что Доминик О'Флаэрти убил своего отца, чтобы занять его место и стать главой Дома. То ли наслал проклятие, которое медленно выпивало из отца жизненные силы, то ли подливал ему яд в вино, от которого он долго и мучительно умирал.

Морриган пожала плечами, давая понять, как она относится к подобного рода слухам. Интересовало ее другое: главой первого Дома была женщина, второго – молодой мужчина. С последними она ладила куда лучше. К тому же, если Эрин Маккормак – дама с характером, договориться с ней о помощи принадлежащего ее Дому бокора будет непросто. А по собственной инициативе он вряд ли будет кому-то помогать.

– Ты знаешь, где находится Дом О'Флаэрти? – молниеносно приняв решение, спросила Морриган.

Бадб оскорбленно фыркнула.

– Ну разумеется! – Едва договорив, она оборотилась вороном и вылетела в окно.

Не тратя времени, Морриган схватила сумку с ведьминскими атрибутами и, покинув комнату, спустилась на первый ярус «Подземелья дракона». Слава богам, Нэн нигде не видно – тратить драгоценное время на беседы со словоохотливой блондинкой она была не настроена.

Порыв ветра растрепал волосы. И откуда ветер взялся здесь, в Пропасти? Не иначе фокусы стихийных магов – или для придания большей реалистичности притворившемуся городом подземелью или же для того, чтобы в нем было чем дышать.

Ворон описал круг над Морриган и мягко спланировал на ее плечо. Удивленно повернув голову, она несколько мгновений смотрела на черную птицу. После чопорного Кенгьюбери и дюжины городов с одинаково строгими законами и порядками непросто свыкнуться с мыслью, что можно спокойно обращаться к черным чарам или разгуливать с ее источником и воплощением на плече.

Путь до резиденции Дома О'Флаэрти не занял много времени. Внушительных размеров особняк располагался на одном из островков Пропасти, где не было ничего, кроме самого дома и разбитого неподалеку роскошного сада. Пройдя по подвесному мосту, Морриган с Бадб на плече ступила во владения Доминика О'Флаэрти.

Ни ограды, ни ворот – это место защищалось иначе. Доказательство – облако тэны, коконом окружившей дом.

Морриган постучалась в дубовую дверь. Та распахнулась лишь пару минут спустя – словно кто-то стоящий за дверью их… проверял. Застывший на пороге сухопарый джентльмен окинул незваную гостью оценивающим взглядом, не забыв удостоить вниманием и ворона.

– Добрый день. Чем я могу вам служить?

Ну надо же. Видимо, и среди отступников не перевелись знатоки хорошего тона.

– Я хотела бы увидеть Доминика О'Флаэрти. Это насчет его бокора, Ганджу Ямара.

Слуга – по всей видимости, дворецкий – позволил им войти и удалился в поисках главы Дома. Заслышав шаги, Морриган вскинула голову.

Заготовленная речь распалась бессвязными словами, а дежурная улыбка растаяла, когда она разглядела того, кто спускался по широкой лестнице.

Дэмьен Чейз собственной персоной.