Текст книги "Военные дневники люфтваффе. Хроника боевых действий германских ВВС во Второй мировой войне"

Глава 4
ВАРШАВА – «ОТКРЫТЫЙ ГОРОД»?

Имевшееся сравнительно ровное поле у конного завода в Вольборце по соседству с Томашовом стало боевым аэродромом для II/LG 2. Как и другие самолеты ближнего боя («Штуки» и истребители), «хеншели» после нескольких дней боевых действий дислоцировались на временных аэродромах, чтобы не прерывать поддержку своей «летающей артиллерии» быстро продвигающимся сухопутным войскам.

Взлетная полоса в Вольборце была выбрана проверенным способом. Если машина проходила по участку земли без особой тряски на скорости 45 километров в час, то он подойдет и для «хеншелей», им требовалось всего 200 метров с их «раз-два-три».

Но рано утром 9 сентября поднялся в воздух и направился на Варшаву лишь один самолет – «физелер-шторх». В нем летел майор Шпильфогель, который несколько дней назад сделал для себя правилом лично летать и изучать ситуацию на фронте. После этого его эскадрильи могли вступать в бой, имея четкие инструкции. Сегодня, когда танки сами вот-вот войдут в Варшаву, эта разведка представлялась тем более необходимой.

Держась главной магистрали, «шторх» долетел до города. Во время полета полковник Жигора сидел за штурвалом, чтобы дать Шпильфогелю возможность сосредоточиться на наблюдении за местностью. Вначале появилось море домов, среди которых были заметны широкие пространства с воронками от бомб и с разрушенными ангарами. Это аэродром Окече, арена столь многих налетов бомбардировщиков и пикировщиков в первые дни войны. Далее за ним в направлении районов Мокотов и Охота Шпильфогель увидел передовой отряд германских бронетанковых войск. Приказав Жигоре лететь туда, он начал выискивать перспективные цели для бомбежек: закамуфлированные орудийные позиции, очаги сопротивления или баррикады.

Вдруг он обнаружил батарею легких зениток, защищенную насыпью железной дороги Варшава – Радом. В тот же момент она открыла огонь по «шторху». Осколки снарядов и пули врезались в фюзеляж и кабину, Жигора, раненный в живот, вывалился из кресла.

Шпильфогель сам взялся за штурвал. Но спастись было практически невозможно. Единственное, что он мог сделать, – это попробовать совершить вынужденную посадку прямо на улицу, в самом центре польской обороны и приблизительно в 600–700 метрах впереди германского авангарда.

Несмотря на непрерывный огонь, ему удалось сесть и не разбиться. Выскочив из самолета, он подбежал к другому борту и вытащил своего раненого пилота буквально за несколько секунд до того, как машину объяло пламя. И через мгновение сам упал на землю, раненный в голову.

Вскоре после этого германский передовой отряд нашел обоих летчиков неподалеку от сгоревшего самолета. Шпильфогель, всеми любимый за отеческую натуру офицер запаса, был мертв. На его место командира Gruppe Рихтгофен назначил командира 4-й эскадрильи капитана Отто Вейсса.

А в это время 4-я танковая дивизия в соответствии с приказом продвигалась в район сосредоточения. Имея очень ограниченные силы, генерал-лейтенант Рейнхардт захватил три дороги, ведущие с запада и юго-запада в пригороды Мокотов, Охота и Воля. Как и прошлым вечером, немцы натолкнулись на яростный огонь. Стреляли из укрытий и других заранее подготовленных позиций, которые поляки за ночь укрепили и забаррикадировали. Они явно не собирались отдавать свою столицу без боя.

Но наступление развивалось. В авангарде шли танки, а вслед за ними – ударные войска. Но внезапно на немецкие колонны обрушился град снарядов, которые взрывались по всем сторонам путей подхода.

Несомненно, это стреляли польские батареи с восточного берега Вислы, из пригорода Прага. Для того чтобы остановить германское наступление, они сознательно целились в западную часть своей столицы. Поляки намеревались защищаться любой ценой – даже ценой собственных жилых домов. Уже не могло быть и речи об «открытом городе».

