Текст книги "Истинный герой"

Кайл Иторр
Истиный герой

Между нами будет мир, пока каждый живет на своей стороне, на своей земле.

Гарри Гаррисон «К западу от Эдема»

Вступление

 
Семь долгих лет, семь коротких лет
и столько же зим пройдет,
покуда слово «Да будет свет!»
в туман обращает лед.
Семь долгих зим, семь коротких зим
и лет два раза по семь –
покуда не явится он, один,
достойный царить над всем.
 

…Эти слова старый друид повторял с ритмичностью заклинания, каковым они не были, да и быть не могли. Ну разве что действительно твердить их на протяжении четырнадцати лет подряд, изо дня в день, не ведая отдыха, – после такого можно движением бровей гору сдвинуть. Да гора сама на край света сбежит, если перед ней столько времени непрестанно бубнить одно и то же! Воистину счастье, что не в силах человеческих такое, а то жадные до славы любители похвастать своими магическими дарованиями меняли бы лицо матери-Земли трижды на день.

Друид магическими дарованиями обладал, но все-таки был человеком. И слова пророчества повторял только последние несколько минут. Пока следил, как герой этого самого пророчества раз за разом тычется разбитым носом в пыль, поскольку схватился с тремя противниками, каждый из которых старше его и массивнее раза в полтора.

По окончании экзекуции победители с чувством выполненного долга отправились восвояси, а великий герой дополз до ближайшей лужи и с грехом пополам умылся.

– Ничего, вы еще у меня попляшете, – пообещал он.

– А как же, – согласился друид, появляясь на сцене.

И пока великий герой неполных четырнадцати лет от роду возвращал отвисшую челюсть на место, старик в ярких красках расписывал, с какими опасностями ему, герою, вскоре предстоит столкнуться и какими силами для этого надлежит обладать. Недавняя драка сразу стала казаться возней детишек в песочнице, чего друид и добивался.

– Ибо, – выдержав паузу, завершил он, – с меньшими силами и оружием тебе не выступить против Владычицы Моря.

Последние слова старик специально выделил большими буквами, дабы даже до великого героя дошло, что сражаться предстоит не абы с кем.

Прежде чем тот, нервно сглотнув, задал всегдашний бестолковый вопрос «почему я?», друид добавил:

– Разумеется, в должный час я помогу тебе советом, но – только советом. Знания мои обширны, однако те, кто сочли знание могуществом, строго воспретили мне применять оное могущество непосредственно. Geas.

Что такое геас – на языках южных гэлов, – или гейс – на языках гэлов северных и восточных, – представлял каждый младенец. Ну хорошо, пускай не младенец, но уж трехлетнему это точно было известно.

Geas – обет, точнее, запрет, нарушившего который ожидает безусловное и незамедлительное возмездие всех высших сил сразу, и возмездие это не может не закончиться гибелью того, кто преступил геас. Причем гибелью такого сорта, что потом три поколения кряду рассказывают о ней в страшных сказках, а последующие считают частью великого мифа о борьбе зла с еще большим злом. Сей запрет налагался упомянутыми высшими силами не на первых встречных-поперечных, а только на обладателей собственной мощи. На старших вождей, что вершат дела всего рода и клана, или на знаменитых бардов, песни которых имеют странную власть над тканью реальности. Или – на магов и кудесников, чье могущество превосходит дозволенные простым смертным пределы.

Узнав, что на друиде лежит геас, великий герой сообразил, с кем имеет дело, вспомнил сразу все предания о великих битвах древности с карликами и гигантами, вообразил себя на месте тех, прежних героев, восхитился этой картиной, – воображение у гэлов вообще и у юных великих героев в частности всегда бывало отменным, – и поспешно вытер расквашенный нос.

– Здесь тебе оставаться нельзя. – сказал старик. – Дома попрощаешься с родными, встречаемся после полуночи около трех кривых дубов. Если меня вдруг там не будет – не вздумай ждать, это опасно, а ты пока безоружен. Немедленно ступай вниз по течению Гаронны, к Шепчущему ручью: там обитает Ивин-Колесо: скажешь, что охотишься на кречета – поможет.

– Но…

– Соберись. Ты сможешь сделать это, я знаю.

И ведь верно, подумал великий герой, уж если я не способен даже на такой пустяк, куда мне на подвиги!

А друид, скрывая ухмылку в косматой накладной бороде из оленьего мха и волчьего меха, доподлинно знал, что в назначенный срок его у трех кривых дубов не будет.

