Текст книги "Хроники Бейна (сборник)"

– …или нет, – продолжил Магнус. – Шляпы у меня, кстати, восхитительные.

– С этим я спорить не стану. – Имасу провел рукой по густым темным волосам, которые вились вокруг его пальцев и льнули к ним, как чернильно-черные лианы. – Послушай, я понимаю, что ошибся. Я увидел красивого юношу, подумал, что было бы неплохо поговорить о музыке и найти общие интересы, но я не заслужил этого. Тебя побьют камнями на площади, а я, если мне придется еще хоть раз слушать, как ты играешь, утоплюсь в озере.

– Не надо, – сказал Магнус с ухмылкой, – я слыхал, там живет ужасное чудовище.

Имасу по-прежнему кипятился из-за игры Магнуса, но сам колдун быстро потерял к этой теме интерес.

– Когда настанет конец света, раздастся звук, как две капли воды похожий на тот, что издаешь ты!

– Любопытно! – сказал Магнус и выкинул чаранго из окна.

– Магнус!

– Думаю, дальше нам с музыкой не по пути. Настоящий артист знает, когда нужно уйти на покой.

– Не могу поверить, что ты это сделал.

Магнус беспечно махнул рукой:

– Знаю, это разбивает твое сердце, но иногда нужно оставаться глухим к мольбам музы.

– Я о чем – инструмент дорогой, а я слышал, как что-то треснуло.

Имасу был по-настоящему обеспокоен, но все же улыбался. Лицо его напоминало открытую книгу, сияющую яркими цветами, увлекательную и легко читающуюся. Магнус отошел от окна, приблизился к Имасу, обвил пальцами одной руки его мозолистые пальцы, а другой легко обхватив его запястье. Он увидел, как по всему телу Имасу прошла волна дрожи, словно бы он был инструментом, из которого Магнус мог извлечь любой звук, какой бы ни пожелал.

– Я опустошен тем, что мне придется бросить музыку, – прошептал Магнус, – но думаю, ты еще узнаешь, что я обладаю множеством талантов.

Когда тем вечером Магнус вернулся домой и сообщил Рагнору и Катарине, что бросил музыку, Рагнор сказал:

– Лет пятьсот у меня не было желания прикоснуться к другому мужчине, но теперь мною овладело желание поцеловать этого юношу.

– Отойди! – сказал Магнус.

Наутро жители Пуно собрались вместе на фестивале. Время проведения фестиваля – простое совпадение, сказал Имасу Магнусу. Колдун рассмеялся. Солнце осветило лицо Имасу, оставив золотые полосы на его загорелой коже, он прижал свои губы к губам Магнуса. Из дома они вышли поздно, и парад посмотреть уже не смогли.

Магнус спросил друзей, не против ли они того, чтобы ненадолго задержаться в Пуно, и был не удивлен, когда они согласились. Катарина и Рагнор были колдунами. Для них, как и для Магнуса, время было подобно сверкающему дождю, меняющему мир. Колдуны не слишком ценили время до тех пор, пока им не случалось полюбить смертного. Тогда время становилось золотом в руках скряги, бесценным, утекающим сквозь пальцы; каждый год – наперечет.

Имасу рассказал Магнусу о смерти отца и увлечении сестры танцами, которое вдохновило его на то, чтобы аккомпанировать ей, и о том, что он – вторая любовь в его жизни. В Имасу текла кровь как испанцев, так и индейцев, и смешивалась она даже сильнее, чем у большинства метисов. Для кого-то он был слишком похож на испанца, для других – наоборот. Магнус рассказал Имасу о том, что в нем самом течет как голландская, так и батавская кровь. О крови демонов, своем отце и волшебстве он пока упоминать не стал. Магнус научился быть осторожным, доверяя людям свои воспоминания. Когда люди умирали, казалось, что вместе с ними умирали и все частички его самого, которые он им доверил. На то, чтобы раны затянулись, требовалось много времени, и он уже не был прежним. Жизнь преподала ему долгий, болезненный урок. Но Магнус, судя по всему, еще не очень хорошо его усвоил – ему хотелось о многом рассказать Имасу: не только о своем происхождении, но и о прошлом, о дорогих ему людях – о Камилле, об Эдмунде Эрондейле и его сыне Уилле; даже о Тессе и о том, как познакомился с ней в Испании. В итоге он не выдержал и рассказал ему последнюю из этих историй, умолчав, впрочем, о Безмолвных братьях и о том, что Катарину чуть не сожгли на костре как ведьму. Но времена года сменяли друг друга, и Магнусу стало казаться, что, может быть, стоит рассказать о волшебстве, а потом предложить Имасу покинуть матушку и сестру. Они свили бы гнездышко, которое Имасу наполнил бы музыкой, а он, Магнус, – волшебством. Магнус решил, что настало время осесть – по крайней мере, на время.

