Текст книги "Любящие и мертвые"

Глава 3

Женщины тридцати пяти лет казались мне всегда старухами, но Эдвина развеяла это заблуждение.

Это была высокая, тонкая в кости брюнетка. Ее волосы – иссиня черные – подчеркивали белизну лица, а темные глаза блестели, как вишни, умытые дождем. Черное платье с белым воротничком делало ее строгой и даже чопорной. Взгляд метался между мной и Доном: было видно, что на душе Эдвины кошки скребут.

Как положено наивной малышке Клер, я прижалась к руке Дона. Притворяться было совсем несложно: я и вправду боялась. Боялась этого огромного дома Рэндолфа Убхарта, этой женщины, затянутой в черное, и ее неспокойного взгляда…

Изнутри дом подавлял, он был таким же чопорным, как Эдвина. Внутренний дворик-патио был пустынен, комнаты поражали высокими потолками и тяжелыми драпировками. У меня сложилось ощущение, что похороны Рэндолфа Убхарта явно затянулись… Во всяком случае, дом был в трауре.

– Эдвина, – сказал Дон, – познакомьтесь с моей женой. Ее зовут Мэвис.

Несмотря на полумрак, царивший в гостиной, Эдвина пронзила меня своим взглядом насквозь.

– Приветствую вас, миссис Убхарт, – ее голос оказался бесцветным и тем не менее выдавал высокомерие и презрение. – Как поживаете?

– Благодарю, хорошо, – еле слышно ответила я.

– Вы остановитесь в апартаментах своих родителей, – обратилась Эдвина к Дону. – Я приготовила комнаты.

– Вы очень заботливы, – пробурчал Дон.

– Можете пройти туда. Багаж вам принесут.

– Что, уже есть прислуга? – вскинул брови Дон.

Эдвина соизволила кивнуть:

– Я наняла кухарку, горничную и привратника. Все с хорошими рекомендациями.

– Кто еще в доме?

– Мистер Дарк. Он прибыл вчера. К вечеру должна приехать чета Пейтенов. Они сообщили об этом. А вот когда приедет ваш брат, мне неизвестно.

– Мой сводный брат.

– Да. Ваш сводный брат.

Они обменялись взглядами: при всем желании я не смогла бы разгадать, что стоит за всем этим.

– Глупо, но я забыла о том, что Карл – ваш сводный брат, – проскрипела экономка.

Дональд Убхарт посмотрел на меня:

– Идем, Мэвис. Я покажу наши комнаты.

Я вежливо улыбнулась Эдвине:

– Мы еще увидимся. Я не прощаюсь.

– Разумеется. Я всегда в доме. Я его часть.

Она говорила слова, предназначенные для меня, но сама в это время смотрела на Дона. Он схватил меня за руку и потащил куда-то по коридору.

– Спокойно, спокойно, – шептала я ему. – Вы тащите меня так, словно вам не терпится вкусить все прелести медового месяца. Не забывайте, официально мы давно женаты.

Дональд замедлил шаг.

– Эдвина едва не вывела меня из себя. Эта особа появилась в доме после того, как отец развелся со второй женой. Подумать только: она ведет себя так, словно была его третьей женой! – Дон помолчал и неожиданно рассмеялся. – Только сейчас мне пришло в голову, что Эдвина, скорее всего, и была ему женой, но старик не хотел или не успел оформить отношения официально. Вот это и не дает ей покоя все пять лет после его смерти.

Апартаменты, отведенные нам, были неприлично огромными: две спальни, при каждой – ванная и туалетная комнаты. Двери спален выходили в гостиную, в которой можно было бы проводить соревнования по большому теннису.

– Клер могла бы спать спокойно, если бы это увидела, – сказал Дон, посмотрев на меня изучающим взглядом.

Вскоре в гостиной появился привратник, сгибающийся под тяжестью моего самого большого чемодана. Он грохнул его на пол так, что звякнули «сосульки» люстры. Через десять минут появился остальной багаж. Привратник свалил его у моих ног и искоса посмотрел на меня испепеляющим взглядом.

– Не поднять ли сюда еще и вашу машину, мадам? – съязвил он.

– Как вы со мной разговариваете? Вы представляете, кто я?

– Женщина, которая любит разнообразие в одежде, – сбавив пыл, ответил он сквозь зубы.

После его ухода Дон отнес вещи в мою спальню.