Во-первых, выждав, пока великий герой смоется из дому, он наложил на всю семью заранее подготовленные чары, так что те были свято уверены, что младший сын Ниал не далее как позавчера отправился погостить к троюродному дядюшке О'Как-его-там, в южные Ланды. Месяца на три или четыре. А возможно, он и вовсе решит обосноваться в тех краях, поскольку у дядюшки имелась, помимо всего прочего, курносенькая дочка с бедовым взглядом и медовым голоском…

Во-вторых, друид снял другие чары, наложенные на место рождения великого героя за девять месяцев до сего знаменательного события. Он точно знал это время и место. Сам накладывал, в конце концов.

В-третьих, старик подготовился встретить тех, кто явится проверить остывший след старого пророчества. Встретить – и позаботиться, чтобы они уж точно не промахнулись мимо горячего следа, который оставило то же самое пророчество, перейдя в стадию исполнения.

А в-четвертых, великому герою жизненно необходимо эту часть своего путешествия проделать в одиночку. Но конечно, проведать об этом заранее ему никак не дано.

Взгляд сбоку

 
Семь бронзовых стен, семь железных врат
и семь золотых дверей
откроет герою названный брат,
ушедший за семь морей.
Семь бронзовых плит, семь железных замков
и семь запоров златых
падут перед ним, когда снимут покров
с семи надгробий пустых.
 

– Ты все за свое. Ну скажи, что тебе в этом дурацком пророчестве?

– Абсолютно ничего.

– Тогда я тебя не понимаю.

– Разве когда-то было иначе, Тетра?

Черный плащ вяло дернулся, когда громадный вороной конь переступил передними копытами. Обледеневшая трава хрустнула. Затянутая в черную перчатку рука сдавила желудь и бросила бесформенный комок на землю.

– Не ошибись, Кречет. Ты можешь зайти слишком далеко.

– И это не понравится твоей хозяйке.

Черный плащ пошел гневной рябью, рука в черной перчатке нервно потянулась за отсутствующей плетью.

– Я подчиняюсь Королеве потому, что сам хочу этого!

– Прекрасно. Мои наилучшие пожелания Морре. А теперь – проваливай, у меня еще дел по горло.

– ТЫ мне не приказываешь, ллогр!

– Захочу – прикажу. Пшел вон, Балорово отродье.

Конь растворился в воздухе. Черный плащ со скрытым под ним наездником исчез мгновением позже.

– Дураком ты был, фомор, дураком и помер – а теперь уж и подавно не поумнеешь, – сухо усмехнулся друид по прозвищу Кречет.

Первое испытание

 
Семь черных лун, семь багряных лун
и семь, что белы как снег,
отметят пытливый героя ум,
прервав свой неспешный бег.
Семь белых, семь красных, семь черных лучей
в единый сплетутся сон –
и семеро семь изломают мечей,
пытаясь взойти на трон.
 

Когда старик догнал героя, тот уже был не один – и украдкой щипал себя, убеждаясь, что это ему не мерещится. Убеждаться было в чем: имя «Ивин» принадлежало вовсе не знаменитому воину-фехтовальщику, былому спутнику и товарищу друида, прозванному «Колесо» за умение превращать два своих меча в подобие боевой колесницы, а точнее, в подобие утыканных острыми лезвиями колес этой самой колесницы. Герой Ниал и заподозрить не мог, что «Ивин» зовется черноволосая девчонка не старше его самого, а Колесом ее кличут за пристрастие к невероятным акробатическим трюкам. Ну положим, пройтись «солнышком» великий герой и сам при случае мог, но вот прогнуться назад, вытянуть руки, обхватить себя за пятки и таким вот способом перекатиться по траве шагов на десять, – подобного он доселе не представлял, и уж конечно не видел. А Ивин это проделывала раз сорок в день самое меньшее. Тренировалась. Зачем – объяснить отказывалась, и на все вопросы лишь скалила ровные зубки. Но при этом каждую свою тренировку превращала в показательное выступление какой-нибудь плясуньи из храма Бранвен Любвеобильной, поскольку из одежды в это время носила только пару ленточек. В волосах.