Авиационные части ближнего боя ждали приказа Рихтгофена. На передовых аэродромах в Ченстохове и Крушине уже буксировали «Штуки» к взлетным полосам. Gruppe StG 77 полковника Шварцкопфа только что была усилена новой Gruppe, III/StG 51, так что у Рихтгофена сейчас было пять Gruppen, насчитывающих в общей сложности около 140 пикирующих бомбардировщиков. И это были 140 «Штук» типа «Ju-87B», которые вылетели на Варшаву в условиях прекрасной наземной видимости.

С самого начала воздушных налетов на аэродромы Варшавы, авиазаводы и радиостанции 1-го воздушного флота Кессельринга из Восточной Пруссии и Померании против польской столицы он действовал небольшими по численности группами. Они бомбили запасные станции и мосты через Вислу – и все без особого успеха.

Налет 8 сентября был уже более крупных масштабов. Переворачиваясь через крыло над сверкающей полосой Вислы, «Штуки» пикировали на свои цели со включенными сиренами.

Мосты все увеличивались в окуляре прицела. Они не являлись объектами бомбежки, а служили разделяющими ориентирами между германскими соединениями. Настоящие цели находились на восточном берегу: это тяжелые батареи, которые обстреливали западную часть города. Среди разрывов зенитных снарядов «Штуки» сбрасывали свой бомбовой груз, выходили из пике и снова взмывали в небо.

Другие соединения бомбили автомобильные и железные дороги, ведущие из Праги на восток, чтобы блокировать или хотя бы прервать лихорадочную переброску вражеских войск.

В западной части города сопротивление возрастало. Были посланы штурмовики, а пехота атаковала многие уличные баррикады. К десяти часам передовые группы 35-го танкового и 12-го стрелкового полков подошли к главному железнодорожному вокзалу. Но здесь им пришлось остановиться. Их фланги, состоявшие из лабиринтов улиц, были полностью беззащитны на несколько километров. Достаточно противнику было организовать атаку силами двух полков, и германский авангард будет целиком отрезан. Осознав опасность, генерал Рейхенау приказал временно прекратить огонь, а полки были отведены назад во внешние пригороды. Отчет Рейнхардта в штаб XIV армейского корпуса гласит:

«После тяжелых потерь моя атака на город была приостановлена. Неожиданно сильное сопротивление врага всеми видами оружия выявило, что единственной бронетанковой дивизии, поддержанной всего лишь четырьмя пехотными батальонами, совершенно недостаточно для нанесения решающего удара…»

Но было и еще кое-что. Далеко в тылу чересчур растянувшегося XIV армейского корпуса происходили события, с которыми никак нельзя было не считаться, – значительно серьезные для люфтваффе, во многом против желания Геринга, чтобы отменить все боевые действия на Варшавском фронте. Люфтваффе пришлось переключиться на оказание помощи 8-й армии, оказавшейся под угрозой далеко на западе.

А произошло следующее: яростное наступление 10-й армии Рейхенау на Варшаву и среднюю часть Вислы поставило в тяжелое положение ее северного соседа, 8-ю армию Бласковица. При наступлении на Лодзь последняя имела своей задачей поддержание контакта на севере и затыкание всех дыр, которые оставляла в своем тылу 10-я армия, и делать это надо было с максимальной быстротой. Но к началу боевых действий 8-я армия имела лишь четыре пехотные дивизии. И чем выше становилась скорость продвижения, тем меньше она была способна отстоять свой северный фланг.

Опасность была тем более велика, поскольку с севера надвигалась в том же направлении еще одна польская военная группировка такой же численности. Обе стремились на восток, к Варшаве и Висле. Противники шли на встречных курсах.

Ядром этой польской группировки была Познаньская армия. До сих пор она почти не принимала участия в боях, стрелы германского наступления обогнули ее с севера и с юга. Ее четыре дивизии и две кавалерийские бригады полностью сохранили свой состав. Более того, ее укрепили части Померелленской армии, отходившие на юг на Бромберг под ударами 4-й германской армии.

