Текст книги "Анелия любит Короля!"

Кайрат Сапарбаев
Анелия любит Короля!

Посвящается моим матерям.

Кларе Каратаевне Каратаевой – родившей пятерых детей, подарившей нам свое материнское тепло и ласку, раскрывшей наши детские души – Добру и Свету, ушедшей в мир иной в сорок лет – молодой и красивой.

Раисе Раимбековне Ахметовой – принявшей нас пятерых, продолжившей добрые семейные традиции, отправившей нас в мир зрелой, взрослой жизни благосклонно и по матерински мудро, научившей нас прозорливо смотреть в будущее.

От автора

Сказание. Сказка. Сказ. Рассказчик. Сказочник. Сказитель. Из всех этих производных, родственных слов, мне больше по душе, ближе слова – Сказитель и Сказ.

Все мы родом из детства. И всегда остаемся детьми. Отличие сказителя от сказочника – я пишу сказки для взрослых, зрелых детей и только.

Я не волшебник, и не могу повлиять на ход событий, не могу предсказать или выправить ситуацию.

Я просто просматриваю «Книгу судеб». Да, да, именно просматриваю. Вглядываюсь, всматриваюсь, наблюдаю, если по нраву, то пересказываю для Вас.

Вы, должно быть, поразились смелости автора, который почти по толстовски начал предисловие и который даже просматривает «Книгу судеб» – ведь это прерогатива Всевышнего, ну разве, что ближайшие помощники Вседержателя имеют к ней доступ.

Не думайте, что я запросто вхож в Небесную канцелярию, конечно же, это не так.

В обычной жизни каждый из нас в какой-то мере сказитель. Мы выходим из дому и окунаемся в мир, который я называю «Книга судеб». Если чья-то «книга жизни» очень занимательна, мы не опережая события, наблюдаем, смотрим за ней. Начинаем искать начало, предугадываем конец.

В «Книге судеб» некоторые истории нам безразличны, за некоторыми мы какое-то время следим, однако затем можем закрыть – их темы жизни нам не интересны.

Просматривая «Книгу судеб», я обнаружил одну очень интересную историю. И чем больше познавал ее, тем больше она занимала, завораживала меня.

И, пожалуйста, милый читатель, пусть мое посвящение настроит Вас, если не на философский, то хотя бы на лирический лад.

Ваш Сказитель из «Книги судеб».

1

Любовь не знает упоенья,

Как сладкий сок, в одно мгновенье.

Зальет все сердце вдохновеньем,

Наполнив тело наслажденьем.

Маленькому человечку шел четвертый годик. Он лежал в летнем саду на огромном топчане и вглядывался в безмерное ночное небо. Оно было усыпано бесчисленным количеством маленьких огней. Сон, подбиравшийся к малышу со всех сторон, решил не забирать его в свои объятия, а подарить прелестную возможность окунуться в созерцание своего первого сказочного полета. Сверчки-кузнечики заиграли мелодию волшебной симфонии. Только дети способны слышать, чувствовать и понимать эти волшебные звуки – нам, взрослым, уже никогда не расслышать и не разгадать волшебную тайну этих ночных звуков…

Маленький человек облетел галактику, побывал на Луне, познакомился с очень юной принцессой. Наловил и подарил ей кучу звезд-светлячков. Удивил ее своим волшебством – он превращал звезды в дворцы, в разноцветные камни.

Заглянул в другую незнакомую галактику. Увидел много непонятного и неразумного, быстро покинул ее. На обратном пути он изрядно попрыгал, вдоволь накувыркался на белых и пушистых облаках.

Медленно, совсем незаметно его сказочный полет перенесся из яви в сонное царство.

Проснувшись утром, малыш решил не раскрывать взрослым своей тайны. Он взглянул на небо, звезды – подружки покинули его, и только Луна и одна большая звезда – светлячок оставались на своем месте. «Верные друзья», – решил малыш, – «остались, чтобы попрощаться». Луна и звезда услышали малыша и первыми решили встретить его вечером.

А ведь когда-то все мы были маленькими волшебниками и все без исключения владели секретами волшебства. С годами же, стремясь быстро повзрослеть, добровольно покинули страну чудес под названием детство.

