Текст книги "Колибри"

5

Юхани Раутио заканчивал деловой обед из нескольких блюд, во время которого была заключена перспективная торговая сделка, когда у него зазвонил телефон. Юхани мысленно чертыхнулся насчет своей рассеянности. Еще десять лет назад ответить на звонок в любом месте и в любое время считалось признаком успешного бизнесмена, но сегодня это говорило только о твоей неотесанности. А Юхани деревенщиной себя не считал. На переговорах с клиентами он стремился создать ощущение полной сосредоточенности, убедить их в том, что он существует только для них. Ведь даже ребенку не нравится, когда его отец или мать разговаривает по телефону, смотрит телевизор или читает газету, когда он пытается донести до них что-нибудь важное. Так что нужно демонстрировать исключительное внимание.

Юхани собирался сбросить звонок и смущенно попросить прощения у своего клиента, но, послушавшись внутреннего голоса, все же ответил. Впоследствии он счел эту ситуацию роковым доказательством существования отцовского инстинкта.

Звонили из полиции, просили прийти домой как можно скорее; его супругу Ирмели уже оповестили.

На этот раз Эско взял Анну с собой – наверное, Вирккунен смотрел из окна. По дороге они молчали. Анна подумала с горечью, что, наверное, к такому стилю работы со временем можно привыкнуть: либо мрачно молчать, либо, если уж общаться, то выкобениваться.

Ее первое впечатление о новой работе начало осыпаться, словно сухая кожа больного псориазом. Не совершила ли она самую большую ошибку в ее жизни?

Красный кирпичный дом Юхани и Ирмели Раутио находился в самом центре Салойнена, в старом коттеджном районе с большими участками и домами им под стать – один другого ухоженнее. Высокие деревья, густые живые изгороди и пышная растительность делали район симпатичным. Почти в каждом дворе виднелись ягодные кусты и грядки, конец лета сулил небывалый урожай. Анна подумала о виде с ее балкона, попыталась вспомнить, есть ли у соседей хоть какие-нибудь лютики. Нет. В свое время мама засаживала горшки цветами. Анна помнила ежевесеннюю суету на балконе: мамины руки по локоть в земле, тоненькие цветочные побеги в длинных ящиках, холодный бетонный пол балкона, скрученные коврики в сторонке, ожидающие окончания посадочных работ. И гордость в маминых глазах, когда она осматривала свой балкон. Ну да, красиво, особенно под конец лета, когда цветочное море прямо-таки переливалось через перила. Переехав в свою квартиру, Анна не посадила ни одного цветочка. Сейчас она заметила, что думает об этом с удивлением.

Юхани приехал домой одновременно с Анной и Эско. Они поздоровались за руку во дворе, представились друг другу и зашли. В доме прибрано, ощущение полного спокойствия. Анна подумала, что здесь ничто не кричит о богатстве, но его видно по сдержанному, со вкусом оформленному интерьеру – либо пригласили профессионального дизайнера, либо госпожа Раутио наделена редкостным талантом. Юхани проводил их в стильную гостиную, где каждый элемент был на своем месте.

– Желтый «Фиат Пунто» принадлежит вам? – Эско перешел сразу к делу.

– Да, – взволнованно ответил Юхани.

– Регистрационный номер AKR-643?

– Да-да.

– Знаете ли вы, где может находиться ваш автомобиль в данный момент?

– Что произошло? Его угнали?

– Ответьте на вопрос, а там посмотрим, касается ли вас это, – сказал Эско ровным голосом.

– Скажите, Рийкка попала в аварию? С ней все в порядке? Ответьте же, она в порядке? – закричал Юхани.

Анна и Эско переглянулись. В этот момент щелкнул замок входной двери, и, снимая на ходу велосипедный шлем, вошла раскрасневшаяся госпожа Раутио.

– Юхани, что происходит? Почему нас вызвали домой?

От волнения голос женщины казался напряженным.

– Давайте вы оба присядете, – произнес Эско участливо, но твердо.

«А он умеет вести себя по-деловому», – подумала Анна.

– Значит, так: этот самый автомобиль обнаружен рядом с беговой дорожкой неподалеку отсюда. У нас в связи с этим имеется несколько вопросов.

– Этой машиной пользуется наша дочь Рийкка. С прошлого года, ей исполнилось восемнадцать. Покупали ее для моей жены, это наша вторая машина. Но она ей не особенно пригодилась.

– Я предпочитаю передвигаться на велосипеде, – сказала Ирмели. – Не нужно специально ходить на фитнесс. Но где же Рийкка? Я, пожалуй, сейчас ей позвоню, – продолжила она, вставая с дивана.

