Текст книги "Механический принц"

– А Джем? – спросил Магнус, заранее страшась того, что услышит.

– Джем все равно умрет, – сдавленно ответил Уилл. – Единственный раз я дал слабину. Я убеждаю себя, что если Джем умрет, то не по моей вине. Он ведь страшно мучается. А Элла хотя бы умерла быстро. Может, благодаря мне и ему будет дарована быстрая смерть.

Уилл поднял глаза, наткнулся на осуждающий взгляд Магнуса и прошептал:

– Не могу же я быть совсем один. Джем – все, что у меня есть.

– Ты должен был сказать ему, – ответил чародей. – Уверен, он все равно согласился бы стать твоим парабатаем.

– Я не могу взвалить на Джема свое проклятие! Он сохранил бы все в секрете, но мучился бы, зная, как я страдаю. И еще больше – глядя на то, как я причиняю боль другим. Мне самому противно обижать Шарлотту, Генри и других, противно врать, что по ночам я пропадаю в борделях и кабаках. Но узнай они правду, они начали бы меня жалеть. И тогда…

– То есть ты никому не рассказывал о своем проклятии? Ни единому человеку – за все шесть лет?

– Я не мог. Вдруг простой жалости достаточно, чтобы яд начал действовать? Ведь жалость рождает сочувствие, сочувствие – привязанность, а привязанность…

– А на мой счет у тебя нет опасений? – поднял брови Магнус.

– Что вы можете меня полюбить? – удивленно переспросил Уилл. – Нет, вы же ненавидите нефилимов. К тому же, я полагаю, чародеи умеют ограждать себя от непрошеных чувств. А если я расскажу правду Шарлотте или Генри и они поймут, какой я на самом деле… вдруг они полюбят меня?

– Тогда они умрут, – закончил за него Магнус.

* * *

Шарлотта медленно подняла голову и убрала руки от лица.

– Значит, вы понятия не имеете, где он? – спросила она уже в третий раз. – Уилл просто взял и ушел?

– Шарлотта, – терпеливо произнес Джем, – но разве это случается в первый раз?

Они сидели в гостиной, стены которой украшали обои с цветами и виноградными лозами. Софи стояла у камина и ворошила угли кочергой, Генри сидел за столом, перебирая медные инструменты, а Шарлотта расположилась в кресле у огня. Тесс и Джем сидели рядышком на диване, отчего девушке казалось, будто они пришли в гости. Она успела съесть несколько сандвичей, которые приготовила Бриджет, и теперь держала в руках чашку с горячим чаем, медленно согреваясь.

– Мы ведь никогда не знаем, где Уилл пропадает по ночам, – добавил Джем.

– Но сейчас все иначе. Он встретил свою семью впервые за столько лет… Ох, бедный Уилл! – голос Шарлотты дрожал от волнения. – А я-то уже думала, что он начал их забывать…

– Забыть свою семью невозможно, – резко возразила Джессамина. Она сидела перед мольбертом с акварелью и стопкой чистых листов. Недавно Джессамина заявила, что уделяет слишком мало внимания занятиям, подобающим леди, и начала рисовать, вырезать из бумаги, собирать цветочные композиции и играть на пианино в музыкальной комнате. Последнее особенно досаждало Уиллу, который утверждал, что ее унылое пение напоминает ему о церкви.

– Я не это имела в виду, – торопливо ответила Шарлотта. – Конечно, он никогда их не забудет. Но если он станет не так часто их вспоминать, то, быть может…

– Неужто ты думаешь, что он превратится в милого ангелочка? – фыркнула Джессамина. – К тому же он вряд ли сильно беспокоится о своей семье. Иначе зачем он их бросил?

– Что ты такое говоришь? – ахнула Тесс. – Ты не представляешь, что он чувствует. Ты не видела, что с ним творилось в поместье Рейвенскар.

– Поместье Рейвенскар, – пробормотала Шарлотта, уставившись в камин. – Из всех мест, куда они могли направиться…

– Фу-ты ну-ты! – сердито посмотрела на Тесс Джессамина. – Его семья хотя бы жива! Готова поспорить, он ничуть не расстроился, просто притворялся, как и всегда.

Тесс обернулась к Джему в поисках поддержки, но тот, не отрываясь, глядел на Шарлотту.