Воробьи, стрекозы, головастики, муравьи, жуки, камни, деревья, цветы и травы – все кто окружал малыша после этой дивной ночи, все стали неразлучными друзьями и спутниками. Только с ним одним они вели разговор, и только он понимал и мог слышать их голоса.

Звали малыша Алдан. Родился он в семье рабочих, трудившихся на железной дороге. Жила семья в одноэтажном казенном бараке у железнодорожного разъезда. Вскоре в жизни малыша произошло второе замечательное событие – появился друг Петя, Петька. Оба были теперь бесконечно счастливы, рады, ведь жизнь теперь пошла по новому, более интересному пути. Петька, как и Алдан, оказался волшебником. Они были погодками и теперь вместе мечтали, фантазировали, сочиняли. Какой волшебник не любит сочинительства и фантазии, ведь это основные качества волшебника. Они взахлеб рассказывали друг другу о пережитых ночных полетах, о своих «прожитых» приключениях.

– А я, а я взлетел на дерево и спрятался там, на макушке от одного страшного такого, одноногого, одноглазого дядьки! – голосил Петька Алдану.

– Дядька одноногий стал трясти дерево, я тогда перелетел на другое. Он заметил меня и там. Подошел и стал трясти снова. Затем полез ко мне и еще как закричал: «А-а-а, поймался, украду, заберу тебя, а-а-а». Знаешь, как было страшно. «А-а-а». А я взял и как написел ему на голову. Пс-с-с-с!

Оба залились смехом.

– А надо, а надо, надо было палкой по башке ему – бац! – вставил Алдан.

– Да, нет же, нет. А-а-а, а я ему, как, как выстрелил из лука, и стрела точно попала в попу.

Оба снова залились смехом.

– Он как закричал, как закричал: «Ма-ма! Ма-ма! А-а-а!»; упал с дерева и убежал от меня.

– На одной ноге, – не унимался Алдан.

– Да, представляешь, Прыг! Прыг!

– А я вот видел, видел ночью страшную, старую «бабаешку». Она как погналась за мной, – стал теперь в свою очередь рассказывать небылицы Алдан.

Я спрятался на большой горе. Она искала меня, искала. Я взял саблю и отрубил ей башку. Башка катилась, катилась и упала в яму. Бабаешка побежала за своей башкой. А я в это время слез с горы и убежал домой.

– Да, ух как здорово! А где, где та сабля? – с азартом и интересом произнес Петька, глаза его искрились.

– Сабля, сабля? – сделал паузу Алдан, – ну ее дед забрал. Приедет, покажу тебе обязательно…

Малышей окружало жуткое время конца тридцатых годов двадцатого столетия. Однако они еще не могли знать этого. Они жадно, с наслаждением познавали жизнь, воспринимая скудную, мрачную обыденность благосклонно и благожелательно.

Ленин. Сталин. НКВД. Красный террор. Враги народа…

Все, что было связано с «красной заразой» – для Запада представляло смертельную опасность, угрозу. Была ли жизнь внутри этого ядра, внутри этого мирового зла, захватившего одну шестую часть суши? Как там и что там происходило все эти долгие годы? Наблюдая за жизнью маленьких детей, мы незаметно, проникли и заглянули вовнутрь этого ядра.

В июне сорок первого на железной дороге все было относительно спокойно, поезда шли по графику, никакой спешки, загруженности, напряжения. Июль оказался очень знойным. Все стремительно переменилось. Расписания движения поездов были сбиты, товарники перегруженные "людским ресурсом" один за другим шли на Запад, шли на войну.

Сказитель «Книги судеб»

Провожая глазами эти составы, люди в далеком, глубоком тылу еще не осознавали всей тяжести пришедшей беды, не осознавали ее и те, кто ехал на эту страшную, злую войну.

«Кремлевские мечтатели» хотели построить прекрасную коммунистическую страну, где слова «Братство, Свобода и Равенство» были бы выбиты золотыми буквами. А пока, пока был переходный период и народ, не разгибая спины, строил никому невиданное доселе общество. Отцы этих детей с утра до ночи угрюмо пропадали на железной дороге. О чем думал этот угрюмый люд? О чем мечтали «люди-муравьи»? Мечтали сытно поесть. Думали только об одном – как бы не потерять работу, паек, боялись упасть в голодный обморок во время адского труда. Прятали свое возмущение, безысходность. Боялись смотреть в глаза начальству, чтобы те ненароком, не разглядели в их глазах недовольство жизнью. Если появлялись люди в штатском, в военной форме, – сердца замирали, не «загребут» ли на этот раз тебя, не пришла ли твоя очередь. Люди боялись себя, своих мыслей, своей собственной тени. Запрещалось верить в бога, необходимо было верить только в светлое коммунистическое будущее. А если потребуется, то и отдать за него свою жизнь. Не была под запретом только любовь.