Он был поражен, когда Имасу тихо предложил:

– Может быть, вам с друзьями пора задуматься о том, чтобы покинуть Пуно?

– Как, без тебя? – глупо спросил колдун.

Он загорал в окрестностях дома Имасу, строя планы на ближайшее будущее, и эта фраза застала его врасплох.

– Да, – сказал Имасу, и по виду его стало ясно, что он жалеет о том, что приходится объясняться, – абсолютно точно без меня. Дело не в том, что с тобой не было здорово. Мы славно повеселились, не так ли? – умоляюще добавил он.

Магнус кивнул, стараясь изо всех сил казаться беспечным, но тут же все испортил, сказав:

– Я так и думал. Так зачем же все рушить?

Возможно, матери, сестре или еще кому-то из семьи Имасу не нравилось то, что у двух мужчин завязался роман. Такое случалось не впервые, хотя у Магнуса создалось впечатление, что матушка Имасу была готова позволить ему делать с сыном что угодно, лишь бы только не слышать звуков чаранго.

– Дело в тебе! – выпалил Имасу. – Я больше не хочу и не могу быть с тобой!

– Пожалуйста, – сказал Магнус, выдержав паузу, – продолжай осыпать меня комплиментами. Это чертовски приятно, я так надеялся услышать эти слова!

– Просто ты… ты такой… эфемерный, как сверкающий ручей, бегущий мимо. Ты непостоянен, ты… – он взмахнул рукой, словно что-то отпуская, словно Магнусу хотелось, чтобы его отпустили, – не навсегда.

Услышав эти слова, Магнус внезапно откинул голову и расхохотался, не в силах сдержаться. Этот урок он усвоил давно – даже когда тебе разбивают сердце, можно рассмеяться. Рассмешить Магнуса было легко, и смех помог ему, но все-таки его было недостаточно.

– Магнус! Вот именно об этом я и говорил! – сказал Имасу. Судя по всему, он был очень зол.

Магнус подумал: часто ли, когда ему казалось, что они просто спорят, Имасу на самом деле готовился к этому моменту?

– Знаешь, а ведь ты ошибаешься. Я – навсегда, – сказал Магнус, задыхаясь от смеха. Глаза его немного пощипывало от слез. – Да только это все равно ничего не меняет.

Это было правдой, самой откровенной и единственной правдой из всего, сказанного Магнусом Имасу. Колдуны жили вечно, а значит, наблюдали ужасающий круговорот рождения, жизни и смерти снова и снова. Это также означало и то, что счет неудачных романов в их жизни шел буквально на миллионы.

– Все это к лучшему, – серьезно объявил Магнус Рагнору и Катарине. Он повысил голос, чтобы тот не потонул в шуме очередного фестиваля.

– Ну конечно, – сказала верная и добрая подруга Катарина.

– Удивительно, что все это длилось так долго. С виду он гораздо красивей тебя, – пробормотал Рагнор, заслуживавший сурового и жестокого наказания!

– Мне всего двести лет, – сказал Магнус, не обращая внимания на то, что друзья хмыкнули, услышав явную ложь. – Мне еще совсем не пора остепениться. Я еще могу больше времени посвятить куражу. И я думаю… – Он допил свой бокал и задумчиво огляделся вокруг. – Я думаю, мне стоит пригласить вон ту красотку на танец.

Он заметил, что девушка, на которую он положил глаз, ответила ему тем же. Ресницы у нее были такими длинными, что почти касались плеч.