– Вы знали, что семья Уилла переехала? – напряженным голосом спросил он.

Шарлотта подняла голову и вздохнула.

– Джем…

– Шарлотта, это важно.

Глава Института оглянулась на жестянку с лимонными леденцами, которая стояла на столе.

– Когда родители Уилла приехали в Институт и он не захотел с ними встречаться… я умоляла его выйти к ним хоть на минуту. Он отказался. Я говорила, что он больше никогда с ними не увидится. И предупредила, что не смогу даже передать ему весточку от них. А Уилл взял меня за руку и сказал: «Пожалуйста, пообещайте, что сообщите мне, если они умрут. Пообещайте, Шарлотта». – Глава Института смотрела на свои руки, судорожно сминавшие ткань платья. – Весьма странная просьба из уст двенадцатилетнего мальчика. Но я пообещала.

– То есть все эти годы вы приглядывали за Эрондейлами? – спросил Джем.

– Я наняла для этого Рагнора Фелла. Три года ничего не происходило, а на четвертый он пришел и сказал, что Эрондейлы переехали. Оказалось, Эдмунд – отец Уилла – проиграл дом в карты. Это все, что Рагнору удалось выяснить. Им пришлось переехать, и он потерял их след.

– Но Уиллу вы ничего не сказали? – уточнила Тесс.

– Нет, – покачала головой Шарлотта. – Он просил сообщить, если они умрут. Но какая ему польза знать, что они остались без крыши над головой? К тому же, Уилл никогда о них не упоминал…

– Но он ничего не забыл! – сказал Джем с таким жаром, что Шарлотта отпустила несчастное платье.

– Не стоило мне ничего ему обещать, – горько проговорила она. – Это нарушение Закона.

– Если Уилл на самом деле чего-то хочет, ему невозможно отказать, – тихо ответил Джем.

В гостиной воцарилась тишина. Шарлотта сидела, плотно сжав губы; глаза ее подозрительно блестели.

– Он ничего не сказал перед тем, как сбежать?

– Нет. Просто встал и свалил, – посетовала Тесс и, заметив непонимающие взгляды, поторопилась добавить: – То есть встал и сбежал, простите мой американский, – пошутила она.

– А мне нравится, – улыбнулся Джем. – Звучит, будто он свалился с поезда. По сути, так оно и было. Уилл протолкался через толпу и умчался куда-то, чуть не сбив с ног Сирила, который приехал нас встречать.

– Бред какой-то, – простонала Шарлотта. – Почему семья Уилла живет в доме, который прежде принадлежал Мортмейну? Что они делают в Йоркшире? Я и помыслить не могла, что поиски приведут нас туда. Но мы искали Мортмейна – и нашли Сейдов. Потом опять вернулись к поискам Мортмейна – и нашли Эрондейлов. Он взял нас в кольцо, как проклятый уроборос. Не зря это чудище стало его символом.

– А вы можете снова обратиться за помощью к Рагнору Феллу? – спросил Джем. – Если Мортмейн как-то связан с Эрондейлами, то…

– Конечно, я сейчас же ему напишу! – встрепенулась Шарлотта.

– Мне вот что непонятно, – задумчиво произнесла Тесс. – Прошение о возмещении подали в 1825-м, и просителю на тот момент было двадцать два года. Значит, сейчас Мортмейну должно быть семьдесят пять, но выглядит он лет на сорок в лучшем случае.

– Можно продлить молодость при помощи темной магии, – медленно ответила Шарлотта. – В Белой книге, кстати, есть нужные заклинания. Потому-то и считается преступлением, если она попадает в руки кому-либо, кроме членов Конклава.

– А вся эта история с унаследованной от отца судоходной компанией? – вспомнил Джем. – Думаете, он воспользовался вампирской уловкой?

– Вампирская уловка? – повторила Тесс, тщетно пытаясь сообразить, упоминалось ли об этом в Кодексе.

– Способ, позволяющий вампирам сохранять и накапливать богатство, – пояснила Шарлотта. – Когда вампиры слишком долго живут в одном месте, и люди начинают замечать, что они не стареют, вампиры инсценируют собственную смерть, оставляя наследство давно потерянному сыну или племяннику. После «кончины» богатого родственника в самом скором времени объявляется «племянник», невероятно похожий на безвременно почившего «дядю», и забирает деньги. Иногда вампиры проворачивают этот трюк несколько столетий подряд. Мортмейн вполне мог так и поступить, чтобы его неувядающая молодость не вызвала подозрений.