– Вы можете принять ванную или душ, – сказал он. – А потом мы спустимся вниз и попробуем напитки. Ну как?

– Годится.

– Договорились. Встретимся в пять часов, – он прикрыл дверь жестом настоящего джентльмена, а может быть, даже и настоящего мужа.

Приняв душ, я начала перебирать туалеты и остановилась на черном бархатном платье, оголявшем мои плечи, а также шею и часть груди. Короче, этот лоскут держался на двух тонюсеньких бретельках и должен был демонстрировать подлинность и притягательную натуральность некоторых телесных подробностей Мэвис Зейдлиц. Платье плотно облегало фигуру, но расширялось от колен книзу: это было что-то похожее на веер в духе двадцатых годов. Модельер заверял меня, что ностальгический силуэт платья направляет мысли на вечное и непреходящее… Но я точно знаю, что у мужчин этот силуэт направляет мысли совсем в другую сторону – весьма современную, даже сиюминутную.

Дон ждал меня в нашей общей гостиной. Он был очень внимателен. Платье вызвало в нем бурю чувств: я заметила это по его глазам.

– Нет, – твердо сказала я. – Ничего подобного. Несмотря на то, что я – ваша жена. На три дня.

– Мэвис, это будут очень длинные и мучительные для меня дни, – вкрадчиво ответил он.

Мы спустились в ту гостиную, где состоялось мое знакомство с Эдвиной, пересекли ее и прошли в бар.

В этом помещении крыша была стеклянной, поэтому солнце беспрепятственно гуляло по всем закоулкам. Около стойки бара стоял человек с бокалом. Толстячок. Я отметила, что его белый костюм сшит у первоклассного портного, и что когда-то этот мужчина-, несомненно, был кудряв: теперь те кудри заметно поредели. Залысины, впрочем, не портили его лица, и даже наоборот, лоб выглядел мощным – это был лоб мыслителя. Толстячок, увидев нас, заулыбался, обнажив два ряда отборных зубов. Когда мы подошли к нему поближе, я почуяла аромат дорогого парфюма.

– Приятно видеть вас здесь, – сказал он и протянул для рукопожатия ухоженную руку. – Дон так долго прятал свою жену. С его стороны это нечестно.

– Познакомься, Мэвис, – сказал Дон. – Это Фабиан Дарк, адвокат, поверенный семьи.

Я ожидала, что рука Фабиана будет мягкой и влажной. Но рукопожатие оказалось, на редкость, твердым и холодным.

Адвокат улыбнулся мне:

– Дон представляет меня так официально, словно я не являюсь давним другом семьи Убхартов… Впрочем, я зря его ругаю: у него отменный вкус, – он окинул меня оценивающим взглядом. – Наше вынужденное томление здесь мне уже начинает нравиться. Разрешите, я приготовлю для вас коктейль. Что вы предпочитаете?

– Трезвую голову, мистер Дарк.

– Зовите меня Фабианом. Я не настолько стар, чтобы не претендовать на ваше внимание. А что вы будете пить, Дон?

– Скотч. Приехали Ванда и Карл?

– Нет, – Фабиан разговаривал и одновременно управлялся с напитками. – Кстати, Дон, вы не знакомы с мужем Ванды?

– Нет. Не имел удовольствия.

Адвокат загадочно улыбнулся.

– Я немного знаю Грегори Пейтена. Он психоаналитик. Ванда поступила расчетливо: лучше выйти замуж за врача и разделить с ним кушетку, нежели платить за эту же кушетку по сто долларов за час.

Я от души рассмеялась.

Дон поморщился.

– Не будь занудой, – я потрепала «мужа» по плечу.

– О, вы мне с каждой минутой нравитесь все больше и больше, – сказал Фабиан. – Мы с вами, мне кажется, поладим. А Дон… Его всегда подводило чувство юмора.

– Я вижу, что вы нашли друг друга, – холодно заметил Убхарт. – Мне ничего не остается, как выйти и подышать свежим воздухом.

– Подожди, Дон! Я…

Не слушая меня, он удалился и закрыл дверь. Фабиан покручивал в руке бокал и смотрел на меня «зеркальными глазами»: я ничего не могла прочесть в них. Думаю все же, адвокат относился ко мне с симпатией.

– Вспышка раздражения… Не волнуйтесь, это скоро пройдет, – успокоил он меня. – Полагаю, вы привыкли к подобному. Резкая перемена настроения – отличительная черта Убхартов. Таким был и Рэндолф.