Возможно, Магнус был уже слегка пьян. Чича де молле пьянила быстро, после чего наступало ужасное похмелье.

Рагнор дернулся и взвизгнул, как кот, которому наступили на хвост:

– Нет, Магнус, не надо! Довольно с нас было музыки!

– Танцует Магнус лучше, чем играет на чаранго, – задумчиво заметила Катарина. – В самом деле, танцует он совсем неплохо, разве что немного своеобразно.

– Это меня нисколько не утешает. Никудышные из вас обоих утешители, – сказал Магнус.

Когда Магнус, тяжело дыша, вернулся за столик, он заметил, что Рагнор развлекается тем, что бьется головой об стол.

– Это что ты такое вытворял сейчас? – спросил Рагнор в перерыве между ударами.

– Это красивый народный танец эль алькатрас. По-моему, Магнус танцевал… – вмешалась Катарина.

– Великолепно? Лихо? Ловко? Привлекательно? – предположил Магнус.

Катарина наморщила губы, выбирая самое подходящее слово:

– Восхитительно.

– Вот за это я тебя и люблю. – Магнус показал на нее пальцем.

– По традиции, мужчина вращает…

– Вращал чем надо ты замечательно, – нудно заметил Рагнор.

Магнус сделал легкий поклон:

– Ну спасибо!

– И пытался поджечь юбку партнерши свечой. Это чудесный, яркий, энергичный танец, – продолжила Катарина.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что по традиции колдуну не обязательно поджигать юбки партнерши и собственный камзол, превращая обоих танцующих в два кружащихся огненных столпа?

Катарина кашлянула:

– Строго говоря, нет, не обязательно.

– Все под контролем. Доверьтесь моим волшебным пальцам.

Магнус снова пошел танцевать. Его партнерша решила, что это какой-то чудесный фокус. Когда ее объяло настоящее пламя, она запрокинула голову назад и захохотала. Темные волосы девушки превратились в трескучий водопад, каблучки выбивали искры, и те сверкающими пылинками разлетались по полу, а юбка напоминала огненный хвост феникса. Магнус крутился и вертелся вместе с ней, и на одно волшебное мгновение девушке показалось, что он прекрасен. Но огонь, как и пожар любви, скоро угас.

– Вам не кажется, что мы, колдуны, со временем отдаляемся от людей, превращаемся в существ, которых они не могут любить? – спросил Магнус.

Рагнор и Катарина молча смотрели на него.

– Не отвечайте! – сказал им Магнус. – Это вопрос, который не требует ответа. Вопрос человека, которому требуется пропустить еще стаканчик. Вот так!

Он поднял бокал. Рагнор и Катарина не присоединились к нему, но он вполне довольствовался возможностью произнести тост в одиночку.

– За приключения, – сказал он и выпил.

Открыв глаза, Магнус увидел яркий свет. Горячий поток воздуха полоснул его кожу ножом. Мозг пульсировал, и его вырвало. Катарина протянула ему чашу. На месте подруги он видел лишь расплывчатое бело-синее пятно.

– Где я? – прохрипел Магнус.

– В Наске.

Выходит, все еще в Перу. Значит, он вел себя более разумно, чем боялся.

– О, мы отправились в небольшое путешествие?

– Ты вломился в дом незнакомца, украл ковер и зачаровал этот старый половик, чтобы он мог летать, а потом унесся в ночь. Мы побежали за тобой.

– Вот как, – сказал Магнус.

– Ты что-то кричал.

– Что?

– Не хочу говорить, – усталым голосом сказало пятно, которое было Катариной. – И еще не хочу вспоминать время, которое мы провели в пустыне. Она громадная, Магнус.

– Благодарю за ценные сведения, – прохрипел Магнус, зарываясь в подушку, словно страус, зарывающий голову в пустынный песок. – Очень мило с вашей стороны, что побежали за мной. Уверен, я был очень рад вас видеть, – слабо произнес он, надеясь, что Катарина принесет ему стакан воды и молоток, которым он мог бы размозжить себе череп.