– То есть он притворился собственным сыном, – подытожила Тесс. – Что, среди прочего, оправдывало и смену деятельности компании, и возвращение в Британию, и интерес к механизмам.

– И то, что он бросил свой дом в Йоркшире, – добавил Генри.

– Но все равно непонятно, что там делает семья Уилла, – напомнил Джем.

– И куда направился Уилл, – подхватила Тесс.

– И где Мортмейн, – закончила Джессамина с мрачной усмешкой. – Шарлотта, осталось всего девять дней.

Глава Института снова уронила голову на руки.

– Тесс, мне не нравится просить тебя об этом, – помолчав, она повернулась к девушке, – но, в конце концов, ты сама вызвалась, а мы должны использовать все возможности. Пуговица Старквезера у тебя?

Тесс молча полезла в карман. Круглая серебряная пуговица с жемчужиной посередине холодила ладонь.

– Вы хотите, чтобы я перевоплотилась в него?

– Тесс, если ты не хочешь, то Шарлотта… мы не будем тебя заставлять, – торопливо вмешался Джем.

– Знаю. Но Шарлотта права, я сама вызвалась, и от слов своих отказываться не собираюсь.

– Спасибо тебе. – Глава Института вздохнула с явным облегчением. – Мы должны проверить, быть может, Старквезер что-то утаил от нас. Или солгал о своем участии в деле Сейдов.

– Когда мы усомнимся в словах своих товарищей, наступят темные дни, Лотти, – нахмурился Генри.

– Они уже наступили, – горько ответила Шарлотта, не глядя на мужа.

– Значит, вы мне не поможете, – ровным голосом произнес Уилл. При помощи магии Магнус заставил огонь в камине разгореться с новой силой; танцующие языки пламени выхватили из полумрака гостиной вьющиеся темные волосы Эрондейла, точеные скулы, упрямую нижнюю челюсть и тень длинных ресниц на щеках. Юноша живо напомнил Магнусу кого-то, но чародей не понял, кого именно. Прожив на земле столько лет, поневоле начинаешь забывать даже дорогие тебе лица. Магнус Бейн уже не помнил, как выглядела его мать, хотя знал, что очень похож на нее: в матери соединились черты его дедушки-голландца и бабушки из Индонезии.

– Если помочь в твоем понимании означает бросить тебя в измерение демонов, словно крысу – в загон с терьерами, тогда все верно, помогать я не собираюсь, – кивнул Магнус. – Ты и сам знаешь, что это чистой воды сумасшествие. Иди домой и проспись.

– Я не пил.

– А непохоже. – Магнус взъерошил свои густые волосы и почему-то вдруг подумал о Камилле. Что ж, уже неплохо. Он провел в этой комнате почти два часа и ни разу о ней не вспомнил. Прогресс налицо. – Думаешь, ты один терял важных для тебя людей?

– Не нужно поворачивать все так, будто подобное могло случиться с каждым, – дернулся Уилл. – Говорят, время лечит любое горе, но для этого источник боли должен иссякнуть. А мои раны не заживают.

– Да, – Магнус откинулся на подушки. – Ты получил воистину гениальное проклятие.

– Одно дело, если бы умирали все, кого я люблю. Тогда я мог бы удержаться от чувств. Но удерживать от этого других – тяжкий, изматывающий труд, – устало проговорил Уилл.

Магнус подумал, что лишь семнадцатилетние юноши рассуждают о своей жизни с таким трагизмом. Он сомневался, что Уилл действительно смог бы удержаться от любви, но понимал, почему мальчик успокаивает себя подобными измышлениями.

– Каждый день мне приходится притворяться. Приходится быть жестоким, зловредным, язвительным, злым…

– А мне ты нравишься. И не говори, что тебя самого порой не радует роль дьяволенка, Уилл Эрондейл.

– Говорят, у нас это в крови, – криво усмехнулся Уилл, глядя на огонь. – Элла была такой же. И Сесили. Я до поры до времени не подозревал в себе подобных талантов, но за последние годы научился легко и непринужденно вызывать ненависть у окружающих. Я чувствую, что теряю себя. – Он замолчал, словно тщился подобрать слова. – Я как будто исчезаю, распадаюсь на части, утрачивая все настоящее, все лучшее, что во мне есть. Если долго отказываться от себя, можно ли окончательно забыть, кто ты есть? И если никому нет до тебя дела, существуешь ли ты?