Он протянул мне полный бокал, я в рассеянности взяла его. Фабиан долго рассматривал меня – так, что мне стало не по себе. Я, конечно, привыкла к мужским ощупывающим взорам, и если испытываю беспокойство, то только тогда, когда меня перестают разглядывать. Но адвокат смотрел совсем иначе. В его взгляде не было ни желания, ни похоти. И это мне не нравилось.

– Ну и как вы нашли Эдвину? – спросил он наконец.

– Экономку? Знаете ли… – я попыталась подыскать подходящие слова.

– Она производит несколько устрашающее впечатление, да?

– Нет, она меня не напугала, хотя ей бы этого хотелось.

– Я вижу, что мы с вами найдем общий язык, – повторился толстячок и почему-то обрадовался. – Что касается Эдвины, ее несложно понять. Она столько лет играла роль «интересной женщины», «разочарованной», «изящной и недоступной»… Вы, надеюсь, понимаете, что это такое. Но потом ее амплуа сменилось на роль «несправедливо обойденной». Пять лет она живет воспоминаниями и культивирует в себе чувство оскорбленной добродетели. Вы, конечно же, знаете, что Эдвина может находиться в доме только до того дня, пока вашему мужу не исполнится тридцать лет.

– Да, Дон говорил мне об этом.

– Насколько я знаю, ей причитается две тысячи долларов. Эдвина провела здесь семь лет в качестве хозяйки, а получит вознаграждение садовника, после чего ее уволят. Таковы указания Рэндолфа Убхарта.

Неожиданно Фабиан затрясся – он смеялся беззвучно, одним ртом.

– У Рэндолфа было потрясающее чувство юмора. Я думаю, вы и я, мы оба поладили бы с ним.

– Да… То, что он сотворил с Эдвиной, очень смешно. Громче всех смеется она сама.

– Мэвис, давайте переменим тему. Как так случилось, что вы вышли замуж за Дона?

– В этом есть нечто особенное? Непонятное? Противоестественное? – я с осторожностью подбирала слова.

– Мне всегда казалось, что рядом с Доном должна быть другая женщина, не такая, как вы, – задумчиво сказал Фабиан. – Мэвис, а вы довольны своим браком? Извините, я вторгаюсь в ту область, в которой непозволительно копаться чужому человеку. Но все-таки я – адвокат семьи.

– Все считают, что наш брак удачен.

– Очень рад за вас, Мэвис. Мэвис… Я почему-то думал, что третью жену Дона зовут Клер.

Я прикусила губу.

– Откуда у вас такие мысли?

– Видите ли, я знаю, что вы с Доном поженились в Сан-Диего более года назад. У меня хранится копия вашего брачного свидетельства. Я получил ее из Сан-Диего: мне прислали копию после запроса. Это проще, чем надоедать Дону и заставлять его искать документ, который уже наверняка куда-то запропастился… Не подумайте, что я слежу за Доном. Я стараюсь добросовестно выполнять свои обязанности. Мне было необходимо юридическое подтверждение того, что Дон женат: иначе он не получит наследство Рэндолфа.

– Спасибо, я все поняла. Конечно, меня зовут Клер, но в детстве так часто дразнили «эклером», что я невзлюбила свое имя. Дон зовет меня Мэвис, и это нормально.

– Но почему – Мэвис?

– «Мэвис» – «певчий дрозд». Благозвучно… Не так ли?

Фабиан пожал плечами:

– Вы не только остроумны, но и находчивы.

– Вы ошибаетесь: я никогда не работала в бюро находок.

Адвокат снова беззвучно захохотал. Не знаю, что могло развеселить этого самодовольного благоухающего индюка.

Мы выпили еще по бокалу. Третий бокал мог оказаться роковым: если Фабиан начнет двоиться у меня в глазах, двух беззвучно хохочущих индюков я не выдержу.

К счастью, адвокат посмотрел на часы и заторопился:

– Хочу кое-что сделать до ужина. Так что, извините, Мэвис, покидаю вас.

– Охотно извиняю.

Он еще раз поклонился, и теперь уже я смеялась, не подавая вида: Фабиан кланялся, как болванчик. Таких болванчиков я видела в китайском ресторане.

Я плюхнулась в ближайшее кресло и закрыла глаза.

В помещении было душно, после выпитого голова моя куда-то поплыла…

Кажется, я заснула. Не знаю, долгим ли был мой сон, но, открыв глаза, я решила, что продолжаю спать. Дело в том, что… Какой кошмар!