– Значит, вашей дочери девятнадцать?

– Да.

– Она вчера заезжала домой?

– Нет, мы не видели ее уже несколько дней. Ирмели, не помнишь, когда она была здесь?

– На той неделе, заходила постирать белье, кажется, в среду. У Йере – это ее друг – стиральной машины нет. У них при доме есть прачечная, но Рийкка не очень любит ею пользоваться. – Ирмели неловко рассмеялась.

– Когда вы в последний раз созванивались?

– Она позвонила мне вчера днем. Просто так, поболтать о том о сем. Спросила только, можно ли ей взять с собой в Ювяскюля один наш старинный комод. Поступила учиться на психолога. Ей уже скоро переезжать.

– Ваша дочь делает пробежки? – спросила Анна и почувствовала, как напряглись ее плечи.

Ирмели и Юхани замолчали на секунду. Еще не произнесенное вслух вдруг вошло в их мысли.

– Да, – ответила Ирмели. – Рийкка начала бегать в июне, я купила ей кроссовки. Довольно дорогие, кстати, для студенческого бюджета. Она… Как бы сказать, ей кажется, что она полновата, тут нет ничего болезненного, в смысле анорексии или чего другого. Совершенно нормальное желание молодой женщины заботиться о своем теле, хорошо выглядеть.

Говоря это, Ирмели нервно заплетала бахрому брошенной на диван шали в косички, глядя то на Анну, то на Эско полными страха глазами. На ее лбу появилась морщина.

– Какой марки были купленные вами кроссовки? – спросила Анна.

Когда женщина назвала марку, Эско отвернулся к окну и сжал руку в кулак, да так сильно, что побелели костяшки. Анна попыталась проглотить ком в горле.

– А одежда для бега? В чем она бегает?

– Кажется, в разном. Одни штаны, помнится, адидасовские, синие в полоску, и ярко-зеленая куртка – совсем новая. К чему все эти вопросы? Говорите уже, что случилось! – взмолилась Ирмели, не в силах скрыть волнения.

Анна быстро взглянула на Эско. «Об этом, наверное, следовало договориться заранее, – подумала она. – Кто и что расскажет. Неужели теперь мне нужно рассказать все самое страшное? Что делать?»

И тогда Эско кашлянул.

– Поблизости от автомобиля, на беговой дорожке, обнаружено тело молодой женщины, – сипло произнес он.

6

Рауно Форсман ехал обратно в Салойнен в окружении родившегося заново летнего пейзажа. Его всегда умиляло то, как быстро город превращался в деревню, сколь тонка грань между этими двумя мирами. В детстве его родителей разница была куда разительней, и чтобы преодолеть ее, требовалась основательная подготовка. Тогда горожане считали себя людьми высшего сорта, а на селе им даже завидовали. С другой стороны, их считали туповатыми, потому что они не знали, что такое настоящий труд, и не умели ходить по лесу. Когда Рауно был маленьким, эта разница практически размылась, хотя кое-какие следы еще оставались. Нынче же всех сравнял интернет, и жить за городом стало модно, теперь это называется дауншифтингом. Народ работает в городе, имеет домик в деревне, ежедневно ездит на службу – это окончательно стерло грань между городскими и деревенскими. Со временем традиционные поля застроились клонированными таунхаусами, некоторым эстетствующим счастливчикам повезло больше: они сумели обзавестись настоящей идиллией в виде старой бревенчатой усадьбы.

Рауно объехал дома поблизости от места происшествия. Их было всего четыре: два располагались на улице Селькямяентие, в обоих жили одинокие старики – Ауне Тойвола, ее сегодня решили оставить в покое, и Юки Рааппана. Другие два – новехонькие коттеджи – были чуть дальше от беговой дорожки, к юго-востоку, в Ирьяланперя, где муниципалитет нарезал крохотные участки в надежде заполучить дауншифтеров, чтобы собирать больше налогов. Оказалось, что попасть сюда по той же дороге, что и к домам Ауне и Юки, не получается. Пришлось выехать обратно на трассу, проехать полкилометра на юг и свернуть с кольца в центре Салойнена направо. Отсюда можно было пройти по старой заросшей дороге к освещенной беговой дороже. Стрелок вполне мог этим воспользоваться.