Петя и Алдан – было им уже по семь лет.

Основным занятием подросших пацанов было чудесное времяпровождение на свежем воздухе, состояло оно из купания в грязной арычной воде, копания пещер в оврагах, постройки "жилищ" из деревянных конструкций снегозадержателей. Появилось в их жизни и изобразительное искусство, которое выражалось в рисовании на песке и глине. Апогеем их творчества было выкладывание различных фигур из разноцветных осколков стекол. Стекла эти тщательно натирались, промывались, их блеску могли бы позавидовать окна современных фешенебельных гостиниц.

"Собирательство" также было одним из обязательных процедур их игр. Оно преследовало чисто деловые "коммерческие" цели и было основной статьей их "доходов" и пополнения "материальных ценностей". После каждого прошедшего эшелона с людьми, они тщательно обходили железную дорогу. Стекла попадались им очень редко, чаще они находили жестяные баночки от консервов, из которых делали котелочки, кружечки, поварешки, миски, чашечки и украшали ими свои "жилища".

Алдан с Петей искупались в арычной воде. Времени было предостаточно. День был в самом разгаре. Ребятишки решили попробовать себя в роли чертенят. Грязь была черной, липкой. Они искатались в ней, приобрели подобающий вид. Затем привязали веревочные хвосты. На голове из волос накрутили рожки. Уже ничто не отличало их от чертенят. Они строили гримасы, гонялись друг за другом.

На дороге показался старик, ехавший на осле. Было видно, что он едет с базара. За спиной старика виднелся баул, забитый овощами, дынями и прочими товарами. Бахилы старика были изрядно покрыты пылью.

Ребята были голодны. Балясничать со стариком, просить у старика чего-либо съестного было бесполезно, они хорошо знали, что старик был жадный и бессердечный.

Вислозадый осел, на котором ехал старик, еле плелся. Жара уморила обоих. Старик время от времени слегка похлопывал вислоухого плетью. Летний зной и долгая дорога притомили старика, он был в легкой полудреме.

Алдан с Петей спрятались за холм. Ребята договорились, что Алдан незаметно подберется сзади и из рогатки выстрелит по ослу. А затем Петя должен внезапно выбежать из-за бугра. Если осла взбулгачить, то была вероятность того, что из баула что-нибудь вывалится. Оставалось бы только подобрать добычу и дать деру с места события. Старик их не узнает, они запачканы грязью. Да и не нагонит никогда, прыти этим агницам не занимать. Решили не медлить – голод давал о себе знать, толкал на "подвиг".

Алдан пристроился за ослом, незаметно приблизился и выстрелил в осла. Удар попал точно в цель и возымел результаты. Осел рванул, поскакал галопом. Старик чуть было не слетел с осла. Алдан бежал вслед за ослом, из баула ничего не выпало. Тогда Алдан решил нагнать осла и самому выдернуть из баула что-либо. Он погнался за ослом. Вдруг старик заметил Алдана-чертенка. Старый скряга обладал плохим зрением, поэтому он и впрямь, на самом деле, принял Алдана за черта.

– Уай, кудай сакта[1]1
  Уай, кудай сакта – спаси меня бог!


[Закрыть], – выкрикнул старик от неожиданности и испуга.

Что есть мочи ударил осла плетью и как в молодые годы привстал на стремена. Осел стал еще резвее выбивать галоп. Получилось смешное зрелище – седобородый старик, несся как всадник на взбелененном осле. Алдан преследовал беглецов, не догадываясь, что старик его приметил. Неожиданно на холме появился второй чертенок.

– Второй шайтан[2]2
  Шайтан – черт.


[Закрыть], – подумал старый аспид, – астапр-алла, спаси меня, Аллах. Спаси, астапр-алла, спаси меня, – не унимался бородатый «джигит» – наездник.