Магнус был слишком слаб, чтобы самостоятельно налить воды. Лечебная магия никогда не была его профилем, и сейчас он был уверен, что стоит ему пошевелиться – и голова слетит с плеч. Этого он позволить не мог. У него были веские основания считать, что голова прекрасно смотрелась на своем месте.

– В пустыне ты попросил нас оставить тебя, уверяя, что решил начать новую жизнь в роли кактуса. Потом наколдовал колючек и запустил ими в нас, – бесстрастно произнесла Катарина.

Магнус снова бросил на нее взгляд. Она все еще плыла перед его глазами. Он думал, что все это очень неуважительно с ее стороны. Он-то считал ее подругой.

– Что ж, – сказал он с достоинством, – с учетом того, что я был пьян, вас, наверное, очень впечатлила моя меткость.

– Впечатлила – не то слово, Магнус.

– Спасибо, что остановила меня. Это к лучшему. Ты настоящая подруга. Я не в обиде. Не будем больше об этом. Принеси-ка мне…

– Нет же, мы не смогли тебя остановить. Мы пытались, но ты засмеялся, вскочил на ковер и снова улетел, заявив, что хочешь в Мокекуа.

Магнус чувствовал себя прескверно. У него болел живот и кружилась голова.

– И что же я натворил в Мокекуа?

– Туда ты не добрался. Но кружил в небе и пытался начертить в нем какие-то сообщения для нас.

Магнус вдруг вспомнил звезды, ветер в волосах и то, что он пытался написать. По счастью, Рагнор и Катарина не говорили на языке, который он для этого избрал.

– Потом мы остановились, чтобы поесть. Ты настаивал, чтобы мы попробовали местное блюдо под названием куй. Было очень вкусно, но ты еще был пьян.

– Я уверен, что к тому времени уже начал трезветь! – оспорил Магнус.

– Магнус, ты пытался флиртовать с собственной тарелкой…

– Я колдун широких взглядов.

– А Рагнор – нет. Когда он узнал, что ты кормишь нас мясом морских свинок, он огрел тебя по голове твоей же тарелкой. Она разбилась.

– Прощай, моя любовь! У нас все равно ничего бы не вышло, – сказал Магнус. – Я уверен, что еда на меня благотворно подействовала. Очень мило с твоей стороны, что накормила меня и уложила в постель.

Катарина покачала головой. Она, казалось, получала удовольствие от этой беседы, как ужасная нянька, решившая рассказать ребенку страшную сказку на ночь.

– Ты упал на пол. И мы, честно сказать, подумали, что будет лучше, если ты уснешь там. Но только мы отвели от тебя взгляд, как ты уполз. Рагнор говорит, что видел, как ты полз к ковру, как огромный обезумевший краб.

Магнус отказывался в это верить. Рагнору вообще нельзя было доверять.

– Я ему верю, – предательски произнесла Катарина. – Еще до того, как он ударил тебя тарелкой, ходить тебе удавалось с трудом. И не думаю, что еда на тебя благотворно подействовала: ты сел на ковер и принялся кружить и кричать, что видишь огромных обезьян, птиц, лам и котят, нарисованных на земле.

– Боже мой! У меня начались галлюцинации? Кажется, так я почти никогда не напивался. Не спрашивайте, почему почти никогда. Тогда произошел печальный случай с птичьей клеткой.

– Нет, не галлюцинации, – сказала Катарина. – Когда мы поднялись на холм и принялись кричать тебе «Спускайся, идиот!», то тоже увидели на земле прекрасные огромные рисунки. Кажется, они – часть древнего ритуала призыва воды. Уже для того, чтобы увидеть их, стоило сюда приехать.

Голова Магнуса была по-прежнему спрятана в подушке, но в голосе послышалась гордость.

– Рад, что сделал твою жизнь ярче, Катарина.

– Зато было не очень красиво, когда тебя стошнило прямо на следы давно исчезнувшей цивилизации. С большой высоты. Много раз.

Магнусу на мгновение стало стыдно. Потом его опять стало тошнить.

