Текст книги "Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 1"

Глава двенадцатая

Я кинулась в порт – встречать Брюса. Мне показалось, что и он явно желает моей близости. Наконец-то мы станем мужем и женой открыто! Теперь я богата и могу предложить любимому все жизненные блага. Он сможет развить свои способности, будет блистать при дворе, станет советником короля.

Но моим ребяческим мечтам не суждено было сбыться. В тот вечер я ждала Брюса одна. Эмили и Джон, Нэн, кормилица и нянька моей дочери вместе с малышкой уехали из Лондона. В городе отметили несколько случаев чумы. Я решила, что лучше всего будет отправить ребенка за город. Сама я ничего не боялась, потому что была поглощена ожиданием счастья. Мне думалось, что опасность болезни преувеличена.

Брюса и меня ждал роскошный и утонченный ужин, а затем ночь, полная нежных и страстных ласк, и наутро (так я полагала) – откровенный серьезный разговор.

Но все обернулось совсем иначе. Едва Брюс показался на пороге, я поняла, что он болен. Чума! Разумеется, я осталась ухаживать за ним. С неимоверным трудом мне удалось выходить его, но я сама заразилась и слегла. Настала очередь Брюса выхаживать меня. Тяжело описывать все те мучения и ужасы, что довелось нам пережить во время эпидемии. Да я и не берусь соревноваться с мистером Дефо, чью книгу о лондонской чуме вы наверняка прочли. Но все же мы познали и счастье, когда нам, едва живым после изнурительной болезни, удалось уплыть из столицы Англии на яхте, принадлежавшей Элмсбери. Мы плыли вдвоем мимо живописных берегов, постепенно набираясь сил, и снова начинали ценить жизнь и радоваться ей. Но когда я, не выдержав, первая намекнула Брюсу на то, что теперь мы наконец-то должны стать открыто мужем и женой, он принялся убеждать меня, что пока это все еще невозможно. Я набросилась на него со всевозможными обвинениями. Он вынес все стоически. И немного побушевав, я смирилась. Взгляд его чуть насмешливых зеленых глаз по-прежнему обладал надо мной магической властью.

В загородном поместье Элмсбери мы застали всех в добром здравии. Я с восторгом прижимала детей к груди. Брюс любовался сыном. Меня приятно изумило его нежное отношение к моей маленькой Сьюзен. Но вскоре Брюс снова уехал в Лондон для того, чтобы оттуда вновь ехать в Америку. Меня охватила меланхолия. Я чувствовала себя усталой, ничего в жизни не добившейся.

Однако впереди меня поджидал новый поворот судьбы. К обеду Элмсбери пригласили своего ближайшего соседа, графа Рэтклифа. Это был странный человек, в юности он блистал при дворе Карла I, отца нынешнего короля; молва даже твердила, будто граф был возлюбленным королевы Марии. Он много путешествовал, долго жил в Италии; у него была прекрасная коллекция картин итальянских художников, а также великолепных изделий из мрамора и слоновой кости, многие из которых были очень древней работы. Рэтклиф приехал в особняк Элмсбери со своим единственным сыном Филиппом. Несмотря на свой юный возраст (он был моим ровесником), Филипп уже был женат и имел двоих детей. Это был красивый и образованный молодой человек; но полному развитию его талантов препятствовал деспотичный отец. Имея единственного сына, граф опасался остаться без наследников. Именно поэтому он заставил юношу бросить университет и рано жениться.

В тот вечер оба, и отец, и сын, начали ухаживать за мной. Эмили утверждала, что, оправившись от тяжелой болезни, я изумительно похорошела. Впрочем, зеркало подтверждало ее похвалы моей внешности. До того времени я думала, что по-настоящему буду любить всегда одного лишь Брюса Карлтона. Но судьба решила иначе. Я влюбилась в молодого Филиппа Рэтклифа. Эта влюбленность оказалась взаимной. В наших сердцах пылал обоюдный пламень. Ночью Филипп тайком прокрался в мою спальню. Поистине это была ночь неожиданных восторгов.

Между тем, старик Рэтклиф упорно ухаживал за мной. Он сделал мне несколько подарков, показывавших его тонкий вкус. Я не собиралась отвечать ему взаимностью. Я понимала, что он намеревается предложить мне руку и сердце. Но ведь я стала возлюбленной его сына. Поэтому, когда граф наконец решился и сделал мне предложение, я ответила отказом. Он сказал, что согласен ждать, пока я сменю гнев на милость.