Петя стремглав стал сбегать с бугра, перерезая путь убегавшим. От визга и крика Пети вислоухий почувствовал испуг и резко рванул в сторону от него. И на этот раз скряга удержался в седле, видно хорошим наездником был в молодости.

Петя, войдя в раж и видя, что старик испугался, запищал еще истошнее. Теперь уже два дьяволенка преследовали грешную душу и бренное тело старика. Они уже, было, нагнали беглецов, как осел на бегу стал брыкаться задними копытами. Старик держался в седле как настоящий паладин. От брыкания осла на землю повалился баул. Из него рассыпалась долгожданная добыча. Освободившись от тюка, осел поскакал свободнее. Алдан с Петей прекратили преследование. Они взбежали на встречный холм, продолжая кричать и орать, затем начали прыгать и кувыркаться на земле. Старик бил осла, продолжая побег от чертей. Так, скачущий, он и исчез из виду.

Поняв, что старик не собирается возвращаться за потерянным тюком, "чертята" оприходовали его. Добыча была по-королевски богатой. Внутри басона оказались лепешки, брынза, масло, лук, чеснок, морковь. Все это они перенесли подальше от людей и зверей, в свое укромное жилище, надежно спрятали. Затем как баричи вдоволь откушали добытой пищи. Запасов им хватило надолго.

Домашним решили не говорить, не рассказывать о содеянном поступке-грабеже, так как могло обоим не поздоровиться.

Прибыв в свой аул, старик поведал о случившейся беде. Молва быстро разнеслась по округе. Никто не усомнился в происшедшем. На следующий день старик зарезал барана, приготовил большой казан шурпы и раздал аульчанам.

Старик-скряга потряс аул своим поступком. Он никогда не был щедрым, был очень вредным, постоянно ворчал и язвил, а добрым и мудрым, как полагается старцу, никогда не был.

После этого происшествия односельчане заметили, как старик изменился в лучшую сторону. Старик воспринял этот случай, как знак свыше. Он действительно был страшно, смертельно перепуган. Он не переставал благодарить Аллаха за свое спасение. О тюке он и не вспоминал, решив, что тюк выпал по воле Аллаха, и им он откупился от чертей.

– Они чуть не заскочили мне на шею, – говорил он, – и я чуть не подарил, не отдал им свою жизнь.

Это место старик объезжал и никогда больше не ездил по этой дороге, вдоль двух холмов.

* * *

Большая беда бесчинствовала, бродила по земле, со страшной силой поглощая человеческие жизни. Аулы, селения, города отправляли своих отцов, мужей, сынов и дочерей в неизвестную страшную даль. Тревога, безысходность, стали неотъемлемой спутницей жизни людей.

Пока «гнусный», «уродливый капитализм» тридцатых боролся с «красной заразой», на его загривках развилась «коричневая чума» – зло больших размеров.

Алдан быстро взрослел, взрослело все его поколение. Люди жили надеждой, что их дом очаг обойдет беда. Но беда появлялась неожиданно. Насытившись человеческой скорбью, слезами, уходила в другие места, чтобы затем снова вернуться.

В дом Алдана приезжал погостить дед Сауранбай. С его приездом весь разъезд оживал, все обожали деда, так как он привозил не только гостинцы, но и хорошее настроение. Его веселый нрав, умение заставить забыться, отвлечься от тяжелых мыслей и тревог, притягивали людей. Дед Сауранбай, родившийся в прошлом веке, не только много прожил, но и много повидал.

Сказитель «Книги судеб»:

Господь всемилостив и милосерден – в самые трудные времена он одаривает и посылает мудрых и оптимистичных людей, чтоб не зачерствели души наши. Во времена больших потрясений, вселенского голода выживали только те, кто привыкал, приобщался к трудностям, затем и вовсе их не замечал. Многие из его ровесников ушли в мир иной только по одной лишь причине, что слишком долго носили в себе бремя пройденных страшных тяжелых испытаний, не сумев очистить души от разрушающего яда тревог.

Вечер. Комната, полная людей; все пьют чай за гостеприимным дастарханом. Алдан, прислонившись к деду, вместе со всеми слушал его рассказы.

– Это было, если мне не изменяет память, где-то в году тысяча девятьсот двенадцатом, еще при царе, да. Но когда это было, не имеет значения, а важно, что произошло. Был у меня приятель Сексенбай, и была у него жена, еще та зануда. Мучался с ней Сексенбай, мучался, да и решил после очередного скандала проучить. Но как? – дед сделал паузу. – Только он мог до такого додуматься. Зашел в сарай, да и повесился!