Напротив меня на подлокотнике кресла сидел карлик ростом в два фута. Квадратная голова его покоилась на плечах, а подобие шеи украшал ярко-красный бант. Карлик, как это ни дико, был в смокинге. Его глаза вперились в меня, не мигая. И вдруг я услышала резкий, каркающий голос:

– Привет, куколка! Привет, Спящая красавица! Я – Принц Шарм, я пришел, чтобы разбудить тебя сочным поцелуем. Но после поцелуя, будь уверена, нас ждут райские наслаждения. Я достаточно опытен, положись на меня.

– Брысь!

Я протерла глаза, но кошмар не исчез. Карлик сидел, скрестив маленькие ножки, и улыбался деревянной улыбкой.

– Не разыгрывай из себя наивную недотрогу, – сказал он. – Я знаю: ты бегала на свидания к Принцу подземелья. Ну, чем вы там занимались?

– Сейчас я проснусь, и ты испаришься. Ты – мой кошмар, и я уничтожу тебя своим пробуждением. Уходи сам подобру-поздорову.

– О нет, я остаюсь с тобой. Как я могу уйти от такой классной девочки?!

Я изо всех сил старалась проснуться. Мотала головой, дергала себя за мочку уха… Карлик сидел на подлокотнике кресла и пялил на меня свои нахальные глазки.

Тогда я вскочила и осмотрелась. В гостиной никого не было. На стойке бара стояли пустые бокалы. Я глянула в окно. Смеркалось.

Я медленно повернула голову: мерзкая тварь, уродец, наглец наблюдал за мной своим немигающим взглядом.

– Не волнуйся так, бэби. Я – твой, я никуда не денусь. Вот ты думаешь: «Такой маленький». Но скоро ты узнаешь, какой я активный.

Я чуть не застонала. Боже, что за наказание, этот карлик!

Возможно, виноваты моя «фирменная улыбка» и «сексуальный взгляд», который так притягивает мужчин, – Джонни не раз говорил мне, чтобы я осторожно пускала в ход это опасное оружие.

Если карлика невозможно прогнать, значит, нужно войти в контакт, чтобы вытянуть побольше информации.

Я села, забросила нога за ногу и улыбнулась.

– Как тебя зовут, маленький?

– Мистер Лимбо, – гордо прокаркал уродец. – Скоро ты ко мне привыкнешь и не будешь называть маленьким.

– Возможно, – уклончиво ответила я. – Мне нужно время… Сотни две… То есть, лет двести.

– А как тебя зовут, красавица?

– Мэвис. Мэвис Зей… – я поперхнулась и поправила себя, – Мэвис Убхарт.

– Что такое?! Неужели мой сводный брат женился на такой прелестной куколке?

Последняя фраза была произнесена совсем не каркающим, а вполне нормальным голосом зрелого мужчины.

Мне показалось, что голос идет из-за спинки кресла. Только я решительным шагом направилась к креслу, как вдруг во весь рост поднялся прятавшийся там черноволосый широкоплечий парень.

Так вот кто дурачил меня!

Он был пониже Дона, но схож чертами лица. Правда, эти черты были резче, заостреннее, что придавало ему облик хищника.

Насмешник разглядывал меня, нимало не смущаясь.

– Хм… Дон опередил меня, – нагло заявил он. – Если бы вы, Мэвис, познакомились со мной раньше, чем с ним, то итог нашей встречи был бы предрешен. Когда речь идет о женщинах, я становлюсь опасен. Я убиваю их сразу и наповал.

– Убиваете?!

– Своим взглядом. Неужели вы не улавливаете семейное сходство? Все Убхарты умеют покорять женщин. Это у нас в крови.

– Так вы Карл? Сводный брат Дона? – спросила я, хотя, разумеется, знала ответ.

Застывший на подлокотнике кресла карлик вдруг закудахтал – он смеялся.

– Да, Карл! А ты что подумала, Принцесса? – карлик издевался.

– Замолчи! – Я едва не топнула на него ногой. – Довольно! Ты и так меня напугал!

– Будьте снисходительны к мистеру Лимбо, – насмешливо сказал Карл. – Это всего лишь глупая кукла, которую дергают за веревочки. Марионетка.

Я была поражена.

– Это ваша кукла? Как же она разговаривает? А… – я все поняла и отпрянула от Карла. – Вы – чревовещатель!