Узнав о том, что я отказала старому графу, верная Нэн рассердилась на меня.

– Вы же можете стать графиней!

– Но я и так урожденная графиня Росвуд, – ответила я.

– Но, став женой Рэтклифа, вы сможете бывать при дворе!

– Ты, кажется, забыла, Нэн, что я стала любовницей Филиппа.

От Нэн у меня не было тайн. Но, выслушав это мое возражение, она лишь насмешливо пожала плечами. Впрочем, ночью меня поджидала неожиданность. Узнав о том, что его отец сделал мне предложение, Филипп принялся убеждать меня выйти замуж. Он горячо говорил, что не желает расставаться со мной, и что замужество, по его мнению, лучший способ сохранить нашу любовь. Филипп клялся, что отец не будет докучать мне. Филипп якобы точно знал, что старый граф уже не способен на любовную близость с женщинами.

Всякий раз, когда я влюбляюсь, я немного теряю голову. И на этот раз так и случилось. Я сдалась на уговоры Филиппа. Если бы знала, если бы я знала, к чему это приведет…

Глава тринадцатая

Сначала рухнули надежды блистать при дворе. Сразу же после свадьбы граф увез меня в свое поместье. Малышку Сьюзен и Нэн я взяла с собой, маленький Брюс остался в семье Элмсбери. Поместье Рэтклифа оказалось великолепным, но совершенно уединенным замком. Роскошное строение было окружено прекрасным парком, вокруг простирались густые леса. Граф и Филипп проводили дни, занимаясь охотой и приводя в порядок обширные коллекции графа. Дженифер, молодая жена Филиппа, простенькая сельская дворяночка, целиком была погружена в хозяйственные заботы и заботы о детях. Она отнеслась ко мне очень дружелюбно, восхищалась моей красотой и элегантностью. Но я скучала, мне было тяжело в этой глуши, я тосковала без моего суетного шумного Лондона. Но самое печальное и тягостное заключалось в том, что, хотя старый граф и не был способен к телесной близости с женщинами, но еженощно он заставлял меня делить с ним постель, и мучил своими тщетными попытками овладеть мною. С Филиппом я могла встречаться только днем. Мы выбирали час, когда граф запирался у себя в кабинете и что-то писал, и порознь выезжали за пределы парка. Слава богу, прогулки нам были разрешены. У нас завелось определенное место, в чаще, на поляне. Там предавались мы нашей запретной страсти.

О, как же мы были молоды и наивны! Мы полагали, будто сумели обмануть бдительного старого Рэтклифа. Но он узнал все! И страшно отомстил нам.

Однажды вечером граф неожиданно уехал в Лондон. Но радовались мы напрасно. Утром рано в мои покои прибежала встревоженная Дженифер. Филипп внезапно и тяжело заболел. Я бросилась к нему. Он был уже без чувств. Жить ему оставалось каких-нибудь несколько минут. Вскоре дыхание его прервалось. Мне хотелось рыдать, кричать, рвать на себе одежду, но отчаяние Дженифер, законной супруги Филиппа, сковывало мои чувства. Мне не хотелось оскорблять эту милую простодушную женщину. Она не понимала, что послужило причиной внезапной смерти Филиппа. Но я сразу поняла все. Старый граф отравил сына. Значит, он обо всем узнал. Что же ждет меня? Какая смерть? Отрава? Кинжал? Я кинулась к себе в спальню. Скорее собраться и бежать отсюда вместе с верной Нэн и Большим Джоном. Они уберегут меня и малышку Сьюзен.

Но едва я вбежала в спальню, как дверь за мной захлопнулась и была заперта на ключ. Это сделали следившие за мной по указанию своего господина доверенные слуги Рэтклифа.

Я металась по комнате как разъяренная львица. Я рвала простыни и била посуду. Я колотила кулаками в дверь и в отчаянии громко кричала:

– Выпустите меня! Выпустите! Позовите леди Дженифер!

Но слуги получили приказ не допускать ко мне Нэн и Дженифер.