Убедившись, что великий герой со спутницей движутся в правильном направлении, след за собой оставляют достаточно явственный (и по этому следу уже шныряют черные всадники Тетры), друид обогнал их и оставил послание у ближайшего камня-указателя. Даже два послания: одно, явное, для Ивин и Ниала, другое, еще более явное, – для их преследователей. В первом послании сообщалось, что следует повернуть на север, к границам Гитина. Во втором было примерно то же, чуть другими словами. Это должно слегка запутать следы, потому что Тетра везде и всюду видел ловушки. Даже после смерти, хотя чего фомору теперь было опасаться, – ну кроме, понятное дело, собственной Королевы, – старик не понимал.

Подготовив таким образом сцену для первого испытания на многотрудном пути превращения великого героя в великого героя, Кречет обосновался неподалеку от места грядущих событий, приказал себе пробудиться в нужный момент и нырнул в объятия сна.

Приснилась ему, разумеется, бредущая по лесной тропинке спутница великого героя, периодически швыряющая ножи в самого великого героя. Тот должен был либо перехватывать их в полете, либо ловить в самодельную кривобокую корзинку. Две попытки увернуться стоили Ниалу двух кровоточащих царапин на ребрах. Когда в корзинке собрался десяток ножей, Ивин позволила великому герою передохнуть с минуту, отобрала у него оружие и снова принялась за любимое дело. Каковым считала не столько бросание ножей в цель, – это всякий дурак умеет, – сколько доведение своих спутников до состояния кипящего котла Ундри.

Однако, когда путешественники добрались до переправы, Ниал воспрянул духом: оказывается, спутница великого героя тоже умела не все на свете. Уроженка Оверни, зеленоглазая Ивин плавала довольно паршиво, зато у великого героя с этим многосложным искусством не имелось никаких затруднений. Почитай, с детства из речки не вылезал. А речка Гаронна была немаленькой – даже в верховьях раза так в три пошире, чем этот вот мутный поток, который местные по недоразумению считали рекой.

Несколько раз чуть не утопив свою спутницу, Ниал наконец помог ей выбраться на противоположный берег. Вместо благодарности получил в зубы крепким кулачком, что, впрочем, не погасило счастливой ухмылки великого героя. Ивин ответила такой же гримаской, и дальше они уже шли, не слишком выставляясь друг перед другом.

Весьма удачно для них обоих, так как тем же вечером Тетра наконец решился перейти от угроз к непосредственному действию. Отряд черных призраков без особого труда догнал великого героя со спутницей, перепугав их до полусмерти; предводитель призрачных конников, Тетра-фомор, произнес внушительную речь, столь щедро пересыпанную поэтическими перлами древнего гэльского языка, что Ниал уразумел едва одно слово из десяти, а Ивин и того меньше. Прощаясь с жизнью, великий герой презрительно фыркнул в лицо фомору и выдал парочку простонародных выражений не слишком пристойного характера. Черный всадник торжественно воздел правую руку, призывая с темного небосвода разящую молнию. Та не замедлила явиться, грянув оземь около ног Ниала, однако великий герой не ожидал, что молния пройдет мимо цели, потому кувыркнулся в сторону, подхватил с земли смолистую еловую шишку и неблагородно влепил ее благородному скакуну фомора точно промеж глаз. Ошарашенный подобным отношением к славным традициям, вороной конь растворился в воздухе, грозный Тетра вынужден был сделать то же самое, ну а черные призраки последовали за своим предводителем…

Кречет не был уверен, кто из участников испытания пришел в себя первым. Вероятно, это все-таки была Ивин, а уж ее крепкие объятия заставили очнуться Ниала.

Даже во сне друид хмыкнул и отвернулся, углядев, что последовало за этим. Свечку тут держать было явно ни к чему, поэтому старик проснулся и оставил великого героя получать награду за первый свой подвиг. Честно заработанную награду.

Конечно, это не придаст ему сил для следующих испытаний, не наделит полезными способностями и не одарит волшебным оружием. Зато еще один элемент пророчества встал на место. Узнав об этом, Тетра просто вынужден будет доложить о неудаче своей… хозяйке.

Кречет-то знал, что это фомор расценивает происшедшее как неудачу; та, кого друид по-приятельски звал Моррой, чрезвычайно далека от подобных упрощений. Королева Моря достаточно хорошо знала тонкие правила работы пророчеств, чтобы расстраиваться из-за подобных мелочей.

И Тетру она уничтожит не потому, что будет расстроена принесенным известием. А потому, что фомор позволил себе слишком многое, выставив себя в предупредительно-грозной речи воплощением неотвратимости судьбы и предопределенности высшего возмездия. Неважно, что великий герой всего этого не уразумел, да и вряд ли Ниал вообще когда-нибудь сподобится понять, что в точности произошло в тот момент, когда он ощутил в ладони тяжелую шишку, самой природой созданную для метания в цель.