Еще 3 сентября польский полевой командир, генерал Кутржеба увидел свой шанс: ударить к югу по слабому северному флангу германской 8-й армии. Но польское Верховное командование не дало на это разрешения. Кутржебе было приказано отводить свои дивизии на восток, не вступая в бой.

Поляки передвигались по ночам, а днем отлеживались в лесах. Все, что могли заметить разведывательные самолеты германской армии, это случайные войсковые колонны. Они не имели представления, что целая армия находится в отличной позиции для удара германским войскам в тыл.

8 и 9 сентября поляки достигли района Кутно, имея с севера Вислу, а с юга – ее приток Бзуру.

На южном берегу Бзуры 30-я пехотная дивизия 8-й армии под командой генерал-майора фон Бризена образовала неустойчивый арьергард, обращенный влево и назад. По сути, он представлял собой всего лишь тонкий заслон.

Генерал Кутржеба не упустил своего шанса во второй раз. В ночь с 9 на 10 сентября он ударил на юг вдоль Бзуры, с первой же попытки пронзив германскую оборону в нескольких местах. 30-я пехотная дивизия бросилась отступать.

Это была первая и единственная крупномасштабная наступательная операция поляков за всю кампанию, и она вынудила немцев принять крутые меры для изменения ситуации. Вся 8-я армия генерала Бласковица резко остановила свой рывок на Варшаву и Вислу и повернула вправо, чтобы заделать бреши в своих тылах. Не только ей, но и частям 10-й армии, бывшим на периферии Варшавы, пришлось покинуть польскую столицу и развернуться фронтом к Бзуре. Этот шахматный ход начальника штаба 10-й армии генерал-лейтенанта Фридриха Паулюса – впоследствии командующего армией в Сталинграде – содержал зародыш его плана превратить германское отступление в удар на окружение, в котором поляки будут уничтожены.

Ситуация была настолько опасной, что 11 сентября германская группа армий «Юг» впервые с начала войны потребовала срочно оказать максимум воздушной поддержки в районе Кутно. Все дальнейшие атаки на Варшаву по земле или с воздуха вдруг стали неактуальными.

Поэтому еще более исключительной стала сцена, разыгравшаяся в то же самое утро на передовом аэродроме в Конски, когда там приземлился «Ju-52», доставивший Гитлера и его штаб для ознакомления с обстановкой на фронте. Его приветствовал генерал фон Рейхенау, громко похваставшийся фюреру, что его армия на десятый день кампании уже вошла в Варшаву.

Присутствовавший там же Рихтгофен не мог поверить своим ушам. Полное молчание об отходе армии! Ни слова об ужасной обстановке на Бзуре! Он изо всех сил поспешил назад на свой командный пост. Сейчас его частям ближнего боя отводилась роль, важная как никогда.

На взлетной полосе у конезавода Вольборц стояли готовые к взлету «Hs-123» из II/LG 2. Новый командир, капитан Вейсс рассказал своим командирам эскадрилий о новой стратегической обстановке. Задача: атака вражеских колонн на бреющем полете у Пятек и Билавы к югу от Бзуры. Любой ценой надо остановить польское наступление. На этот раз для бипланов-штурмовиков цель была такая, что не промахнешься. Целая армия, пробивающаяся на юг!

Имея десять дней боевого опыта, пилоты «хеншелей» выяснили, что являлось их главным оружием. Не пара 45-килограммовых бомб под крыльями. И не два пулемета поверх мотора. Было кое-что более тонкое: психологический эффект пугающего рева, который создает пропеллер при определенных оборотах. Оптимальное количество оборотов для этого – 1800 в минуту. Взглянешь на приборную доску и наберешь их. В этих случаях самолеты мчатся вниз, издавая звуки, сходные со стрельбой из тяжелого пулемета.

Настроенные так, «хеншели» теперь пикировали до высоты 10 метров, сея панику и ужас после себя. Люди и лошади бросались врассыпную. Автомашины сталкивались друг с другом, создавая пробки, которые невозможно расчистить. Практически все колонны разбегались в стороны.