Спустя несколько часов я была так измучена, что без сил упала на постель. Меня сморил тяжелый сон. Движение и легкий шум разбудили меня. В спальню вошло несколько слуг. Один из них нес поднос с едой. Я вскочила и кинулась к двери, но остальные удержали меня. Дверь снова захлопнулась. Я зарыдала. О еде я и не думала. Смеркалось. Голод начал брать свое. Я уже другими глазами смотрела на паштет, пудинг и вино. Я приняла решение подкрепить свои силы. Протянула было руку к подносу, но тотчас отдернула. Яд! Граф может отравить и меня. Машинально я отошла к окну, подальше от опасного подноса. На карнизе ворковали голуби. К ним осторожно подкрадывались две дымчато-серые кошки. Я распахнула окно и опорожнила тарелки и кувшин. Кошки жадно набросились на мясо, даже не замечая голубей, которые с такой же жадностью клевали. Я замерла, не сводя глаз с этой вроде бы мирной картины. Прошло совсем немного времени. И птицы, и животные были мертвы! Яд!

Этой опасности я избежала. Но что же будет со мной дальше? Как спастись? Я в руках беспощадного мстителя за свою поруганную честь. Граф не пощадил родного единственного сына, что же он сделает со мной? Что будет с моими детьми?

Внезапно меня осенило. Окно! Широкое окно. Я легко распахнула его. Оно открыто. Но спускаться с такой высоты. Однако выхода не было. Сначала мне было очень страшно, но постепенно я успокоилась. Движения мои обрели уверенность. Цепляясь за многочисленные выступы стены, я спускалась все ниже и, наконец, соскользнула на землю. Платье мое было порвано, ладони горели, колени были исцарапаны. Но я ни на что не обращала внимания. Я прокралась в комнату Нэн и Большого Джона. Скорее, скорее! Я поспешно прервала их изумленные возгласы. Нэн быстро подшила для меня один из костюмов Джона. Я, Джон, Нэн с маленькой Сьюзен на руках пробрались в конюшню и запрягли лошадей в карету. Через несколько часов мы были уже в безопасности в поместье Элмсбери. Я расплакалась на груди у Эмили и поведала ей обо всем. Она искренне мне сочувствовала.

Ночью я не могла уснуть. Теперь меня мучила мысль о том, что граф-убийца останется безнаказанным. Нет, этого не будет, не должно быть! Я разбудила Большого Джона, снова надела мужской костюм, мы отправились в Лондон верхом.

На подступах к городу нас застала суета, суматоха, шум, отсветы пламени и дымовая завеса. Мы мчались прямо навстречу ужасному пожару. Но ничто не могло остановить меня. В городе мы с трудом пробрались к дому Рэтклифа. Улицы заполняла толпа бегущих в панике людей. Возле дома суетились слуги, грузили имущество. Мы вошли беспрепятственно, никто не обратил на нас внимания.

Граф сидел в кабинете, поспешно укладывая в дорожный сундук какие-то бумаги. Я вошла. Большой Джон остановился в дверях. Граф поднял голову, заслышав шаги. Сначала он не узнал меня в мужском костюме. Он не понял, кто мы.

– Вы не узнаете меня, граф? – спросила я.

– Вы? Эмбер! Вы живы?

– Да, – сухо и спокойно ответила я.

– Зачем вы здесь?

– Затем, чтобы наказать сыноубийцу!

– Тогда накажите себя! Это вы виновны в смерти Филиппа.

– Я уже достаточно наказана.

С этими словами я приблизилась к графу и, не дав ему опомниться, ударила его с размаху по щеке. Он, не мешкая, ответил мне ударом, от которого я упала на пол. Большой Джон рванулся к нему и крепко схватил за руки. Граф тщетно пытался вырваться. Большой Джон зажал ему рот ладонью, чтобы тот не мог позвать на помощь своих слуг.

– Ну? – Большой Джон повернул голову ко мне, ожидая моего приказа.

Я уже не владела собой.

– Убей, убей его! – крикнула я.

Сильные пальцы гиганта сомкнулись на горле старика. На мгновение меня охватил ужас. Ведь я приказала совершить убийство! Но тотчас же перед моими глазами возник умирающий Филипп, его отчаянно рыдающая жена. Я отвернулась, чтобы не видеть смерти графа, но не препятствовала ей.