Впрочем, великому герою этого понимать и не нужно. Не в понятливости его сила.

Что касается Ивин – эта чертовка как раз понять может, если захочет, но коли поймет – будет помалкивать. Для своего же блага.

Она достаточно умна для этого.

Взгляд сзади

 
Семь раз отмерят по семь шагов
и семь по семи седьмых,
покуда старых не встретят врагов
не знавшие дней иных.
Семь раз они скажут друг другу «прощай»
и семь раз по семь – простят.
Простят не себя – они видели рай, –
а тех, кому выпал ад.
 

Вода в пруду подернулась седой зыбью, отраженное в ней лицо друида изменилось. И превратилось в другое лицо, впрочем, довольно похожее на его собственное. С таким же широким лбом и узким, твердым подбородком; с такими же струящимися волосами – потускневшее серебро и вороненая сталь; с таким же носом, подобным властному клюву сокола или кречета; с такими же глубокими, прищуренными глазами цвета Западного океана во время шторма… Лица были похожи, однако спутать их мог лишь тот, кому не ведома разницы между мужчинами и женщинами.

– Кречет, – зашевелило губами размытое отражение, медленно обретая четкость.

– Морра, – кивнул друид. – Как здоровье, как настроение, и все такое прочее?

– Ничего, благодарю, – сообщила Королева Моря. – А как твой подопечный? Хорошо справляется?

– Ничего, помаленьку. Хотя подопечным я бы его не назвал.

– У нас разные взгляды на то, что именовать «опекой»… Ты планируешь вмешаться сам?

– Морра, Морра, где твои манеры? – укоризненно покачал пальцем друид. – Ты не хуже меня знаешь правила.

– Я знаю также и то, что правила эти не для нас созданы. Хорошо, раз не хочешь играть в открытую – не буду настаивать. Где думаешь провести Самхейн?

Кречет предпочел не ответить вслух, ограничившись вежливой, но многозначительной улыбкой.

– Что ж, как знаешь, – хмыкнула Королева Моря, с преувеличенной тщательностью поправляя прическу. – Я бы пригласила тебя на похороны Тетры, но ты не любитель такого рода праздников…

– Подобные праздники я как раз уважаю, однако отмечать предпочитаю в одиночестве.

– Фи. Пить лучше в дружеской компании.

– Вот об этом я и говорю. У нас разные взгляды на то, что именовать «дружбой».

На сей раз вежливую и многозначительную улыбку изобразило отражение. Впрочем, ненадолго – через несколько мгновений образ владычицы вымершего племени фоморов потускнел, а вода в пруду приняла свой обычный вид.

Сбор отряда

 
Семь мертвых рук и семь рук живых
сойдутся в неравной борьбе –
и семь раз по семь восклицаний стальных
откроют дорогу судьбе.
Семь истинных слов и семь возгласов лжи
в одну обратятся речь –
и тем, кто чужую проспорил жизнь,
снесут буйны головы с плеч.
 

На границе Гитина великого героя тоже ждал конный отряд, однако на этот раз лошади были чалых и серых мастей, а всадники оказались обычными людьми, которые служили не Королеве Моря, а Дане-риксенн, наследной владычице Гитина и Лионесс. Вообще говоря, владычествовать Дане оставалось года три, по достижении ею брачного возраста, то есть совершеннолетия, совет клановых вождей примет решение, за кого выдать эту егозу и кому тогда носить венец рикса, и будет носитель венца править обеими странами, или только одной, что вероятнее… Но пока что слово одиннадцатилетней дочери погибших Гвендайлон и Кормака имело силу закона и в прибрежном Лионесс, и на холмах Гитина.

Кречет не был близко знаком с родителями Даны, но саму принцессу знал неплохо. Не так трудно оказалось убедить девочку оказать небольшое содействие. Труднее пришлось собственно с тем, чье содействие друиду было необходимо, однако он совладал и с этой задачей.