В комнате воцарилась тишина. Одна из женщин, слушавших деда Сауранбая, прервала тишину:

– Ну и шуточки у этого вашего Сексенбая. Кому он хуже-то сделал, – рассмеялась она, ее подхватила женская часть слушающих.

– В том то и шуточки, – дав испытать всем жути, да и веселья, продолжил дед, – что повесился он не по настоящему, а сотворил фокус, привязав себя веревкой за пояс и накинув ложную петлю. А когда жена лебедушкой вплывет в сарай – испытала бы ужас и боль утраты по милому. Затем он оживает, и она воспылает страстными чувствами к нему. Вот так он хотел проучить ее. Двери сарая оставил открытыми, чтоб неблагодарная быстрее нашла его. Висит, значит, висит. Ждет, а жены все нет и нет. Вдруг в сарай заглядывает сосед. Видит "повесившегося" Сексенбая. От страха и неожиданности падает на свое мягкое место.… Приходит в себя и мигом вылетает из сарая. Ищет, носится по двору, зовет жену Сексенбая: "Сания, Сания!" Однако ее не оказывается ни дома, ни где-нибудь поблизости. Видно ушла куда. Зовет свою жену: "Сюда иди, Кулипа!"… Оба причитают, ходят по двору. Сосед снова заходит в сарай, смотрит на "покойничка". И что вы думаете, Сексенбай от соседа слышит? "Кулипа, – проворковал он своей жене, – посмотри, не видно ли Сании?" Та ему в ответ: "Нет, не видать". "Точно, не видать?" "Да, точно, точно". В сарае новоиспеченного "покойничка" сушилась – вялилась конская колбаса, хранились мясо, сыры и прочие съестные продукты. Так вот, этот соседушка спокойно-преспокойно при хозяине – "покойничке" стал эти припасы снимать и перекладывать в таз. "Смотрю я сквозь дымку, – рассказывал Сексенбай, – и глазам своим не верю. Решил, значит, мой драгоценный соседушка, что колбаска то мне больше и не пригодится. Злость охватила. Набрал полный таз моих-то припасов, «нелюдь».

Слушатели деда, так и лопались, падали от смеха. Люди истосковались по смеху, по обыкновенной человеческой радости. Держался за живот и хохотал, что есть мочи и Алдан. Дед дал вдоволь всем насмеяться, и когда смехомор поутих, продолжил:

– Слушайте дальше, что было с Сексенбаем. "Ну, паразит ты этакий, – думал Сексенбай, – розыгрыш с женой отложу до лучших времен, подождет зануда такая – рассякая, а тебя, соседушка, я проучу, не дам тебе забрать моего добра". Когда сосед поравнялся с ним, Сексенбай схватил его за шиворот. "Никогда не забуду этого момента", – говаривал Сексенбай.

Компанию залила новая волна хохота, смеялись уже громче и до слез, каждый представил себе эту сцену. Повеселился со всеми дед Сауранбай. Как только шум от гогота стал стихать, дед продолжил рассказ от лица Сексенбая:

– Видел бы ты его глаза, физиономию в этот момент. Его как будто ошпарило кипятком. Он отбросил от себя таз с мясом с такой силой! И как кот, убегающий от клыков собаки, с ужасным криком "ой бай!" кинулся к двери.

– Воротник рубашки остался в руках "покойничка". Признаться и сам Сексенбай был ошеломлен и испуган ужасным криком и состоянием соседа. "Ой, бай! Ой, бай!" – не унимался сосед – воришка. Он был напуган до смерти. "Что случилось? Что случилось?" – кричала ему вслед жена. Она ничего сразу и не поняла. Она была шокирована, испугана поведением мужа. Сексенбай стал развязывать себя. В это время он болтался в воздухе. Жена соседа увидела через дверной проем барахтающегося "мертвеца" и с жутким, рвущим воздух воплем, понеслась вслед за мужем-грабителем.