Рауно решил начать с Юки. Маленький домик, старый и неухоженный, но под видавшей виды краской стен и старой битумной черепицей романтик с золотыми руками мог разглядеть милую его сердцу бабушкину избушку. Во дворе росли кусты смородины, согнувшиеся под ягодами. На другом краю участка, сразу за сауной и забором, начинался лес. Рауно постучал в кривенькую входную дверь, покрытую отвисшими ошметками краски. Не прошло и мгновения, как ее открыл резвый старикашка в клетчатой рубахе и коричневых штанах на подтяжках, уставившийся на него. Изнутри пахнуло картофельным погребом.

– Добрый день, – поздоровался Юки и пожал руку Рауно; ладонь у него была шершавая, как наждачная бумага. – Приятно, когда в гости приходит настоящий полицейский. Ко мне мало кто заходит, так что сварю-ка я кофейку.

На всякий случай Рауно решил не отказываться, хотя кухня явно требовала санобработки. На плите из-за нагара с трудом различались конфорки, да и кофейник не блистал чистотой. Повсюду валялась грязная посуда и застарелые объедки. Юки сполоснул две чашки холодной водой. Рауно сел за стол и решил выдержать это испытание, как подобает мужчине.

Найдя собеседника, Юки постоянно отвлекался от темы и явно задерживал Рауно, но визит к нему оказался не напрасным. Несмотря на возраст, дед обладал хорошим слухом и трезвым умом. Ничего особенного он не заметил. Как и из дома Ауне, дороги из его окон видно не было, зато много чего было слышно. В десять с четвертью он отправился закрыть трубу в печке сауны и услышал, как в сторону деревни проехал автомобиль. Рауно подумал, что это явно была не погибшая бегунья. Еще Юки слышал выстрелы до и после урчания двигателя, но они не привлекли его внимания, потому что в это время года кругом стреляют целыми днями, и будь он моложе, то вчера вечером и сам стоял бы на берегу, отстреливая гусей себе на жаркое. Но дробовика уже нет – подарил братнему внуку, как только тому исполнилось пятнадцать и он получил охотничий билет. Давно это было.

Рауно провел у Юки более часа. Три чашки наигорчайшего кофе до сих пор стояли у него в горле, а в рубашке застрял затхлый запах жилища. Он ехал на следующий объект, который в итоге не дал ему ничего, кроме ощущения неизбывной депрессии. В Ирьяланперя жили две перебравшиеся из города семьи с детьми, похожие друг на друга, как сделанные под копирку. Стройка не закончена, дворы – сплошные песочницы, заваленные игрушками и заставленные штабелями досок. Куча спиногрызов-дошколят и погрязшие в долгах родители, валящиеся в кровать от усталости, как только удается уложить детей спать.

«Как и я, – подумал Рауно, – как мы все».

Ни здесь, ни там ничего не слышали, ничего не видели, и в обоих домах по этому поводу было высказано искреннее сожаление. «Конечно, вполне возможно, что кто-то прошел или даже проехал на автомобиле к тропинке, ведущей к беговой дорожке или на берег, а мы этого не заметили. Укладывание детей спать – настолько многотрудное занятие, что родители не обращают никакого внимания на происходящее за окном. С другой стороны, вполне вероятно, что мы заметили бы, если бы снаружи показались огни фар или послышался шум мотора – такое здесь большая редкость, на такое обращаешь внимание. Но если бы кто шастал на улице после того, как мы улеглись спать, то едва ли мы бы проснулись. Все возможно, сложно сказать, может да, а может и нет, мама скоро придет, погоди, папа разговаривает с дядей. В любом случае мы еще подумаем насчет вчерашнего вечера и сообщим, если чего надумаем, хотя это навряд ли». Рауно оставил в обоих домах свои визитки и, уходя, заметил, как дети незамедлительно адаптировали ее под свои игры.

«Можно было зайти в один дом», – думал Рауно, возвращаясь в город. Только утомился от всего этого шума-гама, мелких под ногами, да еще эти бегающие за ними родители – как к себе домой пришел. Может, и он выглядит таким же усталым, но потом в его голове промелькнуло, что это новое дело можно будет использовать как предлог, чтобы как-нибудь вечерком свалить из дому и просто выпить где-нибудь пивка. Вернуться домой, когда дети уже уснут. И жена.

Мысль показалась ему привлекательной.

Сари Йокикокко-Пеннанен пришлось остаться в участке. После обнаружения трупа девушки Вирккунен повесил на нее расследование давешнего случая с девочкой-иммигранткой. «Тут пахнет сверхурочной работой», – подумала она, чертыхнулась и с неохотой позвонила няне; та с еще большей неохотой согласилась остаться с ее детьми еще на час, но ни минутой дольше. Муж Сари был в командировке, а ее мать отдыхала в пансионате для пенсионеров в Эстонии. Обязательно надо успеть домой вовремя. Двое маленьких детей мешали ей с головой уйти в работу, чему Сари, собственно говоря, несказанно радовалась.