Дана потребовала только одного: ей хотелось познакомиться с великим героем лично. Кречет вынужден был согласиться на это условие. Не то чтобы он полагал, будто краткое пребывание при королевском дворе Гитина заставит Ниала потерять голову; как говорится, чего нет, того не потерять. Просто требование принцессы хорошо, просто-таки идеально ложилось в традиционную схему превращения великого героя в великого героя, и друид обоснованно заподозрил здесь ловушку со стороны Королевы Моря: она ведь не хуже его знала все обычаи и пути-вариации героического мифа, а коль скоро Кречет играл сейчас на противоположной стороне…

Но даже подозревая подвох, Кречет не мог избежать этого поворота.

Итак, великий герой со своей спутницей отправились в замок Морхальт, служивший резиденцией королей Гитина со времен Фиона Могучерукого, который воздвиг сей замок (и десяток других, разбросанных по Галлии и Арденнам) из обломков расколотой его могучими руками черной луны. Чем помешала таковая великому риксу-герою, старинное предание скромно умалчивало. Всякому, кто почему-либо вздумал усомниться в правдивости родовой легенды, настоятельно предлагали внимательно поглядеть на небо – хоть днем, хоть ночью, – и отыскать там черную луну. Тех, кто нашел, со всеми почестями провожали на алтарь Трехликой Морриган, чтобы отправить в Аннон, для воссоединения с их тоскующей матерью-Бездной.

Ниал и Ивин не высказывали особых сомнений в правдивости повести о подвигах славного Фиона хотя командир предоставленного Даной эскорта, Гвайр-Мечтатель, позволил себе в нескольких местах уклониться от известной ему самому истории. В угоду красоте возвышенного слога.

Сомнений великий герой не высказывал не потому, что уродился таким уж доверчивым или вежливым, а скорее по причине непонимания. Местами речи Гвайра своей вразумительностью подозрительно походили на неразборчивое бормотание, которым осыпал Ниала тот предводитель черных призраков. Однако упоминать об этом великий герой не стал, лишь обменялся коротким кивком с Ивин и достиг молчаливого взаимопонимания. Гвайр Мечтатель, впрочем, этот кивок также перехватил, после чего рассказ его вернулся в русло более традиционного варианта приключений Фиона Могучерукого, а эту повесть самый плохонький бард мог цитировать часами, не опасаясь повториться.

В замке Морхальт Ниал был встречен со всеми почестями. Сам Фион или Аэрон Воитель не сочли бы подобный прием неуважением к своему геройскому достоинству. Великий герой на какое-то время даже подумал, что вот он, момент истины, вот то, ради чего вообще герои становятся героями. Но тут же был низвергнут с вершин своих радужных мечтаний. Словами придворного менестреля Талиесина.

Из речи менестреля явствовало, что великому герою надлежит пробудить дракона и поставить его на охрану дворца. Замок Морхальт будет нуждаться в надежной охране, ведь немного позднее с великим героем уйдут все самолучшие бойцы Гитина и Лионесс. Уйдут, дабы сражаться на его стороне в иной битве, как было предсказано прежде. Упомянутое предсказание Талиесин даже процитировал, однако создавал его еще один любитель изящного слога, посему понять Ниалу удалось немногим больше, чем раньше. Он, впрочем, не слишком огорчился.

Дракон обитал, как поведали знатоки, где-то в Лионесс, на берегу Западного океана, в пещере. Характер оный дракон имел, по словам тех же знатоков, незлобивый, людей почем зря не пожирал, скот тоже потреблял довольно умеренно, и леностью обладал чрезвычайной. Вот уж двадцать лет, как этот ящер напоминал о себе лишь могучим храпом, отпугивая от пещеры лионесских любителей острых ощущений.

Немного поразмыслив, Ниал все-таки спросил – почему, если дракон такой мирный и тихий, еще ни одному искателю легкой славы не пришло в голову выдрать ему клыки и повесить себе на шею вместе с титулом «Победитель Дракона»? Ответом стал дружный хохот; затем Талиесин пояснил, что дракон-то действительно мирный и тихий, пока его никто не трогает, ну а если кто тронет, тот сам виноват, тогда в ожерелье, что висит на шее у черного ящера, прибавится еще один череп. Насколько известно, сейчас этих черепов там восемь. Плюс одна совершенно уникальная голова, которую дракон держал отдельно, ибо снята она была с плеч сына племени Эльдар («эльфова черепушка», перевел Гвайр на простонародный язык). Об эльфах-Эльдар с изумрудных островов Альбиона Ниал знал примерно столько же, сколько о драконах, то есть несколько бабкиных сказок, но постарался в меру своих способностей изобразить восхищенное понимание…

Через две недели великий герой вновь появился в замке Морхальт. Прирученного дракона на поводке при нем не было, только небольшая сумка, по временам удовлетворенно мурлыкающая. Вместо объяснений Ниал извлек из сумки мирно спящего кота и торжественно вручил его принцессе, пообещав, что этот страж защитит замок не хуже отряда вышколенных воинов. Дана была почти удовлетворена, но Талиесин и некоторые другие советники все же потребовали доказательств. Великий герой фыркнул не хуже кота, попросил у девочки зверя, переложил его на камин в зале (кот и не собирался просыпаться, только дернул пушистым хвостом), набрал в горсть воды похолоднее и плеснул на черную шерсть.