Позже, протрезвев, Магнус отправился к геоглифам Наски, чтобы запомнить огромные рисунки, в которые складывались траншеи, выбитые в камне: птицу с распростертыми в полете крыльями, обезьяну, изгибы хвоста которой Магнус счел непристойными – и всецело одобрял, – и фигуру, напоминающую человека. Когда в тридцатых – сороковых годах ученые обнаружили и начали изучать эти геоглифы, Магнуса это слегка раздражало, словно рисунки были его собственностью. Но потом он смирился: люди поступали так всегда – оставляли грядущим поколениям сообщения, высеченные в камне или написанные на страницах. Они словно бы протягивали руку сквозь толщу времен, надеясь, что ее подхватит другая, призрачная рука. Люди не жили вечно. Они лишь могли надеяться, что сохранится то, что они создали.

Магнус решил, что может позволить людям передать свое сообщение потомкам. Однако смирился он далеко не сразу.

В тот день, когда он впервые увидел геоглифы, в его жизни произошли и другие знаменательные события. Его стошнило тридцать семь раз.

На тридцатый раз Катарина разволновалась:

– По-моему, у тебя жар.

– Я же тебе уже сто раз говорил, что мне очень, очень плохо. Я, наверное, умираю, но вам-то до этого какое дело? – холодно произнес Магнус.

– Зря ты ел морских свинок, – сказал Рагнор и усмехнулся. Он, казалось, до сих пор держал на Магнуса зуб.

– Я слишком слаб, чтобы о себе заботиться. – Магнус повернулся к той, кто ухаживала за ним и не злорадствовала по поводу его мучений. Он изо всех сил старался выглядеть жалко и подозревал, что сейчас ему это удается превосходно. – Катарина, не поможешь…

– Вот уж не собираюсь я тратить силы и чары, которыми можно спасать людям жизнь, на исцеление того, кто перепил и злоупотребил полетами на большой высоте!

Катарина взглянула на него так сурово, что сразу стало ясно: все кончено. С большим успехом можно было сдаться на милость ласковому зеленому другу Рагнору. Магнус уже собрался было сделать это, когда Катарина задумчиво произнесла:

– Думаю, нам стоит попробовать что-нибудь из самых обычных местных лекарств.

Обычным лекарством в этой части Перу, судя по всему, считалась морская свинка, которой приглашенная женщина-врачеватель принялась тереть тело больного.

– Прекратите, – запротестовал Магнус. – Я колдун и могу исцелить себя сам. А еще могу снести ваши головы с плеч!

– О нет. Он бредит, он сошел с ума, не слушайте его. Продолжайте лечение свинкой! – сказал Рагнор.

Женщина безразлично продолжила заниматься своим делом.

– Расслабься, Магнус! Пусть волшебство морской свинки потечет по твоим венам, – сказала Катарина, которая, отличаясь широтой взглядов, всегда интересовалась новыми направлениями медицины. Ее, судя по всему, радовало, что теперь Магнус оказался в роли подопытного кролика.

– Да, вот именно, – встрял Рагнор, который вовсе не был мужчиной широких взглядов, и засмеялся.

Магнусу все происходящее не казалось таким уж смешным. В детстве он часто принимал джаму, в состав которого в лучшем случае входила желчь козла (а если повезет, то аллигатора). Но и морские свинки и джаму были лучше, чем кровопускание, которое когда-то сделал ему один английский врач. Врачебные процедуры его утомляли, и он бы предпочел, чтобы все просто подождали, пока ему станет лучше. Он несколько раз пытался вырваться, и поэтому его пришлось усмирить силой. Позже Рагнор и Катарина часто изображали его в тот момент, когда он попытался увести морских свинок за собой, крича: «Свобода!» и «Теперь я ваш лидер!».

Вполне возможно, он по-прежнему был слегка пьян.

В финале ужасающей процедуры одну из свинок вскрыли, чтобы определить по ее внутренностям, подействовало ли лечение. При виде этого Магнуса снова стошнило.

Несколькими днями позже, после всех злоключений с морскими свинками, Катарина и Рагнор позволили Магнусу выпить под их оскорбительно пристальным надзором одну – всего одну – кружку спиртного.

– Помнишь, что ты говорил раньше, в Ту Ночь? – сказала Катарина.

И Катарина, и Рагнор называли произошедшее именно так, и Магнус буквально слышал, как они проговаривают заглавные буквы.