Уродец закудахтал снова:

– Нет, это Карл – моя кукла. А чревовещатель – я!

Глава 4

– Почему вы не предупредили меня насчет братца и его способностей? – шепотом выговаривала я Дону, когда мы шли на ужин. – Он напугал меня своим уродцем. Я и не предполагала, что Карл – чревовещатель.

– Мне было неловко признаваться в такой вещи, – ответил Дон. – Как вы с ним познакомились?

Я рассказала «мужу», как мы сидели в гостиной с Фабианом, как я уснула и что увидела после пробуждения.

– Да, Карл хорош, ничего не скажешь, – Дон сокрушенно покачал головой. – Несносный шалопай!

– Несносный – да. Но, наверное, гениальный: чревовещание – ведь это так сложно…

В столовой стоял большой длинный стол. Сияли серебром приборы. В канделябрах мерцали свечи. Шутник Рэндолф Убхарт был, очевидно, порядочным скрягой и сэкономил на электропроводке.

Эдвина стояла во главе стола и смотрела на нас своими поблескивающими глазами. Потом, повернувшись к Дону, громко произнесла:

– Ваше место – рядом с Вандой. А вашу жену я посадила рядом с Карлом.

– Я не один, – сказал насмешник. – Со мной – мистер Лимбо. Ему поставлен прибор? Лимбо успел влюбиться в Мэвис и хочет провести этот ужин в ее обществе.

Кто-то позади меня недовольно хмыкнул.

Я заметила, что наш круг пополнился новыми лицами.

Прежде других я как следует рассмотрела женщину. Это была рыжеволосая дылда с глубоким, чуть ли не до пупка, декольте. Она производила странное впечатление. Я бы затруднилась сказать, кто передо мной – уродливая красавица или красивая уродка. Скорее, все же, второе.

– Привет, Дон, – сказала она низким голосом с неприятными модуляциями. – У каждого из нас есть новость для другого. Я не знакома с твоей женой, а ты – с моим мужем. Кого мы представим первым?

Дон бросил взгляд на меня и посмотрел на рыжеволосую.

– Мэвис, это моя сестра Ванда. Рядом с ней стоит, видимо, ее муж.

– Грегори Пейтен, – мужчина слегка склонил голову и улыбнулся.

Этого человека я назвала бы Мистер Зубы. Зубы были отличительной чертой Пейтена. Казалось, что они живут своей, обособленной от хозяина жизнью и вот-вот вцепятся в меня.

– Добрый вечер! – я постаралась быть милой и скромной.

Единственный из всей компании Грегори Пейтен засуетился и кивнул мне. Его череп светился сквозь редкие волосы, а водянистые глаза смотрели немигающе – это был взгляд, напомнивший мне мистера Лимбо. Я обратила внимание на губы Пейтена – мясистые, причмокивающие, чувственные… Интересно, что нашла Ванда в этом невзрачном субъекте? Я вспомнила, что Пейтен – психоаналитик и Ванда часто пользовалась его услугами.

Я села между Фабианом и Карлом. На стуле рядом с Карлом расположился мистер Лимбо. Неужели, когда подадут суп, кукла начнет есть? Если это произойдет, я не выдержу и скажу все, что думаю по поводу чревовещателей и их игрушек.

Ванда сидела напротив меня, глядя сквозь меня.

Эдвина тоже села и, жеманно выгнув кисть руки, позвонила в колокольчик.

Тотчас из кухни появилась женщина и перед каждым поставила его тарелку.

Было очевидно: семейство Убхартов проголодалось. Обед проходил в тишине, нарушаемой лишь позвякиванием приборов. Мерцающие свечи придавали ужину нечто похожее на священный ритуал.

Подали кофе. Эдвина передала мне коробку с сигаретами. Я равнодушно взглянула на коробку – я никогда не курила и, наверное, уже не закурю: от никотина сужаются кровеносные сосуды и исчезает румянец.

– Настоящая леди, – закудахтал карлик, оценив мое пренебрежение к табаку. – У нее нет никаких пороков.

– Карл, перестань дурачить нас, – обратился к брату Дон. – Ты опять впадаешь в детство.

Карл пожал плечами:

– Как я могу запретить мистеру Лимбо выражать свое мнение? Я отвечаю за себя, он – за себя. У нас ведь демократия.

– Пусть твой урод лепечет, что хочет, только оставит мою жену в покое! – неожиданно вскричал Дон.