Она привычно заполнила извещения о вызове на допрос, распечатала их и подписала, вложила в конверты и оставила в ящике для исходящей почты. Семья Челкин получит извещения уже завтра. Сари посмотрела на часы. Прошло полчаса. Она отправила в полицейский участок города Вантаа просьбу в ближайшее время выйти на связь: ей хотелось лично побеседовать с патрульными, которые были в квартире дядюшки и тетушки Бихар и видели всю ситуацию своими глазами. Кроме того, стоило переговорить лично с теми полицейскими, которые ходили на вызов в квартиру, где находилась девушка. Скорее всего, Эско уже все это сделал, но всегда лучше иметь свое собственное представление о ходе вещей. Сари всегда с трудом удавалось представить себе общую картину только на основании прочтенных отчетов, что, кстати, несколько мешало ее карьере. «Моя слабость, – подумала она. – Моя маленькая слабость, но кто из нас идеален?» Она опять посмотрела на часы. Скоро будет пора уходить. Няня, какой бы находкой она ни была, занервничает, а этого хотелось бы избежать. Отказываться от находок резона нет.

Сари решила поработать дома, как только уложит детей спать; возможно, получится найти прецеденты дел о насилии на почве чести. Это понятие вроде как смутно знакомо по случайным новостям из Швеции, но не более того. Она выключила компьютер и быстро разложила бумаги по двум стопкам – необработанные и для архива. Обе подождут до утра.

«Бедная Анна, – подумала она, закрывая за собой дверь участка и направляясь к автостоянке. – Не самое приятное начало карьеры следователя». Потом она позвонила домой:

– Задержусь еще на десять минут. Давай я в пятницу отпущу тебя на полтора часа раньше?

7

Каково это – явиться на опознание тела собственной дочери?

Этот вопрос подступил неожиданно, когда Анна натягивала в прихожей тренировочный костюм. Поздно. Тело кажется уставшим и неловким. Мысли крутятся в голове, словно маленькие дети в машине после долгой дороги. Опять та самая ситуация: это подступает в моменты слабости, впивается ржавыми крючьями и вытаскивает на поверхность все болезненные воспоминания, которые как будто уже забыты и похоронены навсегда, но которые навечно застряли в закоулках памяти и пребывают с тобой с утра до вечера, из года в год, переезжая из одной квартиры в другую, и никак не хотят отпускать.

Анна потерла глаза, преграждая путь слезам: среди красных точек на сетчатке она увидела ребенка, изнасилованного и искалеченного двуглавым орлом. Это могла быть она, мог быть кто угодно.

Со временем приступы делались все реже. «Панический синдром», – сказала школьная медработница, когда Анна училась в лицее, и посоветовала обратиться к врачу и попринимать какие-нибудь препараты, но Анна не могла вынести и мысли о пилюлях, которые повлияли бы на ее сознание. Вместо этого она начала тренироваться для ежегодного марафона. Сейчас она даже не могла вспомнить, когда в последний раз у нее был такой приступ. Наверное, когда она разорвала отношения, длившиеся целый год, – самые долгие и самые серьезные. Он был полицейским, приятным и вполне себе разумным, одно слово – хороший человек, но у него была одна проблема: он хотел жениться и завести детей. И хотя именно Анна была стороной, пожелавшей разойтись, это ударило ее неожиданно больно. Она даже на какое-то время утратила над собой контроль. Но это тоже была давняя история.

Лежа на полу прихожей, Анна смотрела на горящую лампочку светильника, чтобы та ослепила ее и прогнала орла. Так она провела минут десять, пока не успокоилась. «Не помогает, не помогает, не помогает», – твердила она про себя. Ведь кто-то был готов убить своего ребенка, как этот Пейдар Челкин, и в этом было нечто куда более ужасное, чем просто смерть, нечто чернее черного. На секунду Анна попыталась представить себе, что могло произойти с курдской девочкой, потом с трудом поднялась, села (сил никаких не было), надела кроссовки, выбежала из подъезда на улицу и потрусила в сторону беговой дорожки. Как всегда, как недавно Рийкка. «Маленькая победа», – подумала она.