– Не бойся. Я больше не хочу становиться кактусом и жить в пустыне, – беспечно ответил Магнус.

Катарина мигнула и поморщилась – ее явно одолели воспоминания.

– Нет, я не о том, хоть это и приятно слышать. Я вот о чем – помнишь, ты говорил о людях, о том, могут ли они любить нас?

Магнусу не особенно хотелось думать о том, что он жалостливо бормотал в тот день, когда ему разбили сердце. Хандрить не было смысла. Хандра – занятие для слонов и депрессивных людей. И депрессивных слонов.

Несмотря на то что Магнус, похоже, не особенно желал поддерживать беседу, Катарина продолжила:

– Я родилась с таким цветом кожи и в младенчестве еще не умела накладывать на себя чары. Скрыть свой истинный облик я никак не могла, хотя быть собой было небезопасно. Когда мать увидела меня, она поняла, кто я, и утаила меня от всего мира. Она воспитывала меня тайно и всеми силами пыталась уберечь меня от опасности.

Она была жестоко наказана, но отвечала на это лишь любовью. Когда я исцеляю людей, я делаю это ради нее. Это дань, которую я плачу ей. Когда она спасла меня, она спасла жизни бесчисленных людей из самых разных времен.

Она серьезно взглянула на Рагнора, который сидел за столом и неловко пялился на свои руки, но все же откликнулся:

– А мои родители думали, что я ребенок эльфов или кто-то вроде. Мама говорила, что кожа у меня цвета весны, – сказал он, и на его щеках выступил изумрудный румянец. – Все, само собой, было несколько сложнее, но они меня полюбили, хотя находиться в моем обществе было не очень уютно и мама всегда говорила мне, что я ворчливый, как старик. С возрастом я, конечно, изжил этот недостаток.

После этой фразы воцарилось вежливое молчание.

Магнус подумал, что с тем, что воспитываешь подкидыша фей, смириться легче, чем с тем, что женщину – или, реже, мужчину – охмурили демоны и ребенок – это напоминание о перенесенной боли. Демоны и боль всегда сопровождали рождение колдунов.

– Это то, о чем нам стоить помнить, если нам кажется, что люди нам чужды, – сказала Катарина. – Мы многому обязаны людской любви и лишь благодаря ей живем вечно. Люди качали в колыбелях странных детей, не отчаиваясь и не отворачиваясь от нас. Я знаю, от кого мне досталась по наследству моя душа.

Они сидели около своего дома в саду, окруженном высокими стенами, но Катарина всегда была осторожнее друзей. Она оглянулась и зажгла стоящую на столике свечу искрой, возникшей в ее сложенных ладонях из ниоткуда. Белоснежные волосы ее на миг превратились в шелк и жемчуга. Все неожиданно осветилось, и теперь Магнус мог видеть улыбку подруги.

– Наши отцы были демонами, – сказала Катарина, – а матери – героинями.

И это было правдой.

Большинство колдунов уже с рождения отмечены колдовским клеймом, и многие дети умирали рано, потому что родители бросали или убивали этих странных созданий. Но иногда любовь превозмогала страх. Так воспитали Катарину и Рагнора. Колдовским клеймом Магнуса были глаза, золотисто-зеленые, со зрачками-щелками. Но эта его особенность проявилась не сразу. При рождении его кожа не была синей, как у Катарины, или зеленой, как у Рагнора. С виду он был обыкновенным человеческим ребенком с необычными янтарными глазами. Мать Магнуса поняла, что его отец – демон, не сразу, а только после того, как однажды утром подошла к колыбели и увидела, как ребенок смотрит на нее кошачьими глазами. Тогда она поняла, что тот, кто явился к ней ночью в обличье ее мужа, не был им. И еще – что она не хочет жить дальше. Она и не стала.

Магнус не знал, можно ли считать ее героиней. Он был тогда слишком мал, чтобы помнить, как она жила, или осознавать то, как ей было больно. Он не был уверен в ее мужестве, как Рагнор и Катарина уверены в мужестве своих матерей. Он не знал, любила ли его мать по-прежнему, узнав правду, или любовь из ее души вытеснила тьма намного более плотная, чем та, с которой пришлось иметь дело матерям его друзей. Ведь отец Магнуса не был обычным демоном.