– А мне высказывания мистера Лимбо кажутся любопытными, – подал голос Пейтен. – Я бы хотел послушать его еще.

– Пожалуйста, – карлик не заставил себя ждать. – Почему у вас вылезли волосы, мистер? Ваша голова усохла?

Грегори Пейтен стал похож на перезрелую сливу и припал к чашке с кофе.

Фабиан Дарк ухмыльнулся:

– Что, получили? Вам следует быть осторожным. Ванда должна была предупредить вас, что с мистером Лимбо шутки плохи. Карл у нас чудак и проказник… Неисправимый, причем.

– Значит, его невозможно ничем подкупить. Он неподкупный – очко в пользу Карла, – сказала я.

Мне хотелось показать, что Дон женился на девушке с соображением, а не на какой-нибудь пустышке. Наверное, Убхарты поняли это – за столом воцарилась тишина.

Колокольчик в руке Эдвины заставил кое-кого вздрогнуть.

Вновь появилась прислуга, собрала приборы и тарелки. Когда женщина вышла, Ванда презрительно хмыкнула:

– Таковы мы, Убхарты! Дружная семья… Дружная, когда речь идет о каких-то десяти миллионах долларов.

– Слетелись, – проскрипела Эдвина. – Я даже слышу, как хлопают ваши крылья. Один гриф-стервятник, второй…

– Ну, уж так обязательно и стервятники. Скажем иначе: летучие мыши, – начал подтрунивать Фабиан Дарк.

Грегори Пейтен смотрел на происходящее, широко распахнув свои выцветшие глаза.

– Я и не ожидал, что будет так интересно, – улыбнулся он, и его зубы вновь произвели на меня сильное впечатление. – В следующий раз я возьму записную книжку. Надеюсь, что у Убхартов всегда такой острый обмен мнениями и мне будет что записать…

Мистер Лимбо вмешался и заговорил капризным голосом:

– Карл, я уже не хочу Мэвис, я хочу Ванду!

– Не строй иллюзий, – ответил Карл, – ведь ты всего лишь кукла, набитая черт знает чем.

– Это не аргумент! Ведь вышла же Ванда замуж за этого, усохшего! В его голове тоже одна вата и опилки. Значит, выйдет и за меня!

Ванда вскочила, словно ошпаренная крутым кипятком.

– Если так будет продолжаться все три дня, наследство покажется мне ничтожной компенсацией за этот мерзейший спектакль!

– Пойдем, дорогая, – поднялся Пейтен, чья рожа была разукрашена выступившими багровыми пятнами.

– Хорошо. Выпьем коктейль в гостиной, – едва разжимая губы, ответила Ванда.

Супружеская чета удалилась, и Дон с укором посмотрел на Карла.

– Что ты вытворяешь? Угомонись!

– Кто это? – не открывая рта, спросил карлик. – Твой брат?

– Наполовину, – ответил Карл. – Не обращай на него внимания. У него есть вторая, чуждая мне половина, начиненная испанской дуростью. Это перешло к нему от матери испанки…

– Скажи, а он не собирается умирать? – закудахтал мистер Лимбо. – Вот было бы здорово! Мне досталась бы его женушка. Обожаю грудастых блондинок – они теплые, мягкие…

– Любуйся ею, пока она не исчезла, – недобро усмехнулся Карл. – У жен моего сводного брата есть такая манера – погибать в автокатастрофах или падать со скал.

– Кретин!

Дональд Убхарт отшвырнул кресло, в котором сидел, и с крепко сжатыми кулаками подскочил к Карлу.

Карл тоже поднялся, сжав кулаки.

– Сейчас я засуну твою куклу тебе прямо в глотку! – заорал Дон.

Он замахнулся, намереваясь ударить брата, но Карл был готов к нападению и первым нанес Дональду сильнейший удар под ложечку. Дон согнулся. Лицо его перекосила гримаса боли, голова упала. Карл схватил брата за волосы, поднял голову и нацелился разбить коленом лицо.

Ну уж нет!

У Мэвис должен быть нормальный «муж», пусть даже сроком на три дня, а не распухшее бревно. Неожиданно для Карла я ударила его ребром ладони по шее и с силой хлопнула обеими руками по ушам – это были мои излюбленные приемы, почерпнутые у морского сержанта.