Последние слова он произнес так тихо, что Магнусу пришлось напрячь слух.

– Что ты сказал?

– Ничего. Просто вспомнилось… – Уилл повернулся к чародею. – Ты окажешь мне огромную услугу, если отправишь к демонам. Может, там я наконец найду то, что ищу. Другой возможности у меня не будет, а без этого жизнь моя не имеет смысла.

– Легко говорить такое, когда тебе семнадцать, – холодно ответил Магнус. – Ты влюблен и потому воображаешь, что остальное неважно. Но у мира может быть иное мнение на этот счет, Уилл Эрондейл. Ты – Сумеречный охотник и служишь великой цели. Так что не тебе решать, как распоряжаться своей жизнью.

– Тогда я вообще ничего не могу решать! – воскликнул Уилл и, оттолкнувшись от каминной полки, покачнулся, словно и в самом деле был пьян. – Если моя жизнь мне не принадлежит…

– А кто сказал, что мы созданы для счастья? – тихо спросил Магнус. Перед глазами чародея возник дом его детства, мать, испуганная, пятящаяся от своего ребенка, и объятый пламенем мужчина – ее супруг, но не его отец. – Может, предназначение некоторых состоит в том, чтобы служить другим?

– Я и так уже отдал все, что у меня есть, – отрезал Уилл, срывая пальто со спинки стула. – Я больше никому ничего не должен. И если это все, что ты можешь мне сказать, нам с тобой следует распрощаться, чародей.

Последнее слово Уилл выплюнул как ругательство. Уже сожалея о своей резкости, Магнус встал с оттоманки, но Эрондейл рванулся к двери и с грохотом захлопнул ее у себя за спиной. Вскоре нефилим мелькнул в окне гостиной, на ходу застегивая пальто и склонив голову навстречу холодному ветру.

Завернувшись в халат, Тесс присела за туалетный столик и покачала на ладони маленькую круглую пуговицу. Девушка попросила оставить ее одну на время перевоплощения. Она не в первый раз превращалась в мужчину; Темные Сестры неоднократно заставляли ее это делать, и хотя ощущения, конечно, были любопытные, но не поэтому Тесс сейчас задумчиво разглядывала пуговицу, оттягивая решающий момент. Ее пугала тьма в глазах Старквезера и нотки безумия, звучавшие в его голосе, когда он рассказывал о трофеях. Тесс не хотелось проникать в глубины такого сознания.

Если подумать, она вполне могла положить пуговицу на столик и сказать Шарлотте, что ничего не получилось. Никто бы ее не осудил. Но хотя эта мысль и посещала Тесс, девушка не поддалась соблазну. Она чувствовала себя в долгу перед Сумеречными охотниками из Лондонского Института. Они защищали ее, заботились о ней, помогли узнать правду о ней самой и о брате. И, в конце концов, у нее с ними была общая цель – найти и уничтожить Мортмейна. Тесс вспомнила серебристые глаза Джема, исполненные доброты и непоколебимой веры в нее. Глубоко вздохнув, она стиснула пуговицу в кулаке.

Темнота подступила и поглотила Тесс, обернув ее пологом холодной тишины. Потрескивание огня в камине, слабое дребезжание окон на ветру – все звуки исчезли. Темнота и безмолвие. Она почувствовала, как начало изменяться тело. Внезапно увеличившиеся руки скрутил застарелый артрит; в спину вступило, голова налилась тяжестью, ноги заныли, а рот наполнился кисловатым привкусом. «Гнилые зубы», – подумала Тесс, и ей вдруг стало так дурно, что она с трудом окунулась в привычную темноту в поисках света.