– А я видел, как сатана падает с неба, – пробормотал Магнус, глядя в кружку с напитком. – Подобно молнии.

– Что? – повернулась к нему Катарина.

– Радуйся, подруга, ибо ваши имена начертаны в небесах, – сказал Магнус. – Я так тронут, что мне хочется смеяться и выпить еще, чтобы не заплакать.

После этого он снова отправился на прогулку.

Теперь он вспомнил, почему той темной ночью сказал им спьяну, что хочет в Мокекуа. Магнус бывал в этом городе лишь однажды и пробыл там недолго. Название означало «тихое местечко», что было правдой, и именно поэтому Магнусу было там неуютно. Тихие мощеные улочки и площадь с кованым фонтаном, около которого играли дети, были не для него.

Философия жизни Магнуса заключалась в том, чтобы всегда двигаться вперед, и в местечках вроде Мокекуа он еще отчетливее понимал, почему это необходимо. Если он не будет постоянно двигаться вперед, кто-то может разглядеть, каков он на самом деле. Не то чтобы он был так уж ужасен, но в голове все еще звучал тот голос:

– Беспрестанно двигайся, а иначе иллюзия разрушится.

Магнус вспомнил, как ночью лежал на серебристом пустынном песке и думал о тихих местечках, где чувствовал себя не в своей тарелке, и о том, что верил – так же, как в течение времени, – в то, что жизнь прекрасна, а судьба жестока и беспощадна, и в то, что в целом мире для него не найдется тихого местечка. Не следовало искушать Бога. Искушать ангелов тоже неумно, даже падших.

Он прогнал воспоминание. Даже если все это было правдой, его всегда ждали новые приключения.

Вы, наверное, думаете, что пьяный дебош, устроенный Магнусом в Ту Ночь, и есть та причина, по которой ему запретили появляться в Перу. Но после этого, как ни удивительно, ему позволили приехать туда еще раз. Много лет спустя он вернулся, и его действительно ждали новые приключения.

1962 год

Магнус прогуливался по улицам Куско, мимо монастыря Ла Мерсед и вниз по калле Мантас, когда услышал мужской голос. Первое, что он отметил, – его гнусавость, второе – то, что говорят по-английски.

– Я не согласен, Китти. Я настаиваю на том, что нам надо было сесть на автобус в Мачу-Пикчу.

– Но, Джеффри, из Нью-Йорка в Мачу-Пикчу не ходят автобусы.

– Да? – сказал Джеффри, выдержав паузу. – Что ж, если «Нэшнл Джеографик» наносит это отвратительное место на свои карты, могли бы и организовать автобусный маршрут.

Тут Магнус увидел собеседников. Они пробирались под арками, которых было полно, если пройти дальше колокольни. У Джеффри был нос человека, который никогда не затыкается. Он шелушился на сухом воздухе под палящим солнцем, а некогда накрахмаленные края белых брюк теперь обвисли, как жалкий вянущий цветок.

– А еще эти местные жители! – сказал Джеффри. – Я думал, мы хоть фотографий приличных нащелкаем. Думал, они будут колоритней, понимаешь?

– Ну надо же, оказывается, они здесь не для того, чтобы вас развлекать, – сказал Магнус по-испански.

Китти развернулась при звуках его голоса, и Магнус увидел насмешливое миниатюрное лицо и рыжие кудри под полами огромной соломенной шляпы. Китти морщила губы.

Джеффри тоже развернулся.

– Хорошая находка, подруга, – сказал он. – Вот этот – колоритней некуда.

Это было правдой. Магнус носил больше дюжины шарфов разных расцветок, аккуратно подобранных так, что они вились вокруг него удивительной радугой. Наблюдательность Джеффри его не впечатлила – тот не мог сообразить, что коричневая кожа бывает не только у местных, но и у таких же гостей страны, как он.

– Послушайте, старина, не хотите ли сфотографироваться, – сказал Джеффри.

– Вы идиот, – сказал ему Магнус по-испански, широко улыбаясь.