В камине горел огонь. На столе в медном подсвечнике оплывала свеча. Я подожгла занавеси. Мы с Большим Джоном выбежали из комнаты. Спускаясь по черной лестнице, мы столкнулись с грабителями, тащившими тяжелый сундук. Но нам было все равно. Мы спешили покинуть дом, где начинался пожар.

Никто никогда ни словом не обмолвился с том, что графа могли убить. Об этом лишь тихо сплетничали. Официально считалось, что Рэтклиф погиб во время ужасного пожара, унесшего множество жизней и превратившего целые кварталы в черные руины. Я снова стала вдовой.

После меня ужасали отвратительные сплетни о том, что я, якобы, воспользовалась богатством покойного. Это гнуснейшая клевета! Мне вполне хватало того, что мне оставил Сэмюэль Дейнджерфилд. Все, что осталось после смерти Филиппа и лорда Рэтклифа, перешло к Дженифер и детям Филиппа. Для себя я не взяла и нитки из этого зловещего наследства.

Очнувшись после всех этих ужасов, я вдруг осознала, что сделала еще один шаг на пути к осуществлению моих самых дерзких мечтаний. Теперь я была вдовой графа и притом – урожденная графиня – я имела полное право бывать при дворе, я была богата. Я не думала о Брюсе. Рана, нанесенная смертью Филиппа, заживала. Быть может, дальше меня ждут светлые дни?

Глава четырнадцатая

Да, сначала казалось, судьба благосклонна ко мне. Богатой и свободной молодой вдовой я появилась при дворе. Королева, португалка по происхождению, показалась мне милой и приятной женщиной. Ее можно было бы назвать даже хорошенькой, если бы не целый цветник дерзких юных красавиц, блиставший во дворце. Среди них, конечно, выделялась Барбара Пальмер, которой его величество пожаловал титул графини Каслмейн. Она уже почти десять лет была любовницей короля. Он имел от нее пятерых детей. Со своим мужем Роджером Пальмером, отцом ее старшего сына, Барбара даже не встречалась. Роджер презирал жену и вел уединенное существование в одном из своих поместий. У его величества было много незаконных отпрысков, старшим из них был герцог Монмут, которого многие при дворе прочили в наследники престола; самым младшим – сын молодой актрисы Нелл Гвин. Бедная королева Катарина не могла родить королю законного наследника, и это печальное обстоятельство давало почву для самых разнообразных интриг.

Вначале я действовала по четко намеченному плану. Я знала, что, не имея законных детей, король весьма внимателен к своим незаконным потомкам. Обо мне, конечно, много сплетничали, но даже самые отчаянные злопыхатели признавали, что я ворвалась во дворец, словно золотой ураган, сметая все на своем пути. Уже через месяц Карл II охладел к Барбаре, стал реже бывать у очаровательной и дерзкой Нелл, а я получила апартаменты во дворце и обставила их со всей возможной роскошью. Я не любила видеть свою стройную фигуру обезображенной беременностью, но другого выхода не было – для того, чтобы окончательно привязать короля к себе, я должна была родить ему ребенка. И надо было спешить. Ведь если ребенок родится позднее, чем через семь месяцев после смерти лорда Рэтклифа, его будут считать незаконнорожденным. Конечно, король не допустил бы этого и подыскал бы мне покладистого супруга среди бедных молодых дворян, съезжавшихся в Лондон со всех концов Англии. Но как раз этого-то я и не желала. Я хотела быть свободной.

На этот раз план мой блистательно воплотился в жизнь. Я забеременела чуть ли не с первой же ночи с его величеством. Король с радостью принял мое сообщение о том, что я жду ребенка.

Путь наверх для меня теперь был свободен. И тут я взглянула на короля иными глазами. Из уверенной в себе интриганки я превратилась в искренне влюбленную женщину. Меня восхищало его смуглое лицо, сочные губы, мужественный подбородок. А насмешливое выражение глаз придавало ему сходство с Брюсом. Новая беременность почему-то вызвала во мне страстное желание телесной близости с отцом моего будущего ребенка. Но когда король проводил ночи в моих покоях во дворце, мне казалось, что я снова молода и что рядом со мной мой первый супруг и возлюбленный – Брюс Карлтон.