Тесс нашла его, но вместо ровно горящей искры ей пришлось иметь дело с разрозненными вспышками, словно она смотрела в разбитое зеркало. Осколки воспоминаний стремительно проносились мимо Тесс. Она успела разглядеть вставшую на дыбы лошадь, укрытый снегом холм, зал Совета, отделанный черным базальтом, и треснувший могильный камень. Попытавшись ухватить воспоминания Старквезера, Тесс увидела, как он танцует на балу со смеющейся женщиной в платье в стиле ампир. Отбросив этот осколок, девушка потянулась за другим:

Маленький дом, притаившийся в тени трех холмов. Старквезер наблюдает за ним из рощи неподалеку. Дверь открывается, из дома выходит мужчина. Тесс чувствует, что сердце Старквезера забилось сильнее. Мужчина высок широкоплеч, темноволос, а кожа у него зеленая, как у ящерицы. Он держит за руку ребенка, на вид совершенно обычного, розового, с пухлыми кулачками.

Память Старквезера подсказывает Тесс имя человека.

Джон Сейд.

Сейд сажает ребенка на плечи и отходит в сторону, пропуская странных механических существ, похожих на детских кукол размером с человека. Лиц у них нет, зато есть одежда – грубые рабочие комбинезоны йоркширских крестьян и простые платья из муслина. Автоматоны берутся за руки и принимаются кружиться, словно в деревенском танце. Ребенок смеется и хлопает в ладоши.

– Смотри, сын! – говорит человек с зеленой кожей. – Когда-нибудь я стану королем механического королевства, населенного этими созданиями, а ты будешь их принцем.

– Джон! – Из окна выглядывает женщина с длинными волосами цвета безоблачного неба. – Джон, иди в дом, иначе кто-нибудь вас увидит! И ты пугаешь ребенка!

– Он ничуть не боится, Анна, – смеется мужчина и спускает мальчика на землю, ероша ему волосы. – Мой маленький механический принц…

Поднявшаяся в душе Старквезера волна ненависти была настолько сильной, что Тесс отбросило назад в темноту. Она начинала понимать, что происходит Старквезер, по всей видимости, понемногу лишался рассудка, и нить, связующая мысли и воспоминания, истончалась. Его сознание распадалось на разрозненные фрагменты. Тесс попыталась призвать другие воспоминания о семье Сейдов и мельком увидела разоренную комнату: повсюду валяются шестеренки, куски металла и детали механизмов, пол залит темной жидкостью, похожей на кровь, и посреди всего этого лежат безжизненные тела мужчины с зеленой кожей и женщины с голубыми волосами. Это воспоминание тоже кануло во мрак, и перед Тесс замелькало лицо девочки с портрета, маленькой Адель Старквезер. Вот она скачет на пони, сосредоточенно глядя вперед, и ветер пустошей развевает ее светлые волосы. А вот она кричит и корчится от боли, пытаясь увернуться от стила, которое рисует на ее белой коже черные метки. И, наконец, Тесс увидела в полумраке Йоркского Института собственное лицо – и испытанное Старквезером глубокое потрясение вышвырнуло ее из тела старика обратно в свое.

Пуговица с тихим стуком упала на пол. Тесс подняла голову и встретилась глазами с отражением в зеркале туалетного столика. Она снова была собой, а горький вкус во рту был вкусом крови от прикушенной губы.

Борясь с дурнотой, Тесс поднялась на ноги и подошла к окну; она распахнула створки и с наслаждением вдохнула ночной воздух, который приятно холодил вспотевшую кожу. Лондонскую ночь населяли тени; ветер стих, внизу виднелись черные ворота Института. Венчавшая их кованая строка из Горация казалась Тесс как никогда верной. Внезапно внимание девушки привлекло движение в каменном дворике. Она вгляделась в темноту и увидела фигуру в белом. Это перекошенное лицо Тесс не спутала бы ни с кем. Миссис Дарк.

Испуганно ахнув, девушка отшатнулась от окна, чтобы укрыться от глаз чародейки. Волна дурноты накатила с новой силой, и Тесс сердито тряхнула головой, пытаясь ее отогнать. Вцепившись в подоконник, она потянулась вперед, чтобы выглянуть во двор…

Но не увидела ничего, кроме теней. Тесс закрыла глаза и медленно открыла их вновь, сжимая в ладони своего механического ангела. «Миссис Дарк мне просто померещилась, – сказала она себе. – И если я не хочу закончить, как безумный Старквезер, нельзя давать такую волю воображению».

И Тесс решительно захлопнула окно.