Странным было то, что штурмовики не могли рисковать, стреляя во врага. Их пулеметы были сконструированы для стрельбы сквозь пропеллер, но на этих высоких оборотах они могли разнести винт на кусочки.

И в то же время эти устаревшие, с открытой кабиной бипланы добивались результатов, которые в сравнении с количеством сброшенных ими бомб были поразительны. Нельзя сказать, что II/LG 2 нес флаг в одиночку. Несколько соединений «Штук» со своих новых аэродромов вокруг Радома нанесли точные удары по району Кутно. Они разрушали мосты через Бзуру, приводили в негодность дороги и наводили хаос в наступающих танковых и автомобильных колоннах.

Даже дальние бомбардировщики, в предыдущие дни занятые преимущественно налетами на железные дороги и индустриальные центры далеко к востоку от Вислы, были введены в бой. Основная нагрузка пришлась на 1-ю авиадивизию генерал-майора Грауэрта. В первые дни войны она летала из Померании в составе 1-го воздушного флота, но потом была переведена в состав 4-го воздушного флота в Силезию. Сейчас волнами бомбили неприятеля KG 1 (генерал-лейтенант Кесслер), KG 26 (полковник Зибург) и KG 4 (полковник Фебиг).

Против таких воздушных ударов нельзя было устоять в течение долгого времени. Через два дня польское наступление к югу от Бзуры было остановлено, и опасность для 8-й армии миновала.

Кстати, армия внесла свой вклад в нарушение «безопасности» люфтваффе. По срочной просьбе группы армий «Юг» полк парашютистов, входящий в резерв Верховного командования, был на «Ju-52» и выброшен в районе к северу от Лодзи. Парашютисты относились к войскам, которые люфтваффе создавало в обстановке строжайшей секретности. Известные как 7-я авиадивизия, они включали в себя и десантников, и парашютистов под командой генерал-лейтенанта Курта Штудента.

На своей базе в Легнице 7-я авиадивизия находилась в состоянии постоянной боевой готовности к выполнению операций за линией фронта, которые планировались в такой очередности: вначале в Диршау, потом взять мост через Вислу у Пулавы, далее создать плацдарм на Сане у Ярослава. Но каждый раз в последний момент приказы отменялись, когда парашютисты уже сидели в самолетах и до вылета оставалось немного времени.

Казалось, что Верховное командование не хотело раскрывать для посторонних факт наличия этого «секретного оружия». Поэтому тем более непонятно, почему на фронте Бзуры использовались только десантники, то есть IR 16 полковника Крейзинга. Штудент обозвал приказ «началом распродажи 7-й авиадивизии». Парашютисты остались на базе. Все, что они делали, это охраняли аэродромы и штабы в зоне польских коммуникаций. Как заявил Штудент: «Мы даже отказались от возможности хоть немного потренироваться».

В ночь с 12 на 13 сентября польскому командующему генералу Кутржебе пришлось переправить назад через Бзуру свои дивизии, и эта новая дислокация стала новым фокусом для атак. Кольцо германского окружения еще не сомкнулось, и в течение нескольких дней поляки пытались прорваться на восток к Варшаве и Модлину.

Пока бой полыхал в различных местах, люфтваффе непрерывно проводило одну атаку за другой сотнями самолетов, а кульминации эти атаки на малых высотах достигли 16 и 17 сентября. На этот раз в бой была введена даже Gruppe дальних истребителей из Восточной Пруссии.

С самого начала кампании большинство воздушных боев над Варшавой велось двухмоторными «Ме-110» из I/LG 1 майора Грабмана. Теперь они базировались на узкой фронтовой ВПП у слияния Бзуры и Вислы в Габине. Грабман ограничил время пребывания каждой эскадрильи над объектом до всего лишь десяти минут: пять минут на подлет, пять минут на уход. Но в течение этого короткого времени его летчикам было приказано использовать все вооружение, как пулеметы, так и 20-миллиметровые пушки.

Им не надо было искать объекты. Ими было все, что движется: на дорогах, проселках, в полях и на опушках – везде, где остатки польской армии пытались вырваться из окружения.