Китти усмехнулась и закашлялась.

– Спроси его, Китти, – сказал Джеффри тоном хозяина, желающего, чтобы его собака исполнила трюк.

– Простите его, – запинаясь произнесла Китти по-испански.

Магнус улыбнулся и эффектным жестом подал ей руку. Пройдя по плитам, которые время сделало гладкими, как вода, Китти пожала ее.

– Замечательно, замечательно. Маме фотографии понравятся, – радостно сказал Джеффри.

– Как ты с ним уживаешься? – поинтересовался Магнус.

Они обменялись белозубыми, но совершенно неискренними улыбками актеров.

– Нелегко, – призналась Китти.

– У меня есть другое предложение, – сказал Магнус растянутым в улыбке ртом. – Давай убежим вместе. Прямо сейчас. Нас ждет увлекательное приключение, обещаю.

Китти озадаченно посмотрела на него. Джеффри развернулся, ища того, кто мог бы сфотографировать всех троих вместе. Из-за спины Джеффри Магнус заметил, что лицо Китти медленно расплывается в ответной улыбке:

– Что ж. Почему бы и нет?

– Отлично, – сказал Магнус.

Он развернулся, схватил ее за руку, и они, смеясь, побежали по залитой солнцем улице.

– Нам нужно бежать быстрее. Он обязательно заметит, что я украла у него часы, – запыхавшись, крикнула Китти на бегу.

Магнус моргнул:

– Простите?

Позади них раздался шум, очень похожий на облаву. Магнус был, хоть и не по своей вине, хорошо знаком со звуками полицейской погони. Он заставил Китти свернуть в переулок. Все еще смеясь, она стала расстегивать пуговицы на блузке.

– Они, наверное, не сразу поймут, – пробормотала она, когда жемчужные пуговицы разошлись, явив глазу роскошные изумруды и рубины, – что я украла все драгоценности его матушки.

Она хитро улыбнулась, и Магнус расхохотался:

– Так вы обводите вокруг пальца неприятных толстосумов?

– И их матушек. Я бы, наверное, смогла лишить их всего состояния или, по крайней мере, серебра, но, когда такой красавец предложил мне убежать с ним, я подумала: «Была не была».

Звуки погони стали громче.

– Это было верным решением. Раз уж вы мне кое-что показали, позвольте и я вам тоже кое-что покажу.

Он щелкнул пальцами, не забыв о том, чтобы впечатлить даму шлейфом из голубых искр.

Китти поняла, что происходит, когда один из преследователей заглянул в переулок и побежал дальше.

– Они нас не видят! Мы невидимы! – взволнованно выдохнула она.

Магнус поднял брови и сделал эффектный жест:

– Вы совершенно правы!

Магнусу доводилось видеть людей напуганных, шокированных, пораженных его способностями.

Но Китти бросилась ему на шею:

– Скажите мне, прекрасный незнакомец, вы не хотели бы стать вором-волшебником?

– Похоже, приключение будет веселым. Только обещайте, что воровать мы будем у противных богачей, а деньги тратить на выпивку и безделушки.

Китти одарила его поцелуем.

Они полюбили друг друга, но любовь их продлилась только одно лето. Но это было сумасшедшее лето. Они со смехом убегали вместе, а их разыскивала полиция сразу нескольких стран.

Самым приятным воспоминанием, оставшимся у Магнуса, была фотография, которую он так и не увидел: последняя фотография, сделанная Джеффри, – человек в развевающихся разноцветных шарфах и стоящая за ним женщина в белой блузке улыбаются, потому что им обоим известно то, о чем не подозревает фотограф.

Но даже то, что Магнус, неожиданно для себя самого, стал мошенником, не было причиной его изгнания из Перу. Верховный совет колдунов провел тайное заседание, и несколько месяцев спустя Магнус получил письмо, где говорилось, что отныне ему под страхом смерти запрещено появляться в Перу, ибо он совершил чудовищные преступления. Несмотря на все попытки получить разъяснения, он так и не узнал, почему именно его изгнали из страны. Причина, по которой Магнусу запретили появляться в Перу и по сей день, остается – и, наверное, уже навсегда останется – тайной.