Карла буквально потрясло это неожиданное нападение. Он попытался взглянуть на меня, глаза его расширились, язык вывалился. Я врезала ему еще один прямой, целясь в переносицу. Через мгновение он уже стоял на коленях рядом с братом и смотрел на окружающих мутными глазами безумца.

Карл и Дон шарили по полу руками, пытались встать, но безуспешно.

Тут я услышала голос Эдвины, которая наблюдала за происходящим с нескрываемым злорадством.

– Дурная кровь! – сказала она. – Дурная кровь, жестокое сердце и извращенный ум, причем, у обоих. Дональд получил это «наследство» от испанской ведьмы, а Карл – от сумасшедшей южанки.

Фабиан Дарк с независимым видом курил дорогие сигары. Наконец он соизволил разлепить губы:

– Все, что вы говорили про кровь, сердце и ум, вполне можно отнести к отцу обоих сыновей. Надо быть искренними хотя бы в нашем кругу и честно признать: Рэндолф Убхарт был мизантропом.

– Рэндолф был замечательным человеком! – воскликнула Эдвина. – Это не его сыновья! Это – выродки!

– Я бы не стал говорить, что Рэндолф Убхарт был замечательным. Он был незаурядной личностью – да. В своем роде, человеком выдающимся, но озлобленным и жестоким. И нет большого секрета в том, что здесь происходило кое-что, выходящее за рамки общественной морали. И происходило это по воле Убхарта-старшего. Так что нет необходимости поминать всуе его жен. Мать Дона не была ведьмой, а мать Карла – сумасшедшей.

– О чем вы? – высоким голосом вскрикнула Эдвина, ее бледные щеки вспыхнули.

Адвокат улыбнулся.

– Я довольно прозрачно намекаю на подвал… О вашем подземелье ходят слухи… Говорят, там зажигают свечи, надевают маски, заковывают людей в цепи, справляют обряды… Вам это хорошо известно, Эдвина. Ведь вы помогали Рэндолфу Убхарту в его играх, не так ли? Были у него подручной.

Эдвина хотела что-то крикнуть, но лишь тяжело задышала, как лошадь под непосильным грузом, и закусила указательный палец так, что выступила кровь. Ничего не сказав, она выскочила из столовой.

– Рэндолф был не только странным шутником, – сказал Фабиан, обращаясь ко мне, – он был еще и затейником.

На лицо адвоката наползла кривая ухмылка, а глаза заблестели так ярко, что я испугалась.

Вдруг кто-то резко сжал мое плечо. Я решила, что это Карл, и хотела резко отпихнуть мерзавца. Но это был Дональд. Боль немного отпустила его, он смог выпрямиться.

Что касается Карла, тот все еще ползал по полу с остекленевшими глазами.

– Пора спать, Мэвис, – сдавленным голосом сказал Дон. – Вечер, кажется, несколько затянулся. Пойдем отдохнем…

– Мистер Убхарт, что вы себе позволя… – начала я и осеклась.

Разве может жена отказывать мужу в том, что принадлежит ему по праву?

– Мэвис дурачится, это в ее стиле, – сказал Дон Фабиану и улыбнулся через силу.

– Я понимаю, – вежливо ответил тот, – и вижу, что вы оба, несмотря на целый год супружества, все еще пылаете страстью. Надеюсь, эта ночь вам удастся.

– Спокойной ночи, – сказал Дон.

– Спокойной ночи, Фабиан, – улыбнулась я. – Вы что-то говорили про цепи. Их звон не помешает нам выспаться?

– Выспаться сегодня ночью вам может помешать только кое-что другое… Вы мне нравитесь как семейная пара: любящая преданная жена и надежный муж, будущий миллионер.

Он глуповато хихикнул.

Дон подтолкнул меня к выходу.

Мистер Лимбо валялся на стуле, его нарисованные глаза глядели безучастно, а глуповатая ухмылка напомнила мне Фабиана. Не знаю, почему, но я вдруг подумала: если бы передо мной стоял выбор – мистер Лимбо или мистер Дарк, я выбрала бы последнего. Какие только мысли ни забредают в мою несчастную голову!..

Мы поднялись в свои апартаменты. Дон прикрыл дверь.

Интересно, неужели Дон относится к тем «пещерным мужчинам», с которыми я разговариваю на языке жестов, самый выразительный из которых – удар по почкам? В таком случае, я, разумеется, спасу свою «честь», но что получу взамен? Или Дон из так называемых «порядочных людей», которые выдают ханжество за нормы морали?