А дома, на базе в Восточной Пруссии, командиры эскадрилий рапортовали командиру Грабману, молча смотревшему в их лица, а потом выразившему общее мнение: «Отлично подрались!»

Генерал Кутржеба так докладывал о неоднократных налетах «Штук» и «хеншелей» на скопления его войск по обе стороны от Бзуры и на мостах и бродах через нее:

«Около десяти часов утра был совершен жуткий налет на переправу у Витковице, который не имеет прецедента по числу самолетов, жестокости их атак и акробатической смелости их летчиков. Каждое передвижение, каждое скопление войск, каждое направление атаки попадает под разрушительную бомбежку с воздуха. Это настоящий ад на земле. Мосты разрушены, броды блокированы, а ожидающие колонны войск косит огонь немцев…»

В другом месте он пишет:

«Трое нас – мой начальник штаба, еще один офицер и я сам – укрылись в зарослях берез возле деревни Мышчори. И тут мы оставались, не смея пошевелиться, до полудня, когда прекратился воздушный налет. Мы знали, что это лишь на короткое время, но если бы мы там оставались, шансы уцелеть для каждого из нас были бы ничтожными».

18 и 19 сентября сопротивление поляков прекратилось. Немногим дивизиям и группам отставших солдат удалось, держась вблизи Вислы, пробраться через Кампиновские леса к Модлину. Но основная масса польской армии, насчитывавшая 170 000 человек, была взята в плен. Впервые роль, сыгранная люфтваффе в наземной операции, стала решающей.

Пока бушевало сражение на Бзуре, главнокомандующий люфтваффе в Берлине провел в жизнь два важных решения в отношении использования люфтваффе в будущем:

1. Начиная с 12 сентября, но главным образом спустя неделю из Польши было выведено и возвращено на родину большое число бомбардировщиков, пикирующих бомбардировщиков, дальних и ближних истребителей.

2. Требования операции «Seaside» – массированной бомбардировки Варшавы – вновь появились в приказах по люфтваффе.

13 сентября командующему авиацией Рихтгофену было по телефону приказано вступить в бой с врагом в северо-западном районе города и направить не только «Штуки», но и горизонтальные бомбардировщики.

Последующие комментарии Рихтгофена по поводу недостаточной подготовки были таковы:

«В бою участвовало только 183 самолета… В небе над целью царил невообразимый хаос. Ни одно подразделение не начинало атаку в предписанное время, а во время бомбометания самолеты чуть ли не сталкивались друг с другом. Внизу полыхало море пламени и дыма, так что объективная оценка результатов бомбежки была невозможна».

И это называется первым «террористическим» налетом Второй мировой войны! Имеющиеся документальные свидетельства говорят об обратном. Ежедневные боевые приказы Верховного командования люфтваффе включали в себя повторяющееся предписание: «Только военные объекты». И даже они не должны «подвергаться бомбежке, если расположены в густонаселенных районах». (Директива на 2 сентября.)

Приказ о широкомасштабном налете на Варшаву 17 сентября, подписанный самим Герингом, гласит:

«Приоритет при налетах должен отдаваться коммунальным сооружениям (водо-, газо– и энергоснабжения), казармам и складам с боеприпасами, зданиям воеводства, цитадели, военному министерству, генеральной инспекции, транспортным узлам и известным артиллерийским позициям».

Эта схема, на которой очень выделялись военные установки, являлась частью детального материала по целеуказанию, который был в распоряжении экипажа каждого самолета.

Придерживалось ли люфтваффе своих инструкций? Среди многих иных доказательств на этот счет имеется доклад французского воздушного атташе в Варшаве генерала Арманго. 14 сентября он информировал свое правительство в Париже:

«Должен подчеркнуть, что операции германской авиации ведутся в соответствии с правилами ведения войны. Атакуются только военные объекты. Если и имели место случаи гибели и ранения гражданских лиц, то это лишь потому, что они находились вблизи от таких объектов. Важно, чтобы это стало известно во Франции и Англии, чтобы не последовали беспричинные репрессии и чтобы мы сами не развязали тотальную войну в воздухе».