– Вот такая вот история произошла с моим приятелем Сексенбаем. Он долго никому не рассказывал эту историю. С его соседом случился нервный припадок, он не хотел возвращаться домой, плакал, никого не слушал. Говорил, что Сексенбай, "покойник", его не простит. Никто ничего не мог понять. Сам Сексенбай не стал ничего объяснять, а тихо уселся на скамейке возле своего дома. Аульчане, успокоив и приведя в чувство соседа, пытались отвести его домой. Но при виде сидящего на скамейке Сексенбая – "покойника" с соседом вновь случился нервный припадок. Так повторилось несколько раз. Сосед еще долго не мог оправиться от нервного потрясения. Оправился ли вообще – неизвестно, через какое-то время он покинул эти места…

Утром следующего дня дед Сауранбай забрал внука с собой. Алдан был безмерно счастлив. Он любил ездить с дедом. Деда в округе знали, уважали и часто приглашали в гости. У него было много друзей. Везде его встречали и потчевали как дорогого гостя.

Вернулся Алдан домой через полтора месяца. Для него это было время незабываемых детских впечатлений, его первого, самого большого путешествия! Алдан поправился, подрос. Дед одел его во все новое. Как ураган ворвался он в дом с самым большим желанием обрадовать маму своим появлением. В руках у него был баул, набитый гостинцами. Ему не терпелось вручить все это и рассказать о путешествии своим самым близким на этой земле людям – папе и маме. Он видел себя рассказчиком, как и дед. Он поведает им множество смешных замечательных историй. Он знает теперь и историю своего рода….

Дети, они всегда дети…. На любой войне, при любых обстоятельствах – дети остаются детьми! Мать обняла Алдана, прижала к груди и долго не отпускала. Следом зашел дед Сауранбай. Он поздоровался с Асией. На женском лице появились слезы. Дед Сауранбай почувствовал неладное.

– Что случилось, доченька? Говори, не томи душу.

Асия зарыдала. У Алдана перехватило дыхание…

– Аскара забрали на фронт, на войну! – первым нарушил тишину дед.

Асия утвердительно кивнула головой. Она была не в состоянии что-либо произнести.

Воцарилось гробовое молчание. Ноги старика подкосились, он свалился на скамейку. Бесцеремонно, безжалостно, ворвался и проник в сердце старика, холодно-леденящий, гнетущий страх. Внезапная боль, словно вихрь, охватила все его тело, покрыв мраком душу, сознание, зрение. Алдан испуганно взглянул на мать, затем на деда. Деда он не узнал – это был не его дед, это был мертвец в облике деда, сидящий на скамейке. Алдану стало жутко. Он бросился спасать деда: обнимал его, тянул за бороду, уши – ему удалось выгнать мертвеца. Асия подавила плач. Первым нарушил гнетущую тишину дед Сауранбай. Он превозмог боль – на него смотрит внук, невестка. Заговорил тихо, еле слышно:

– Не плачь, возьми себя в руки, келин[3]3
  Жена сына.


[Закрыть]. Не мы одни провожаем на войну. Вернется Аскар, вот увидишь, вернется, – посмотрел на внука, каждое слово давалось старцу тяжело, нельзя размякнуть, он сдерживал слезы горести и подкатившийся к горлу ком, – героем вернется твой отец, героем.

Страх Алдана прошел, главным для него было то, что отец жив.

– Мама, не плачь, прошу тебя, не плачь. Мы с тобой, – стал успокаивать Алдан. Алдан представил образ отца. Так толком он и не попрощался с отцом: услышав, что его отпускают с дедом, от радости обо всем позабыл.

Отец поднял его на руки, опустил, прижал к себе, хотел поцеловать, но Алдан увернулся от поцелуя. Затем резво вырвался от отца и побежал к деду. При воспоминании об этом у Алдана сжалось сердце. Сейчас, стоя возле плачущей матери, Алдан сожалел о своей спешке. Разве мог он знать, что, вернувшись, не застанет отца. Никогда мы не можем знать, что с нами произойдет завтра. И одному лишь богу известно, какую судьбу он нам уготовил, какую жизнь он нам предначертал. Говорим лишь одно:

– Пусть конец будет хорошим, а жизнь долгой и счастливой!

Дед забрал к себе в аул Алдана и Асию. Война продолжалась, в колхозе не хватало рабочих рук, и Асия пошла работать в колхоз. Все отправляли на фронт. Люди работали, не покладая рук, во имя одной большой Победы. Мать уходила на работу рано утром и возвращалась поздно ночью. Алдан не спал, обязательно дожидался ее прихода. Но когда просыпался утром, то ее уже не было в постели.