Криминалисты и судмедэксперт закончили работать на месте происшествия, и тело девушки отвезли в отделение судебно-медицинской экспертизы. Там уже ожидали Юхани и Ирмели Раутио. Родители тут же опознали свою дочь. Анна увидела, как это их подкосило, поломало на всю жизнь. Юхани Раутио разрыдался, и Анна уже не смогла сдерживать слез. Ирмели замолчала и погрузилась в апатию: бесстрастно смотрела на свою дочь, лежащую без головы на столе морга, гладила ее руку – без слов, без слез. Анна обняла Ирмели и хотела сказать ей что-нибудь утешительное, но не сумела. Так мать и стояла – холодная и бесчувственная, как камень, в ее объятиях, и все это казалась таким знакомым, что Анне стало плохо.

Анна направилась привычным маршрутом по дворам многоэтажек в сторону небольшого леска, окружавшего жилой район, где шла дорожка, по которой она бегала, пока ее одногодки с пивком в руках продирались от одной проблемы к другой – уходили от старых к новым. Как же мама радовалась и гордилась тем, что Анна, несмотря на бурление подросткового возраста и социальные проблемы, не втянулась в наркотики, а целенаправленно и всерьез занялась спортом! Но сама Анна уже тогда знала, что была не лучше других.

Уходить от прошлого можно по-разному.

Анна нырнула в темные объятия деревьев. Лес был сумрачный, но ее глаза быстро привыкли к нему. Впереди извивалась светлая опилочная дорожка.

И тут ей стало страшно. Она вдруг представила, как кто-то наблюдает за ней из-за деревьев, следит за ней в оптический прицел охотничьего ружья. Из кустарника послышался хруст. Казалось, лес напрягся до невозможности, словно готовясь к выстрелу. Потом – звук приближающихся сзади шагов. Анна сбавила скорость, напряглась в ожидании нападения, обернулась через плечо: темная фигура была уже совсем рядом – невысокая, крепко сложенная женщина в черном тренировочном костюме. Она поздоровалась с Анной кивком головы, улыбнулась и пронеслась мимо.

«Bolond!»[6]6
  Дура (венг.).


[Закрыть] – ругнула себя Анна. Ну что за идиотская мания преследования! Сейчас не время давать волю воображению! Ты бегала здесь и раньше, бегала в ноябрьской темноте, бегала подростком, не обладая никакими навыками самообороны и ничего не боясь. Бормоча это себе под нос, Анна ускорилась до предела своих возможностей, пробежала пять минут с максимальной скоростью, затем сбавила темп и – еще четверть часа. С такими интервалами она бегала час, превозмогая усталость и убивая в себе страх.

Она думала: «Может, Рийкка пыталась сделать то же самое? А что, если и она боялась, почувствовала что-то за мгновение до своей гибели?»

Дома, приняв душ, она включила трек AGF «Lonely Warriors» и погрузилась в завораживающий и необъяснимый мир звуков, рожденный сочетанием компьютера и человеческого голоса. Анна лежала, вытянувшись на диване, с мокрой головой, завернувшись в полотенце, словно одинокий солдат вечером в блиндаже, все товарищи которого погибли. Она чувствовала, что одна на этом фронте, одна во всей Вселенной.

Анна вспоминала свою службу в армии. Она стала для нее своего рода пробуждением, обнаружением пути, открытием двери и закрытием ее, потому что именно в армии она поняла, что остается в Финляндии. Это было не осознанным решением, но неизбежностью.

Она смутно припоминала, как выглядел Арон, когда в последний раз уходил из дома, одетый в камуфляжную форму.

Одинокий воин.

Лучше забыть все это.

Она выключила проигрыватель и попыталась подумать о событиях прошедшего дня. Напрасно. Событий было слишком много. Такого первого рабочего дня не пожелаешь даже самому злостному врагу.

И вдруг ее осенило.

«Иди-ка ты на хер, – так следовало сказать сразу, по-дружески и без запар, честно и по-свойски. И вслед за этим: – Старший комиссар Вирккунен многовато читает на ночь горячечных шовинистических блогов». Потом нужно было небрежно усмехнуться, чтобы показать, что она, возможно, пошутила, высказалась легкомысленно, не всерьез. Хотя это было бы не так.

Вот как нужно было поступить.

Но ведь утром она так волновалась, что это ей и в голову бы не пришло. Конечно, не пришло бы. К тому же, разве она решилась бы? Своему шефу, да еще и в первый рабочий день?! Вряд ли.

Анна не знала, что ее бесит больше – то, что крепкое словцо всегда приходит в голову задним числом, или то, что она в любом случае оставила бы его при себе. Покрутившись на диване и не высушив головы, она забылась тяжелым сном.