8. Тень на сердце

О справедливый, тонкий и могущественный опиум! Ты равно даруешь и бедным и богатым тот живительный бальзам, который исцеляет глубокие сердечные раны и лечит «боль, что дух зовет к восстанию». Красноречивый опиум! Риторикой, лишь тебе подвластной, заставляешь ты умолкнуть гнев; преступнику, хотя бы на одну ночь, ты возвращаешь утраченные надежды юности и отмываешь от крови руки его.

Томас де Квинси, «Исповедь англичанина, любителя опиума»[24]24
  Пер. С. Панова, Н. Шептулина.


[Закрыть]

Спустившись утром к завтраку, Тесс обнаружила, что Уилл вопреки ее ожиданиям так и не вернулся. Замерев на пороге комнаты, она еще раз пробежалась взглядом по стульям – на случай, если как-то умудрилась его проглядеть. Но встревоженный вид Джема убедил Тесс, что глаза ее не обманывают. Уилл по-прежнему где-то пропадал.

– Ох, да вернется он! – сердито воскликнула Джессамина, с громким стуком опуская чашку на блюдце. – Он всегда в конце концов приползает домой. Только посмотрите на себя! Выглядите так, будто любимого щеночка потеряли.

Тесс бросила на Джема чуть виноватый взгляд, села напротив него и взяла ломтик поджаренного хлеба. Генри нигде не было видно; Шарлотта сидела во главе стола и старалась ни словом, ни жестом не выдавать своего беспокойства. Получалось у нее плохо.

– Конечно, он вернется. Уилл может о себе позаботиться.

– Но вдруг он отправился в Йоркшир, чтобы предупредить семью? – предположила Тесс.

– Не думаю, – покачала головой Шарлотта. – Он много лет избегал встречи со своими родными. Закон запрещает ему с ними общаться. И Уилл знает, что случится, если он его нарушит.

Глава Института покосилась на Джема, который, казалось, был целиком поглощен размешиванием сахара в чае.

– Но когда он увидел Сесили в поместье, то чуть было не побежал к ней, – сказал нефилим, не отрываясь от своего занятия.

– Это был сиюминутный порыв, – ответила Шарлотта. – Он же вернулся с вами в Лондон? Значит, и в Институт вернется. Тесс, Уилл же видел, что у тебя есть пуговица Старквезера. Он точно захочет узнать, что скрывает старик.

– Боюсь, он будет разочарован, – сказала Тесс. Она чувствовала себя виноватой за то, что не нашла в воспоминаниях Старквезера ничего полезного. Девушка хотела объяснить, каково это – проникать в чей-то угасающий разум, но не смогла подобрать слова. А Шарлотта, осознав, что перевоплощение Тесс никак не помогло им продвинуться в поисках, даже не попыталась скрыть разочарование. Девушка поделилась с главой Института воспоминаниями Старквезера о семье Сейдов – их гибель действительно могла толкнуть Мортмейна на путь мести. Но о том, что Старквезер был потрясен до глубины души, увидев ее собственное лицо, Тесс почему-то умолчала.

– Что, если Уилл решит навсегда оставить Конклав? Он сможет вернуться к семье, чтобы защитить их? – спросила она.

– Нет, – неожиданно резко ответила Шарлотта. – Я не думаю, что он так поступит.

«А ведь она будет по нему скучать», – удивленно подумала Тесс. Уилл обращался с Шарлоттой ничуть не лучше, чем с остальными, но глава Института с одинаковым упрямством любила всех своих подопечных.

– Если они в опасности… – возразила Тесс и замолчала, так как в гостиную с горячим чайником вошла Софи. При виде горничной лицо Шарлотты просветлело.

– Тесс, Софи, Джессамина, не забудьте, у вас сегодня тренировка с Лайтвудами, – напомнила она.

– Я не пойду, – быстро ответила Джессамина.

– Почему? Я думала, у тебя уже перестала болеть голова.

– Да, и я не хочу, чтобы она снова заболела, – Джессамина поспешно встала из-за стола. – Я лучше помогу вам, Шарлотта.

– Думаю, я вполне способна написать Рагнору Феллу без посторонней помощи. А тебе все-таки стоит пойти на тренировку…

– Но в библиотеке еще гора писем от жителей Нижнего мира, у которых мы спрашивали о Мортмейне, – не унималась Джессамина. – Их тоже нужно разобрать.