Своему третьему ребенку, сыну, я дала имя – Чарльз – в честь его величества. Он считался сыном покойного графа Рэтклифа. Это был крепкий смуглый мальчик, очень похожий на его величество.

Постепенно я стала единственной официально признанной фавориткой короля. Случайные связи его величества с актрисами королевского театра и придворными дамами королевы не смущали меня. Теперь я окончательно узнала себе цену и держалась спокойно и гордо. Король пожаловал мне титул герцогини Райвенспер. Я купалась в роскоши. О моем новом дворце говорил весь Лондон. Все дамы стремились подражать моим туалетам и прическам.

Вначале я опасалась придворных интриганов, но вскоре поняла, что его величество Карл II – человек умный и дальновидный, он был вовсе не из тех слабых правителей, что прислушиваются к сплетням и клевете. Со своей постоянной насмешливой улыбкой на губах он многим казался легкомысленным, но на самом деле это был сильный и мужественный человек, привыкший сам принимать решения, фактически не прислушиваясь ни к чьим советам. Его привязанность ко мне и к нашему ребенку защищала меня, подобно каменной стене.

Была ли я счастлива? Да, пожалуй. Бурный водоворот жизни захватил меня. Каждый день – новые развлечения, балы, наряды, любовь короля, титул герцогини. Дети также радовали меня. Маленький Брюс учился вместе с детьми Элмсбери, и учителя находили у него большие способности, мальчик преуспевал и в фехтовании, у него были изящные манеры. Сьюзен сделалась настоящей красавицей, она унаследовала мои золотистые волосы и блестящие глаза. Чарльз, мой младший сын, рос здоровым и сильным.

Когда Эмили и Джон сообщили мне об очередном приезде лорда Карлтона, я бросилась в их лондонский дом. Почему? Ведь я столько раз говорила себе, что Карлтон – это прошлое, мне больше нечего было ждать от него; я уже давно поняла, что никогда мы не будем настоящими супругами. Но что-то по-прежнему влекло меня к нему. Может быть, то, что он был моим первым мужчиной, с ним у меня были связаны воспоминания о моей юности…

Да, близость с Брюсом Карлтоном всегда, казалось, возвращала мне юность. Но и наносила раны. На этот раз он снова ранил меня. Он честно признался мне, что женат. Это была его всегдашняя манера: честно и с некоторой насмешкой признаваться во всем. Но на этот раз мне стало так больно, я была так возмущена. Он женат, у него есть дочь. С нашим браком покончено. Я тоже решила быть честной и высказала ему все, что накипело у меня на душе.

– Но ведь и ты была замужем, – небрежно заметил он и улыбнулся.

В этой улыбке я увидела многозначительный и иронический намек на то, что и сейчас, хотя я не замужем, но связана тесными узами с королем.

Формально Брюс Карлтон был прав, он шел своим путем, но и я следовала своим. В сущности, я могла избрать иной путь, терпеливо ждать Брюса, быть скромной приживалкой в семье Элмсбери. Это пришлось бы по душе Брюсу? Или он полюбил меня такую, какая я есть – мятежницу, жаждущую действия, наслаждения, славы? Я разрыдалась.

Брюс начал утешать меня. Он сказал, что хотел бы увезти в Америку нашего сына, воспитать его и сделать своим наследником. Это предложение возмутило меня до глубины души. Моего сына будет воспитывать вторая жена моего мужа! Я резко отказала Карлтону. Но, поразмыслив и посоветовавшись с Эмили, я все же пришла к выводу, что мальчику нужен отец. Я решилась на жертву. И, признаюсь откровенно, втайне меня утешала мысль о том, что мой сын будет постоянно напоминать Брюсу обо мне, о нашей прежней близости и любви. Я отпустила мальчика, хотя и очень тосковала по нему.

Глава пятнадцатая

Прошло еще два года. Привязанность его величества ко мне не ослабевала. Дети росли. Я по-прежнему кружилась в водовороте светских удовольствий. От Брюса не было никаких известий. Мысли о старшем сыне мучили меня, но я уверяла себя, что рядом с отцом мальчик в полной безопасности и счастлив.

И вот, Джон Элмсбери снова сообщил мне о приезде Брюса. На этот раз он приехал, чтобы показать Лондон своей жене Коринне. Я знала, что она никогда не покидала Америку, что ее отец, граф, уехал туда во время гражданской войны. Коринна была моложе меня, и мне это было неприятно. В прошлый свой приезд Карлтон сказал, что его новая жена красива. Впрочем, он уверял, что любит и ее и меня, хотя и по-разному. Это было на него очень похоже.