После сражения на Бзуре кольцо германского окружения еще туже затянулось на соседних очагах сопротивления в Варшаве и Модлине, но только 24 сентября германские армии были по-настоящему готовы для наступления. Восемь дней назад начались попытки убедить поляков сдаться без боя – «во избежание ненужного кровопролития и разрушения города». И когда германский эмиссар вернулся без результата, 16 сентября десятки «Не-111» из I/KG 4 стали кружить над столицей. Под аккомпанемент осенней грозы они сбросили на город миллион листовок. Они уговаривали население в течение двенадцати часов покинуть город по дорогам, ведущим на восток, если военное командование не примет ультиматум о мирной сдаче.

На следующее утро поляки сообщили о том, что направляют своего эмиссара для переговоров об эвакуации гражданского населения и дипломатического корпуса. В результате этого массированное наступление, намеченное на 17 сентября силами обоих германских воздушных флотов, было отменено. Но польский парламентер так и не появился.

В тот же самый день Красная армия вторглась в Восточную Польшу. Это заставило Гитлера поторопиться. Русские хотели достичь ранее оговоренной демаркационной линии, включавшей Вислу у Варшавы,[6]6
  Секретным параграфом германо-советского Пакта о ненападении, подписанного 23 августа 1939 года в Москве, устанавливалась демаркационная линия по рекам Нарев, Висла и Сан. По пограничному договору от 28 сентября между двумя державами она была перенесена на восток к реке Буг.


[Закрыть]3 октября. К тому времени польская столица должна быть в немецких руках.

Листовки разбрасывались четыре раза: 18, 19, 22 и 24 сентября. Четыре раза польскому руководству объяснялось, что продолжение сопротивления бессмысленно и что ответственность за последующие жертвы в городе ляжет на польских лидеров. Но поляки не отвечали. Вместо этого они укрепляли оборону, рыли окопы вдоль улиц и превращали жилые дома в крепости. Перед предстоящей уличной войной забаррикадировались свыше 100 000 солдат.

Но вначале удар нанесло люфтваффе. С 8.00 25 сентября над Варшавой развернулось жуткое зрелище. Помимо горизонтальных и пикирующих бомбардировщиков, непрерывно сбрасывавших свой смертоносный груз на западную часть города, над домами гудели тридцать транспортных самолетов «Ju-52», загруженных зажигательными бомбами, которые по два солдата на каждом самолете лопатами выгребали за борт.

Рихтгофен, которому Геринг поручил проведение воздушной операции, имел в тот день в своем распоряжении не менее восьми Gruppen пикирующих бомбардировщиков общей численностью около 240 «Ju-87B». Но ни один из них не мог нести на борту зажигательные бомбы, а вместо ожидавшейся Geschwader «Хейнкель-111» ему дали только одну Gruppe транспортных машин. Неуклюжие «Ju-52» стали легкой добычей для польских зенитчиков, и два самолета рухнули, объятые пламенем. Более того, «бомбометание с угольными лопатами» – едва ли совершенный метод ведения боевых действий. Из-за сильного восточного ветра несколько зажигательных бомб упало на свою собственную пехоту.

При виде всего этого войска 8-й армии, образующей западный сектор осадного кольца, пришли в такую ярость, что потребовали немедленно прекратить всякую бомбежку. Несмотря на то что лишь несколько дней назад люфтваффе выручило ту же самую армию в критическом положении на Бзуре, она теперь отказывалась от помощи авиации. Бомбежка, утверждал генерал Бласковиц, только вызывает пожары и дым, которые закрывают от взора объекты, по которым хочет вести огонь его собственная артиллерия.

В десять часов произошла драматическая сцена, когда Рихтгофен полетел в штаб 8-й армии, чтобы исправить положение. Но ни Бласковиц, ни главнокомандующий сухопутными войсками фон Браухич не уделили ни малейшего внимания его аргументам. Тут вмешался и сам Гитлер. Как каменный, он выслушал спор генералов, а затем повернулся к Рихтгофену и произнес одну фразу:

– Продолжайте в том же духе!