Беда пришла и в этот дом, не захотела она обойти стороной эту прекрасную семью. "Рядовой Исмаилов погиб смертью храбрых", – коротко было написано в похоронке. Горе, большое горе, поглотило душу ребенка! Он в миг повзрослел…. Беда разрушила ангельское счастье и безвозвратно забрала сказочное очарование жизнью. Волшебная страна, под названием детство, исчезла. Жизнь оделась в черно-белые тона.

Летом Алдан помогал матери в колхозе. Злая война забирала все новые и новые жизни. Народ в тылу прилагал неимоверные, адские усилия, чтобы пришла победа. Оставшиеся в тылу старики, женщины, дети работали без отдыха, падали в голодные обмороки, но никто не покидал рабочих мест. По утрам, не застав матери, Алдан сушил ее подушку, ставшую тяжелой от женских слез.

Май 1945 года. Победа! По-бе-да! Это сладкое слово Победа! Люди, все до единого, плакали, обнимали друг друга. Это были слезы радости. Это были горькие слезы сладкой Победы! Алдан лег спать, долго не мог заснуть. Украдкой рыдал. Он ведь так и не попрощался с отцом!

Мать рассказала Алдану, как отец, перед уходом на фронт, долго всматривался в дорогу, в надежде увидеть возвращающихся домой отца и сына. Повестка из военкомата пришла внезапно. На сборы дали три дня. Аскар пытался отыскать отца с сыном, но все было тщетно и безрезультатно. Времени у него оставалось мало, а степь такая бескрайняя. Он долго вглядывался в степь, в дорогу – он ждал чуда. Но чудо не свершилось. Он ждал, жаждал увидеть отца и сына, обнять на прощание, поцеловать обоих.

Алдан плакал в подушку, вспоминая отца, его родное лицо, походку и все, все, все. Он вспоминал, как тогда, уезжая с дедом, напоследок отец поднял его, хотел поцеловать, и как он увернулся от отцовского поцелуя. Алдану было горько осознавать, что никогда, никогда больше не увидит его. Зачем, зачем он увернулся от крепких отцовских объятий и поцелуя? Зачем?

Сказитель «Книги судеб»:

Время не стоит на месте, жизнь диктует свое. Род человеческий движется вперед. Люди продолжают жить, – мечтая, надеясь, любя! Мир, оправлялся от войны, фашизма и нацизма, залечивал свои раны. Люди восстанавливали разрушенную экономику, налаживали жизнь. Народный энтузиазм был как никогда силен и велик. Предстояло из пепла воссоздать, построить новые города. Добро и зло! Добро в который раз победило зло! Фашизм – такого зла человечество никогда не видывало.

Сатана проиграл битву за человеческие умы и сознание. Добро победило! Но какой ценой! Видно так было написано в книге судьбы рода человеческого – так ему было предначертано свыше.

* * *

Алдану все давалось легко и непринужденно. Он успевал везде: по дому, по хозяйству – и в огороде, и в саду, и скотину покормить, летом в колхозе поработать, и с друзьями вечером на танцы в соседнее село сгонять. Алдан учился в русской школе. Там были прекрасные учителя. Откуда они были родом и как они попали в казахские аулы? «О, времена, о нравы!» – отвечу я вам афоризмом древних мудрецов.

Не всех богатых и зажиточных удалось расстрелять большевикам, не всех уничтожить.

Большевики ссылали неблагонадежных в Казахстан. Казахстан, как и Сибирь, слыл ссыльным местом.

"О времена, о нравы!" – говорили древние. Алдан, а вместе с ним и большая часть казахской молодежи того поколения получали в аулах, городах самое, что ни на есть высшее светское обучение, воспитание и манеры. Повезло!

Классный руководитель Алдана Романова Мария Ивановна, муж ее Иван Романович Романов, биолог Раевская, математик Оболенская, физрук Князев. Большинство фамилий из благородных. И это тоже судьба!

Для них, высланной знати и интеллигенции, не поддержавших большевиков, это была величайшая трагедия! Для казахов большой образовательный прорыв вперед. Ибо по традиции и сейчас Казахстан считается среди государств СНГ одним из самых образованных, динамично развивающихся стран. Так было предначертано сверху всевышним, в книге судеб моего государства.