Итак, Брюс приехал в Лондон с семьей, с женой, с дочерью и сыном. Да, с моим сыном! Я внушала себе, что с Карлтоном меня ничего не связывает. Просто я хочу видеть сына. Своей жене Карлтон заявил, что мать его сына умерла. И, разумеется, он честно предупредил меня о том, что вынужден будет так сказать жене, сказать о моей смерти.

На этот раз я не спешила кидаться навстречу Брюсу. Я ждала. Он молчал. Меня это возмущало. Допустим, он не желает меня знать, но ведь здесь мой сын.

В конце концов я узнала о том, что лорд и леди Карлтон будут на придворном балу. Я тщательно готовилась к встрече. Я хотела затмить жену Брюса своей красотой и элегантностью. Но когда лакей громко объявил: «Милорд и миледи Карлтон!», я была потрясена.

Жена Брюса и вправду отличалась необыкновенной красотой. Это была брюнетка с ярко-голубыми ясными глазами. Одета она была удивительно изящно и к лицу. Весь ее облик излучал спокойное достоинство и чистоту чувств и помыслов. Разумеется, в ней не было и тени тех буйных авантюристических наклонностей, которыми отличалась я. Так вот о какой подруге всегда мечтал Брюс Карлтон.

Я нанесла визит леди Карлтон. Она была польщена. Еще бы! Сама герцогиня Райвенспер посетила ее. Мы вежливо беседовали. Когда я спросила, долго ли пробудут они в Лондоне, Коринна призналась, что ждет ребенка и потому они задержатся.

– Это чудесно! – воскликнула я.

Мне показалось, что Коринне понравилось мое дружелюбие. Дети не выходили.

Вскоре после этого в мои дворцовые покои с визитом явились Джон Элмсбери и Брюс Карлтон. Первый быстро откланялся, второй задержался.

Почему я снова сблизилась с Карлтоном? Меня снова покорила его прямота. Он ничего не скрывал от меня, не строил козни. Он поступал, как ему хотелось. Что ж, я вела себя точно так же. Мы были квиты. И если оба мы были свободны в своих действиях, то почему же мы не могли предаться нашему обоюдному влечению? И мы предались ему охотно.

В следующий раз Брюс привез сына. Мальчик очень вырос, выглядел довольным и счастливым. Его не тяготило то, что приходилось скрывать от своей новой матери, что я жива. Маленький Брюс весело рассказывал о своей жизни в Америке, об охоте и рыбной ловле; он жалел, что я не могу приехать в гости.

Я сняла небольшой домик на окраине Лондона, где без помех могла видеться с Брюсом и сыном. Я полагала, что эти тайные свидания никак не могут сделаться достоянием дворцовых сплетников. Но нет. Графиня Каслмейн, отвергнутая фаворитка короля, каким-то образом выследила меня. Она не замедлила приехать с визитом к жене Карлтона и, начав со светской беседы, рассказала Коринне о том, что Брюс встречается со мной. Ошеломленная и огорченная Коринна все передала Брюсу. И он… Конечно же, он честно признался во всем. Коринна простила его, как прощала его я. Но Коринна была вовсе не похожа на меня. Она не знала и не желала знать в своей жизни ничего, кроме своего супруга и семьи. С ней лорд Карлтон не мог поступить, как со мной. Он дал ей слово, что больше не станет со мной встречаться. И он собирался это слово сдержать. Однако я выследила его в книжной лавке, где он любил бывать, и он понял, что, по крайней мере, пока он находится в Лондоне, в одном городе со мной, ему будет невозможно вычеркнуть меня из своей жизни. Наши тайные встречи возобновились, на этот раз в другом месте.

Мы принимали самые различные меры предосторожности. Нэн, наряженная в мое платье, в нарядном парике, торжественно выезжала в моей карете и отправлялась на прежнее место наших с Брюсом свиданий, где ее ждал некий актер, с которым она тайком от Большого Джона встречалась. Но связь с актером дворцовые сплетники приписывали мне. В то время как я, выскользнув в платье служанки из дворца, бежала на свидание к Брюсу. Да, когда я влюблялась, я просто теряла голову.