Я не торопилась в отведенную мне спальню, но «муж» неожиданно быстро исчез за дверью своей комнаты, буркнув на прощанье что-то вроде «спокойной ночи».

Я прошла к себе и обвела глазами спальню. Вздохнув, уселась на кровать. Та жалобно заскрипела в унисон моим мыслям. А мысли «миссис Убхарт» вращались вокруг холодности мужчин, их эгоизма и расчетливости. Когда муж решительно закрывается от жены в другой спальне, стоит ли удивляться, что женщины ищут ласку где-то в другом месте?

Я приняла душ, надела красивую ночную сорочку и расправила на ней все складочки и кружевца. Сорочка едва прикрывала коленки. Без косметики я казалась себе девочкой-подростком, правда, с довольно хорошо развитым бюстом.

К сорочке полагалось надеть панталончики в кружевах, но мне не хотелось стеснять свое тело тугими резинками. Короче, я обошлась без панталончиков.

Сидя перед зеркалом, я расчесывала волосы. Каждый день я провожу массажной щеткой от макушки до кончиков волос сто раз. Я досчитала до девяноста шести, когда в дверь постучали и, не дождавшись ответа, открыли ее.

На пороге стоял Дон.

Тут следовало бы сказать: «Он застыл, как монумент». Действительно, Дональд долго рассматривал меня, потом ахнул:

– Простите, Мэвис, я ворвался…

– Чтобы увидеть свою «жену» в неглиже? Считайте, что вы достигли этой заветной цели.

– Нет, что вы, я хотел… В общем я должен выразить вам благодарность, – он подошел ближе. – Вы отменно владеете приемами защиты… Карлу крепко досталось, и поделом.

Дон подмигнул мне. Его красивые, блестящие от нескрываемого возбуждения глаза буквально впились в меня.

Я поведала ему про морского сержанта, который показал мне приемы защиты и нападения. Когда я закончила, оказалось, что мы оба сидим у меня на кровати. Дон положил свою руку мне на плечо, а второй рукой гладил грудь.

– Вы ранили меня, Мэвис… в самое сердце.

Дон сжал меня в объятиях так сильно, что я перестала дышать.

– Какая вы красивая, Мэвис… Красивая и юная… Какие ноги, грудь…

– Ум, – подсказала я.

– Ну, вам не стоит огорчаться из-за пустяков, – ответил он. – Никому не даны абсолютно все достоинства.

Дон приблизил свои губы к моим и поцеловал меня.

Кто бы мог подумать, что есть еще неоткрытые острова в этой цивилизованной стране под названием «любовь»!

Поцелуй Дона лишил меня сил. Это были совершенно новые, неизведанные чувства… Я потеряла голову и счет времени. О боже, какой он был долгий, этот поцелуй. Оторвавшись наконец от Дона, я увидела его сияющие глаза и услышала, как он шепчет:

– Мэвис, ты такая соблазнительная… ты лучше всех… Я таких не встречал…

Мой язык мне не повиновался, иначе я сказала бы в ответ что-то похожее.

Дон выпустил меня на мгновение из объятий, чтобы погасить свет.

– Дон! О! – простонала я.

– Вспомни, мы с тобой муж и жена, – продолжал шептать этот змей-искуситель.

Его руки были умелыми, губы нетерпеливыми, голос лишил меня последних остатков разума. Впрочем, я ни о чем и не хотела думать…

Я проснулась среди ночи от странного звука. Мне показалось, что я слышу какой-то звон – то ли цепей, то ли колокольцев.

Пришлось зажечь электричество и взглянуть на часы – они показывали три часа ночи. Постель была пуста – видимо, Дон вернулся в свою спальню.

Тишина.

Я успокоилась, погасила свет и чуть было не уснула, но вдруг странный звук повторился: звенели цепи. Я вспомнила, что Фабиан говорил про умершего Рэндолфа и каком-то подземелье.

После этого спать мне расхотелось категорически. Я прошла через нашу общую гостиную и постучала в спальню Дона. Ни звука. Все же надо разбудить «мужа» и поставить его в известность о происходящем.

– Дон! – позвала я его, войдя в спальню.

Зажгла свет: комната была пуста. Значит, Дон раньше меня услышал звон цепей и пошел посмотреть, что там творится.

Я вернулась к себе.

Ждать Дона или пойти его искать? Мои раздумья прервала мышь, зашуршавшая в углу. Я вскочила. Нет, уж сидеть здесь с мышью я не буду!