– Хорошо, – сдалась Шарлотта и повернулась к Тесс и Софи. – Надеюсь, вы понимаете, что Лайтвудам ни к чему знать о поездке в Йоркшир и об исчезновении Уилла. Я сама не в восторге от того, что они здесь торчат, но ничего поделать не могу. С нашей стороны согласие на тренировки было проявлением доброй воли и преданности Конклаву. Вы должны вести себя так, будто ничего особенного не происходит. Сможете, девочки?

– Конечно, миссис Бранвелл! – немедленно ответила Софи. Глаза горничной горели искренним обожанием. Тесс тихо вздохнула, не зная, что и думать. Софи любила Шарлотту почти так же сильно, как ненавидела Уилла. Вряд ли она беспокоилась о нем. Тесс посмотрела на Джема; его обычно живое лицо сегодня было непроницаемым, но, заметив взгляд девушки, он ободряюще улыбнулся. Джем был парабатаем Уилла, его побратимом; если бы Уилл действительно попал в беду, он ведь не смог бы этого скрыть?..

Из кухни донесся нежный голос Бриджет, распевавшей очередную балладу:

 
Должна ли я тебя отпустить,
Коль ты не смог меня полюбить?
Ужель уготовано мне судьбой
Выплакать сердце свое над рекой?
 

Тесс встала, резко отодвинув стул.

– Мне пора переодеваться.

Сменив платье на костюм для тренировок, Тесс присела на край кровати и взяла со столика томик «Ватека». Нелепое стихотворное послание на титульном листе на этот раз не заставило Тесс улыбнуться. У девушки перед глазами стоял Уилл: вот он, покрытый кровью, склоняется над ней в Убежище; вот он щурится от солнца на крыше Института… Уилл, скатывающийся по холму с Джемом; Уилл, упавший со стола в гостиной; Уилл, обнимающий ее в темноте. Уилл, Уилл, Уилл.

Тесс отшвырнула книгу, и та, ударившись о каминную полку, упала на пол. Было бы неплохо точно так же выкинуть Уилла из своих мыслей. Или хотя бы узнать, где он и что с ним. Беспокойство сводило Тесс с ума, а не беспокоиться она не могла. Слишком хорошо она помнила, какими глазами он смотрел на свою сестру.

Со всеми этими тревогами Тесс потеряла счет времени и опоздала на тренировку. К счастью, когда она вбежала в зал, там была только Софи. Горничная сняла со стены длинный нож и изучала его с таким видом, будто это была щетка для пыли, а она никак не могла решить, выкинуть ее или оставить.

Заслышав шаги Тесс, Софи вскинула голову.

– Неважно выглядите, мисс, – сказала она с улыбкой. – Все в порядке?

Тесс кивнула, и Софи посмотрела на нее с мягкой укоризной.

– Переживаете из-за мистера Уилла? Ему и раньше случалось пропадать на несколько дней. Не бойтесь, он обязательно вернется.

– Спасибо, Софи, – вздохнула Тесс. – Это очень любезно с твоей стороны, ведь я знаю, что ты Уилла терпеть не можешь.

– Я думала, что в этом мы с вами похожи, – заметила горничная. – Во всяком случае, с некоторых пор.

Тесс отвела взгляд. Она так и не рассказала горничной о том разговоре на крыше, хотя Софи сама предупреждала ее насчет Уилла. Она прямо называла его ядовитой змеей. Но прежде чем Тесс успела что-нибудь ответить, Лайтвуды в сопровождении Джема вошли в тренировочный зал. Впрочем, Джем только подмигнул Тесс и исчез, закрыв за собой дверь.

Гидеон направился прямиком к Софи.

– Отличный выбор, – сказал он, с легким удивлением глядя на клинок у нее в руках. Горничная смутилась, но похвала ее определенно порадовала.

– Итак, – голос Габриэля неожиданно раздался у Тесс за спиной. Лайтвуд пробежался взглядом по увешанным оружием стенам и протянул девушке нож. – Чувствуете вес клинка?

Тесс взяла нож и попыталась вспомнить, как Габриэль учил ее находить баланс.

– Ну что? – спросил он нетерпеливо. Тесс подняла глаза на Лайтвуда. Из двух братьев он куда больше походил на отца, унаследовав нос с горбинкой и свойственный Бенедикту налет высокомерия. Сейчас уголки его тонких губ были приподняты в едкой усмешке. – Или вы слишком заняты мыслями о том, где пропадает Эрондейл?