Но это ложь, будто я ворвалась к леди Карлтон и осыпала ее оскорблениями. Это просто еще одна попытка интриганов и завистников унизить меня, выставить дурной и невоздержанной женщиной.

Все и без того завершилось скверно. Графиня Каслмейн оказалась ловчее, чем я предполагала. Она выследила нас и раскрыла новое место наших с Брюсом свиданий. На этот раз, чтобы побольнее уязвить Коринну и ранить и меня, она заказала какому-то продажному писаке памфлет. Разумеется, леди Каслмейн позаботилась о том, чтобы гнусные листки попали в руки Коринны. Брюсу снова пришлось объясняться с ней. Опасаясь, что все эти огорчения дурно повлияют на ее здоровье, лорд Карлтон окончательно перестал видеться со мной. Теперь я не могла видеть и сына.

Я потеряла голову. Мне снова, как когда-то в юности, чудилось, что я не смогу жить без любви Брюса, без нашей близости. Вскоре я узнала, что у леди Карлтон родился сын. Она быстро поправилась, и уже был назначен день отплытия. Я ждала в карете у дома Элмсбери. Рано утром Брюс и Элмсбери выехали на конях из ворот. Я приветствовала их с неожиданной для себя самой робостью и осведомилась о здоровье леди Карлтон. Брюс молча проехал вперед. Элмсбери задержался и сказал мне, что мне лучше уехать. Сначала я оскорбилась, затем подумала, что меня может увидеть сын, это огорчит и встревожит мальчика. Я приказала кучеру ехать во дворец. Карлтон и его семья покинули Лондон.

Однако буквально через неделю я получила письмо от неизвестного. В письме говорилось, что леди Карлтон внезапно и тяжело заболела и скончалась на корабле.

Трудно описать, что я почувствовала. Мне было жаль Коринну, такую молодую и красивую, жаль ее детей, оставшихся сиротами. Но одновременно я уверяла себя, что эта внезапная смерть – знак того, что мы с Брюсом все же должны быть вместе. Я говорила себе, что заживу спокойной жизнью матери семейства, что стану настоящей матерью детям Брюса, заменю им умершую мать. Я уже сама поверила в то, что Брюс по-прежнему, как в юности, любит меня, и готов соединить навсегда наши жизни.

Я решила ехать в Америку. Я не показала письмо Эмили и Джону. Конечно, они стали бы отговаривать меня. Поэтому я просто приказала Нэн и Большому Джону готовиться в дорогу. Я брала с собой только самое необходимое. Конечно, со мной должны были ехать и дети. Две няньки также согласились отправиться в далекую Америку; они слыхали, что там легко выскочить замуж за богача. В порту я уговорилась с одним капитаном, заплатила ему огромную сумму денег, и он согласился отвезти нас на своей старой посудине в Америку. Удивительно! Я, которая всегда считала себя заботливой матерью, теперь готова была рисковать жизнью детей.

Незадолго до моего скоропалительного отъезда Англию посетила принцесса Генриетта, родная единственная сестра короля; пожалуй, единственное существо, к которому он питал искренние нежные чувства. Генриетта была замужем за братом французского короля Людовика. Естественно, она прибыла со свитой, состоящей из очаровательных французских красавиц. Я заметила, что король весьма заинтересовался одной из них, пятнадцатилетней Луизой Керуэй. Я с грустью подумала, что моя молодость проходит; что всегда найдутся юные красавицы, способные увлечь его величество. А я не привыкла быть на вторых ролях. Нет, самое время было оставить светскую суету и преобразиться в законную супругу Брюса Карлтона, владелицу табачных плантаций.

Генриетта пробыла у нас недолго. А в день отплытия я узнала, что король получил известие о скоропостижной кончине любимой сестры. Я подумала о его чувствах, о том, что надо бы утешить его в его горе. Но я слишком хорошо успела узнать этого человека. Нет, ему никто не был нужен.

Две кареты доставили меня, детей, слуг и наше имущество в порт. Мы погрузились на корабль.

«Прощай, Лондон! Прощай, Англия! Прощай, светская жизнь!», – думала я.

Я полагала, что с прежним моим существованием покончено навеки. О, как я ошибалась.