– МЕНЯ-А?! БУДИ-ИТЬ?!! – оглушительно взревел дракон, упираясь рогатой головой в потолок и пуская из ноздрей желтый дым.

Тех, кто сомневался в способностях стража Морхальта, вымело вон, словно кучку сора. Взирать на ящера остались только Дана, Талиесин и Гвайр с наполовину обнаженным мечом, а Ниал только посмеивался в углу. Этот самый смех немного остудил дракона, так что Талиесин собрался с духом и успел выдать очередную речь высоким штилем, в которой попросил у дракона извинений по всей положенной форме. Великий герой не был в этом доподлинно уверен, ибо в поэтических глубинах указанной речи понял примерно четыре, максимум пять слов. Однако праведный гнев в янтарно-желтых глазах ящера уступил место снисходительному порицанию, а хвост, похожий на исполинский хлыст из вороненой стали, перестал крушить все, что еще уцелело в зале, и значит, придворный менестрель изображал смирение и покорнейшую просьбу о прощении со всем доступным ему мастерством.

Наконец дракон опять обратился в кота и уютно устроился на руках у девочки-принцессы, которая была только рада гладить пушистого стража. Талиесин принес свои извинения теперь уже Ниалу (в прежних малопонятных, но глубоко проникновенных выражениях), а Гвайр с силой хлопнул великого героя по плечу, едва не вколотив его в пол.

– Ну что, берешь в свой отряд?

– А делать-то ты что умеешь? – пытаясь сохранить серьезность, уточнил Ниал.

…Шесть лучших воителей Гитина и Лионесс ушли вместе с великим героем. Мечтатель-Гвайр, братья Брес и Блэз, Лиа Неудачница, Керидуэн Рысь и Видерикс Легионер. Кроме Видерикса, все принадлежали к обширному клану МакГэмилл, из которого во время оно вышел и Фион Могучерукий, а Лиа и вовсе была двоюродной племянницей прежнего короля, Кормака. Так что под началом у Ниала оказался не отряд даже, а целая семья. В некотором роде. Конечно, клан – не семейная община и даже не род, но все-таки.

Наблюдавший за происходящим сквозь магический сон, Кречет недовольно хмурился, ворочаясь на ложе из мха и травы. Беспокоили его не новые спутники великого героя, а явное отсутствие реакции «противной стороны». Морра не могла не заметить, что пророчество уже не петляет между острыми скалами неопределенных возможностей, а уверенно движется по широкому столбовому тракту. Чтобы помешать его свершению теперь, мало какой-нибудь мелочи, тут уже нужно значительное, направленное воздействие. А на оном «столбовом тракте» не виднелось и следа необходимых приготовлений. Ни тебе дорожных работ, ни канавы от края до края, ни поваленных поперек деревьев, что заставило бы путника свернуть в заранее известном месте…

Королева Моря не глупее любого волшебника ее уровня, в который раз напомнил себе друид. Если она выжидает, значит, у нее есть на то причины. А раз они есть, первейшей задачей Кречета стоит выяснение этих причин, причем лучше бы закончить задолго до того, как Морра начнет действовать сама.

Решив сию сложную проблему, друид проснулся, чтобы отправиться на розыски. И оказалось, что искать далее незачем.

Потому что в голову его был нацелен самострел, а под ребра мягко упирались сразу три клинка. Клинки – слабо изогнутые ножи-переростки – держали простые воины-фоморы, а вот самострел находился в руках старого знакомца. Старинный самострел, из кизила и черной бронзы, созданный еще в эпоху Атлантиды, но с возрастом не утративший способности убивать – напротив, за века ореол смертоносной силы вокруг сплющенного приклада с тринадцатью зарубками стал только отчетливее…

– Королева желает личной беседы, – сообщил, не прибегая к обычным словесным выкрутасам, Талиесин.