– Что? – чуть не выронила нож Тесс.

– Я слышал на лестнице, о чем вы беседовали с мисс Коллинз. Сбежал, значит? Ничего удивительно. Уилл Эрондейл имеет весьма смутное представление о долге и ответственности.

Тесс сердито вздернула подбородок. Пусть она злится на Уилла, но это не значит, что она позволит всяким Лайтвудам отзываться о нем подобным образом.

– Такое часто случается, беспокоиться не о чем, – с нарочитой холодностью сказала она. – Уилл у нас свободолюбивый. Он скоро вернется.

– Надеюсь, что нет. Надеюсь, он уже мертв.

Пальцы Тесс сжались на рукояти ножа.

– Вы, верно, шутите? Что же он сделал с вашей сестрой, раз вы так его ненавидите?

– Почему бы вам не спросить у него?

– Габриэль! – одернул брата Гидеон. – Хватит тратить время на разговоры. Займись делом.

Хмуро покосившись на старшего брата, Габриэль, тем не менее, послушно приступил к тренировке. Сегодня они учились правильно держать нож, чтобы при метании острие не заваливалось, а рукоятка не выскальзывала из рук. Это оказалось не так-то просто, а Габриэль раздражался по малейшему поводу. Через несколько минут Тесс начала завидовать Софи: Гидеон был внимательным и терпеливым учителем. Правда, он имел привычку переходить на испанский всякий раз, когда она делала что-нибудь не так.

– Ay Dios mío! – восклицал он, выдергивая застрявший в половицах нож. – Попробуем еще?

– Выпрямитесь! – тем временем придирался Габриэль. – Стойте прямо! Вот так.

Он продемонстрировал, как именно надо стоять, и Тесс с трудом поборола жгучее желание высказать ему все, что думает. Ведь ее, в отличие от Лайтвудов, не учили правильно двигаться с колыбели. И врожденной ловкости Сумеречных охотников она тоже была лишена.

– Я бы с удовольствием посмотрела, как вы учитесь садиться и вставать в корсете, куче нижних юбок и платье со шлейфом! – ехидно протянула она.

– Я бы тоже посмотрел! – отозвался Гидеон с другого конца комнаты.

– Да во имя Ангела! – не выдержал Габриэль, взял девушку за плечи, развернул спиной к себе и обхватил руками, чтобы показать, как нужно стоять. Затем вложил ей в руку нож.

Тесс почувствовала на шее его дыхание, и по коже забегали мурашки. Она разозлилась: Габриэль делал с ней, что хотел, будто имел на то полное право – и, наверное, думал, что Уиллу это не понравится.

– Отпустите, – процедила она сквозь зубы.

– Успокойтесь, это часть тренировки, – скучающим голосом ответил Лайтвуд. – Посмотри на мисс Коллинз, она совсем не против.

Тесс бросила взгляд на Софи, которая и в самом деле увлеклась занятием. Гидеон стоял позади нее, положив руку на талию горничной, и показывал, как держать метательный нож. Его пальцы бережно сжимали пальцы Софи, а губы шевелились в непосредственной близости от шеи девушки, где выскользнувшие из тугого пучка волосы завивались изящными колечками. Заметив, что Тесс за ними наблюдает, Гидеон покраснел.

Гидеон Лайтвуд покраснел! Неужели ему нравится Софи? Да, в красоте ей не откажешь (шрам горничной Тесс давно перестала замечать), но Софи была всего лишь служанкой из простецов, а Лайтвуды недаром слыли снобами. Тесс почувствовала, как у нее все сжалось внутри. Последний хозяин обошелся с Софи ужасно. Меньше всего ей нужно, чтобы теперь с ней позабавился какой-нибудь Сумеречный охотник.

Тесс обернулась, чтобы поделиться своими мыслями с юношей, который стоял позади нее, – и лишь в последний миг сообразила, что это Габриэль, а не Джем. Она привыкла к тому, что Джем все время рядом, привыкла доверять ему свои тревоги и ощущать тепло его руки. Он стал человеком, с которым она могла поделиться самым сокровенным. Тесс вдруг поняла, что не видела его с самого утра – и ужасно соскучилась.